Встреча с любимой из юности

Борис Михайлов

Реальная история о неразделенной любви русского рабочего парня и дочери богатого немецкого промышленника. Тайну своего рождения детдомовец Сева Васильев узнает в 26 лет, в 1970 году. Отец немецкий оккупант. Чтобы избавиться от позора, мать сдала его в детдом. Сева едет в Германию разобраться и влюбляется в светскую красавицу Марику. Её родители прерывают разворачивающиеся отношения, и он возвращается на родину. Через 40 лет Марика находит Севу – известного ученого.

Проводы Севы

Проводы Севы получились шумными. В небольшую комнату набилось десятка два заводских и детдомовских друзей. Женщины помогли накрыть стол домашними салатами и солениями, не только традиционной тушеной картошкой с мясом. Кроме «Столичной» и «Московской», для женщин мужчины выставили белое и красное болгарское вино в длинных бутылках. Галя напекла домашних пирожков, бригада из цеха сбросилась на большой торт.

Тосты в этой комнате обычно произносились за детский дом и воспитателей, за неизвестных родителей. Сегодня прибавились за успешную поездку и благоразумие Севы.

Он, уже навеселе, с рюмкой в руках, рвался произнести тост.

— Спасибо, ребята! Не отвернулись, пришли. Ближе вас у меня никого.

— Родителей не выбирают! — Галя поправила на нем галстук.

— Не было отца, и век не знал бы, — заметил парень из бригады, тоже детдомовец. — Все мы… Я, Василий, Галина, Юрка — дети войны, от кого родились, знаем?

— Вы не похожи на немцев, — не сдавался Сева.

— Ты похож? Оставим тему и выпьем лучше, — предложил Володя. — 3а наших воспитателей и учителей!

— За любимых и нелюбимых, за всех! — поддержала Галя. — За Стародубский детский дом!

Обсуждение предстоящей поездки Севы продолжилось. Кто-то из детдомовских предложил

— Плюнь и не «езди» никуда!

— Возможно, и не решился бы. Кругломордные очкарики из КГБ своими наставлениями достали. Раз так усиленно отговариваете, пугаете, решил, обязательно поеду.

— Послушайте, что пишет господин Клуге, — стараясь всех перекричать, предложил Юрий, развернув письмо. «Я обязан Лизетт жизнью, она вернула меня с того света. Знай раньше, что у меня растет сын…»

— Фашист так не напишет, — заметила Надя.

Сева предупредил, что на проводы соберутся друзья — детдомовцы, парни из бригады, все взрослые и ей будет неинтересно. Надежда, однако, пришла. Отношения с ней с самого начала тяготили Севу. Разница в возрасте, в интересах — непреодолимый барьер. Подобное испытал с Ларисой. Прекрасно знал, Надя никогда не остается одна, всегда вокруг ребята. Постоянно кто-то провожал, с кем-то ходила на танцы, позже чистосердечно все рассказывала. «Всё ли»? — сомневался он. Посещала мысль, он больше привлекает её как бригадир, дружба помогает скрывать опоздания и прогулы, получать выгодные наряды.

— Много ты видела фашистов? — поддел Юрий.

— Кто знает, может и не отец, а провокация, — предположил другой парень из бригады.

Сегодняшнему поколению не понятны, смешны подобные предположения, но всё это было! В 70-ые годы людей воспитывали: страна в кольце врагов, из-за границы жди одних провокаций.

Костя в окружении женщин, запел под гитару любимую детдомовскую песню и её подхватили. В песне рассказывалось, как пацаны росли, влюблялись и ссорились, клялись никогда не забывать родной дом. Песня знакома большинству, и её подхватили все присутствующие.

Каждый новый взрыв хохота вызывал возмущение соседки за стеной. После того, как Лариса ушла к матери, Нина не оставляла надежды спровадить Севу в общежитие и захватить комнату. Сейчас делилась с мужем.

— Не видать его комнаты, слышишь, как расшумелись! Похоже, не поедет никуда.

— Разбежался он к немцу. Наверняка, передумает. А поедет, надеешься, не вернется?

— Объявись у меня родственник за бугром, не задумываясь, сбежала бы.

Песня за стеной звучит все громче. Ребята поют Высоцкого и Окуджаву. Соседка зло стучит кулаком в стену, призывая угомониться. Муж показывает ей указательным пальцем у виска.