Мальчик из Тобольска. Повесть о детстве Д. И. Менделеева

Анатолий Нутрихин

Гимназист Митя Менделеев предстаёт перед читателем в окружении родных, знакомых, учителей, одноклассников, а также ссыльных декабристов. Автор рисует широкую панораму жизни Тобольска начала сороковых годов XIX столетия. Повесть пронизана любовью к Сибири, ее природе и людям. Занимательность сюжету добавляет дружба главного героя с мальчиком из народа, связанным с «лесными разбойниками». Повесть сопровождают неопубликованные ранее архивные документы. Книга адресована юным и взрослым читателям.

В пути

Наступил день отъезда в Тобольск. После завтрака Мария Дмитриевна велела Паше и Мите надеть курточки. Вдруг поднимется ветер? А пыли и в затишье хватает. На случай дождя взяли зонты и плащи.

Багаж был уложен накануне. Однако утром братья вновь проверили содержимое чемоданов: не забыты ли рыболовные снасти, мешочки с «бабками» — гладкими игральными костями, гербарии и чучело бурундука, сделанное дедом Никодимом.

Суета, препирательства между мальчиками, прощание с собакой Стрелкой… Но вот подана неказистая, но прочная бричка. На козлах красуется Ларион. Он облачился в найденный в чулане ямщицкий кафтан, который мал и уже расползся по шву на широкой кучерской спине. Ларион натягивает вожжи, как бы сдерживая лошадей, хотя те ведут себя смирно.

Проводить Менделеевых в город собралось десятка два мастеровых и слуг. По случаю воскресенья на мужиках — белые рубахи из тонкого холста, подпоясанные красными и синими кушаками. Двое или трое в чёрных картузах… Женщины надели разноцветные ситцевые платья и домотканые сарафаны. Мария Дмитриевна — в серой накидке и таком же капоре — вышла из дома, села в бричку, в которой её ждали сыновья, и обратилась к мастеровым:

— Извините меня: плату вам за месяц задолжала. Меня омские купцы подвели. Как получу с них долг, сразу рассчитаюсь.

— Не тревожься, матушка, — откликнулся Сергей Маршанов, — нас огороды, скотинка и охота прокормят. Счастливой дороги!

— Ты, Ларя, будешь в овраг съезжать — коней придержи, там спуск скользкий, — посоветовал Епифан Мальцев.

— Сам не маленький, помолчи… — буркнул кучер.

— Вот язва… Я ему от души, — заворчал Мальцев.

— Успокойтесь, — заметила Мария Дмитриевна. — Едем. Христос с вами!

Малиновый звон колокольчиков огласил округу. И вот уже мелькают спицы экипажа. Бричка нырнула в овраг, в логу свернула направо и вскоре показалась на противоположном склоне. Менделеевы обернулись: с горы им махали. Потом село скрылось за вековыми деревьями. Лес вздымался стеной по краям дороги и лишь временами расступался, освобождая место опушкам, полям ржи и овса. Он то подступал к дороге, то отбегал. Кедры, сосны, ели удивляли Митю своей мощью, высотой, хотя встречались и их зачахшие собратья, утратившие хвою или листву. «Отчего они такие? — беспокоила мысль. — Погибли от избытка влаги? Или здесь был пожар?»

Мерный бег лошадей, плавное покачивание брички, пейзаж однообразный, но полный неизъяснимого очарования… Люди встречались редко. Только возле Ровдушки путешественники увидели богомолок в чёрных платьях и платках. В руках у них посохи, за плечами — берестяные коробы.

Потом повстречался лесоруб, шествовавший рядом с повозкой, гружённой жердями. Езда стала привычной, убаюкивающей. Раза два общее оживление вызвали зайцы, убегавшие с дороги при появлении экипажа.

— Ату-ату, косой! — крикнули Паша и Митя.

Затем они успокоились и начали дремать. И каково было их изумление, когда впереди неожиданно, словно сказочное видение, возник кавалерийский разъезд. Картинно рысили кони, как влитые, плыли в седлах пятеро драгун.

— Стой! — пропел вахмистр, воздев руку в белой, испачканной грязью перчатке. Он натянул повод, и конь под ним присел на задние ноги. «Красив наездник!» — восхитился Митя. А вахмистр с казённой любезностью обратился к Марии Дмитриевне:

— Прошу прощения, сударыня. Не встретили ли в пути подозрительных лиц?

Мальчики смотрели на всадника с любопытством. Он был рослый, с бакенбардами и усами. На боку колыхалась сабля в поблескивающих ножнах.

— Ничего странного мы не видели, — спокойно ответила Мария Дмитриевна. — Надеюсь, можно ехать?

— Следуйте, — разрешил вахмистр и козырнул.

— Извините. Служба-с…

Драгуны удалились рысью, оставив облако пыли.

— Трогай, Ларион, — распорядилась Менделеева, и бричка покатила.

Братья привстали, глядя на удалявшихся всадников. Затем возбужденно спросили:

— Кого они ищут?

— Успокойтесь. Я знаю столько же, сколько и вы.

Мать откинулась на спинку сиденья и замолчала.

Миновали ещё одну деревню. Ветер донёс от крестьянских дворов запах навоза и сена. На поле бабы жали серпами рожь, вязали снопы. Позади жниц высились золотистые копны. Поодаль виднелось гумно. Из его распахнутых дверей долетали звуки молотьбы.

За Ровдушкой потянулось редколесье, сменившееся чащей. Менделеевская бричка догнала громоздкий рыдван, который тащила четверка битюгов, запряжённых попарно цугом. На правой передней лошади ехал верхом юный форейтор, облачённый в малиновый суконный мундир с блестящими пуговицами и синие канифасовые панталоны. Рядом с возницей на козлах сидел мрачный слуга в черкеске и ружьём за плечами. К поясу был прикреплён кинжал.

Занавеска в окне кареты отодвинулась, и выглянуло лунообразное мужское лицо. Пассажир снисходительно поздоровался с Марией Дмитриевной.

Когда рыдван остался позади, Митя полюбопытствовал:

— Маменька, кому принадлежит эта колымага и кто этот толстяк?

— Сосед наш, помещик Нефёдьев Аристарх Григорьевич. Кажется, в Тобольск выбрался, — ответила мать, и по тону чувствовалось, что владелец рыдвана ей несимпатичен.

— Судя по всему, он — важный барин? — спросил Паша.

— Да, богат, а спесив ещё больше! — был ответ. — Его считают человеком ограниченным. Впрочем, обдирать своих крестьян у Нефёдьева ума хватает…

Мария Дмитриевна смолкла: позади, за поворотом дороги, раздались шум, треск упавшего дерева, крики. Грохнуло несколько выстрелов. Залилась яростным лаем собака. Мальчики встревожились. Менделеева перекрестилась и толкнула кучера:

— Вперёд! Быстрее!

Ларион взмахнул кнутом. Он и сам сообразил: что-то случилось. С четверть часа раздавался мерный стук копыт. Кони шли рысью, пока не утомились. Кучер их больше не понукал. Снова стал слышен стрекот кузнечиков.

Братья рассмеялись. Улыбалась и мать. Однако вскоре посерьёзнела и посоветовала прекратить смех.

— Вроде, были выстрелы? — прислушавшись, спросил Митя.

— Да, в лесу стреляли! — согласился брат. — Это охотники. Наверное, гончие собаки настигли волка. Как бы я хотел участвовать в облаве!

Мария Дмитриевна велела кучеру:

— Погоняй лошадей. Они отдохнули.

Бричка поехала быстрее.…А в придорожном лесу пели птицы. Глухо постукивал дятел. Юркая белка сноровисто цепляясь лапками за ствол кедра, соскользнула на землю, обняла шишку и стала лущить. Внезапно зверёк навострил уши и взметнулся на нижнюю ветку дерева. Там белка застыла на миг, вскарабкалась выше и исчезла в густой хвое.

Тревога зверька не была беспричинной. По лесной тропе прочь от большой дороги ехали верхами на лошадях-тяжеловозах, захваченных на дороге, четверо мужиков. На голове переднего белела повязка. Всадник временами хлестал упрямившегося коня хворостиной. Двигались, молча и спешно. Наконец один из конных окликнул главного:

— Передохнём, Анисим. От большака ушли…

Вожак спешился, привязал лошадь к дереву. Так же поступили и остальные. Возле тропы, на сухой прогалине, все сели, достали из торб хлеб, луковицы, вяленую рыбу. Поели, запивая водой из родничка.

— Что ж, братцы? Наказ атамана выполнили, — довольно произнёс Анисим. — Шум устроили. Деньгой и лошадьми разжились. Вот какой кошель у барина отобрал!

Он показал кожаный мешочек. Потом вздохнул:

— Зря ты, Спиря, слугу прикончил. Можно было бы выкуп взять. Душу, хотя и не православную, загубил…

— Он на меня пистолет нацелил, — оправдывался Спиридон.

— Не попал бы, — предположил один из мужиков. — Я — иное дело: не ударь, он бы меня кинжалом пропорол…

— Полно препираться: дело сделано — сказал Анисим, — отдохнём чуток и поедем.

Мужики легли в копну сена, смётанную на опушке, и уснули все, кроме вожака. А он перебирал в памяти происшедшее…

Лесовики сидели в придорожных кустах. Пропустили две крестьянские телеги. Потом показалась бричка, судя по виду, барская. В ней, кроме кучера, сидели два человека.

— Пальнём артельно иль как придётся? — спросил Спиридон.

Анисим всмотрелся:

— Погодь! Не та птица летит: это управляющая из Аремзян с сыновьями. Разве я свою благодетельницу трону? У них и денег не густо…

— Мы — не душегубы, — согласился один из лесовиков. — Грабим тех, у кого мошна туга. Да и с умом их встречать надо. Повалим вон ту сосну и на дорогу…

Бричка Менделеевых, между тем, миновала засаду. Когда она проехала, на большаке застучали топоры… Дерево упало и преградило путь подъехавшему помещичьему рыдвану. Нападавшие выстрелили и ранили телохранителя, который успел разрядить свой пистолет. Пуля задела голову Анисима.

Разбойники убили барина и сопротивлявшегося вооруженного слугу. Форейтор в суматохе убежал, за ним не гнались. Кучера стукнули по голове, и он упал в канаву. Разбойники выпрягли лошадей и уехали на них в лес.

…Вечером к околице Чукманки прибрёл нефёдьевский форейтор и, хныча, рассказал старосте о нападении. Послали за исправником, который на следующее утро приехал в деревню в сопровождении стражников. Прихватив десятских, вооружённых двумя ружьями и дубинами, и взяв с собой форейтора, исправник двинул свою рать к месту происшествия. Слуга привёл всех к поваленной сосне, где лежал опрокинутый рыдван.

— Лошадей-то злодеи увели, — вздохнул десятский. — Лихой народ!

— Кто же оставит добрых коней? — откликнулся другой. — С понятием работали…

— Полно болтать, — крикнул исправник, велев осмотреть кусты.

Стражники для храбрости пальнули в чащу из ружей, полезли в придорожный кустарник и вытащили тела барина и охранника. Кучера, живого, но неспособного идти, отправили в Тобольск.

— Осторожно везите, — напутствовал исправник. — Он свидетель!