Знай

Наталья Шагаева, 2018

Знай, ночь не такая темная как кажется. Жизнь, не такая светлая как хочется. Посмотри на мир с закрытыми глазами, просто почувствуй его. Светлое, покажется темным… Темное… еще темнее. Не суди людей по их словам. Не суди, по поступкам. Не суди никого, не побывав на его месте. Знай, правда не всегда честна. Честность, далеко не правдива. Знай, есть люди, которым страшнее. Знай есть люди которым больнее…. Есть люди намного сильнее. ПРОСТО ЗНАЙ… ХЭ! Содержит нецензурную брань.

Глава 3

София

Мне очень редко снятся сны, и в основном они мрачные, черно-белые. Нет, они не страшные и не кошмарные, они просто бесцветные, как старое немое кино. В основном мне снятся мама и бабушка. Мы в каком-то старом доме, в котором я никогда не была. Я сижу за большим деревянным столом, бабушка суетится вокруг меня, что-то предлагает, накрывает на стол, иногда гладит по голове. А мама почему-то сидит на другом конце стола напротив меня и поет песню, я не разбираю слов, не могу понять мотив, но мне всегда кажется, что песня очень грустная. И вот когда она допевает последние слова, я всегда просыпаюсь с мыслями, о чем же была ее песня.

Голова немного тяжелая, хочется пить и глаза совсем не открываются. Мне жарко. Сбрасываю с себя одеяло, так и не открыв глаза. Переворачиваюсь на спину, нечаянно задевая что-то ногой. Открываю глаза, фокусирую свой взгляд. Рядом со мной, на моей кровати, сидит Дима, с маленьким подносом в руках, на котором стоит ароматный кофе, стакан воды со льдом, тосты, мой любимый сливовый джем. Волк как всегда без футболки, но, слава Богу, в спортивных штанах, чем-то похожих на пижамные. Его волосы слегка мокрые, глаза как всегда пронзительные, ухмылка привычно наглая, дерзкая и вызывающая. Смотрю на парня, и долго соображаю, еще не до конца проснувшись, с какой стати он принес мне завтрак. Вспоминаю, что вчера он обещал принести мне кофе в постель, после того как я позавидовала Ванькиной девушке. А потом моя память услужливо подкидывает мне наш ночной инцидент на диване. Черт! Закрываю глаза, пытаясь осознать, что это был не сон.

— Как и договаривались, я принес тебе кофе в постель. Но я тут подумал, что после вчерашнего тебе может понадобиться еще и стакан воды. Да и завтрак в твоем случае тоже не помешает, — с ухмылкой выдает он, бесцеремонно рассматривая мое тело. И я понимаю, что моя майка собралась где-то выше талии, оголяя мои ноги, бедра и живот. Натягиваю на себя одеяло, прикрывая почти голое тело.

— Мы не договаривались, — говорю я, хриплым голосом, лихорадочно соображая, как вести себя после вчерашнего.

— Ну не договаривались, так не договаривались, — выдает мне наглую усмешку, забирает поднос, собираясь унести его.

— Нет! Стой! — резко сажусь на кровати. — Оставь воду. — Дима снова садится на кровать почти вплотную ко мне. Молча ставит передо мной поднос. Беру воду, сразу выпиваю полстакана, и утро кажется добрее. Может, притвориться, что я ничего не помню? Не помню его наглых, но ласковых и таких обжигающих прикосновений. Не помню его мягких теплых губ, его упругого молодого тела. Не помню реакцию своего тела, и дикого возбуждения. Совершенно ничего не помню. Не хочу помнить… Да, я была пьяна, и ничего не помню.

— Ванька дома? — спрашиваю я, чтобы прервать наше неловкое молчание. Хотя неловкое оно у меня, а Волка, похоже, все устраивает.

— Он уже в городе, провожает Машку домой. И это надолго.

— Почему надолго? — допиваю воду, поглядывая на ароматный кофе.

— Потому что ее родители уехали на дачу и прощаться они будут до вечера, — я слушаю его, понимаю, что он говорит. Но в данный момент я думаю о его голосе. Он словно бархатный вибрирующий полутон. Всегда одна нота, не выше, не ниже.

— Пей кофе, ты же хочешь, — мягко, без привычных наглых усмешек говорит он, подавая мне чашку. Когда забираю кофе, наши пальцы немного соприкасаются, и я вздрагиваю. Почему этот пацан на меня так влияет? Дима прищуривает глаза, тепло улыбается без оскала. Берет тост, намазывает на него джем и протягивает мне.

— Слушай, — говорю я, забирая тост. — Спасибо, конечно. Но я в состоянии поесть сама, — он не отвечает.

— Ты такая красивая по утрам, — давлюсь тостом от его комплимента. И что мне теперь с этим делать? Отпиваю немного кофе, чтобы протолкнуть застрявший в горле ком. — Такая естественная, без макияжа, прически, модных тряпок. Такая, какая есть, — продолжает он своим гипнотизирующим полутоном, при этом глаза его загораются, а взглядом он так и пожирает мое тело. И где-то там, глубоко внутри, мне безумно нравится все, что он сейчас говорит и как смотрит на меня. Настолько глубоко, что я сама себе боюсь в этом, признаться. — И, наверное, только ради этого стоило приехать жить сюда, — продолжает он. — Чтобы увидеть тебя естественную, настоящую, без глянца и лоска, — он замокает, а я зажмуриваю глаза. Зачем он все это мне говорит? Это безумие надо остановить. Здесь и сейчас.

— Дима, — открыв глаза, решительно произношу я. — То, что вчера между нами произошло, это просто недоразумение, — нет смысла притворяться, что я ничего не помню. — Я была пьяна и совершенно ничего не соображала. Нам предстоит жить в одной квартире какое-то время, и…

— Недоразумение, — тянет слово по буквам, слегка ухмыляясь, прерывая меня. Хочу продолжить свой монолог о том, что нам стоит держать дистанцию, но меня прерывает звонок телефона, лежащего на прикроватной тумбе. Беру телефон. Это Вадим. Я должна ответить на звонок. Боже, как не вовремя то. Быстро встаю с кровати, ухожу на лоджию, на ходу отвечая на звонок.

— Доброе утро, Птичка. Я тебя разбудил? — спрашивает он бодрым голосом.

— Почти, я только проснулась, — пытаюсь выровнять голос, унять волнение и смятение после беседы с Волком.

— У тебя что-то случилось? — с подозрением спрашивает он. Вадик хорошо меня изучил, он слышит перемену в моем голосе.

— Да, у меня случилось похмелье, — наигранно усмехаюсь в трубку, пытаясь оправдать себя.

— Кто-то вчера повеселился? И где же гуляла моя Птичка без меня?

— Нигде не гуляла. Птичка была дома с Ларисой, — распахиваю окно, впуская свежий влажный воздух, смотрю на пустой, утренний двор. Птичка не может летать без своего хозяина. Да она и не хочет.

— Умничка. Ты уже выбрала место для нашего совместного отдыха? — слышу в трубке шум улицы большого города. Естественно, он не дома, не с женой. Вадим соблюдает все правила маскарада.

— Нет. Я думаю, — хотя я вообще об этом не думаю. Мне все равно, где мы будем отдыхать. И если быть до конца честной, я не хочу никуда ехать, надеясь на то, что Вадик отменит наш отдых из-за каких-нибудь своих очередных дел. Так уже случалось и не раз.

— Ну думай, Птичка, думай. Еще есть время. Я прилечу через три дня.

— Хорошо. Я скучаю, — лгу я, изображая печальный голос. Но это правила наших отношений. Я должна скучать.

— Я тоже, София, — называет меня по имени, не птичкой. А это значит, что он не лжет в отличие от меня. Я тоже изучила Вадима за эти годы. — Ну ничего, скучать иногда полезно. После разлуки встреча становится слаще.

— Да, наверное, — соглашаюсь я.

— Какие планы на выходные? — интересуется он.

— Абсолютно никаких. На два часа дня у меня запись в салоне. И да, я тебе не сказала. Ко мне приехал жить Иван, — ставлю Вадима в известность, чтобы он не узнал об этом от кого-то другого. А он рано или поздно узнает. И тогда у него возникнут вопросы, почему я скрыла от него эту информацию. Мы уже это проходили. Это еще одно правило. Я должна рассказывать все, что творится в моей жизни, ничего ни скрывая, вплоть до мелочей.

— Прекрасная новость, ты же этого и хотела. Как ты его уговорила?

— Я не уговаривала. У Ивана возникли неприятности с комендантом из-за пренебрежения к правилам общежития, в общем, их выселили, — да, я сказала «их» намерено. Сейчас мне нужно сообщить Вадиму о том, что Иван приехал не один.

— Их? — следует вопрос, который я и ожидала.

— Да. Его и Диму.

— Дима — это детдомовский друг твоего брата, про которого ты просила добыть информацию? — у Вадима удивительная память. Мою подругу Ларису, с которой я дружу уже шесть лет, он не помнит. За то Волка он помнит по имени. Вадим всегда говорит, что запоминает только нужную ему информацию. Информация про Диму была ему нужна?

— Да, Вадик, это он. И Дима кое-то время тоже поживет в моей квартире. Это была просьба Ивана. Я не могла ему отказать, — заранее оправдываюсь я.

— Тебе не кажется, что ты слишком потакаешь своему брату в его желаниях? Одно дело, когда он был маленький. И совсем другое — сейчас, когда он, по сути, взрослый мужчина.

— Ну, Вадя, — тяну слова, намеренно называя его так, как ему нравится. — Ты же знаешь, что у меня, кроме брата никого нет, — давлю на жалость, чтобы немного смягчить Вадима.

— Я знаю. Но у тебя есть я, — «лучше бы не было», — думаю про себя. Иногда мне кажется, что, если бы Вадим мог читать мои мысли, он бы давно меня убил.

— Конечно, есть. Но я имела ввиду совсем другое. Ты же понял меня?

— Я понял, София, — снова называет София, это плохо. — Хорошо, пусть его друг тоже живет с вами. Я надеюсь, это ненадолго? — с каким-то подозрением спрашивает он.

— Иван сказал, на пару месяцев. Ты знаешь, я тоже не в восторге от этой идеи. Но я просто не могла отказать брату.

— Я все понял, — уже мягче отвечает Вадим. А я ощущаю на моей шее прикосновение теплых шершавых пальцев, откидывающих мои волосы на плечо. Подпрыгиваю на месте от неожиданности. Хочу обернуться. Но руки Волка стискивают мою талию, не позволяя мне этого сделать. Сглатываю, дергаюсь, хочу вырваться.

— Птичка, София?! Ты меня слышишь? — спрашивает Вадим. А я ни черта не слышу. Потому что Дима ведет пальцем по моей шее, медленно, нежно, переходит на плечо.

— Нет. Что ты сказал? Связь плохая. Ты куда-то пропадаешь, — пытаюсь унять дрожь. Волк не отпускает, парализуя горячим дыханием в районе шеи. Он просто дышит — вдыхает и медленно выдыхает.

— Ладно, Птичка, я перезвоню позже. Обещай вести себя хорошо. А лучше, веди себя очень плохо. Для того, чтобы я тебя наказал, — усмехается Вадим. И я понимаю, что Дима прекрасно слышит слова Вадика.

— Пока, — сдавленно отвечаю я, потому что наглые руки Волка ослабляют хватку и ползут вниз к моим бедрам, немного до них не доходят, и поднимаются назад вверх, забираясь под футболку, поглаживают живот круговыми движениями вызывая табун мурашек, управляя ими, подчиняя своим сильным рукам. Губы Волка подбираются к моему уху.

— Скажи мне, Софи. Каково это, девять лет продавать себя? — шепчет хриплым голосом. — Отдавать свое тело, — ведет руками немного выше, останавливается под грудью. Прижимается к моей спине, — продавать свою свободу, душу за материальные блага? — выдыхает мне в ухо. Да что он может знать обо мне и о том, за что я себя продаю?! Как он, вообще, смеет у меня это спрашивать?! И трогать меня?! Резко дергаюсь, пытаясь вырваться из плена его рук, почти падаю, понимая, что он в очередной раз практический меня не держал. Это я не хотела вырываться. Поворачиваюсь со злостью, ловлю его взгляд. А там, на дне его темных глаз — бездна, в которой можно утонуть и захлебнуться. Его взгляд настолько пронизывающий, и в данный момент, опять пугающий меня, вызывающий холодок во всем теле.

— Слушай, мальчик, ты ничего не попутал? — сквозь зубы цежу я, стараясь не смотреть ему в глаза. — Кто дал тебе право задавать мне подобные вопросы?! — повышаю голос, взмахиваю руками. — И тем более трогать меня?! — выдаю все на одном дыхании, задыхаясь от возмущения.

— Разве я не прав? — очень спокойно отвечает он, приподнимая брови. — Еще скажи, что у тебя все это происходит по великой и безграничной любви?

— Даже если так, тебя это не касается! Не смей больше прикасаться ко мне! Разговаривать со мной. И держи дистанцию! Иначе…

— Что «иначе»? — усмехается он. А действительно, что «иначе»? Чем я могу ему угрожать? Вадимом? Не вариант.

— Ничего. Просто держи дистанцию! — иду вперед, пытаясь обойти его. Дима не сходит с места. И на вид он абсолютно спокоен, только его глаза сверкают злобой, ненавистью, упреком. Как будто он осуждает меня. Как будто кто-то давал ему на это право. Протискиваюсь мимо него, задевая плечом. Забегаю в ванную, захлопываю дверь со всей силы. Пытаюсь отдышаться. В голове крутится только один вопрос. Что делает этот пацан? Нет, я понимаю, что он меня хочет. Но разве ему мало своих сверстниц, таких же молодых девчонок, как он? Зачем-я-то ему нужна? Ради коллекции, интереса, опыта? А со мной-то что не так? Почему мое тело просто дрожит от его прикосновений и требует его ласк? Стоп! Спокойно! Все можно объяснить. Он просто наглый зарвавшийся пацан, который решил поиграть. А у меня просто недостаток ласки. Вадим очень редко ее мне дарит. Вадик ласкает по-другому: грубо, иногда жестко. У него другие прикосновения, не такие обжигающие, они… О, Боже! Что я сейчас делаю? Я их сравниваю!

***

Выхожу из салона, вдыхая ароматы приближающеюся осени. Конец августа. Еще каких-то пять дней, и осень вступит в свои права. Лето было в этом году дождливое, холодное, не такое, как всегда. Вадик предлагает выбрать страну для нашего отдыха. Может выбрать Испанию или Португалию? Насладиться летом сполна. Попытаться найти плюсы от нашей совместной поездки.

Медленно иду к машине, прокручивая в голове планы на вечер. Решаю заехать в магазин, купить продуктов. Мой холодильник полупустой. Ваньку надо чем-то кормить, а поесть он любит. И точно не простит мне пустой холодильник.

Медленно прохожусь по рядам супермаркета, толкая вперед большую тележку, наполовину заполненную продуктами. В голове стоит туман, никакой ясности, словно легкое опьянение, в глазах рябит от ярких упаковок. Мысли наслаиваются одна на другую. Прокручиваю в голове свой день, и никак не могу выкинуть из головы слова Волка о том, что я продаю не только свое тело, но и душу. Что этот пацан может знать о моей душе? И вообще, с чего он решил, что я продаюсь. Может, я действительно влюблена в Вадима? Самой становится смешно от этой мысли. Закидываю в тележку любимый сыр, замечая, как в туда же летит еще один кусок сыра. Поднимаю голову и встречаюсь все с той же наглой усмешкой Волка. Зачем-то осматриваю его с ног до головы, подмечая каждую деталь одежды: темно-синие джинсы, белую футболку, черную толстовку с капюшоном. Он что, меня преследует?

— Что ты здесь делаешь? — недовольно спрашиваю я.

— Наверное, то же самое что и ты, — отвечает он, закидывая в мою тележку сливки, творог, упаковку моих любимых йогуртов. — Пытаюсь заполнить твой пустой холодильник, — а я все не могу оторвать взгляда от йогурта, который наводит меня на бредовые мысли.

— Почему ты взял именно этот йогурт? — спрашиваю я, указывая на упаковку.

— Потому что именно этот йогурт ты ешь по утрам, — отвечает он таким тоном, как будто я сморозила глупость.

— Откуда ты это знаешь? — Волк не отвечает, забирает из моих рук тележку, которую я без проблем отдаю. — В день рождения, как выяснилось, именно ты подарил мои любимые цветы и конфеты, которые я обожаю, сегодня утром ты принес мне джем, именно тот, который я люблю, хотя в холодильники стояло еще два вида. А сейчас ты заявляешь, что именно этот йогурт я ем по утрам, — размышляю вслух, сама поражаясь этим фактам. А еще он попал в точку с Вадимом. Но об этом я молчу.

— А еще ты пьешь только зеленый чай. Любишь простое ванильное мороженное без добавок, — заявляет он, демонстрируя мороженное, о котором говорит, закидывая его в корзину. Идет вперед, не смотря на мой шокированный вид. — Ты пользуется шампунем с запахом кокоса и ванили, твой гель для душа с ароматом малины. Ты пользуешься одними и теми же духами с цветочным ароматом, в течение последних пяти лет. Твой любимый цвет — фиолетовый, — и у меня просто отвисает челюсть.

— Откуда ты так много обо мне знаешь? Ванька рассказал? — Дима упорно игнорирует мой вопрос, делая вид, что не слышит меня, отрывается вперед, продвигаясь к кассе. Иду за ним, думая о том, что еще он обо мне знает. И откуда? На кассе я подаю карту, Волк ловко выхватывает ее из моих рук, забрасывая обратно в сумку, достает из кармана наличку, рассчитываясь за продукты.

— Да. — произносит он, как только мы выходим из магазина.

— Что «Да»? — не понимаю я.

— Я украл эти деньги, — ухмыляется он. Я убью брата! Он передает Диме все мои слова и предостережения. — Ты такого обо мне мнения?

— Нет, я ничего подобного… — пытаюсь оправдаться, но Дима меня останавливает.

— Хотя, ты где-то права, — загадочно произносит он.

— Что значит «права»? — но Волк, как всегда, оставляет вопрос без ответа. Уверенно идет к машине, останавливаясь возле багажника. Щелкаю брелоком, Димка складывает продукты. Без приглашения садится на переднее пассажирское сидение.

— Дима, давай не будем играть в эти ненужные нам игры, и просто будем нормально общаться. Нам какое-то время предстоит жить в одной квартире. Прекрати свои игры, — прошу его я по дороге домой, с надеждой смотря на него.

— Я и не играю. Я просто говорю все, что думаю и чувствую. И если ты имеешь ввиду наш поцелуй на диване, и мои прикосновения к твоей нежной коже, — он останавливается, задумчиво смотрит в лобовое стекло, — то я не могу обещать, что этого больше не повторится. Я попробовал тебя один раз, и уже не смогу остановится. Да и ты сама этого безумно хочешь. Тебе надо просто отпустить ситуацию и принять все, что хочешь ты и твое тело.

— Я ничего такого не хочу, — произношу четко, громко, чтобы до него, наконец, дошло.

— И врать тебе тоже не идет, — уверено говорит он, поворачиваясь ко мне. А я не смею на него взглянуть, ведь я действительно его хочу. Мое предательское тело просто трясется от желания, когда он рядом.

— Я не вру, — тихо отвечаю я, в последней жалкой попытке оправдаться.

— Может Дым, конечно, тебе и верит, но я вижу тебя на сквозь.

— Кто? Дым?

— Встречаешься с ним почти девять лет и до сих пор не знаешь, что он — Дым? — ухмыляется Дима. Дым. И я вспоминаю, как однажды слышала, что один из знакомых Вадима так его называл. Но не придала тогда этому значения.

— Может для тебя и привычно давать людям клички. А для меня нет. А вот ты откуда знаешь, как его называют? — интересуюсь я, понимая, что этот пацан не так-то прост. Все он знает. Знает, что Вадика зовут Дым, хотя даже я этого не знала. Дима просто цокает в ответ, качая головой.

Доезжаем до дома, выходим из машины, Волк забирает пакеты из багажника. Проходим в подъезд. Чертов лифт, как всегда, не работает. Благо живу я всего на пятом этаже. Иду по лестнице вперед, Дима следом за мной. На лестнице третьего этажа шпилька туфель ломается, нога подворачивается. Практически падаю, успевая схватиться за перила. Резкая боль простреливает лодыжку. Больно до слез, которые сами по себе катятся из глаз. На ногу встать не могу. Сильные руки подхватывают меня, поднимая. По инерции, цепляюсь за его шею. Мне настолько больно, что уже все равно, что он опять прикасается ко мне. Утыкаюсь в его шею, закусывая губы, пытаюсь остановить слезы.

— Потерпи немного, сейчас, — говорит он куда-то в мои волосы, поднимаясь наверх. Останавливается возле входной двери. Просит ключи. Достаю ключи из кармана своего жакета. Дима аккуратно ставит меня на пол, просит, чтобы я опиралась об него. Открывает дверь, и тут же снова подхватывает меня на руки, заносит в гостиную, сажает на диван. Идет в зону кухни к холодильнику, достает замороженные овощи, приносит мне и аккуратно прикладывает к моей ноге. Боль немного утихает, нога начинает распухать на глазах. Волк аккуратно снимает с меня туфли. Осматривает мою ногу, сводит брови. Быстро поднимается и идет в комнату. Откидываю голову на спинку дивана. Боль немного стихает, уже не такая острая. Глубоко дышу, соображая, что делать дальше: позвонить Ваньке, попросить отвезти меня в травмпункт? Слышу шаги возвращающего Димы, поднимаю голову, смотрю, как Волк опускается передо мной на пол, в руках у него какой-то тюбик.

— Это гель, он снимет воспаление и облегчит боль, — поясняет он. — У тебя простой вывих, возможно растяжение мышцы.

— Откуда тебе знать? Как ты это определил? — спрашиваю я, пытаясь снять с себя жакет. От боли тело покрылось потом. На мне темно-бордовое узкое платье без рукавов, и подкладка жакета липнет к коже. Дима немного приподнимается, помогает стащить жакет, кидает его рядом со мной на диван. Как всегда, игнорирует мои вопросы.

— Давай нанесем гель, и тебе станет легче. — Соглашаюсь кивком головы. Дима тянет руки подолу моего платья, немного задирая его вверх. Хватаю его за запястья.

— Что ты делаешь?! — В недоумении спрашиваю я, удерживая его руку.

— На тебе чулки. Их надо снять, чтобы нанести мазь, — поясняет он, аккуратно высвобождая мою руку. Нагло задирает платье, прикасаясь к резинке чулок. И у меня только два вопроса: как он узнал, что на мне именно чулки, а не колготки? И какого хрена он делает?!

— Стой, я сама! — одергиваю его теплые руки, которые уже успели нежно прикоснуться к внутренней стороне бедра. Под пристальным взглядом Волка стягиваю капрон вниз, ниже колена, пытаюсь поднять ноющую ногу. Дима буквально вырывает у меня злосчастный чулок, аккуратно снимая его с больного места, отбрасывает на пол. И теперь я пристально за ним наблюдаю. Он наносит гель себе на пальцы, потихоньку поднимает мою ногу, кладет ее себе на колено. Аккуратно втирает гель в больное место. А я уже практически не чувствую боли, я как заколдованная наблюдаю за его действиями. Осматриваю его сильные мужественные руки, с вздувшимися венами от поднятия железа в спортзале. В голове мелькает картинка, как эти руки исследуют мое обнаженное тело. Смотрю на его сосредоточенное лицо; на скулы с легкой небритостью, к которым до покалывания в пальцах хочется прикоснуться. Смотрю на губы, вспоминая, насколько они мягкие, ласковые и тоже время требовательные, и до помутнения хочу почувствовать их еще раз. Сглатываю, дыхание учащается. Мне кажется, я схожу с ума и мое предательское тело, до скручивающей боли внизу живота, хочет этого пацана. Дима прекращает наносить гель, поднимает голову, ловя мой взгляд в свои сети. Продолжает удерживать мою ногу. И я поддаюсь, просто смотрю в упор в его глаза. И тону в их темной бездне. Я вижу, как они темнеют, как забирают меня в плен, лишают разума и силы воли. Его невыносимо темные глаза обещают мне все сладкие муки, подчиняя себе мой разум, вводя в транс, впиваясь в сознание, не отпускают. Чувствую, как теплая шершавая рука обхватывает мою ногу и медленно движется вверх, подбирается к коленке, выше и выше, к внутренней стороне бедра, останавливается там, выводя узоры на чувствительной пылающей коже. Я чувствую его возбуждающие прикосновения, слышу тяжелое дыхание, продолжаю смотреть в темную бездну своего безумия. Он берет меня за другое колено и властно, бесцеремонно раздвигает мои ноги настолько широко, насколько позволяет мое узкое платье. Ведет пальцами вверх к краю моих трусиков. Где-то в глубине плененного сознания я понимаю, что мне надо немедленно его остановить, но теряю мысль, как только его нежные пальцы начинают поглаживать мою плоть через шелковую ткань. Кусаю губы до боли, подрагиваю от каждого его прикосновения. Между ног все пульсирует, требуя большего. Влага растекается, просачивается через тонкую ткань. И Волк это чувствует, растягивая губы в кривоватой полуулыбке, продолжая удерживать мой взгляд. Кажется, что он не трогает меня руками, он берет и имеет меня только глазами, выворачивая сознание. Его пальцы очень осторожны, маленький нажим на уже воспаленный клитор, и снова ласка. И эти чертовы умелые пальцы знают, что делать. Как будто только он знает мое тело и только он может подарить мне наслаждение всего лишь одним прикосновением. Хочется стонать, просить большего, почувствовать его пальцы без преград. Но я сдерживаюсь, кусая губы в кровь, покрываясь потом и мурашками одновременно.

— Сними верх платья, — Волк мягким бархатным полутоном отдает приказ, включая в свой гипноз голос. Слегка качаю головой, отказываюсь выполнять.

— Пожалуйста, сними, — просто просит он. — Я хочу тебя видеть, видеть твою красивую грудь и твое тело. Я устал представлять его себе по ночам, — возможно, если бы он не удерживал в плену мое сознание, я бы залепила ему пощечину или сказала, что мое голое тело так и останется у него в мечтах. Но в данный момент его признание действует на меня как сильнейший афродизиак. Завожу руки за спину, слышу, как Дима втягивает в себя воздух, продолжая нежно терзать мои промокшие трусики. Расстегиваю замок на платье, спускаю его с плеч. Предстаю перед ним в темно бордовом кружевном белье, через которое проступают мои воспаленные соски.

— Боже, — впервые его полутон меняется на тихий шепот, с легкой хрипотцой. — Ты так прекрасна, Софи. Невыносимо красива. Ты даже лучше, чем я себе представлял, — и я не выдерживаю, тихий стон слетает с моих губ. Волк поднимается, нависает надо мной, опираясь на спинку дивана. Меня окутывает его запах, погружая в смесь цитруса и чего-то еще горьковатого, вызывая ураган противоречивых эмоций. Он спускает лямки моего бюстгальтера, отодвигает чашечки вниз, впуская грудь на свободу. Я чувствую, как от глубокого дыхания моя грудь колышется. Вижу, как напрягается его челюсть, лицо бледнеет, и маленькие капельки пота появляются над верхней губой. И тут он отпускает мой взгляд, переводя глаза на мои губы, ниже, на грудь, долго изучает ее. По логике меня должно отпустить. Но нет, это сильнейший транс, от которого просто так не отойдешь. Я сама тянусь к нему, наплевав на все и всех, закрываю глаза и ищу его губы. И он целует меня, зарывается в мои волосы, сдирая заколку, кидает ее на пол. Пожирает меня языком, ласкает мой рот, не отдавая инициативу ни на минуту. Отстраняется, скидывает с себя толстовку, футболку. Берет мои руки, тянет к своей груди.

— Прикоснись ко мне, — просит он, вжимая мои ладони в свою твердую напряженную грудь. И я чувствую его дрожь, такую же, как у меня, проходящую через все тело. Провожу по груди ладонями, хаотично ласкаю пальцами, Дима немного стонет, снова целует мои губы. Сплетает языки, заставляя меня отвечать ему. Спускается ниже по шее. Нет, не целует, просто ведет губами. Еще ниже к груди, покрывая ее легкими поцелуями. Всасывает сосок. Оттягивает его губами, отпускает, слегка на него дует. Мне кажется, что еще чуть-чуть, и я взорвусь, разлечусь на мелкие осколки. Низ живота скручивает мучительно тянущей болью и желанием почувствовать его в себе. Волк принимается терзать мою вторую грудь, одновременно задирая мою юбку вверх на пояс. Быстро проникает рукой в трусики, накрывая мою влажную плоть.

— Дима, пожалуйста, не надо, прошу, — сама не понимаю, зачем я его останавливаю. Но, видимо, я еще не совсем потеряла рассудок, и мой мозг не сдался в его плен, в отличие от тела. Сжимаю его сильные плечи, пытаясь оттолкнуть, чувствую, как Волка трясет. Он не слушает меня, уже хаотично покрывая поцелуями мою шею, плечи, грудь, лаская мои влажные складочки.

— Дима, Дима, остановись, — прошу ему в губы, которыми он пытается заставить меня замолчать. — Пожалуйста. Это неправильно. Мы не можем. Так не должно быть.

— Замолчи. Больше ни слова, — все-таки целует, преодолевая мое сопротивление. Находит мой клитор, слегка нажимает, массирует круговыми движениями.

— Это неправильно, мы не… — прогибаюсь в его руках, выгибаясь Диме навстречу.

— Что мы не должны?! — уже рычит в мои губы со злостью. — Что неправильно? — продолжает очень медленно ласкать клитор. Останавливаясь, просто поглаживая складки, распределяя влагу, и начинает все заново. — Кто сказал, что так не должно быть?! И что это неправильно? — спрашивает в губы, засасывая их. — Может это — самая правильная вещь в нашей жизни? — растирает мой клитор сильнее. Закатываю глаза, запрокидываю голову, и он уже слегка щипает мой воспаленный клитор. Тугой узел внизу живота начинает развязываться, опаляя все тело мощным жаром.

— Эй, есть кто-нибудь дома?! — голос Ивана врывается в комнату, разбивая меня на осколки, окатывая ледяной водой, моментально приводя в себя. Возвращая мне разум и здравомыслие. Накрывает ужасающим пониманием произошедшего, дает силу оттолкнуть Волка от себя с такой силой, что он, пошатываясь, почти падает назад.