Сыщик, ищи вора!

Елена Нестерина, 2002

Одноклассники шарахались от Арины Балованцевой, как от прокаженной, и тут же принимались обшаривать свои карманы, едва новенькая подходила к кому-нибудь близко. Проверяли – не утащила ли она чего… Ведь именно с ее появлением в классе у ребят и стали пропадать деньги и вещи. Это очень обижало Арину, хоть она старалась не обращать внимания на такое к себе отношение. И решила сама поймать вора. Вот уже появились первые подозрения… А вскоре Арина нашла себе надежного союзника, вместе с которым приготовила крючок и наживку для наглого воришки. Оставалось только ждать, когда тот клюнет…

Глава III

Проблемы в личной и общественной жизни

На следующий день после занятий Пётр Брониславович караулил у входа. Высыпали на улицу весёлые практикантки, некоторые захихикали, косясь на него, и в их толпе он заметил Светлану Юрьевну. Нужно было совершить решительный шаг.

Вскоре почти никого из практиканток не осталось, и лишь Светлана Юрьевна стояла на ступеньках. Это был шанс.

Пётр Брониславович приблизился к ней.

— Как вам погода, Светлана Юрьевна? — спросил он. — Сдаётся мне, что дождь собирается.

Дождь тем временем собрался и пошёл. Подул ветер, затрепал плащом Светланы Юрьевны, бросил ей в лицо холодные дождевые капли. Светлана Юрьевна отвернулась от ветра и подошла поближе к Петру Брониславовичу.

— Прогуляться не хотите?

Светлана Юрьевна лишь заулыбалась и, увидев, как к крыльцу подъезжает машина, начала прощаться.

Петр Брониславович только хотел поинтересоваться, как прошёл сегодняшний учебно-рабочий день, но Светлана Юрьевна уже сбежала со ступенек. Навстречу ей из машины выходил молодой человек, видимо, жених.

— Я же книжку вам обещал, Светлана Юрьевна…

Но Светлана Юрьевна лишь кивнула Петру Брониславовичу на прощанье.

И вот машина увезла её, а Пётр Брониславович остался один. Он скорбно вздохнул, совершил отмашку рукой и направился в спортивный зал.

И тут из-за угла вывернул Антон Мыльченко и бросился за ним.

— Пётр Брониславович, вы лучше! — заглядывая своему учителю в лицо, затараторил он. — Просто надо зайти с неожиданной стороны, удивить, поразить! Чем-нибудь таким, чего никто не умеет!

— Антон, что ты говоришь? Отставить подобные разговоры со старшим по званию.

— Пётр Брониславович, я никому не скажу, я сам бываю поражённым любовью! Я знаю средство!

— Какое ещё средство, Антон? А чего тебе домой не идётся? Иди уроки учи.

— Любовь — это романтизм, — закатив глазки к потолку, проговорил Антоша. — Вы ей, в смысле предмету своей любви, стихи напишите!

— Стихи?

— Стихи. Опишите сегодняшнюю встречу, как всё вам запомнилось! — Антон захлёбывался охватившим его энтузиазмом и бежал вприпрыжку, едва успевая за мощной поступью классного руководителя. — И подарите ей! Незаметно так в её сумку засуньте. Ну, и цветочек там, на память…

— Антон, марш домой! — Пётр Брониславович остановился. — И сделай-ка, дружок, двадцать приседаний сейчас, а ещё сто дома, чтоб у тебя всё это из головы вылетело! Ну-ка, раз-два!

Антоша принялся приседать, каждый раз плюхая рюкзаком по полу, потому что в волнении не сообразил выпустить его из рук.

И когда ему пришлось быстро бежать вон из школы под строгим взглядом Петра Брониславовича, Антоша не переставал думать про себя: «Ничего, я помогу вам, Пётр Брониславович, я вам такие стихи напишу, что прямо английская королева сразу в вас влюбится!» И рифмы уже складывались в его голове одна к одной, и носились перед глазами прекрасные образы — практикантки, ветер, дождь, любовь, мечта…

На этой неделе сдача денег на обед прошла благополучно. Пётр Брониславович, контролировавший этот процесс, передал деньги в столовую и, поскольку его класс теперь в полном составе питался, принося пользу своим организмам, ответственный мужчина смог вздохнуть спокойно. Ведь другие проблемы, более серьезные, заняли его ум и трепетную душу…

А тем временем в его классе в течение недели у нескольких человек вновь пропали деньги. Невозможно было уже терпеть такое, так что ребята возмущались и негодовали.

— Нужно Брониславовичу пожаловаться! — кричал кудрявый Мамед Батыров, потрясая зажатой в кулаке кепкой.

— Пусть полицию вызывает! — пискнула Зоя Редькина.

— Ты что, Редькина, больная? — серьёзно посмотрел на неё Владик Федюшов. — Это же такой позор! Нельзя полицию. Надо самим что-то сделать! Все помнят свои деньги? Какие суммы, какими бумажками? Я, например, свои помню. У меня на одной купюре какие-то цифры карандашом написаны. А на другой — угол надорван.

— А у меня, а у меня… — вылез вперёд Антоша Мыльченко.

— А тебя, Гуманоид, вообще не спрашивают, — оборвал его Костя Шибай. — Что ты суетишься? Подожди.

Антона затёрли в угол.

— Слушайте, а вообще странно… — выступила вперед Даша Спиридонова. — Всё ведь было нормально. Пока в наш класс…

— Новенькая не пришла! — догадался Владик Федюшов, но, точно сказал что-то нехорошее, тут же зажал рот рукой и оглядел своих одноклассников. — Ой…

Все посмотрели на новенькую, которая невозмутимо сидела за партой, попивала минеральную водичку и читала книгу.

— У неё-то небось ничего не пропало, — прошептала Даша Зое Редькиной на ухо. — А так бы сейчас возмущалась бы, бегала.

— Да, — согласилась Зоя и с ненавистью посмотрела на новенькую.

— Надо жаловаться, — решительно проговорил кто-то из ребят.

— А как жаловаться-то? — спросил Владик. — Доказательств-то никаких нет.

— И денежек наших тоже… — всхлипнул Антоша.

— Стало быть, нужно найти эти доказательства, — решительно заявил Костя Шибай, усаживаясь за парту.

Ведь давно шёл урок. Учитель географии Сергей Никитич с опозданием явился в класс, раскрыл журнал, огляделся, отмечая, что сегодня в седьмом «В» ведут себя потише, и принялся одного за другим вызывать учеников к доске и пытать их. Все вспомнили об этом и начали бояться…

Влюблённый Пётр Брониславович тосковал. С удвоенной нагрузкой бегали и прыгали ученики под его руководством. Проходили дни за днями, и однажды Светлана Юрьевна с таинственным видом сама подошла к нему.

— Пётр Брониславович, я и не знала, что вы поэт, — начала она.

— В некотором роде все мы поэты, Светлана Юрьевна, — взбодрился сразу Пётр Брониславович.

— Я обнаружила ваши стихи…

— В каком смысле мои стихи?

— Я понимаю, вы скромный. — Светлана Юрьевна готова была расхохотаться, уж очень Пётр Брониславович был сейчас смешной. И стихи его тем более.

Но прозвенел звонок, и Петру Брониславовичу нужно было спешить на урок. Он удалился, а Светлана Юрьевна, оставшаяся в учительской, принялась показывать какой-то листок своим подружкам, которые долго и весело смеялись над тем, что там было написано.

Антон Мыльченко очень любил поэзию. Он читал множество поэтической литературы — и толстые тома, и тоненькие стихотворные сборнички современных авторов. И мечтал о томике собственных стихов… Чужие строчки не раз приводили его в восхищение. Антон плакал над ними. И не раз он трагически восклицал, наткнувшись на ту или иную строчку:

— Ну как же так?! Меня опять обскакали! Это же моя мысль, моя рифма! Украли, передрали… Эх, и как они об этом догадались у себя в девятнадцатом веке! Ведь это я придумал…

И он, обиженный, но вдохновлённый, бросался сочинять своё очередное произведение. Чужие стихотворные строчки и рифмы переплетались в Антошиной голове с его собственными. Такими стихи и ложились на бумагу — так что даже сам автор не мог уже определить, где он сам написал, а где какая чужая строчка затесалась. Любил Антоша поэзию, очень любил…

И верил, что она всем приносит удовольствие и счастье, да ещё и вершит людские судьбы. Так что обещание помочь Петру Брониславовичу в создании стихов для его возлюбленной, где описывались бы метания и страдания его влюблённой души, не было пустыми словами. Антон Мыльченко не терял времени даром.

И через несколько дней после встречи на ступеньках его сонет был готов. Самым лучшим своим почерком он написал его на двойном тетрадном листе и понарисовал во всех углах букетики цветов для красоты. Вышло замечательно:

Тот день запомню я надолго,

К тебе я подойти не смел.

Моя душа рвалась в осколки,

Но робость я преодолел.

Увидел я твой облик милый —

Стояла ты вокруг девчат,

И плащик твой во тьме унылой

Весь развевался, как наряд.

Тебе готов был книгу дать,

А вместе с книгой своё сердце.

Но тут пришел один другой —

Тебя увез от школьной дверцы.

И я направился домой,

Душа моя завыла волком.

Грустить и плакать мне теперь…

Тот день запомню я надолго.

«Петр Брониславович, Ваш навеки» — так подписал Антон свой сонет, долго и тщательно таился, наконец выбрал момент и запихнул листок, слегка помяв его, в сумку, оставленную Светланой Юрьевной на стуле.

— Ну, теперь у Петра Брониславовича всё хорошо будет! — радостно потирая руки, сообщил Антон своей соседке по парте Зое Редькиной.

— Почему?

— Любовь, Зоя, любовь… — загадочно проговорил он, и Зоя выразительно покрутила пальцем у виска.

Светлана Юрьевна, прочитавшая это стихотворное произведение, естественно, решила, что это дело рук влюблённого физкультурника, и теперь старательно избегала его. Показала безумные стихи своим подружкам, те почитали и выдали резолюцию: с сумасшедшими мужчинами-поэтами связываться опасно. И долго-долго смеялись, цитируя его сонет…

А сам Пётр Брониславович действительно написал стихи, как посоветовал Мыльченко, только не показал их своему предмету любви. Постеснялся. Но услышав о том, что его стихам рады, решил, что Светлана Юрьевна, возможно, умеет читать мысли и даже стихи, которые он пытался в уме складывать, а потому горечь его переживаний стала ещё более концентрированной.