Пц Ол

Владимир Митюк

В настоящем сборнике представлены произведения автора, написанные в разные годы в жанре фантастики: фантастическая притча «Пц Ол», новеллы «Вепрь сновидений» и «Эми. Пятница, семнадцатое» и остросюжетный фантастический роман-предупреждение «Бульвар».Действие притчи «Пц Ол» происходит в вымышленном мире, но кажется таким знакомым.Действие других произведений разворачивается в наши дни, реальность смешивается с вымыслом, который можно понять, но объяснить невозможно.

Вепрь сновидений

Глава 1

Нам сообщили, что до отъезда осталось всего ничего, опоздавшие будут выбираться сами. Подобная перспектива меня не устраивала. Я чертыхнулся, запихал разбросанные по комнате вещи в рюкзак, и буквально скатился вниз по лестнице со своего второго этажа.

Спросить, что и почему, было не у кого — по условиям пребывания, мы не общались, что было странно, даже обедали в разное время, но я именно для этого и прибыл сюда.

С кем-то мы сталкивались, пространство не может быть неограниченным, но лишь кивали друг другу и расходились в разные стороны. Территория, которую покидать тоже не разрешалась, изобиловала уединенными местами, где каждый мог предаться размышлениям.

Всё, мое заточение, обошедшееся в кругленькую сумму, подошло к концу. Спускаясь по лестнице, я споткнулся, и чуть не впилился в дверь. Подергал за ручку — что за шутки, она была закрыта. А слева, неужто я такой невнимательный — оказалась другая, приоткрытая, с золотистой круглой ручкой. Понятно, почему — она обита жженой вагонкой, как и весь вестибюль первого этажа, и сливалась с ним. Всё равно странно. Я влетаю в открытую дверь, и тут же она захлопывается за мной.

Но, вместо улицы, я оказываюсь полутёмном помещении, зрение инерционно, пока разобрать ничего невозможно. Нет, мне точно не сюда, я поворачиваюсь, чтобы выйти, но ручки не обнаруживаю.

— Вы не ошиблись, — из тумана выплывает фигура полной женщины, в тёмном платье, белом фартуке и кокошнике, как у официантки, — несколько формальностей, и…. Пройдёмте сюда.

Действительно, в руке у неё нечто, напоминающее половник, только зачем?

Успокаиваю себя — конечно же, нас должны покормить перед дорогой, и, возможно, сейчас соберут всех вместе. Мы погрузимся в автобус с затенёнными стеклами, нас повезут до Каменки, там переночуем, а мы разъедемся по разным сторонам, и наверняка больше никогда не встретимся.

Глаза начинают привыкать, я делаю ещё один шаг, и….

***

Женщина исчезает, я оказываюсь сидящим на стуле, мой рюкзак — на полу, а рядом — рыженькая девчушка, я её встречал здесь во время прогулок по тенистым аллеям. Они были организованы так, чтобы обитатели странного пансионата как можно меньше встречались друг с другом. Но я так выбирал маршрут, чтобы случайно встретиться с девушкой. И вежливо кивал при встречах, не решившись ни подойти, ни заговорить. И, признаюсь, несколько раз посмотрел вслед. Лишь однажды наши взгляды пересеклись, но не более. Она сразу же опустила глаза. Ведь любые контакты были запрещены, а к моменту расставания, ни у кого не возникает желания начать или продолжить знакомство. Бывают ли исключения? Мне неизвестно.

***

Рюкзак девушки тоже на полу, но с другой стороны. Стул — крепкий, грубо срубленный, широкий, но мне приходится поддерживать девушку — иначе не уместиться. Она дрожит. Вроде тепло, на ней — курточка и блузка, юбка-шотландка, и большие башмаки.

Признаться, мне тоже не по себе…

— Вы что здесь?

— А Вы?

— Ну, пора уезжать. Я вошёл сюда, и она, — я кивнул в сторону, сказала…

Да нет, женщина ничего не сказала, а просто растаяла в воздухе! Такого быть не может, значит, она вышла через потайную дверь. Я всматриваюсь, но ничего, напоминающего выход, не вижу. Но я же вошёл сюда!

— Нет, так просто нас не отпустят.

— Кто? — я ничего не понимаю. — Всё закончилось, мы отдохнули. Кто ж забесплатно держать будет. Они не заинтересованы.

Они — это некая компания, организовавшие мероприятие, безмолвные и невидимые. То есть, видимые в реальном мире, но существующие как бы сами по себе.

Девушка дрожит, я обнимаю её…

— Сейчас начнётся.

Что начнется, я не понимаю, и потому говорю:

— Поедем вместе, хорошо? — теперь я могу говорить с ней, обет молчания закончен.

— Вы не понимаете, здесь не так, у меня… Надо, чтобы…. Мне подружка рассказывала, под страшной тайной. Многие вообще не возвращаются. Если не Вы, то…. Надо, чтобы. Иначе будет ещё хуже.

До меня не доходит. О чём она? Пока ничего страшного не случилось, сейчас отыщем дверь и выйдем наружу. Но я не успеваю этого сказать.

— Вы должны…. Со мной, — девушка еле выдавливает слова из себя, теперь её уже знобит, на мою руку падает горячая слезинка. — Но я ещё не готова, ко мне никто не прикасался.

И вдруг… Приподнимает юбчонку… Несколько движений, и девушка прижимает сжатые трусики к лицу. Похоже, она либо под действием наркотиков, либо запугана или загипнотизирована.

Однако её слова и действие приводят меня в чувство. Если дело обстоит именно так, последствия? Что, что сделали с её подругой и почему она, зная, решилась на подобное, то есть, приехать сюда? Значит, в её другой жизни произошло нечто. Как и у всех обитателей. Девушка дрожит, я ещё крепче прижимаю её к себе, готовый…. Но к чему? Защитить её и себя?

Вдруг становится чуть светлее, фиолетовый свет освещает появившееся ложе. Значит, происходящее совсем не шутка… Мне чудом удаётся сконцентрироваться.… Девушка дрожит, и я представляю вполне реально, моделирую ситуацию — мы опустимся на воображаемую постель, она разденется, нет, я сам раздену её, и…. да, она мне снилась, и сон почти материализовался, но только не здесь!

Я с трудом возвращаюсь в реальность. Это не я. Меня буквально заставляют сделать то, что, может, абстрактно роилось в моем подсознании, но не должно быть доступно для посторонних. Девушка прекрасна, но — потом.

Она дрожит, я прижимаю девушку к себе, мозг лихорадочно работает — я знаю, что должен защитить её, во что бы то ни стало.

И тут…

На мгновение, буквально на мгновение, появляется силуэт женщины в кокошнике. Она будто взирает на нас, делает лёгкий пасс рукой, и снова исчезает.

Комната разделяется на две, или не знаю, сколько частей, темно, однако…. Девушка еле выдавливает их себя:

— Я боюсь…. Не хочу. Меня… потом… всё… а тебя просто убьют…. И разберут на органы. Я знаю.

Она вцепляется в меня, но не выпускает из рук рюкзачок.

Именно этот шёпот выводит меня из ступора. Я не терплю насилия над своей неповторимой личностью. Я ищу хотя бы что-то могущее послужить оружием.

Я машинально сдавливаю её коленку, ей больно. Девочка понимает всё, спрыгивает мне на руки, я прижимаю её к себе — сейчас бы рвануть, но куда? Девушка будто читает мои мысли:

— Вот, возьми!

В моей руке появляется неизвестно откуда-то возникшая цепь….

И тут отделявшая нас стена размывается, и вновь появляется странная женщина.

— Ну что, голубки? Натешились, или не успели? Теперь…. Следуйте за мной, там…. Четыре ложа, будет ещё шесть человек, — голос её мягкий, вкрадчивый, но от него веет ужасом, — ну? — Она чувствует нашу нерешительность и открывает спрятавшуюся в темноте дверь, — проходите….

Гипноз, или нечто иное? Реагирую мгновенно — захват, силы мне не занимать, шейные позвонки хрустят. Вот, в её кармане — связка ключей, брелок с таблеткой.

Сейчас, сейчас. Лихорадочные попытки увенчались успехом, мы чудом выбираемся, из дома, светло.

В моих руках — длинная цепь, я от кого-то отмахиваюсь, мы — на свободе. Но куда ведут разбегающиеся от дома дорожки? Почему я был столь невнимателен, или сейчас всё нарочно смешали, и мой врожденный географический кретинизм не причём?

Но девочка знает путь, и мы бежим, бежим. Заборов нет, но и дороги тоже. Я размахиваю цепью, сметая невидимых врагов. И чувствую их вой. А вдруг? Через полчаса непрерывного бега мы задыхаемся, но оказываемся на открытом пространстве.

Бесконечное поле, падаем на землю — сил не осталось.

Переводим дух — куда идти? Все стороны равнозначны, и мы неизбежно оставим след. Выбираем тропку наугад. Рюкзаки при нас.

— Что это было? — глаза девчонки широко раскрыты от пережитого ужаса.

Мне ответить нечего, я сам ничего не понимаю — две недели почти в сплошной изоляции, но ведь никто не загонял нас насильно.

— Не знаю, НЛП или гипноз, но всё закончилось? — Я тщетно пытаюсь улыбнуться, мы идём по тропе, никто за нами не гонится. Вдали слышится звук железной дороги.

— Вот видите, — почти выбрались, пойдем по шпалам, до станции.

— Вы так считаете?

Путь преграждает канава.

— Подождите, я перепрыгну, и подам вам руку…

***

Я прыгнул, и…..

И оказался на верхней полке плацкартного вагона. Тук-тук, тук-тук…

Рюкзак под головой, на столе — дребезжащий стакан с чаем. Соседи мирно спят, спит вообще весь вагон. Но девчонки нет. Я затаился. Если что-то происходит, надо сохранять выдержку. За окном — однообразный пейзаж — линия электропередач, насыпь, придорожные посадки. Поезд мчится в зелёном туннеле, не позволяя идентифицировать местонахождение.

По проходу следует проводница, в серой форме с эмблемой РЖД, белой блузке, с компостером в руках, и объявляет — следующая станция «Обрыдлово». Через двадцать минут, приготовьтесь к выходу.

— Простите, — спрашиваю, — это какой поезд?

Проводница, привыкшая и не к таким вопросам, невозмутимо отвечает:

— «Балаково — Нарьян-Мар».

— А разве туда поезд ходит? Там же и рельсов нет. — Не сомневайтесь, доезжаем до…, — не запомнил названия станции, города, — а дальше — на вертолётах. Знаете, сколько народу ездит? Поезд каждый день, и переполнен. Впрочем, Вам-то выходить через час, в N—ске, не проспите, и чай допейте…. Уже остыл.

Она мило улыбается, и уходит. Так, значит, я еду в N—ск? А что там я забыл?

Так или иначе, в назначенное время я оказываюсь на перроне, перед зданием классического вокзала областного центра. Только что отремонтированный, выкрашен в салатовый цвет, старая кирпичная кладка — изумительно белая, неподалеку — водонапорная башня, уже кирпичного цвета, и тоже с белыми прожилками.

Приглядываюсь — большими буквами написано название города. Вот это да…. Выхожу на привокзальную площадь, иду уверенно, будто некто ведёт меня. Площадь утопает в зелени, троллейбусное и автобусное кольцо, шоссе, ведущее, наверно, к центру города. Покупаю мороженое, и останавливаюсь в раздумье.

Номера…. Тринадцатый номер подойдёт, если бы я представлял, куда ехать. Или как? Кроме проспекта, от вокзала уходят вниз — он на пригорке, несколько асфальтированных пешеходных дорожек. Нет, пойду пешком…. Рюкзак не обременяет, я с собой много вещей не брал.

***

— Вам куда? — я чуть не сталкиваюсь с девчонкой, она медленно и неуверенно идёт как раз по выбранной мною дорожке. Она оборачивается, и я вижу в её глазах слёзы, бросается ко мне, обнимает…. И тут же отпрянула:

— На Сокол, кажется….

— И мне туда. Да, я точно уверен, что именно туда надо и мне. Но почему?

Мы медленно и молча идём вниз, спуск не крутой, плавный, и встречных прохожих нет.

— Надо спуститься, пройти через парк, и наискосок.

Я киваю, ведь только рыженькая девушка является каким-то связующим звеном.

— А где вы были?

— В поезде, только он какой-то странный. Я прошла через все вагоны, но вас не видела, думала, что….

Всхлипнула. И — внезапно:

— Мне что-то не по себе, можно, я возьму Вас, тебя, за руку?

Она права, пора общаться на ты, после того как мы едва не погибли, но выбрались. Мне хочется прикоснуться к ней, я протягиваю руку, и…

Глава 2

…теперь мы идём по неширокой аллее, по вымощенной рустикой дорожке. Слева и справа — идеальный газон, будто трава выкрашена в зелёный цвет, обочина, если можно так выразиться, из битого кирпича, разделительные линии белого цвета, и посередине — чтобы не терять направление? Рядом — мой приятель, Вадим, но он как-то странно одет — мягкий скафандр серебристого цвета, башмаки являющиеся продолжением, гермошлем…. И несвойственная ему четкая и уверенная походка. На груди — эмблема.

— Сейчас, — говорит он, последний доклад, и….

Что за чертовщина? Мое одеяние не отличается оригинальностью, только на груди полоска — «Командир», а вместо рюкзака за спиной — ранец.

До решётчатых ворот — метров пятьдесят, я невольно подстраиваюсь. Мы подходим, ворота автоматически раскрываются, и мы оказываемся на небольшой площадке, где нас, видимо, и только нас, ожидают. В центре — военный в фуражке с высокой тульей, и с маршальскими погонами и брюках с широченными лампасами. За ним — тоже исключительно военные, но меньшего ранга….

Но почему на погонах не одна, а две маршальских звезды над гербом? Как же его именовать? Мы подходим и останавливаемся в полутора метрах. Я прикладываю правую руку к виску и докладываю:

— Товарищ дважды маршал! Экипаж в составе — представляюсь, — готов к выполнению задания.

Какого задания, мне неизвестно, но я точно знаю, что должен говорить.

— Мы надеемся на вас! Ваша миссия почётна и ответственна…. От вас, возможно, зависит, как повернется история.

На историю не замахиваюсь, ну её в баню, вертеть событиями не в моих правилах, они сами наплывают по мере созревания. И что-то он странно говорит — я бы понял, если услышал нечто типа «Россия вас не забудет» или «Вперёд, к победам», или нечто подобное…. Толпа кружится вокруг нас, появляется некто в сером костюме, высокий и стройный, мечта представителя нетрадиционной…. Вперёд!

Но наши действия предопределены. Мы, как мартышки, отдаём честь и идём в указанном направлении — не перекинувшись даже парой слов, пространство сжимается, или мне кажется? Нет, нормально, обычная дорожка к стартовой площадке — вдалеке маячит силуэт ракеты. Мне хочется спросить — как же это, мы не прошли предполётной подготовки, любим выпить, курим иногда, и какое задание?

Нас нагоняет тот самый человек в сером — вот, нужно вскрыть после старта. Там всё указано. И засовывает в мой блестящий рюкзак. И исчезает, также внезапно, как и появился.

Продвигаемся дальше, по ровной дорожке, уже, кажется, слышим, или нам надувает в уши — «и слышен нам не рокот космодрома….»

— Вадим, ты что-нибудь понимаешь?

— ИМХО, однозначно, я вообще не люблю летать, предпочитаю поездом.

А деваться некуда — шаг вправо, шаг влево….

Я замечаю, что великолепная дорожка обтянута колючей проволокой, приятель прав. И шаг влево, вправо делать не хочется — нас и колючую проволоку разделяет уже не газон, а чавкающая трясина, и неизвестно, промокает ли скафандр. И потом, гермошлемы-то открыты….

Меж тем дорожка сужается, теперь мы идём не рядом, а друг за другом. И асфальт чавкает под ногами.

— Довели страну, — бормочет Вадим, — даже космонавтам приходится добираться до старта пешком. Дорожку заасфальтировать толком не могут.

Соглашаюсь — асфальт начинает проваливаться под ногами, а друг спрашивает:

— А за полёт Героя дадут?

— Сразу дважды, но я что-то сомневаюсь, — могут повесть какую-нибудь «За службу». В особых условиях.

— И полбюста на родине героя.

— Полбюста — это одна сиська? — мы ещё способны шутить.

— Но — большая….

— Нет, лучше две, маленьких….

— Задумываюсь — как раз моя рыженькая, две маленьких, но каких! Я так и не успел узнать их вкус. И где она?

На мгновение отвлекаюсь, но меня возвращают в реальность….

— Володя, смотри, ракета!

Я всматриваюсь. Она почти не видна в тумане, а нам ещё далеко….

— Она… сейчас улетит?

— Нет, как же без нас!

Мы соглашаемся, что это было бы неправильно, и продолжаем путь. Но внезапно асфальт заканчивается, перед нами — болото, и проложенная гать. Деревья почти смыкаются, спешим — время старта не определено, а вдруг, мы и вправду не успеем?

Почва чавкает под ногами, мы с трудом удерживаем равновесие — скафандры не слишком приспособлены к подобным прыжкам, но ведь задание получено…

— Слушай, а нас не кинули?

— В смысле?

— Ну, проводят какие-то опыты по выживанию, а мы вроде подопытных кроликов.

Знал бы он!

Мы синхронно оборачиваемся. Но сзади — сплошной сомкнувшийся лес, а вперёди — непроходимое болото, через которое проложена гать, и что? Но маячит ракета, и нечто зелёное-зелёное. Вроде поля для гольфа, с вышками по углам.

Я соображаю:

— Знаешь, у нас ведь за спиной ранцы. А вдруг это….

До приятеля доходит:

— Ну, ты и гений, видишь, две кнопочки? Если нажать.

На правом рукаве, я понимаю, левой сложнее, надо подумать, «Блокировка» и «Старт». То есть, сначала разблокировать, а потом давить на «Старт», и вперёд. Как это мы раньше не сообразили. Договариваемся, и….

Куда нас относит?

Глава 3

Я приземляюсь, вокруг меня — тот же лес, но под ногами сухо, встаю, разминаю конечности, легко. Теперь я в робе камуфляжного цвета, а под ногами мягко пружинит мох. Сзади — просека, а в руках у меня топор.

— Вадим, ты где? — кричу я, — кажется, мы приземлились удачно.

— А, вот ты где? — передо мной возникает крупная и красная физиономия, явно недовольная, — все работают, а ты опять сачкуешь. Обед скоро, а мы ещё не прорубили просеку. Работай, не то останешься без премии.

Какая премия, и откуда мужик? Но я понимаю, что должен выполнять его указания. Беру топор на длинной ручке со шведским клеймом, но я же не умею? Кое-как, силы хватает, не снимая рюкзака, рублю деревца, стараясь не отклоняться от курса. Кричу:

— Вадим!!!

— Ну что, вообще разучился? — я понимаю, что это тоже Вадим, но другой, наш бригадир, — сила есть, ума не надо? Он невысокий и толстый, и в таком же, как и я, одеянии.

Я потею, и стараюсь выполнить указание, не рыпаться, а сначала осмотреться. Меня здорово помотало, и я даже не могу определить, сколько же времени прошло с того момента, когда я скатился по деревянной лестнице, чтобы покинуть место почти добровольного заточения.

Час, другой, мы пробиваемся сквозь заросли, просека принимает почти цивилизованный вид. Только зачем? Ну, вскоре будет обед, и что-то прояснится.

Удивительно, но я не устаю, выполняя действия почти автоматически. Неужто, мы заканчиваем? Подходит народ — уставшие, но загорелые и довольные лица, наверное, работа неплохо оплачивается, а обед — дело святое.

Но… слышится приближающийся шум…. Шеф, я не обознался, бригадир, измеряется в лице:

— Всё, сваливаем! От них спасения нет, ищем укрытие, вот, туда, на пригорок, и где деревья повыше. За ними можно скрыться.

— А что, у нас… топоры, ружья…

— Не успеть, всё снесут.

— Что такое?

— Кабаны, дикие. Вепри. Их ничто не остановит. Прут напролом, всё сметают. Не дай бог…. Не спастись.

Работяги разбегаются в стороны, я мешкаю, не представляя, что за опасность грозит….

— Ты что, Владимир, тормозишь? Беги! — я вижу, как бригадир снимает карабин, и бежит прочь от просеки.

Я не могу сориентироваться, бросаюсь в противоположную сторону, не выпуская топора из рук, на всякий случай нахожу высокую ель и прячусь за ней….

А шум приближается, я не могу определить его характер, но уровень — низкие децибелы, окружение….

Мимо нас, сметая всё на своем пути, мчится стая диких кабанов. Впереди — секач — я инстинктивно пытаюсь влезть на дерево, но бесполезно. А что, если меня? Уж очень не хочется закончить свой путь так, внезапно…. Меня задевает краем. Прямо на меня, охраняя стадо, мчится огромный вепрь, с разинутой пастью и высунутыми клыками.

За стадом остаётся сплошное вытоптанное пространство — зачем, спрашивается, рубить просеку? Однако ужас парализует меня. Я даже не могу сдвинуться с места, сейчас меня поднимет на клыки громадный вепрь, и кирдык….

Чудом ухитряюсь забраться на метр, полтора, вепрь останавливается, принюхивается, издаёт мерзкий звук. Я лезу выше, выше….

А разве кабаны умеют лазить по деревьям?

Из страшной пасти стекает слюна, я размахиваю топором, но это не останавливает зверя. Внизу — я успеваю заметить — ещё несколько кабанов подрывают дерево, скоро оно рухнет, и я окажусь один на один с беспощадным зверьем. А я так люблю свиные отбивные. Но вскоре могу оказаться пищей сам — меня непременно раздерут в клочья.

Отчаянно ползу вверх, но ствол становится тоньше, меня раскачивает, ещё немного и мне не удержаться. Пихаю обухом преследующего меня вепря, но ему это как слону дробинка, да что тут слон! Секач не ведает ни страха, ни усталости, ни жалости…

Я — уже почти на верхушке, уже сложно удержаться, и…. останавливаюсь, опираясь на последнюю ветвь, топор-кладенец наготове.

И тут…

Ветка обламывается, и я лечу. Направление мне не подвластно, меня подхватывает вихрь, и уносит…. На мгновение теряю сознание, но…. Где я?

***

— Всё в порядке, никаких повреждений.

Надо мной — я не различаю, туман глаза застилает, фигура в белом….

— Ты кто? — я должен спросить…

Но фигура подносит палец к губам, наклоняется надо мной. И меня охватывает ужас — «Ведущий ангел-потрошитель М-фон-М.» А, вот что было вышито на белом переднике…. Я что — достоин только этого? Где мой топор? Цепь? В загробный мир я не верю.

М-фон-М качает головой. Взмах — и топор, который я по-прежнему не выпускал из рук, вырывается и растворяется в пространстве.

— А Вадим? — у кого я мог спросить, — и что с ним, с ними?

— Пыль и прах, — звук, как из репродуктора, но я сохраняю невесомость.

— Врёте.

— Как можно, здесь открывается истина.

Истина — что-то мне опять впендюривают, неужто затащили насильно в ту самую комнату? Я порываюсь спросить, где рыженькая, но — молчи, молчи, молчи — неощутимая гильотина отсекает слова.

— А ты — реальная?

— Куда уж более, — образ приближается ко мне, но звук идёт со стороны, чревовещание?

— Ты не смог. Даже оприходовать девчонку, и остановить. Теперь ты будешь разобран, и никаких поблажек. На части, — она поворачивается к неподвижно застывшей девушке, — а потом и до тебя очередь дойдёт, — и так гнусно так усмехается.

Но ей невдомёк, что я уже изменился — появился смысл бороться. Не только за себя, но за эту рыженькую девчушку. Сейчас, ты у меня попляшешь. Они забыли отключить мои мышцы, поработав над сознанием, посчитали, что я полностью деморализован. Не надо всем властны. Цепь, она…. Может материализоваться, или никуда не пропадала вовсе? Секунда их промедления, и мне хватило этого, она — в моей руке.

Хрип…

Ни фига себе, какая инсценировка! А я-то думал. Вру, не думал ни о чем, только вот.

Фигура безвольно оседает. Но на меня набрасывается внезапно появившееся из ниоткуда сонмище преследователей. Я даже не могу различить их образы, но их тьма.

Я вращаю цепью, раскидывая невидимых противников, но центробежная сила уносит и меня. Кариолисово ускорение, и я, уже почти реально, возношусь.

***

Поднимите мне веки…. Что, Оле-Лукойе поработал своей спринцовкой? Разберусь здесь, и первым делом поеду в Данию и разрушу памятник Андерсену…. Жаль, не смогу убить. Русалку жалко, а меня? Я снова ощущаю реальную тяжесть, моё ложе — с какими-то бугорками, матрас — старый и тонкий, неудобно, жмёт и давит, я стараюсь принять нормальную позу. Неужели они на этот раз выиграли?

Поворачиваюсь, но невидимая нежная рука останавливает меня:

— Тише, не выдерните иголку, капельница….

— Веки, протрите….

Я чувствую, как нежная рука тампоном снимает сладкое молочко или гной, промывает глаза дистиллированной водой — она стекает мне в рот, безвкусная, — и пить. Пусть через трубочку.

Какое наслаждение! Кощею именно вода помогла обрести силы…. Я сжимаю руки, цепь — в моих руках, будто прилипла. И чувствую прилив той же силы.

— Не надо подниматься так резко, иголка выскочит. Я сейчас.

Голос знакомый, и я слушаюсь.

Непривычно светло. Правильно, что мне сразу не открыли глаза.

— Свет, слишком ярко, сделайте потише.

Кто-то, пока неведомый — встаёт, опускает жалюзи.

Я привыкаю, зрение возвращается. Более того, я чувствую силы если не воспарить, то вспрыгнуть со своего ложа, но понимаю, что пока должен быть послушен.

Вспышка, ожог. Я пытаюсь встать.

— Осторожно, капельница, — повторяет девушка… — это она, рыженькая, я узнаю её голос и чувствую руку!

— Надо освободиться от этого.

— Хорошо, но только я не знаю, как с этим обходиться.

Я вижу три штатива, с наполненными колбами, из которых вытекает жидкость и по тонким трубкам перетекает в мой организм. А когда закончится, начнёт капать из маленькой бутылочки с тремя крестиками. И всё…

— Но ведь нельзя, мне сказали….

— Мы слишком многим верим….

Она перекрывает краники, вытаскивает иголки. Мне немного больно, но я чувствую свободу.

И она осознаёт, что я вернулся, и рассказывает:

— Ты подал мне руку, но я не успела тебя коснуться. Дорожка, по которой мы шли — а Сокол был уже близко, раздвоилась, и ты…. Как бы растворился, исчез, а я… Я искала, а потом пошла на этот Сокол, адрес был зафиксирован в моём мозгу, ты понимаешь? — она уже отодвинула штатив на колесиках, и расправлялась с другим, — но испугалась, вдруг там ловушка? Уехала на троллейбусе, подальше от заколдованного места, но город не покидала.

Устроилась на работу в Нижнем парке, в зверинец — у меня московская прописка, так что проблем не было, ночевала в сторожке и убирала за животными. Гастарбайтеров тут не берут, а работа даёт средства к существованию и жильё. А потом из сторожки перебралась в маленький домик, с кухонькой и душем, там же.

Сначала я боялась, а потом стала искать тебя, сама, ведь ни у кого не спросишь, но никаких следов. Могла рассчитывать на случай или интуицию.

— И вот…. На третий день — новости. Произошла авария, на страте космического корабля «UNION RUSSIA — 3», судьба экипажа неизвестна.

У меня что-то ёкнуло, но я даже не знаю твоего имени, да и как?

Я вижу и понимаю, что это она, но ещё не освобожден полностью, и посему лишь внимаю нежному, дрожащему голосу. Она поворачивается, коротенький белый халатик, с розовой окантовкой, но почему?

Сейчас мы его приподнимем. Мне достаточно лишь подумать, даже не шевелить рукой, как происходит движение.

— Нет, не надо, — она чувствует, — здесь очередная подстава. Они надеются, что ты расслабишься, и тогда тебя можно будет разобрать живым.

Девушка прикрывает худенькие коленки.

Я снова хочу приподняться, но она меня останавливает почти неуловимым движением головы — мы под колпаком, надо немного подождать. И до меня доходит, что я не знаю имени девушки.

— Как тебя зовут?

— Сара. Иванова, она улыбается, — а ты…. Владимир, да?

— И что было? — ей достаточно полунамёка, или девушка Сара может читать мои мысли? Или уже знала. И продолжила:

— Я слушала местное радио. Не объявится кто-то, случайно… и вот.

— А где мой рюкзак?

— Здесь, на него никто не покусился. Я бросилась искать, и жалко стало, такой не совсем старый, если помрешь.

Какой я старый, в тридцать?

— Зеркало…

— Незачем. Тут, — она едва шепчет, — ты уже изменяешься.

Она приносит мою одежду, я машинально натягиваю джинсы, рубашку.

***

Третий этаж, внизу — газон, решёток нет, сейчас.

Входит дама в кокошнике, но шея у неё обмотана толстым шарфом:

— Что, твой оклемался? Я же предупреждала, всё под контролем. И вы ещё на что-то надеетесь?

Под рукой — только штатив, но тупой. И ещё цепь.

Однако… иголка втыкается в горло, я удерживаю, а Сара открывает краник. Пузырёк воздуха неумолимо следует по своему маршруту. Ослабшее тело — на моё место. Кукла. А когда кинутся искать? Хватит ли нам времени?

Окно не заперто. Мы выпрыгиваем По-очереди. Я… подхватываю девчонку, и мы снова бежим.

Я не выпускаю руки девушки, боюсь, что она снова исчезнет.

***

— Садись, здесь у меня мотороллер, скутер, — уточняет она.

Мы сваливаемся в густую траву. Дикое солнце ухмыляется — мол, доигрались?

— Я не хочу, — Сара понимает, — нет, не могу пока. Но если ты, и это — единственный выход?

Я наклоняюсь, и нежно целую её, она вздрагивает, подаваясь ко мне.

— Только мне бы хотелось, — она привстаёт и сжимает коленки, — чтобы всё было по правилам. Белое платье, очень коротенькое, фата, длинная и прозрачная, и ромашки в волосах. И я — на очень высоких каблуках, ты меня поддерживаешь, и я не боюсь упасть.

Я представляю зал на Фурштадской, минимум гостей, Мендельсон. Мы обмениваемся кольцами, ставим подписи.

— Ты понимаешь?

Я-то понимаю, но не могу сказать девчонке, что не всё подчиняется правилам, и разрушить мечту.

Откидываюсь на спину и смотрю на голубое до боли небо, только на горизонте маленькое лёгкое облачко. Слишком ярко, невольно закрываю глаза. Чувствую, как по руке ползет божья коровка.

Если существуют небеса, то я уже там. И проваливаюсь в сон. Наверное, они всё же что-то сделали со мной.

***

Кто-то щекочет меня травинкой. Протягиваю руку — так и есть, Сара. Пригибаю к себе:

— Ах ты, проказница!

Её волосы падают мне на лицо…. Опять щекотно.

— Но ты так спал, — она наклоняется и целует меня.

— Вставай, поехали! Надо успеть до грозы!

Мне не хочется отпускать девчонку, но что ж поделаешь, обет.

***

— Теперь остаётся добраться до Питера….

— Ты оттуда?

— Да, если приключения не отшибли память….

— А Сокол тебя не устроит? Он ближе, и ехать…. Не хочется возвращаться. Платье можно купить…. И фату.

Я согласен на всё, я так понимаю, мы можем обойтись и без банкета, не надо ни свидетелей, ни родственников.

***

— Я люблю тебя…

— Дождалась….

Субтильная девчонка за рулём, каких-то сорок километров. Мы опять убегаем, на сей раз от грозы.

Мне хорошо, но что, если это снова — иллюзия?

Я смотрю в небо, и понимаю, что это отнюдь не тучка…