Клуб частных расследований (Сезон 1)

Александр Николаев

Журналист – фрилансер Игорь Зарубин – основное действующее лицо дискретного остросюжетного романа. Он обладает незаурядным писательским талантом, имеет хорошую физическую подготовку благодаря службе в спецназе и увлечению восточными единоборствами. Все это, и некоторые паранормальные способности, данные от природы, помогают ему распутывать сложные и необычные, сопряженные с мистикой, ситуации, в которых оказывается он сам и окружающие его люди. Результаты подобной деятельности журналиста впоследствии становятся основой для его художественных публикаций. В Городе, который фигурирует в рассказах, Игорь Зарубин известен как писатель, журналист и человек, берущийся расследовать то, от чего отказываются официальные правоохранительные органы. В этой полной опасностей работе ему помогает друг детства – ныне майор полиции, возглавляющий городской отдел по расследованию убийств – Алексей Успенцев. В шутку они называют друг друга Холмс и Ватсон. В процессе расследования одного из дел («Изумрудная скрижаль») они помогают попавшей в беду девушке – Даше Атанази. Она становится третьей в их компании в качестве мисс Хадсон. После этого молодые люди образуют неформальный Клуб Частных Расследований. Продолжение следует!

НЕ ЗАГОНЯЙТЕ КРЫСУ В УГОЛ

1

Меня зовут Игорь Зарубин. Мне тридцать пять лет, мой рост составляет один метр восемьдесят три сантиметра, вес — семьдесят девять килограммов. Я журналист, работаю в свободном режиме, в основном, на редакцию нашей городской «Вечерней газеты» и на ряд иногородних издательств. Сейчас человека, который, являясь внештатным сотрудником, самостоятельно планирует свою деятельность, называют фрилансером. Так что я и есть типичный представитель этой пока ещё узкой прослойки современного общества.

Моим хобби является журналистское расследование различных запутанных дел, с которыми наши граждане по каким-то причинам не хотят обращаться в полицию. Обычно материалы такого рода редакторы охотно принимают к печати, поскольку они мгновенно повышают тираж газет и журналов. У меня хорошо получается эта работа, которую не всегда можно назвать безопасной.

Друг моего далёкого детства — майор полиции Алексей Успенцев — вот уже несколько лет возглавляет городской убойный отдел. Так уж случилось, что от рождения мы с ним жили в одном подъезде — я на четвёртом, а он на пятом этаже, — посещали один и тот же детский сад, учились в ближайшей школе, и только университеты развели нас по разным городам. Я учился в Киеве, а мой друг — в Харькове.

Где-то в седьмом классе, прочитав рассказы Конан Дойла о приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона, мы с Лёшкой решили, что наша взрослая жизнь будет полна таких же необыкновенных историй. С тех пор прошло много лет. Наши детские планы несколько изменились, но, в целом, благодаря своей работе и особенностям характера, мы не можем пожаловаться на отсутствие острых моментов, добавляющих адреналин в текущую обыденность бытия.

Имея доступ к различной информации, в том числе и закрытой, майор Успенцев является не только надёжным помощником в моей работе, но и тем человеком, который каждый раз после завершения очередного приключения утверждает, будто бы его опыт подсказывает, что стремление достичь в журналистских расследованиях высот Шерлока Холмса рано или поздно пагубно сказывается на здоровье разного рода дилетантов. В особенности, если в критической ситуации его, то есть Алексея Успенцева, не окажется рядом, как, увы, уже случалось не раз. На эту сентенцию, игнорируя намёк в отношении дилетантов, я уже привычно отвечаю: «Спокойно, Ватсон! Никому ещё в этом мире не удалось обмануть свою судьбу».

Пятница, вне всякого сомнения, лучший день недели. Впереди не только суббота и воскресенье, но ещё и вечер, когда можно или расслабиться от текущих проблем и просто побездельничать, или завершить нечто важное, после чего уик-энд станет только ярче и послужит прологом для очередного этапа в жизни не обременённого семьёй ещё достаточно молодого человека.

Отношения с моей нынешней подругой подошли к тому моменту, когда всё отчётливее понимаешь, что перспектив они не имеют, и пора разрывать этот случайно образовавшийся альянс, сделав это как-то наименее болезненно для обеих сторон. Я думал сегодня провести с девушкой последний вечер, аккуратно расставить точки в нужных местах и расстаться, сохранив, в общем, довольно приятные воспоминания об этом коротком эпизоде в своей биографии.

Предстоящий разговор несколько омрачал пятничное настроение, но это обстоятельство не являлось критическим. Так, по крайней мере, мне казалось, когда часы на стене моего кабинета показали шесть часов. На улице подходил к концу май, погода была просто чудной, и я пригласил Вику к семи часам вечера в ресторанчик, недавно открывшийся на набережной. В нем веранда со стеклянным полом была вынесена в сторону реки, создавая у посетителей, сидевших над водой, необычное впечатление.

Я успел принять душ, переодеться и без четверти семь уже расположился за дальним столиком в углу, рассматривая пять ярко-жёлтых роз, стоящих в вазе. Вика любила этот цвет, считая его символом удачи и богатства. Она появилась на набережной за несколько минут до семи. Удивительно, но эта девушка никогда не опаздывала. Мы с ней встречаемся уже более полугода, но я не припомню случая, чтобы мне пришлось ждать её: она всегда приходила вовремя.

Красивая стройная брюнетка лет тридцати, хозяйка популярного в нашем городе салона красоты, она до сих пор оставалась для меня некоторой загадкой. Обычно, знакомясь с человеком, я со временем привычно составляю его психологический портрет. И мне всегда это удавалось, но только не в случае с Викторией. Мои попытки проникнуть в её внутренний мир и прошлую жизнь каждый раз наталкивались на невидимый ментальный барьер, преодолеть который я так и не смог.

Это обстоятельство, признаться, порядком раздражало, но потом я решил, что от эффектной умной подруги, с которой очень нескучно в жизни и постели, не стоит требовать большего. Ведь единственной, собственно, причиной для растущего внутреннего дискомфорта был её холодноватый взгляд, который мне случалось иногда ловить на себе. Я пишущий человек с достаточно развитым воображением, и в мою голову всё чаще приходила неуютная мысль, что именно так рассматривает самка богомола своего возлюбленного, находящегося на пике любви.

Я сделал пару шагов навстречу Виктории, привычно поцеловал упругую складочку в уголке губ и усадил за стол. Она обрадовалась цветам и удобнее устроилась в кресле:

— По какому поводу гуляем сегодня?

— Повод, как ты догадываешься, можно найти всегда. Например, сегодня пятница, число, слава Богу, не тринадцатое, погода просто шепчет о необходимости выпить и расслабиться. Этого уже достаточно для начала.

Она внимательно посмотрела на меня:

— Но можно и продолжить этот перечень, не так ли?

Её интуиция всегда поражала меня:

— Да, любой перечень при желании можно продолжить, но не будем спешить, если ты не возражаешь. Что бы ты хотела выпить?

— Виски со льдом, пожалуй.

Вика, видимо, задалась целью удивлять меня сегодня.

— И что так? Почему, например, не «Киндзмараули»? Ты же любишь вино, а хозяин этого заведения утверждает, что его доставляют сюда в бочках прямо из Грузии. Проверить это, конечно, сложно, но очень похоже на правду.

— Нет, пусть будет «Джек Дэниэлс». Сегодня хочется чего-то более крепкого.

— Как скажешь, дорогая, виски так виски. Так, может, какой-нибудь односолодовый?

— Нет, хочу, чтобы был «Джек Дэниэлс».

Мне показалось, что в её голосе промелькнула едва заметная жёсткая нотка. Раньше этого не случалось. Где-то в глубине моего сознания родилась и тут же угасла искра лёгкого раздражения. Мы заказали всё, что полагается к виски. Официант быстро принёс янтарный напиток, минеральную воду, тонко нарезанную бастурму, набор сыров и удалился, сказав, что телячьи стейки и запеченные на углях овощи будут готовы приблизительно через полчаса.

— Хочу предложить тост, — сказала Вика, подняв стакан. — За наше будущее! Если, конечно, ты не возражаешь, дорогой.

— Зачем же возражать: будущее у нас состоится в любом случае, и это вряд ли зависит от нашего желания. Я, например, собираюсь жить очень долго и, по возможности, счастливо. Поэтому уточняю: не просто за будущее, а за счастливое будущее. Надеюсь, у тебя нет иных возражений по этому поводу?

— Рада за тебя, дорогой, но я имела в виду не просто будущее, а наше совместное будущее: моё и твоё. И, разумеется, счастливое.

— Вот как… Такое продолжение наших отношений мы ещё не рассматривали. Наверное, это стоит обсудить, дорогая, но для начала давай просто выпьем, как ты и предложила с моим небольшим уточнением. За наше счастливое будущее — твоё и моё, которое начинается вот уже сейчас, с этого момента.

— Хорошо, давай выпьем и будем считать, что отсчёт этого нашего будущего уже пошёл.

Мы, непривычно внимательно глядя друг другу в глаза, сдвинули наши стаканы и, не сговариваясь, выпили их содержимое до дна. Про себя я отметил, что разговор, хотя и начался не совсем так, как хотелось бы, но по его направленности, в целом, отвечал моим замыслам.

Оценив качество бастурмы, я наполнил стаканы, добавил по кусочку льда и осторожно спросил:

— Прости за вопрос, но почему именно сегодня ты решила поднять вопрос о нашем совместном будущем?

Она пожала плечами:

— Не могу сказать, почему именно сегодня, хотя с самого утра мне непременно хотелось знать, каким ты видишь свою будущую жизнь, и какое место в ней отведено мне. Мы встречаемся с тобой уже более полугода, и мне кажется, нам комфортно быть вместе. Мы оба не бедны, умеем зарабатывать деньги и могли бы построить хорошую совместную жизнь. Извини, но если мужчина в тридцать пять ещё совсем молод, то женщине в моём бальзаковском возрасте уже стоит подумать о детях и о том, кто будет их отцом. Мы никогда не говорили об этом, но рано или поздно к этой проблеме пришлось бы обратиться. Так почему бы не сегодня? Или у тебя, дорогой, другие планы в отношении меня, о которых мне не известно?

Я усмехнулся:

— Твой последний вопрос прозвучал как-то угрожающе. Тебе так не показалось, дорогая?

— Нет, не показалось. Может, я задала его несколько жестковато, но зато прямо, без ненужных виляний: не тот это случай, когда нужно прибегать к иносказаниям. На прямой вопрос такого рода должен быть дан такой же прямой ответ: либо да, либо нет.

— Боже мой, да что это с тобой сегодня? Я не узнаю тебя, Вика. Скажи, у тебя что-то случилось за эти пару дней, когда мы не виделись?

— Возможно, но это не имеет никакого отношения к теме нашего разговора. Кстати, давай выпьем, раз ты уже налил.

— Хорошая мысль, может, это позволит как-то снизить так неожиданно разразившийся накал страстей за этим столом.

— Может, но не уверена, поскольку ещё не накалялась.

— Даже так? Ты ещё не накалялась, но, надо полагать, что всё ещё впереди… Вот уж действительно, чудны дела твои, Господи. Тогда за тебя, Вика, твоё здоровье, дорогая!

— Спасибо, дорогой!

К этому времени я уже ощущал, как во мне просыпается тот самый дворовой пацан, который никогда не допускал насилия над собой. Внешне это было незаметно, но внутри меня как бы возникала стена, за которой оставалась большая часть воспитания вместе с возможностью компромисса. В такие минуты даже Успенцев остерегался пускать в мою сторону свои привычные шуточки.

Я отхлебнул воды, рассматривая сидящую передо мной девушку. Если ещё перед выходом из дома меня одолевали какие-то сомнения в правильности моего решения, то теперь они отпали начисто. Она, не поднимая головы, аккуратно разрезала крупные маслины пополам. Этих долек на тарелке было уже довольно много, но она продолжала резать.

— Скажи, Вика, — продолжил я разговор, — а каким ты представляешь отца твоих будущих детей?

Она нанизала на вилку несколько половинок маслин и тщательно прожевала их, рассматривая при этом меня, словно видела впервые.

— Это несложно, мой дорогой. Он должен быть из интеллигентной семьи, умён, образован, с хорошим чувством юмора. Отец моих детей создаст им впоследствии достойную жизнь и защитит в случае опасности. Я же, в свою очередь, обеспечу ему соответствующий имидж, секс — это не сложно — и при этом он совсем не обязательно должен любить меня. Это лишнее: мы ведь цивилизованные люди. Короче, ты, Игорёк, как никто другой подходишь под это описание.

— Спасибо, дорогая, твой ответ был исчерпывающим. Не хочешь выслушать от меня подобный вопрос?

— А зачем? Что тебя не устраивает во мне?

— Ты не поверишь, но многое.

— Даже так?

— Увы, даже так. Например, мне хотелось бы знать, радость моя, была ли ты замужем?

Виктория взяла бутылку, молча наполнила наши стаканы, и так же молча отхлебнула виски.

— Ну, допустим, была… Что это меняет? Ты ведь никогда раньше не спрашивал об этом. В моём возрасте из десяти девушек девять успели хотя бы раз побывать замужем. Кого этим удивишь в наше время?

— Ты как всегда права: этим никого не удивишь, и меня — в том числе. Но я хотел бы также знать, кем был твой муж, где он сейчас и чем занимается.

— Зачем это тебе?

— Я так хочу. Этого достаточно?

Тон, которым была произнесена эта фраза, заставил её сделать ещё один глоток виски.

— Ну, хорошо, если ты настаиваешь. Мой муж, насколько я знаю, последние лет десять служил наёмником в разных странах.

— В каких именно?

— Чечня, Приднестровье, Сербия, потом ещё где-то, но я уже не припомню.

— Салон куплен на его деньги?

— Да, за исключением небольшой части, принадлежащей моему брату.

— Рад узнать, что у тебя, оказывается, есть ещё и брат. А что значит «служил»? Он погиб или пропал без вести?

— Скорее второе, поскольку вот уже два года от него не было никаких известий.

— Это интересно! То есть ты не уверена в том, что твой муж погиб, и, тем не менее, рассматриваешь вариант, в соответствии с которым я становлюсь отцом твоих будущих детей. А что, если он жив, и у него окажутся свои планы и на тебя, и на салон, да и на меня, если копнуть глубже?

— Не бери в голову: он не объявится.

— Отчего ты так уверена?

— Оттого! Знаю и всё. И не нужно больше пустых вопросов, давай лучше выпьем по традиции за любовь: это же третий тост.

Я символически пополнил наши стаканы, мы молча чокнулись и выпили.

— Хочешь ещё о чём-то спросить?

— Конечно, например, где находится твой брат, чем он занимается, и почему я раньше ничего не слышал о нём? Он у тебя что, агент под прикрытием?

— Зачем тебе это? У брата своя жизнь, у меня — своя.

— Допустим, хотя деньги в салон, по твоим словам, он вложил. Так где же он?

— Здесь, в городе. У него небольшое частное охранное предприятие.

— Тоже забавно. Часто за такими предприятиями кроются не совсем законные дела.

— Почему ты так решил?

— Ты забываешь о специфике моей работы, о том, где и кем служит мой друг. Ну хорошо, оставим в покое брата. А ваши родители живы?

— Увы, нет. Они погибли в дорожной аварии, когда мне было пять лет, а брату — пятнадцать. Мы оба воспитывались в детском доме, и это отдельная тема для разговора, который мне неприятен. Ещё будут вопросы?

— Пока нет, мне есть о чем подумать.

— Тогда я выйду подпудрить носик, дорогой, а ты пока задумайся заодно и над моим предложением.

Она ушла, и я, глядя ей вслед, думал о том, что она, безусловно, красива, умна и, очень может быть, даже в какой-то мере опасна. Последнее предположение родилось интуитивно, как следствие сложной работы сознания. Я всегда доверял этому чувству, и оно никогда не подводило меня. Успенцев даже как-то заметил, что, наверное, в предыдущей своей жизни мне пришлось быть хищником, и, скорее всего, волком. У моего друга вообще бурная фантазия, но просто поразительно, как часто при этом он оказывался прав в своих смелых предположениях.

Виктория вернулась спустя десять минут.

— Ну, и что ты решил, дорогой?

— Я решил, дорогая Виктория, что сегодня ты на редкость категорична и прямолинейна, чего никогда не случалось с тобой раньше. Не знаю, чем это вызвано, но причина должна быть. Я не стану допытываться, что стоит за этим, но вынужден ответить тебе отказом. Прости, если это не вписывается в твои матримониальные планы.

Она довольно долго рассматривала меня, прежде чем эта фраза сорвалась с её губ:

— Ты понимаешь, что сейчас унизил женщину, которая предложила тебе свою руку и сердце, как было принято говорить в незапамятные времена? Хотя это предложение должно было следовать от тебя, поскольку из нас двоих — ты мужчина, но ты этого не сделал. Не боишься женской мести?

В эту минуту я с трудом удержался от грубого ответа и, выдохнув воздух, произнёс:

— Нет, не боюсь. А в отношении предложения руки и сердца должен заметить, что оно было сделано в весьма специфической форме. По крайней мере, мне так показалось.

— Прости, уж как смогла. Так говоришь, что не боишься женской мести? А напрасно, достать можно любого. И тебя в том числе, дорогой.

— У тебя, насколько я понимаю, есть опыт?

— Нет, но я знаю людей, у которых он имеется.

— Ты пытаешься испугать меня?

— Нет, просто предупреждаю. Ты, Игорёк, на досуге подумай ещё над моим предложением. В нем есть смысл, несмотря на его деловую форму и некоторое отсутствие любовной составляющей. Можешь позвонить до полуночи, я поздно ложусь спать, ты же знаешь.

Она залпом опорожнила свой стакан и поднялась из-за стола:

— Пока. Ты не простудись здесь, моим детям нужен здоровый отец.

Я не выдержал и рассмеялся:

— Пока, моя несостоявшаяся подруга. Ты особенно не напрягайся в попытке достать меня. Поверь, это напрасный труд.

— Посмотрим, дорогой. Утро, как говорится, вечера мудренее. А тем более, если вдруг окажется, что это и не утро вовсе, а глубокая ночь.

Она взяла свою сумочку и ушла, слегка покачивая бёдрами. Вскоре стих звук её каблучков за поворотом, а вместе с ним ушел в прошлое и очередной кусочек моей жизни.

Стало отчего-то грустно. Потягивая виски, я в одиночестве просидел ещё около часа, глядя на желтые розы, оставленные рассерженной Викой, на светлеющую в темноте гладь воды, на огни прогулочных катеров, медленно идущих к причалу, затем расплатился и по набережной, заполненной гуляющей молодёжью, не спеша отправился домой. Казалось, принятое утром решение состоялось, но тогда почему в глубине души затаилось какое-то тревожное чувство опасности? «Издержки вечернего разговора, — подумалось мне, — не более того». И я лёг спать.

День выдался тяжёлым, с неприятным окончанием, но алкоголь, хвала его создателям, быстро перенёс меня в блаженный мир небытия, подальше от текущих забот. И я совершенно забыл о том, что срок принятия мною решения, обозначенный Викторией, истекает ровно в полночь.

2

Мне очень редко видятся сны. Настолько редко, что в моём случае эту особенность человеческого организма можно и вовсе не принимать во внимание. Но этой ночью мне снился сон. Он был настолько ярким и отчётливым, словно всё происходило со мной не в параллельной реальности, а где-то здесь, наяву.

Была ночь. Я, что было сил, бежал по узкой тропинке от самой станции, на которой сошёл, повинуясь чьему-то приказу, потому что там, в глубине зарослей находился близкий мне человек, и ему нужна была помощь. В разрывах облаков над верхушками деревьев иногда можно было увидеть яркие звёзды, но их свет не позволял увидеть Того, кто крался где-то рядом в тёмном кустарнике. Я знал, что меня преследует зловещее Нечто, и не просто преследует, а гонит в нужном ему направлении. Это стало понятно сразу, как только я вошёл в лес.

Мои волосы были совершенно мокрыми от пота, который холодными струйками сбегал по спине, груди. Сердце пульсировало так часто, что казалось, ещё немного — и оно разорвётся на мелкие кусочки, кровь перестанет омывать клетки моего тела, и я умру среди этого жуткого леса. Глотая пересохшим ртом воздух, не в силах бежать больше, я остановился. И в этот момент окружающее пространство заполнил невыносимый звон, шедший словно отовсюду и разрывающий голову.

Тяжело дыша, я проснулся, не понимая, где нахожусь и что происходит. Комната была залита неярким светом уличных фонарей. Светящиеся стрелки часов на стене показывали три часа ночи. На прикроватной тумбочке неистово звонил и вибрировал ноутбук. Кто-то предлагал мне выйти в скайп. Номер звонившего мне ничего не сказал, но кто бы это ни был, должна иметься серьёзная причина, чтобы оторвать человека ото сна в такое время. Чуть помедлив, я включил связь.

— Не отключайтесь, — услышал чей-то холодный голос.

— Вы кто? Что вам нужно в такое время?

— Мне нужен Игорь Зарубин.

— Это я. Что случилось?

— Игорь, прошу прощения за фамильярность, я сейчас произнесу несколько фраз, а вы поправьте меня, если вам эта информация покажется неверной. Только прошу, не нужно преждевременных вопросов.

— И всё же, кто вы?

— Скажем так: я вам не друг. Пока этого достаточно, поскольку нам ещё предстоит познакомиться лично.

Адреналин, обогативший мою кровь во время жуткого сна, полностью вернул мне возможность мыслить трезво. Не напрасно этот незнакомец звонит мне в такое время. Какие-то козыри явно были в его колоде карт, и очень было интересно узнать, какие именно. Я включил в телефоне диктофон на запись, положил его рядом с ноутбуком и произнёс:

— Хорошо, я слушаю вас.

— Ваш друг, майор Успенцев в настоящее время находится в зарубежной командировке и появится в городе только через неделю. Ваш отец проходит курс восстановительной терапии в Севастополе после недавно перенесенного гипертонического криза. Ваша мать живет сейчас одна в квартире по адресу, который в случае необходимости я вам могу продиктовать.

Насколько мне известно, это единственные люди, которые вам по-настоящему дороги. При этом вы сильнее всего привязаны к матери, в связи с чем я лично вам искренне завидую. Мне, к сожалению, не пришлось испытать подобное чувство. Скажите, моя информация верна на этом этапе?

— Да, вы всё сказали верно, — настороженно ответил я. — И что дальше?

— А дальше я попрошу вас позвонить вашей маме. Вы убедитесь, что её нет дома. Я снова выйду на связь ровно через десять минут, и, прошу вас, не звоните больше никому. Так будет лучше, прежде всего, для вашей мамы.

Почему-то я сразу поверил, что его слова — это не блеф. Стационарный телефон на квартире родителей молчал, отключённым оказался и мобильный телефон, чего не могло быть по определению. У нас с мамой был договорено, что сотовая связь, учитывая возраст моих родителей и состояние их здоровья, не должна прерываться ни на секунду. Я сам оплачивал эту услугу, и отключить телефон за неуплату не могли.

Звонок раздался ровно через десять минут. К этому времени я уже был одет так, будто собрался на войну: грубые ботинки, брезентовый камуфляж, футболка.

Всё тот же холодный вежливый голос:

— Ну что, Игорь, вы убедились в том, что вашей матери нет сейчас дома?

— Да, убедился. Где она?

— Она у меня. Хотите убедиться в этом?

— Хочу, разумеется.

— Как пожелаете. Валентина Петровна, возьмите, это ваш сын.

— Игорёчек, — послышалось в трубке, — это я. Скажи мне, что происходит? Кто эти люди и что им нужно?

— Мама, прошу тебя, успокойся! Всё будет хорошо, поверь мне. Расскажи коротко, что случилось.

— Я проснулась оттого, что звонили в дверь. Женский разгневанный голос сказал, что у меня где-то прорвало трубу, и вода заливает соседей. Попросили открыть дверь, чтобы сантехник устранил течь. Я, разумеется, открыла, и только потом вспомнила, что вначале нужно было позвонить тебе, как мы договаривались. Какие-то люди в масках ворвались в квартиру, мне чем-то брызнули в лицо, после чего я потеряла сознание. Очнулась уже здесь, в этой комнате без окон. Игорёк, мне страшно! Умоляю, сделай что-нибудь…

В её голосе послышались с трудом сдерживаемые слёзы.

— Мама, я очень прошу тебя, возьми себя в руки. Я решу эту проблему в течение нескольких часов. Утром ты уже будешь у себя дома. Не плачь, всё будет хорошо. Ты меня слышишь?

— Да, сынок. Я постараюсь не плакать.

В трубке раздался какой-то шум, и тот же голос спросил:

— Ну что, Игорь, теперь вы знаете, что ваша мама находится у нас, и что она цела и невредима.

— Да, знаю. Что вам нужно от меня? Скажите, и я всё сделаю. Даю слово, только отпустите маму. Поверьте, это лишнее, зачем травмировать немолодую женщину с больным сердцем.

— Ваша мама произвела на нас неизгладимое впечатление своей интеллигентностью и воспитанием. Искренне завидую вам. Я рад был бы выполнить вашу просьбу, но, увы, мама останется у нас до тех пор, пока мы с вами не завершим то, ради чего нам пришлось идти на этот совершенно безнравственный поступок, отягощая свою совесть ещё одной статьёй уголовного кодекса. К тому же такой непривычной, как похищение человека. Это, знаете ли, при хорошем подходе со стороны прокурора может и на пожизненное потянуть, что крайне неприятно.

— Искренне сочувствую, мне даже понятны ваши угрызения совести, но, если можно, давайте ближе к делу. Что вам от меня нужно?

Человек в трубке коротко рассмеялся:

— Вас даже в такие минуты не покидает присущее вам чувство юмора. Признаюсь, я поклонник вашего писательского таланта. С удовольствием, знаете ли, читаю ваши статьи и рассказы. Но, как вы сказали, ближе к делу. А дело состоит в том, что я должен лишить вас всех ваших активов.

Заранее предупреждаю, возле вашего дома стоит автомобиль с аппаратурой, которая фиксирует и анализирует все звонки, исходящие не только из вашей квартиры, но и из вашего дома. Поэтому не стоит звонить вашему другу майору, не стоит обращаться в полицию или к кому-то ещё. Если это обнаружится, вы очень быстро получите пакет с какой-нибудь деталью вашей мамы. Например, это может быть кисть руки или стопа. Вы меня понимаете?

— Да, мне всё понятно, — пытаясь быть спокойным, ответил я, — но предупреждаю, если вы нарушите слово, и с мамой что-то подобное случится, то всю оставшуюся жизнь я буду искать вас, непременно найду и тогда, уж поверьте мне на слово, вы будете просить меня убить вас, но я этого не сделаю. Вы в полной мере узнаете, что такое побывать в аду. Вы меня хорошо поняли?

— Да, я понял вас, — после некоторого молчания произнёс всё тот же голос, — вы серьёзный, надо полагать, человек. Но не стоит беспокоиться, если вы выполните наши условия, ваша мама вернётся в целости и сохранности. Это я обещаю. Даю слово офицера, кем я был в своей прошлой жизни.

— Хорошо, я слушаю вас, бывший офицер. Объясните подробнее, каких именно активов вы должны меня лишить?

— Это несложно. Вы должны будете избавиться от всех денежных вкладов, а также движимого и недвижимого имущества. Чем быстрее вы это сделаете, тем скорее ваша мама вернётся к вам. Кстати, её квартира тоже входит в число ваших активов.

Я замер. Запросы незнакомца были более чем серьёзными. После этого мне, по сути, предстояло начать жизнь заново. И, кроме того, напрямую затрагивалась жизнь родителей.

— И как же вы собираетесь избавить меня от этих активов? Кстати, не обольщайтесь: у меня не так много вкладов, как это могло кому-то показаться.

— У вас в кабинете сейф находится за книгами на средней полке. В нём лежат шесть договоров на депозитные вклады. Вклады и в самом деле небольшие: примерно, на двести пятьдесят тысяч в национальной валюте и на пятьдесят две тысячи в американских долларах. Кроме того, насколько нам известно, у вас есть ещё и депозитная ячейка в банке? Кстати, не подскажете, что хранится в ней?

— Отчего же, подскажу: в настоящее время она пуста, а то, что было в ней, не так давно было превращено в те самые доллары, о которых вы прекрасно осведомлены. Не поделитесь секретом: откуда такие знания?

Человек на том конце линии коротко рассмеялся:

— К сожалению, я не могу вам сказать это. Этика профессии, так сказать.

— Ну, хорошо. Сейчас ещё глубокая ночь. Как вы собираетесь осуществить вашу акцию в такое время? Ведь нужен, насколько я понимаю, нотариус, затем доступ к банку.

— Не волнуйтесь, нотариус будет вовремя. И, конечно же, до завершения операции вам с мамой придётся пару дней побыть у меня в гостях. Поэтому, Игорь, берите все договоры и необходимые документы. За вами заедут, вы посетите квартиру родителей, где возьмёте такие же бумаги. После этого вас привезут ко мне, где мы и завершим начатое дело. Договорились?

— Да, я буду ждать звонка. И последнее, не подскажете, кому я обязан этой проблеме?

— Я уполномочен непременно сказать вам об этом после завершения операции.

— Очень буду вам обязан. Я уже должен этому человеку, а свои долги нужно отдавать: так меня учили мама с папой. И поверьте, в этом случае я буду очень стараться.

— Желаю удачи. Вам позвонят минут через двадцать.

Экран компьютера погас. В моём распоряжении было совсем немного времени для принятия решения.

3

Я не собирался сдаваться так просто, как хотелось этому человеку. Они знали, куда ударить: ради безопасности мамы я готов был выполнить все его условия. Но из опыта собственных расследований и по рассказам Успенцева мне было известно, что даже после того, как меня избавят, по сути, от всего, что удалось заработать к этому моменту, нельзя быть уверенным в том, что нас оставят в живых. Обычно от ненужных свидетелей избавляются. Кроме того, на продажу квартиры родителей нужно было получить и согласие отца, который в настоящее время находился в Севастополе. Как быть в этом случае? Хотя, наверное, они каким-то образом продумали и эту ситуацию. Например, при наличии карманного нотариуса цепочка договоров купли-продажи позволит решить и более сложную задачу.

Мы с Успенцевым начали изучать боевое самбо случайно. Это было в восьмом классе. Как-то, возвращаясь вечером из спортзала, где занимались в секции спортивной гимнастики, мы стали свидетелями того, как немолодой человек играючи расправился с тремя молодчиками, которые пытались затащить в машину девушку. Это было впечатляющее зрелище. Такие приёмы можно было увидеть разве что в голливудских боевиках, заполнивших экраны видеосалонов, появившихся в середине девяностых. Ещё большим стало наше удивление, когда в этом человеке мы узнали соседа по подъезду. Домой мы пошли вместе.

В разговоре выяснилось, что дядя Коля, так мы его называли, в своё время служил в особом подразделении ГРУ СССР. Там он и приобрёл эти навыки самообороны без оружия. Ему было скучно доживать одному в малогабаритной квартире, и он предложил обучить нас кое-чему из того, что умел сам, держа это в секрете от окружающих. В этом был элемент тайны. А что может быть интереснее тайны для мальчишек в пятнадцать лет? Так мы стали заниматься боевым самбо с нашим первым учителем.

Это была серьёзная школа. Большинство приёмов, которым он обучал нас, были направлены на ликвидацию противника в самых неожиданных ситуациях. Чаще всего это нужно было сделать голыми руками, или с помощью любых предметов, которые всегда можно найти поблизости. Это могли быть, например, авторучка, расчёска, спички и многое другое, что на первый взгляд не вызывало опасений у противника.

Наше обучение у дяди Коли длилось чуть более трёх лет, и научились мы многому. Потом я, пролетев мимо университета, попал в армию, где два года провёл в спецназе, обучаясь, по сути, тому же: искусству убивать людей, но уже с помощью оружия, как огнестрельного, так и холодного. Успенцев пошёл тем же путём, обучаясь в спецшколе МВД.

С тех пор прошло почти двадцать лет, и всё это время мы только шлифовали наши умения у различных тренеров. Процесс совершенствования боевых искусств — это как наркотик: раз приняв его, ты становишься зависимым от неограниченных возможностей, которые раскрывает перед тобой мир и философия закрытых школ. Мы с Успенцевым большую часть наших отпусков провели в горах Китая, доступ в который перестал быть проблемой. Немало нам дали и московские мастер-классы, занятия в которых стоили неслабых денег. Скажу без лишней скромности: в настоящее время мы были серьёзными противниками в любой среде, от спортивной до уголовной.

Эти умения не однажды спасали нас в самых разных ситуациях, которыми богата повседневность как начальника отдела по раскрытию убийств, так и журналиста-фрилансера, занимающегося, по сути, частным сыском. Об этих умениях мы старались не распространяться, и даже подруги, время от времени появляющиеся в нашей жизни, не всегда догадывались, какие тренировки мы посещаем три раза в неделю. И я очень надеялся на то, что это не было известно звонившему мне вежливому человеку.

Я собрал все необходимые документы в особый кейс, который не так давно подарил мне ко дню рождения Лёшка. Его особенность заключалась в том, что открыть его мог только я после того, как особое устройство в нём одновременно сканировало большие пальцы правой и левой руки. Расстояние между точками сканирования составляло примерно сорок сантиметров. То есть если те люди решат надеть на меня наручники, им придётся снять их, пусть даже на короткое время. Иначе бронированный изнутри кейс открыть было крайне непросто. Это давало какой-то шанс.

В кейс под бумаги я положил старый ТТ образца 1943 года с полной обоймой патронов и взведенным курком. Этот пистолет я приобрёл как-то у одного бомжа лет десять назад. Так с тех пор он и лежал у меня в сейфе рядом с заявлением без даты, в котором я просил начальника местной полиции принять этот случайно найденный мною предмет. Сейчас он был очень кстати. По крайней мере, мне так казалось.

В армии у меня был друг родом из Алматы. Его звали Арстын. Он научил меня, как можно незаметно спрятать в поясе брюк басовую струну от гитары и как использовать её в драке. По его словам, это было впечатляющее зрелище, когда он особым образом вращал струну в темноте. Противники хватались за окровавленные лица, не понимая, откуда исходит эта невидимая опасность. Найти на ощупь это оружие на человеке было непросто, практически невозможно. Такая струна всегда была при мне в тех случаях, когда я чувствовал, что ситуация может обостриться до предела. Сейчас был тот самый случай.

За щекой я поместил половинку бритвенного лезвия. Этому приёму меня обучил один старый зэк. Я, правда, так и не смог выплёвывать его настолько искусно, как это проделывал он, попадая точно в цель, например, в глаз противника, но хранить острую полоску стали во рту и не порезаться при этом научился.

Теперь я был готов выйти из дома. Часы показывали, что у меня в запасе есть ещё около семи минут. Я присел на диванчик в прихожей и стал размышлять над тем, кому мог так сильно перейти дорогу, что меня, по сути, заказали. Понятно, что в моём возрасте я сумею ещё подняться, но, правда, при условии, что выйду живым из этой ситуации. А вот в этом как раз и не было уверенности.

Я прошёлся по последнему году своей жизни, тщательно заглядывая даже в забытые его уголки, и в конце концов пришел к выводу, что нет таких людей, которые настолько могли желать мне зла. Единственным человеком, который вызывал всё растущее сомнение, была Виктория. Эта девушка много знала о моей личной жизни. Часто оставаясь одна в квартире, могла, кстати, знать и о том, где находится сейф. В принципе, пользуясь доверием, несложно выяснить и то, как он открывается. Она одна угрожала мне, утверждая, что достать можно каждого, и это она дала мне срок подумать над её предложением до полуночи. Я совершенно забыл об этом и, похоже, зря. Недаром ведь утверждал мой мудрый друг Успенцев: «Нет существа страшнее внезапно отвергнутой женщины».

Звонок домофона нарушил мои размышления. Я нажал клавишу переговорного устройства:

— Слушаю вас.

— Выходите, справа увидите черный микроавтобус. Садитесь в него.

На улице было ещё темно. Справа, матово блестя лаком, стоял автомобиль. Я подошёл, дверь скользнула в сторону. Человек в балаклаве, сидящий сзади, жестом указал на переднее сидение. Я сел, и автомобиль тронулся.

Они знали, где находится квартира родителей. Я забрал там требуемые документы, и спустя полчаса мы выехали на проспект, предположительно ведущий на восток. Я был тщательно обыскан, мои руки связаны сзади полоской пластика, непроницаемый мешок на голове не позволял видеть, куда направляется машина. Струна в поясе брюк и лезвие за щекой остались незамеченными.

4

Машина остановилась спустя почти час езды. Мне помогли выйти и, направляя движение, молча заставили идти вперёд. Под ногами ощущалось твёрдое покрытие. Вокруг стояла тишина, изредка нарушаемая голосами птиц. Скорее всего мы находились где-то в лесу.

Раздался звук открываемой тяжёлой двери, затем — ещё одной. Мы вошли внутрь помещения, спустились вниз по лестнице, и с меня сняли непрозрачный мешок. Передо мной уходил вдаль тускло освещённый коридор, из которого вправо и влево выходили металлические двери. Слышался глухой стук работающего генератора. Похоже было на бункер или бомбоубежище.

Сопровождал меня всё тот же человек в балаклаве. Водитель, видимо, остался снаружи в микроавтобусе. Мы прошли по коридору и вошли в единственную дверь, находящуюся в его торце. В довольно большой хорошо освещённой комнате стояли диван, кресла, столы. На полу лежал мягкий ковёр бежевого цвета.

За одним из столов в кресле сидел человек лет сорока пяти — пятидесяти. «Колоритная фигура, — подумалось мне, — такие в американских фильмах играют интеллектуальных злодеев: бритая голова правильной формы, небольшая бородка, умный взгляд тёмных глаз». На безымянном пальце правой руки перстень из белого металла с чёрным камнем прямоугольной формы. Что-то в чертах его лица показалось мне знакомым, хотя, совершенно точно, видел я его впервые.

Мой сопровождающий положил перед ним кейс.

— Спасибо, Бриз, можешь идти. Хотя нет, постой у двери.

— Доброе утро! — произнёс он, обращаясь ко мне. — Присаживайтесь, Игорь.

Жестом он указал на стул, стоящий перед столом.

— Спасибо! — ответил я. — Не могу, к сожалению, разделить ваш оптимизм в отношении доброго утра.

— Увы, такова жизнь. Но оставим в стороне философию и приступим к делу: время не терпит. Вы взяли с собой все необходимые документы?

— Да, они в этом кейсе.

— Я попрошу вас открыть его.

— Разумеется, но только после того, как я смогу убедиться в том, что моя мама жива и находится у себя в квартире.

Человек за столом несколько секунд холодно изучал меня взглядом, а потом спросил:

— И что помешает нам открыть кейс без вашего согласия?

— Это не так просто сделать. Кейс бронирован изнутри особо прочной сталью, и открыть его могу только я после сканирования одновременно двух моих больших пальцев рук и последующего набора шифра. Там есть для этого специальная электроника. Конечно, вы можете вскрыть кейс, например, термическим стержнем, но при малейшей попытке несанкционированного проникновения внутрь всё содержимое его будет уничтожено.

— Ясно, я понял и восхищён вашей предусмотрительностью. Ваша мама в соседней комнате. Ей дали снотворное и она спит, что хорошо в её случае, учитывая возраст и состояние здоровья. Хотите увидеть её?

— Да, конечно хочу.

— Бриз, — обратился человек к стоящему у двери охраннику, — покажите молодому человеку его мать.

В соседней небольшой комнате из мебели была одна лишь солдатская металлическая кровать. На ней, укрытая одеялом, на матраце без простыни спала мама. Я подошёл к ней, наклонился, прислушиваясь. Она дышала ровно и глубоко. И это было действительно хорошо в этой ситуации.

— Ну как, убедились, что с вашей матерью всё в порядке? — спросил человек за столом, когда мы вернулись.

— Да, убедился. Простите, как мне к вам обращаться?

— Зовите меня Полковник. Я уже говорил вам, что в прошлом был офицером, и это моё настоящее воинское звание.

— К сожалению, не могу сказать привычную фразу, что рад знакомству.

— Не огорчайтесь, это пройдёт, и скоро вы привыкнете к моему обществу. Так как в отношении добровольно открыть кейс? У нас мало времени, к сожалению.

— Нет, только после того, как мама будет в безопасности.

— Это исключено. Ваш заказчик поставил условие, что ваша мама не должна подвергнуться насилию, а вам не будут нанесены увечья, портящие ваш экстерьер. Но при этом ничего не было сказано о невозможности применения по отношению к вам иных мер воздействия. Вы готовы к этому?

— Да, если нет иного выхода. Должен предупредить, я человек с характером, и меня нелегко сломать. Поэтому, Полковник: или моя мама находится дома, в чём я убеждаюсь, или наше знакомство затянется на неопределённое время, которого, я уверен, у вас нет.

— Хорошо, попробуем убедить вас быть разумнее. Бриз, — обратился он к человеку, стоящему у двери, — отведи его к Доктору. Скажешь ему, чтобы для начала применил процедуру номер пять. Да, и покажите того уже обработанного упрямца, чтобы молодой человек знал, что с ним может случиться, если запас терпения у нас закончится.

Мы прошли в одну из комнат, находящуюся недалеко от входа в бункер. По пути заметил в одном из помещений трёх человек в камуфляже, увлечённо играющих в карты. На нас, прошедших мимо, они не обратили никакого внимания.

В комнате, куда мы вошли, стоял грубый деревянный стул с ремнями для фиксации сидящего на нём человека. Рядом находился стол с разложенными на клеёнке блестящими инструментами. Один вид их вызывал мороз по коже.

За столом сидел невысокого роста худой человек лет шестидесяти с остатками волос на голове. На нём поверх одежды был надет белый халат, какой обычно носят санитары. Халат был грязен, покрыт пятнами коричневатого цвета. Человек курил папиросу, стряхивая пепел на пол.

— Ещё один клиент? — равнодушно спросил он.

— Да, процедура номер пять. Так Полковник сказал, — произнёс сопровождающий меня человек.

— Всего-то? Жаль, хороший экземпляр. Ну, ничего, даст бог, доберёмся и до первой, я чувствую это.

— Не упоминайте имя Божье всуе, — ответил я на эту тираду, — мы живём в переменчивом мире.

— О, да вы, молодой человек, я погляжу, оптимист. Подойдите сюда, ближе к углу. Здесь вы можете увидеть, как сейчас выглядит такой же оптимист, дошедший до процедуры всего лишь под номером три. Прошу вас, полюбуйтесь.

В углу на бетонной стяжке животом вниз лежал мужчина огромного роста. В нём было не меньше двух метров. Его мощные руки и ноги были связаны всё теми же пластиковыми стяжками для быстрой фиксации, что и у меня. Штаны на нём были спущены до колен. Нижняя часть спины, ягодицы, бёдра были в крови. Запёкшаяся кровь была видна и на затылке. Рядом лежала пустая стеклянная бутылка, покрытая чем-то липким. Было видно, как мелко дрожат мышцы на спине лежащего человека.

Увидев всё это, я внутренне содрогнулся.

— Ну, и как вам зрелище, молодой человек? — весело спросил Доктор. — Обратите внимание, в какое состояние может привести человека всего лишь обыкновенная бутылка, медленно всаживаемая ему в зад. Не поверите, но входит практически полностью. Не хотите попробовать?

— Спасибо, нет. Мне бы что-нибудь попроще, с вашего позволения.

— Так процедура номер пять — это и есть то, о чём вы просите. Сейчас вас за руки повесят на вон тот крюк в потолке, после чего я займусь вами. Поверьте, перед вами большой выдумщик в части создания болевых ощущений у беспомощного человека. Когда-то давно это была тема моей диссертации. Боже, какие были времена и какие возможности! И как молоды мы были тогда, сударь! Увы, всё это уже в прошлом.

Но, оставим сантименты. Бриз, будьте добры, завяжите молодому человеку руки спереди и подвесьте его так, чтобы мне было удобно работать. Да, и закройте плотнее дверь. Незачем нашим коллегам слышать, как будет визжать этот субъект.

Я понял, что если сейчас не использую момент, то потом такого случая уже может не представится. Бриз, нужно отдать ему должное, был осторожен. Он поставил меня на широко расставленные колени, заставил поднять вверх уже изрядно затёкшие руки, и в таком положении снова связал их пластиковой стяжкой. Теперь руки у меня были расположены спереди, и это было то, что нужно.

Я поднялся на ноги. Доктор стоял передо мной. На его лице играла искренняя располагающая улыбка. Ни дать, ни взять отец родной. Бриз находился на расстоянии двух метров у крюка, манипулируя с выключателем подъёмника. Удар ногой, который я нанёс Доктору в грудь, был лучшим в моей жизни. Он, словно тряпичный, отлетел к стене, разбив стеклянный шкаф, и остался висеть в таком положении. Из груди палача торчал пронзивший его металлический прут.

Бриз, увидев это, мгновенно развернулся ко мне. И в этот момент я выплюнул лезвие. Совершенно случайно оно вонзилось ему в правую бровь, откуда струйка крови стекла на глаз. Он остановился в своём движении, машинально схватившись за лицо, и в это время я в прыжке нанёс ему удар ногами. Бриз впечатался в стену и медленно сполз по ней на пол. Несколько ударов ногой лишили его жизни. Я это понял по неестественному наклону головы. Видимо, у него была сломана шея.

Скальпелем, найденным среди инструментов на столе, я разрезал стяжку на руках и подошёл к человеку, лежащему в углу. Он уже сидел, прислонившись к стене, и смотрел на меня. Его заросшее щетиной лицо было избито, левый глаз закрывал лиловый синяк. Я разрезал путы, помог ему стать на ноги. Он, морщась от боли, надел штаны.

— Ты кто? — спросил я. — Меня зовут Игорь.

— Андрей, но лучше зови Сербом, я так привык. Видел, как ты их уделал. Лихо, не хуже меня. Ты как попал сюда, брат?

— Это длинная история. Давай думать, как будем выбираться. К тому же у меня мать здесь.

— Понял… Из меня сейчас боец, прямо сказать, никакой, но поддержку окажу. Не знаешь, сколько их?

— Я видел четверых: трое в комнате неподалёку и ещё один в дальнем помещении. Да, и, возможно, водитель наверху.

— Не вопрос, если бы мне не вставили в зад эту чертову бутылку. То ещё удовольствие, скажу я тебе. Этому Доктору повезло, что не я до него добрался. Легко помер, тварь, у меня бы он получил полное удовольствие от так любимых им болевых ощущений. Давай поищем, что здесь есть из оружия.

Обыск двух тел ничего не дал. Единственным оружием можно было считать те инструменты, что находились на столике Доктора.

— Ты можешь работать в темноте? — спросил Серб.

— Да, могу.

— Имея скальпель в руке, сможешь завалить тех троих?

— Я не знаю их подготовки, но попытаться можно.

— Тогда слушай. Я, шатаясь, как немощный, войду туда и сразу стану справа от двери. Пока они не пришли в себя, вот этой штукой разобью лампочку: я хорошо бросаю. Ты сразу же после этого входишь внутрь и мочишь двух дальних. Ближнего козла я возьму на себя. Идёт?

— Да, пошли.

В спецназе нас обучали ножевому бою, но применять на практике эти знания, да ещё имея в руке всего лишь непривычный скальпель, мне не приходилось. Я больше рассчитывал на то, что смогу сбить с толку противника эффектом применения гитарной струны.

В коридоре было тихо и пустынно. Мы осторожно подобрались к нужной двери и прислушались. Там шло горячее обсуждение карточной игры. Серб взялся за ручку двери и кивнул мне головой. Я ответил ему и приготовился.

Мой напарник рывком открыл дверь и вошёл внутрь, сразу же приняв вправо. Говор тут же смолк, вслед за этим послышался звон разбитой лампочки, и комната погрузилась в темноту. Я ворвался внутрь, увидел силуэты поднимающихся из-за стола людей, и, придав струне вращение, стегнул по лицам. Вскрики, последовавшие за этим показали, что мне удалось на время сбить противника с толку.

Я прорвался к двум дальним фигурам, и одного из них мне сразу же удалось сбить с ног хорошим ударом в челюсть. Другой успел прийти в себя, и на меня обрушилась серия неслабых ударов в корпус. Я блокировал часть из них, сделал удачную подсечку и ударом ноги добил упавшего.

На полу, обнявшись словно братья после долгой разлуки, сплелись Серб и третий охранник. Выбрав момент, я резким ударом отправил в нокаут последнего противника. Серб, тяжело дыша, поднялся на ноги.

— Спасибо, брат, ты очень вовремя подоспел, — сказал он. — Отлично справились, а давай-ка поищем что-нибудь стреляющее, определённо оно здесь должно быть.

Его слова оправдались. В кобурах, висящих на стене, мы нашли пистолеты. Два стандартных макарова были с глушителями и полными обоймами патронов. Я связал лежащих без сознания охранников. Скотч, найденный в столе, плотно лёг на глаза и рот обездвиженных людей.

Эта часть работы была сделана. Болели рёбра, особенно при вдохе, болела нога, которую успел задеть тот самый боец, оказавший наибольшее сопротивление.

Серб внезапно замер и поднял руку, призывая к тишине. В коридоре раздался звук открываемой двери и голоса людей. Говорили двое.

— Вы же говорили, что оставите меня в покое. Сколько можно использовать немолодого человека, спекулируя на жизни его близких? Может, мне проще умереть, или всё же обратиться в полицию?

— Соломон Матвеевич, я клянусь, что это последнее дело, к которому мы привлекаем вас. К сожалению, ваш опыт и фантазия просто незаменимы в нашей работе.

— Спасибо за такую лестную оценку моих способностей, но я так больше не могу. Я, в конце концов, отправлю своих в Израиль и пойду в полицию, если вы ещё когда-либо обратитесь ко мне. Чтобы мне никогда больше не видеть Цилю и моих детей, если я так не сделаю!

— Наивный вы человек, Соломон Матвеевич! И зачем же вы всё это мне рассказываете?

— Сам не знаю… Благодаря вам, Полковник, я совсем запутался в этой жизни.

Голоса стали тише, и вскоре совсем затихли. Было понятно, что привезли нотариуса, которого Полковник повёл сейчас в торцевую комнату. Я осторожно выглянул наружу. Там никого не было, всё так же тускло горели лампы в светильниках. Я закрыл на задвижку входную дверь, и мы беззвучно, словно тени, двинулись в конец коридора.

Полковник стоял спиной к двери. За столом перед ним сидел похожий на клоуна немолодой человек с пухлым носом, обширной лысиной и буйными пучками волос над ушами. Судя по всему, это был нотариус. Он-то и заметил нас первым. Полковник, увидев, как изменилось его выражение лица, резко повернулся, но было поздно. На него холодно смотрели зрачки двух пистолетов.

— Не ждали, Полковник? — ровно спросил я его.

— Признаюсь, не ждал… И что будем делать дальше?

— А это уже моя проблема, — вышел вперёд Серб. — Что, Серёженька, нехорошо получилось? Не совсем так, как вы планировали с моей жёнушкой?

Полковник молчал. Было видно, как медленно покрывается потом его бритая голова. Я понял, что этих людей связывают серьёзные отношения, и развязка для одного из них не обещает ничего хорошего.

— Молодые люди, так, может, я пойду? — подал голос нотариус. — У меня складывается хорошее впечатление, будто бы я лишний в вашей компании, и вам есть за что поговорить и без меня.

— Нет-нет, вам придётся подождать, — остановил его Серб, — нам ещё предстоит одна работа, с которой без вас никак не справиться. Поверьте, это и в ваших интересах.

— И что мне делать, пока вы будете разбираться?

— Вам придётся пройти в соседнюю комнату, — подал я голос. — Там на кровати спит женщина, это моя мама. Рядом с кроватью стоит стул, на нём вы и подождёте, пока мы здесь закончим наши дела.

— Ну, хорошо, я посижу у ног вашей мамы. У меня тоже была мама, пока Господь не призвал её к себе. Я готов ждать сколько нужно.

Я проводил его в комнату к матери, убедился, что она всё ещё спит, и вернулся к Сербу и Полковнику.

— Ты побудь с ним, пока я разберусь с водителем, — сказал мой новый товарищ по несчастью, — да не вздумай вестись на его уговоры. Это та ещё лиса, под стать своей сестрёнке.

— Об этом можешь не волноваться. Я такого наезда никому не прощу.

— Вот это по-нашему! Правильно говоришь, брат: настоящие мужики такое не прощают. Жди, я быстро.

Он ушёл. Полковник, надёжно связанный скотчем, сидел на низком диване. Его тёмные глаза смотрели на меня безо всякой надежды. И снова что-то в его чертах показалось мне знакомым.

— Скажите, Полковник, — спросил я, — а мы с вами никогда не встречались раньше? Мне кажется, будто я узнаю ваше лицо.

— Нет, Игорь, мы никогда не встречались с вами.

— Вы уверены в этом?

— Абсолютно.

— Странно, у меня хорошая память на лица, и я определённо видел вас прежде.

Он усмехнулся:

— Нет, мы не знакомы с вами. Но вас хорошо знает моя сестра, а мы весьма похожи с ней.

— И кто же она?

— Её зовут Виктория. Припоминаете вчерашний вечер?

Я молчал. Мне всё стало ясно.

— Андрей, он же Серб, её муж?

— Да.

— И что он здесь делает? Чего вы хотели от него? Зачем пытали?

— Да он просто появился не вовремя. Два года от него не было никаких известий, и все уже решили, что его нашла та пуля, которую он так упорно искал последние лет двадцать. Пару дней назад явился, правда, не пустым, с деньгами и претензией, естественно, на жену, на салон и квартиру. То есть как полноправный хозяин объявился, не понимая, что изменилось время, что Вика давно уже не та двадцатилетняя девчонка, какую он захомутал когда-то, и у неё теперь свои взгляды на жизнь.

Вот я и решил с её согласия отправить Серба туда, откуда он появился: в небытие. Нужно было только узнать у него, куда он спрятал привезенные деньги. Этим, собственно, и занимался Доктор. По его словам, ещё день-два и клиент бы запел о чём угодно. Да, видно, не судьба. Напрасно в хорошенькую головку сестрёнки пришла мысль вернуть своего строптивого возлюбленного таким образом. Да, признаться, и я вас недооценил.

— А что, решить эту проблему с Сербом по-хорошему, без крови было нельзя?

— А с ним по-хорошему сложно разговаривать. Он всё время как на войне: сперва стреляет, а потом думает.

— Ясно, но почему-то мне кажется, что в этой ситуации его бы оправдал любой суд. А как вы можете объяснить наличие Доктора в вашем, с позволения сказать, охранном агентстве? Ведь это же монстр, явно больной человек, место которому даже не в психбольнице, а где-нибудь в тюрьме особого режима, в камере для пожизненно осуждённых. И, кстати, давно вы занимаетесь такими охранными делами?

Полковник молчал.

— Похоже, давно.

Я поднялся со стула:

— Вот что, пусть Серб решает вашу судьбу. Я на его стороне, как бы он ни поступил. Прощайте, Полковник. С вашего позволения свой кейс я заберу с собой. Он мне дорог, как память о событиях этой ночи.

В коридоре я услышал негромкие хлопки выстрелов. Из комнаты, где мы разбирались с охранниками, вышел Серб с пистолетом в руках.

— Это было обязательно? — спросил я его.

— Да, брат, так нужно, чтобы покончить с этим навсегда. Не бери в голову, пусть этот грех будет на мне. Ты постой здесь, я разберусь с Серёгой и будем двигать отсюда.

— Давно знаешь его?

— Давно, ещё с Карабаха. Нам есть что с ним вспомнить.

Он вошёл в комнату и закрыл за собой дверь. Пробыл он там минут десять. Я не знаю, о чём они говорили. Но раздался хлопок выстрела, и Серб появился в дверях с небольшим портфелем в руках.

— Здесь для нас кое-что в качестве компенсации за моральный и физический ущерб, — сказал он. — Сейчас бери свою маму, захвати нотариуса и дуйте наверх к машине. Она, кстати, на мне числится. Ты подожди меня там, права мои поищи, а я задержусь здесь немного. Нужно ликвидировать по максимуму следы нашего присутствия здесь, и устроить как бы имитацию местной разборки для тех, кто когда-то найдёт эту базу. Думаю, что это будет не скоро.

— Хорошо, как скажешь, Андрей.

Я на руках вынес крепко спящую маму наверх, уложил её на заднее сидение микроавтобуса. Молчаливый нотариус, держа в руках потрепанный портфель, пристроился впереди салона. Я нашёл в бардачке права Серба с техпаспортом на машину и сел за руль.

Передо мной среди обширной поляны, со всех сторон окружённой лесом, располагалась какая-то заброшенная база, скорее всего, военная. Ограждающая её колючая проволока местами была порвана, некоторые столбы повалены, сторожевая вышка сильно покосилась. Полуразрушенная корнями трав и деревьев дорога с асфальтовым покрытием шла от бункера, из которого мы только что вышли, и исчезала среди деревьев. Метрах в ста виднелась огромная воронка, уже оплывшая от времени. Я вспомнил девяностые годы и решил, что это взорванная когда-то шахта для пуска баллистических ракет.

Ощутимо болели рёбра справа и колено левой ноги.

Андрей появился спустя минут сорок. От него сильно пахло бензином. Кряхтя, Серб пристроился на коленях между сидениями.

— Всё в порядке, — сказал он, — хрен кто когда свяжет нас с этим местом. Обе двери я запер на винтовые замки, так что попасть в бункер теперь будет непросто. Положи ключи в бардачок, глядишь, пригодятся ещё. Поехали, только, я прошу тебя, брат, осторожнее на ухабах: помни о моей заднице. У тебя, кстати, нет знакомого проктолога?

Я обещал подумать, и мы медленно тронулись с места. С момента ночного звонка прошло всего лишь четыре часа.

5

Выехав из леса, я сразу же определил, что мы находимся километрах в шестидесяти от Города. Спустя час наш микроавтобус уже мчался по самому длинному проспекту в направлении с востока на запад. За все время в салоне машины не было произнесено ни слова. Почему-то было не до разговоров.

Ближе к центру мы попрощались с нотариусом. Серб взял у него номер телефона и сказал, что побеспокоит ближайшими днями. Соломон Матвеевич был сама любезность. Он заверил, что в любое время он готов помочь таким достойным людям, которые вырвали его из лап этих бандитов.

Мама всё ещё спала. Я отнёс её в квартиру, аккуратно раздел и уложил в постель. Серб отправился в ванную и занял её, похоже, надолго. Мне нужно было чем-то занять себя, и я стал готовить завтрак: кофе, яичница, хлеб с маслом, сыр. Стандартный утренний набор не обременённых семьёй мужчин.

Серб вышел из ванной в одних трусах, посвежевший и даже слегка помолодевший. Исчезла щетина на лице.

— Я по случаю постирушки устроил. Всё на мне такое грязное, что сам себе противен. Где можно повесить, чтобы просохло быстрее?

— На балконе, там солнечная сторона, быстро высохнет. Давай быстрее, завтрак готов.

— Я мигом, ты для меня яиц не пожалей: два дня уже как на диете.

Серб набросил на плечи мою старую растянутую футболку, и мы сели завтракать. Уже за кофе послышались шаркающие шаги, и на кухню, кутаясь в халат, вошла мама. Её лицо было сонным. Увидев нас, она замерла в недоумении:

— Игорёчек, родной, как ты здесь оказался? Ты знаешь, мне приснился ужасный сон, будто бы меня выкрали какие-то люди, и ты меня должен был спасти. А кто этот человек в твоей футболке? И почему вы завтракаете без меня?

Я поднялся и поцеловал её:

— Мама, садись с нами пить кофе. Это Андрей. Андрей, это моя мама, её зовут Валентина Петровна. Мама, мой приятель попал в сложную ситуацию, и мне пришлось помочь ему. Поскольку это было неподалёку отсюда, мы решили заехать к тебе и привести его одежду в порядок. Она сейчас сохнет на балконе. Ты спала, и я не стал тебя беспокоить. Мы уже позавтракали. Хочешь, я приготовлю тебе яичницу?

— Нет, Игорёк, спасибо. Я выпью с вами кофе, можно небольшой бутерброд с сыром, если не трудно.

— Одну минуту.

— Так это был всего лишь сон?

— Ну, конечно, мама. Это был всего лишь дурной сон, не более того. Забудь его, вот твой кофе и бутерброд.

— Спасибо, сынок. А чем вы занимаетесь, Андрей?

Серб при этих словах поперхнулся, не зная, что ответить.

— Мама, Андрей — эксперт в области корпоративной этики, он улаживает различные конфликты между людьми.

— Боже мой, какая интересная работа! По вашему виду, Андрей, я никогда бы об этом не догадалась. А что у вас с лицом?

— Мама, ты же знаешь, как меняет человека костюм и галстук. А лицо — это результат неосторожного поведения в ванной: поскользнулся, упал, хорошо хоть не гипс.

При этих словах Серб что-то невнятно промычал, как бы подтверждая мои слова.

— Да, я согласна, Игорёк, одежда меняет человека. Вы будьте осторожнее, Андрей, особенно в ванной, берегите себя. Что-то у меня кружится голова, пожалуй, я вернусь в спальню. Проводи меня, сынок, пожалуйста.

— Хорошо, мама, обопрись на меня.

Я уложил её в постель. Она закрыла глаза и тут же уснула. Видно, неслабую дозу снотворного вкатили ей люди Полковника.

На кухне Серб допивал очередную чашку кофе.

— Хорошая у тебя старушка, — сказал он, — добрая, это сразу видно. Ты запиши, кстати, чем это я занимаюсь на гражданке, возьму на вооружение. Какие планы? Что будем делать дальше?

— Ну, я думаю, мы сейчас вздремнём пару часиков, поскольку ночь у нас была короткая и нервная. К этому времени высохнет твоя одежда. Жаль, не могу поделиться своей, размер не тот. Потом поедем ко мне. Там ты поживёшь столько, сколько тебе понадобится для того, чтобы привести себя в порядок и устроить свои дела. Думаю, ты имеешь определённые планы в отношении твоей жены?

— О, да! Ты даже представить себе не можешь, какой я имею шикарный план для этой сучки. И Соломон Матвеевич поможет мне реализовать его. Не стану посвящать тебя в подробности, потом расскажу. Ты, кстати, не забудь в отношении проктолога.

— Не волнуйся, сегодня будешь на осмотре. Это недалеко от моего дома. Я и сам хочу показаться травматологу, что-то не на шутку болят рёбра, нога.

— Ну, вот и хорошо, тогда найди у мамы в аптечке что-нибудь обезболивающее, и ложимся спать. Не могу уже, глаза слипаются. Да, чуть не забыл, там, в ванной на полочке, я оставил перстень Полковника. Когда-нибудь я расскажу тебе одну интересную историю. Оставь его себе на память о наших приключениях.

Я быстро приготовил два спальных места, Серб принял горсть пенталгина, и сон пришёл к нам мгновенно.

Проснулись только к полудню. Мама приготовила к этому времени свой фирменный борщ, мы пообедали и поехали ко мне.

— Неслабая квартирка! — заметил Серб, знакомясь со своим временным жилищем. — А нельзя ли прикупить здесь такую же?

— Не знаю, нужно спросить у застройщика. По-моему, ещё есть непроданные квартиры.

Я отвёл ему место в кабинете, после чего мы сходили в ближайший супермаркет, купили одежду для Серба, и посетили врачей. Сербу проктолог сказал, что проблем не так много, как казалось пациенту, хотя он так и не смог понять, чем вызвана такая специфическая травма. Травматолог же определил у меня перелом двух рёбер и трещину в кости на ноге. Ничего страшного: тугая повязка на грудь и покой для ноги в течение недели, как минимум. Но разумнее было бы лечь в стационар. Я отказался, решив, что лучше переживу это неудобство в собственной квартире.

После этого Серб превратился в мою сестру милосердия. Он готовил, как мог, еду, покупал продукты, даже пытался сделать уборку в квартире, что я решительно пресёк. Днём он отсутствовал, занимаясь своими делами. Я не спрашивал ни о чём, он не рассказывал. Но по истечении недели Серб всё же не выдержал.

— Ну, брат, всё: эпопея с женой закончена, — начал он свой рассказ за ужином. — Не ожидала меня увидеть моя радость, сильно огорчилась при моём появлении в салоне. Я-то пришёл не один, прихватил с собой пару своих бывших бойцов. Условий было два: или она делает так, как я говорю, или устроится рядом со своим братцем. Она выбрала первый вариант.

Соломон Матвеевич сделал так, что она в связи со своим отъездом за границу продала салон и квартиру подставным лицам, а те перегнали деньги на мои счета. Так что, я теперь небедный человек, если даже не принимать во внимание то, что я привёз из-за кордона и бонус, полученный от её брата.

Сама же Виктория вчера вылетела на Балканы. Я лично проследил за тем, чтобы она села в самолёт. Там её встретят мои люди, они же и позаботятся о её дальнейшей судьбе. Уверен, что она никого и никогда уже в этом городе не побеспокоит.

Такие вот дела, брат. Давай-ка ещё по одной, за Её Величество госпожу Удачу! Очень привередливая она, скажу тебе, дамочка.

Серб таки купил квартиру в нашем доме и даже на одном этаже со мной. Так что у меня неожиданно объявился надёжный сосед, на которого можно было положиться в трудную минуту.

Спустя десять дней появился Успенцев. Я рассказал ему о том, что произошло за это время. Он выслушал, покачал головой и произнёс:

— Я вчера смотрел сводку происшествий за последний месяц. Никаких сведений о трупах в бункере не было. Думаю, что об этом можно забыть, хотя, как-нибудь нужно будет навестить это место. А теперь припомни, что я говорил тебе о твоей последней пассии: вещь в себе, черный ящик, в котором неизвестно что происходит и непонятно что выплеснется. Так и оказалось, дорогой ты мой и на редкость проницательный мистер Холмс.

Причём, обрати внимание, всякие из ряда вон выходящие события происходят с тобой, как только стоит мне куда-то отлучиться.

Я виновато поднял руки:

— Каюсь, дорогой Ватсон, и клянусь, что впредь не допущу подобной ошибки.

— Свежо, как говорится, предание, но жизнь покажет.

Мы долго обсуждали в тот вечер превратности судьбы человеческой, строили планы на будущий отпуск и расстались уже около полуночи.

В пустой квартире я лежал, прислушиваясь к ночным звукам, думал почему-то о Виктории и незаметно уснул. Очередной день ушёл в прошлое, унеся с собой частичку моей жизни, а где-то на востоке уже рождался новый, и хотелось бы, чтобы он принёс новую историю, полную необычных судеб и неразгаданных тайн.

13 сентября 2015 г.

г. Днепропетровск