Смертельный псевдоним

Наталья Солнцева

Молодой актер театра «Неоглобус» Кристофер Марло утверждает, что он тайный агент королевы Елизаветы и современник самого Шекспира! Верить ему или нет? Особенно после того, как он рассказывает Еве о своей скорой смерти и берет с нее клятву – после его гибели прийти в глухой московский переулок, где призрак Кристофера назовет имя убийцы. Конечно, Ева не верит в жуткие фантазии актера. Но вскоре тот погибает. Страшное предвидение сбывается! Что же делать?! Ведь Ева дала слово! Спустя три дня она приходит в назначенное место на встречу с призраком. После чего бесследно исчезает… Что скрывается за мистическими событиями? Эту загадку предстоит разгадать Всеславу Смирнову, частному детективу и верному спутнику Евы… Книга ранее выходила под названием «Шарада Шекспира».

Глава 2

В Москву пришли оттепели, грязь и хмурое небо. Ночью снег покрывался ледяной коркой, лужи замерзали, городские огни блестели сквозь морозную дымку. Днем на улицах стоял сырой, промозглый туман.

В баре бильярдной «Золотой шар» существовали часы затишья, когда посетителей почти не было. Один-два человека, которые заказывали себе кофе или небольшие порции спиртного, не в счет. В такие часы разрешалось курить.

Бармен, лениво позевывая, принес Всеславу сигару и пепельницу.

На стенах бара висели картины: «Игроки в карты», «Игроки в бильярд» и «Любители аперитива». Смирнов знал каждую их деталь. Клиенты иногда опаздывали, и ему приходилось ждать их, развлекаясь курением и созерцанием сих живописных шедевров. Лампы в стеклянных плафонах под старину горели тускло. За окнами в молочной мути едва угадывались деревья.

«Как в Лондоне», — почему-то подумал сыщик и посмотрел на дверь.

Через минуту в бар вошел высокий, представительный мужчина. Но вид ему можно было дать от сорока до пятидесяти лет. Лицо моложавое, фигура подтянутая, зато волосы сильно тронутые сединой, с наметившийся лысиной. Он окинул помещение цепким орлиным взором и сразу направился к Смирнову.

— Адамов, — полушепотом представился он, наклоняя красивую, породистую голову. — А вы…

— Тот, кто вам нужен, — усмехнулся сыщик, делая плавный жест рукой. — Присаживайтесь. Курите?

— Пожалуй… Бросал два раза, неудачно.

Адамов подозвал бармена, велел принести сигареты и зеленый чай. Тот удивленно поднял брови, но переспрашивать не стал. Молча удалился, вернулся с пачкой «Данхилла», чаем в специальной китайской чашке с крышкой.

— У нас с вами времени — полтора часа, — сказал Смирнов доктору. — Успеете изложить суть дела?

— Попробую. — Адамов поднял на собеседника большие и темные, какие-то цыганские глаза. — С чего начинать?

— С самого неприятного.

— Я отменил все плановые операции на две недели, — вздохнул хирург. — Сегодня утром я ездил в клинику, написал заявление… решил взять отпуск за свой счет. Персонал от меня шарахается как от чумного. И вообще, хочется бросить все, уехать куда-нибудь в Прибалтику, на Янтарный берег и слушать, как шумят прибой и сосны.

— Так в чем проблема?

— В подписке о невыезде. Как вы думаете, меня посадят? — Он попытался раскурить сигарету, пару раз затянулся, ткнул ее в пепельницу, смял. — Черт!

— Я пока ничего не услышал от вас по поводу убийства, — напомнил Всеслав.

— Да, конечно… — Адамов взял новую сигарету, щелкнул зажигалкой. Над столиком поплыл ароматный дымок. — Моя жизнь летит в тартарары… — прошептал он, глядя на молочно-белый туман за окном. — Все просто валится в пропасть! А ведь я считал себя счастливчиком. Мне везло! Выбрал профессию по душе, попал в классную клинику, женился на девушке, за которой бегал весь курс, пошел в гору. И вдруг… Наверное, неудачники не так переживают поражения, они к ним привыкают. Мой жизненный путь складывался слишком гладко, легко. Интеллигентные, любящие родители; две бабушки, обожающие единственного внука; школа, которую я окончил с золотой медалью; поступление в мединститут, годы учебы… Я был бессменным старостой группы, основателем студенческого хирургического кружка. Потом сделал научную карьеру, защитил кандидатскую по пластике, докторскую. И все получалось! У нас с женой родилась дочь, именно тогда, когда мы это запланировали: не раньше и не позже. Появились средства, и мы смогли приобрести собственную квартиру. Словом, чего еще желать?

Он замолчал, глядя мимо сыщика, нервно затягиваясь.

— И все-таки…

— Да-да, я знаю, — дернулся Адамов. — Сейчас… Я перейду к главному. Моя жена умерла. Это случилось восемь лет назад. Она… впрочем, неважно. Какое отношение ее смерть имеет к сегодняшним событиям? Я жил один, горевал. Потом женился второй раз, на Кристине, моей ассистентке. Она тоже хирург. Но после вступления в брак я настоял, чтобы она бросила работу. Негоже в клинике разводить семейственность, все эти шуры-муры. Вероятно, я был не прав, но Кристина меня послушалась.

— Ваша жена не работает?

Адамов отрицательно покачал головой.

— Она домохозяйка, если можно так выразиться.

— А сколько лет вашей дочери?

— Асеньке? Четырнадцать. Сложный возраст! Во втором браке у меня детей нет. Не хочу, знаете ли! Хлебнул с Асей: у нее была хроническая пневмония, потом астма в тяжелой форме, еле-еле мы с Леной выходили девочку. Оба врачи, а ребенка чуть не потеряли. У Аси весьма слабенькое здоровье. Я устал жить в страхе! Лечить своих — хуже не придумаешь. Это, пожалуй, являлось единственным осложнением в моей судьбе… до смерти жены. Я решил, что детей больше не будет.

— Лена — ваша первая супруга?

Адамов кивнул.

— Она была педиатром. После ее… после того, как она умерла, вокруг меня начали происходить странные вещи. Как будто исчезло нечто основное, опора какая-то! В сплошном и надежном монолите потихоньку начали появляться трещинки, едва заметные, которые разрастались и расползались, исподволь разрушая фундамент, стены…

— Какие стены? — удивился Смирнов.

— Ну, это я так, образно. Что-то изменилось в худшую сторону. Маленькие, будто бы случайные неприятности, мелкие неудачи, чем дальше, тем больше.

— А конкретно?

Адамов смял в пепельнице очередную сигарету, потянулся за новой.

— Да так прямо не скажешь, вроде бы все как всегда. Слухи разные начали ходить, сплетни… клиенты иногда бывают недовольны. На меня в этом году поступило несколько жалоб, тогда как за все предыдущее время не было ни одной, только благодарности.

— Жалобы обоснованные? — уточнил Всеслав.

Доктор закурил, выпустил облачко дыма.

— У каждого хирурга — свое кладбище, — угрюмо произнес он. — Пластическая хирургия, слава богу, не столь экстремальна, но всякое бывает. Кто-то недоволен, у кого-то операция спровоцировала непредвиденную реакцию организма, люди есть люди.

Сыщик решил сменить тему.

— Какие отношения у вас были с первой женой?

— Хорошие, — в глазах Адамова мелькнуло смятение. — Лена иногда ревновала меня к другим женщинам, но скандалов не устраивала. Дулась, могла не разговаривать день или два, потом мы мирились.

— А вы давали повод для ревности?

Хирург усмехнулся.

— Женщины обращают на меня внимание, — сказал он. — Особенно благодарные пациентки. Я не ангел и не святой, бывает, допускаю легкий флирт. Но бабником себя не считаю, если вы это имеете в виду. А минутная слабость, внезапный любовный порыв… такое случается с каждым мужчиной. Разве нет?

Смирнов уклончиво развел руками.

— Ваша вторая жена тоже ревнива?

— Кристина? Возможно… хотя она тщательно скрывает это.

— Ясно. А Лейла Садыкова? Она стала жертвой вашей минутной слабости или любовного порыва?

Адамов поперхнулся дымом, закашлялся. Сделал глоток зеленого чая, который успел остыть. Видимо, собирался с мыслями.

— Она очень красивая девушка… была, — с усилием произнес он. — Тонкая, стройная, как кипарис, нежная, с густой длинной косой. Таких воспевал Омар Хайям в своих стихах. Если вы спросите, нравилась ли мне Лялечка, отвечу — да. Но, кроме большой взаимной симпатии, между нами ничего не было.

— В самом деле?

— Я знал, что мне никто не поверит, — вздохнул хирург. — Ни жена, ни коллеги, ни полиция, ни вы. Может быть, со стороны и казалось, будто бы я и Лейла любовники, а мы просто хорошо относились друг к другу.

— Насколько хорошо?

В бар зашли две молодые женщины и сразу заинтересовались Адамовым. Он выглядел шикарно — элегантный, с благородными чертами лица, с проседью, умудренный опытом мужчина, еще полный сил. Дамы оборачивались, расточали доктору сладчайшие улыбки.

— Видите? — опустив цыганские глаза, сказал хирург. — Я ведь ничего не предпринимаю, совсем ничего! Просто сижу, разговариваю.

— Вернемся к Садыковой, — безжалостно заявил сыщик. — Если вы не были любовниками, то… в будущем могли бы стать ими?

Адамов пожал плечами.

— Какая теперь разница? В любом случае, до этого не дошло. Будь Лейла моей любовницей, зачем же мне ее убивать?

— По тысяче причин! — развеселился Смирнов. — Она вам надоела. Она требовала от вас развода с женой, грозилась все рассказать руководству клиники! Она настаивала на браке, а вы не собирались на ней жениться. Она забеременела от вас…

— Что за ерунда! — возмущенно перебил его Адамов. — Сейчас не тридцать седьмой год! Меня бы не расстреляли, не исключили из партии и не уволили за «моральное разложение». А если бы даже и так? Я себе работу всегда найду, вот с этими руками… — Хирург показал сыщику свои изящные сильные ладони, длинные пальцы. — Жены я не боюсь, а беременность… я оплатил бы аборт у лучшего специалиста. Пойти на убийство из-за такой чепухи? Нонсенс! Да и не было никакой беременности, экспертиза не показала.

— Кстати, а как именно была убита Садыкова?

Воцарилось продолжительное молчание.

— Ее зарезали… скальпелем. Мастерски, одним выверенным, точным ударом перерезали горло, а потом… вырезали сердце. Труп нашли в дежурке, поздней ночью. В луже крови! Без сердца. Ужас! В газетах об этом писать не стали, слишком страшно.

— А где были вы?

— Спал.

— У себя дома?

— В клинике, — хрипло сказал Адамов. — Я в ту ночь тоже… дежурил. Особо тяжелых больных у нас не бывает, поэтому я поужинал, выпил коньячку и уснул у себя в кабинете, на диване.

— Подтвердить ваше алиби некому?

— Какое это алиби?! — горько вздохнул хирург. — В кабинете я был один. Спал. В принципе, мог выйти, убить Садыкову… но зачем этот вандализм? Забрать сердце… кошмар какой-то!

* * *

Спектакль «Прекрасная злодейка» увлек Еву.

Помещение театра было маленьким, уютным, костюмы поражали роскошью — бархатом, кружевами и золотым шитьем, а игра актеров оказалась выше всяких похвал. На этом фоне впечатление от самой сцены и грубо выполненных декораций сглаживалось совершенно.

Старый как мир сюжет — власть, коварство и любовь — режиссеру удалось показать с неожиданной стороны. Красавица королева Мария Стюарт влюбляется и в середине лета 1565 года выходит замуж за своего сводного кузена лорда Генри Дарнли, но неблагодарный юноша не сумел оценить романтичную венценосную супругу. Он демонстрирует шотландскому двору жадность, трусливые повадки, глупость и неуемную похотливость, волочась не только за придворными дамами, но и не пропуская ни одной простолюдинки. Королева не простила ему такого унижения. К осени ее любовь прошла, а в голове созрел план избавления от нежеланного мужа. Следующей зимой в поместье Керк-О-Филд Дарнли нашел свою смерть.

Так гласит история, но как все происходило на самом деле?

В антракте Ева поглядывала на актера, играющего в спектакле незадачливого супруга Марии Шотландской. Молодой человек не стал уединяться в гримерной, а прогуливался по коридору, привлекая внимание зрительниц. В костюме английского аристократа шестнадцатого века, высокий, стройный, с горделивой осанкой, с нежным миловидным лицом, он был потрясающе хорош собой. Его мягкие шелковистые волосы спускались до плеч, оставляя открытым большой чистый лоб; темные выразительные глаза смотрели ясно, а легкие усики и бородка красиво оттеняли губы и линии лица.

«Интересно, это грим и парик? — подумала Ева. — Не похоже. Если я буду так откровенно глазеть на него, он, пожалуй, заметит».

Она сделала над собой усилие, чтобы оторвать взгляд от прекрасного юноши, и направилась в буфет. Бокал холодного шампанского не помешал бы.

Усевшись за столик, Ева достала из сумочки программку и посмотрела фамилию актера: Кристофер Марло. Он что, иностранец? А говорит без всякого акцента. Странно… Она пробежалась глазами по другим фамилиям, — здесь были Элеонора Буль, Ингрэм Фрайзер, Роберт Поули, Николас Скирс, Томас Кид.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Ева, отпивая шампанское. — Что за чудеса!

— Разрешите?

Она подняла голову и ахнула — перед ней с чашкой дымящегося кофе стоял сам Генри Дарнли! Актеры тоже люди, они хотят посидеть в буфете, выпить что-нибудь. Ева так и застыла с открытым ртом, поэтому молодой человек переспросил:

— Вы позволите?

— Ах, да! Конечно! Присаживайтесь… — пробормотала она, краснея. — Честно говоря, я растерялась. Вы так великолепны в этом наряде, будто настоящий лорд! У меня просто дар речи пропал, когда вы подошли.

Театр «Неоглобус» был маленьким и мог вместить небольшое количество зрителей: маленькими здесь были и фойе, и гардероб, и помещения для актеров, и коридоры, и буфет.

— Единственное свободное место — за вашим столиком, — улыбнулся актер. — Так что приношу свои извинения, если помешал!

— Нет, что вы, — смутилась Ева.

Вблизи она заметила — волосы, усы и бородка у «Генри Дарнли» не накладные, а свои собственные. Грима на его лице почти не было вопреки мнению Смирнова о «боевой раскраске ирокезов».

— Вы почти не накрашены, — выпалила Ева, продолжая удивляться происходящему. — Почему? В вашем театре гримироваться не принято?

— У нас камерный театр, — охотно пояснил молодой человек. — Все находится очень близко — сцена, зрители и актеры, почти смешиваясь, для достижения эффекта присутствия. Поэтому в ярком обильном гриме нет нужды.

— Вас зовут…

— Кристофер Марло! — опередил ее вопрос актер, приподнимаясь и слегка наклоняя голову.

— Вы иностранец? Фамилии других актеров тоже не русские.

— Открою вам секрет, — с видом заговорщика произнес он. — Знаете, чем наш театр отличается от остальных? У нас все по-настоящему — английская история, английская пьеса, и актеры тоже должны быть английскими, прямо из шестнадцатого века! Иначе неинтересно! Достоверность достигается разными приемами, и псевдонимы актеров — один из них.

— Тогда и зрители должны быть английскими! — включаясь в игру, засмеялась Ева. — Им при входе нужно выдавать английскую одежду.

— Это детали будущего проекта, — важно надул щеки ее собеседник. — Так же, как и язык. Без совершенного владения английским скоро в театр никого пускать не будут!

Глядя на ее вытянувшееся лицо, он не выдержал и фыркнул.

— Вы меня разыгрываете? — догадалась Ева.

— Самую малость. Если я раскрою вам все наши секреты, меня уволят. Безработный актер представляет собой жалкое зрелище, поверьте — и морально, и физически!

Он говорил полушутя-полусерьезно. Ева робко улыбалась. В буфете было шумно, пахло кофе, пирожными и женскими духами.

— Меня убьют в последнем акте этой вечной шотландской драмы! — с пафосом произнес молодой человек. — Так не хочется умирать в расцвете лет! Вам не жаль бедного Дарнли?

Ева растерянно хмыкнула. Она считала, что нахальный юнец получил по заслугам, и высказала свое мнение.

— Женская солидарность! — засмеялся актер. — Дамы беспощадны не только к мужчинам, но и друг к другу. Несчастный Дарнли чудом избежал смерти от взрыва, вы помните: новый любовник коварной Марии хотел взорвать апартаменты Керк-О-Филд, а когда узнал, что король уцелел, велел своим слугам задушить его! Разве не жестоко?

— Нечего было распутничать! — возразила Ева.

Актер наклонился к ней и понизил голос.

— В этой истории есть нечто странное, — прошептал он. — Зачем Марии было убивать Дарнли? Ей стоило немного подождать, и… смерть сама сделала бы свое дело. В начале января Генри серьезно заболел, по тем временам неизлечимо!

— Чем?

— Официальный диагноз — черная оспа! — зловеще прошипел актер. — Но будь это правдой, Мария, боясь заразиться, ни за что не поехала бы из Эдинбурга в Керк-О-Филд к больному супругу! Вы не представляете себе, каков тогда был страх перед этой жуткой болезнью, которая не только мучительно убивала, но и навсегда обезображивала тех, кто имел несчастье выжить. Молодая красавица королева не стала бы так рисковать! А ведь она не только приехала в поместье, где лежал больной Дарнли, но и сидела у его постели, беседовала с ним… Возможно ли это?

— Выходит, супруг Марии был болен чем-то другим, — согласилась Ева с его доводами. — Но чем же?

— Смертельной формой сифилиса, как склонны были считать собравшиеся на консилиум придворные врачи. У Дарнли не было шанса выздороветь, а у Марии появилось веское основание прекратить с ним супружеские отношения и спокойно ждать развязки. Но нет! Бессмысленное убийство мужа — первый шаг королевы Шотландской по пути на эшафот. И она его делает! Разве не удивительно?

Ева задумалась. В таком толковании спектакль «Прекрасная злодейка» раскрывал совсем иную сторону событий далекого прошлого.

— Кто-то подстроил королеве ловушку, — заявила она, невольно подражая молодому человеку. — Поставил ее в безвыходное положение.

— Вот именно! Жизнь венценосных особ кишит ловушками и капканами. Впрочем, как и жизнь простых смертных.

Мелодичный сигнал возвестил, что зрителям пора возвращаться в зал, актерам — на сцену. Ева допила шампанское.

— Вы меня заинтриговали, — сказала она, глядя на собеседника. — Мы можем еще раз поговорить?

— С удовольствием, очаровательная незнакомка.

Он похвалил ее прическу и зеленый наряд. Ева вспомнила, как пренебрежительно отозвался о купленном ею платье Славка. «Неужели все повторяется?» — с ужасом подумала она. В памяти вихрем пронеслись сцены ее неудавшейся семейной жизни с Олегом Рязанцевым, бывшим мужем, его равнодушие, невнимание. И, напротив, жгучий интерес, восхищение, проявленные бывшим любовником; те эротические и чувственные фантазии, которыми он окружил ее. Покойный Денис Матвеев^[1]…

— Я почти забыла о нем, — прошептала Ева, усаживаясь на свое место в зрительном зале. — Этот молодой актер прав, жизнь сплошь состоит из ловушек, куда попадают доверчивые дурочки вроде меня!

Она не сразу сумела сосредоточиться на спектакле: в памяти один за другим всплывали эпизоды встреч с Денисом, его гибели, горькое разочарование в муже и любовнике, уход от Олега.

Заключительную часть представления она просидела с мыслью, что даже королевская кровь в жилах не гарантирует благополучия. Судьбы великих мира сего — печальное тому подтверждение. Вот и легендарная, поэтичная Мария Стюарт не сумела разглядеть за смазливой внешностью Генри Дарнли скверной и ничтожной натуры. Она не заметила искусно расставленных силков и потеряла не только честь, трон и королевство, но и голову.

Ева вышла из театра со смешанными ощущениями. Страх, волнение, разочарование и желание еще раз увидеть молодого актера Кристофера Марло — все это создало в ее душе взрывоопасную смесь.

Было темно, холодно и сыро. У выхода горели фонари. Шел снег с дождем. Женщины доставали зонтики, натягивали косынки и шарфы. Мужчины ловили такси. Молодежь бежала к метро. Ева увидела машину Славки, обрадовалась.

— Хорошо, что ты приехал за мной, — виновато опуская глаза, сказала она. — Мои весенние сапожки не приспособлены для такой погоды.

Они мило болтали по дороге домой.

— Ну, как спектакль? Понравился? — спросил Смирнов. — Не скучала без меня?

— Нет, — с легким вызовом ответила Ева. — Ты знаешь, оказывается, Марию Стюарт на протяжении нескольких сотен лет обвиняют в том, чего она, возможно, не совершала!

— Да? Жаль, в те времена не существовало частного сыска! А я решил взяться за дело хирурга Адамова. Его немного смутила цена за мои услуги. Он думал, что только пластическая хирургия — дорогое удовольствие.

Всеслав рассмеялся, а Ева закрыла глаза. Дождь вдруг напомнил ей бывшего мужа. Вот такие же нескончаемые дожди лили в Мамонтовке, когда она ждала Олега с работы. Рязанцев придавал своей службе слишком большое значение.

Примечания

1

См. роман Натальи Солнцевой «Венера и Демон».