Дрянь такая!

Ирина Мельникова

Можно ли увлечься дворником, если муж сбежал с любовницей?.. Собирая в командировку любимого супруга Сергея, Аня нашла в карманах его пиджака очень интересные предметы: упаковку презервативов и фантик с отпечатком губ. А в запертом ящике стола обнаружилась записка: «Я беременна»… Сердце разрывалось, но Аня сдержалась, попрощалась с муженьком как ни в чем не бывало. А сама села в машину и решила проследить за ним. И не ошиблась в своих подозрениях: вместо того, чтобы улететь в командировку, Сергей заехал за девицей с ребенком и исчез с ними в неизвестном направлении… На следующий день Аня решила побольше узнать о разлучнице и приехала к ее дому. Там женщину уже поджидали какие-то темные личности… Спас ее странный дворник Александр – Аня понравилась ему с первого взгляда. Он даже решил помочь ей найти Сергея. И заодно выяснить, что за типы так настойчиво добивались ее любви…

Глава 5

Я оставила кастрюлю с голубцами на плите, убрала мясо в холодильник, царапину на столике прикрыла красивой салфеткой и вышла из дома. Сергей предпочел меня неизвестной молодой девице, и пусть. Обойдемся теперь без деликатесов. Пара голубцов, кусок хлеба, стакан чая с одноразовым пакетиком. Как в дешевой забегаловке. Но он наш дом так и так превратил в забегаловку на ночь. Прибежит, переспит, утром умчится сломя голову, и опять до вечера. Почему я должна соответствовать высшему уровню домохозяйки, если ему абсолютно безразлично, что происходит в его доме, в его семье!

Злость бушевала во мне. Я спустилась с крыльца, выдернула из клумбы тесак и метнула его в деревянную стойку крыльца. Он глубоко вошел в дерево, а не пролетел мимо и не разбил окно кухни, которое находилось как раз на траектории его полета, отклонись он чуть-чуть вправо.

Я деловито отряхнула ладони и победно огляделась по сторонам, словно всю жизнь метала томагавки в головы жалких бледнолицых мужчин.

Аплодисменты не заставили себя ждать.

— Браво! — Моя соседка Раиса вышла прогулять свою пекинесиху в моих цветниках. И теперь, опершись на забор, наблюдала, как она справляет малую нужду среди распустившихся голубых и розовых соцветий. И одновременно хлопала в ладоши. Только я не поняла: мне или своей мохнатой паршивке.

— Раиса! — закричала я. — Немедленно убери пса! Мне своего Редбоя хватает!

— Мне что, через забор прикажешь карабкаться? — лениво удивилась Раиса. — Я на каблуках и ногти только что лаком покрыла. Я ведь не знала, что ей приспичит.

— Я тебя сколько раз просила, не спускай ее с поводка, она же, как та крыса, в любую щель пролезет.

— Какая крыса? Ты думаешь, о чем говоришь? — Раиса повертела пальцем у виска. — И вообще ты какая-то не такая сегодня! Малахольная прямо! Орешь ни с того ни с сего. Ножи метаешь! Великое дело, Тимочка на грядку пописала. Так твои цветы от этого в десять раз лучше расти будут.

— И вонять! — уточнила я. — Скоро все кобели бродячие на мои грядки сбегутся. Редбой там уже котлован вырыл.

— Не придумывай! — возмутилась Раиса. — Тимочка у нас маленькая девочка и кобелями не интересуется. — Она кокетливо взбила темные густые волосы. — Это скорее по моей части.

Солнце светило мне прямо в лицо, и я прищурилась. Кажется, Раиса подстриглась или уложила волосы по-новому. Она была невысокой и полненькой, но крайне привлекательной особой. И все время перешучивалась с Сережей. Муж Раисы был лет на двадцать ее старше, работал главным бухгалтером в представительстве и в свободное время занимался конструированием чего-то там, в чем я не собиралась разбираться.

Я никогда особо не обращала внимания на внешность Раисы, а тут вдруг заметила и полные, красиво очерченные губы, покрытые темной помадой, и выразительные, умело подведенные глаза. В голове у меня что-то щелкнуло, словно включился счетчик секунд перед взрывом фугаса. Я сейчас и себя воспринимала как фугас, готовый вот-вот взорваться.

Неужели Сережа спал с нею? Раиса всегда рядом, и соблазнить ее плевое дело…

Я стиснула зубы. Надо взять себя в руки, чтобы не вцепиться Раисе в волосы.

А соседка как ни в чем не бывало продолжала:

— Мне надо скосить траву на газоне, а наша газонокосилка сломалась. Я просила Юру ее починить, но он даже слышать не хочет. — Она презрительно скривилась. — Руки у человека не из того места растут, что поделаешь.

Руки бухгалтера росли из тех мест, что и полагается, но я не стала спорить.

— Приходи завтра, сегодня мне некогда, — сказала я сквозь зубы. Я прекрасно понимала, что нельзя относиться теперь с подозрением ко всем молодым черноволосым женщинам с полными губами. У меня нет причин обижать соседку, а тем более давать ей повод для сплетен. Проходя мимо Раисы, я улыбнулась ей, ощущая неловкость. «Могла бы держаться повежливее, черт побери», — подумала я про себя. Слава богу, Раиса ничего не поняла.

— Ну, не знаю, — на лбу у нее появилась складка. — Тебе не кажется, что трава так и прет после дождя?

Нет, она все-таки изрядная зануда, и представить ее в постели с Сережей просто невозможно. Во-первых, она не из тех, кому дарят квартиры. К тому же я знаю, с кем она наставляет рога своему бухгалтеру. Об этом все в поселке знают, и Сережа в том числе. К тому же Галина Филипповна сказала, что Сережина девица ей незнакома, а Раису она знает как облупленную. Во-вторых, чтобы заняться любовью, ей пришлось бы прекратить нескончаемые разговоры о прическах, нарядах и проделках ее обожаемой Тимочки.

— Да, трава растет как на дрожжах, — согласилась я и прошла мимо.

— Верно! — обрадовалась Раиса. — Моя Тимочка ненавидит стриженые газоны, но в траве заводятся мыши… — Она пробиралась следом за мной вдоль забора. — Скажи, Анечка, почему у тебя такие красивые цветы, а у меня чахнут?

«Поливай чаще и подкармливай минералами!» — хотелось ответить мне. Но мои советы для Раисы пустой звук. Поэтому я сказала другое:

— Наверное, у тебя почва хуже. — И, не останавливаясь, поднялась на крыльцо Римминой половины дома. — Пока! — попрощалась я с Раисой и скрылась в доме.

Две минуты спустя я стояла в гостиной Риммы рядом с ее креслом, пытаясь скрыть ярость, которая клокотала у меня в груди, а Римма смотрела на меня, и ее большие глаза становились все больше, больше…

Она схватила меня за руку.

— Что с тобой? Ты выглядишь хуже некуда. Что случилось?

— Сережа мне изменяет, — ответила я, чувствуя, что теряю сознание. Слова с трудом вырывались из моего горла. — Я собираюсь уйти от него и развестись.

Выговорить это вслух оказалось намного труднее, чем произносить мысленно, и я без сил опустилась на стоящий рядом диван.

— Ну и дела, — пробормотала Римма и тут же крикнула: — Тамара! Принеси воды и сердечные капли!

— У меня все в душе перевернулось, — жаловалась я Римме, прихлебывая чай с лимоном и отделяя чайной ложечкой кусочки от свежайшего медового пирожного, печь которые Римма большая мастерица. В ее положении это требует определенных усилий, но на кухне у нее (Сережа постарался) так все устроено, что ей практически не приходится прибегать к посторонней помощи. Это славная, но сейчас изрядно захламленная кухня: вокруг рядами стоят разнокалиберные кастрюли с салатами, мясными закусками, соусами, в гриле дожаривается вторая курица, в то время как первая лежит, заботливо завернутая в фольгу, а еще здесь стоят стопками тарелки и подтарельники. А Тамара только что унесла в столовую две коробки. Одну с ножами и вилками, вторую — с накрахмаленными салфетками. В свое время Сережа пригласил мастеров, и кухню отделали кирпичом и деревом, но истинной хозяйкой кухни была Римма, поэтому, когда она устраивала, как мы называем эти мероприятия, «приемы», здесь царил настоящий кавардак. И должна заметить, Римма как нельзя лучше вписывалась в окружающий ее хаос. Впрочем, она вписывается везде. Такая уж у нее способность быть самой собой в любом случае, в любой обстановке.

— Я даже подумать не могла, что Сережа променяет нас на какую-то девку. Ведь он всегда слишком занят, я верила ему, что у него нет ни одной свободной минуты, и вдруг такая дешевка! Я уйду от него, непременно уйду. Жаль, георгины и флоксы, — я бросила тоскливый взгляд на наш замечательный дворик, — расцветут без меня.

Римма отложила в одну сторону терку, в другую — огрызок моркови. Она вдруг вспомнила про какой-то новый сногсшибательный салат и непременно хотела его приготовить. Все это время она натирала морковь и, казалось, слушала меня вполуха. Я подозревала, что пришла некстати. Римма очень ответственно подходит к подготовке каждого приема, и не беда, что гости не съедали и десятой доли того, что она обычно готовила, остатками пиршества мы привычно питались неделю и не очень от того расстраивались, я в особенности. Отсутствие ежедневной готовки позволяло мне выкроить пару часов на парикмахерскую, бассейн или на встречу с Людмилой.

Но, даже если я не вписываюсь в ее планы, Римма никогда мне не скажет этого, а у меня хватает совести не тревожить ее, когда она корпит над книгой или, не дай бог, готовится к приему гостей. Но сегодня был особый случай, и я рискнула вторгнуться в ее святая святых.

Она почти никогда не приглашает меня помочь в подготовке вечеринки. Это ее способ заявить всем, и себе в первую очередь, что она не беспомощный инвалид. И если ее ноги не ходят, то это не значит, что у нее не работают мозги и не действуют руки. Я обычно наношу последний штрих, расставляю вазы с цветами, это Римма доверяет мне, так же как и срезать цветы для букетов. Тут она полностью признает мое превосходство, а еще я помогаю ей облачиться в вечерний туалет, правда, по этому поводу мы долго спорим, но Римма в конце концов принимает все мои советы. Я ее приучила пользоваться косметикой и укладывать волосы, слегка приподнимая их на висках и на шее. У Риммы и в пятьдесят с лишком лет по-девичьи стройная и гладкая шея. И если говорят, что шея, как и руки, выдает возраст женщины, то в этом мы с Риммой ровесницы.

— Цветы без тебя загнутся, — говорит Римма и водружает миску с натертой морковкой на столик, который стоит справа от ее коляски, — поэтому следует хорошенько подумать, прежде чем резать по живому.

— Это не я, это он режет по живому, — возражаю я.

— Аня, ты разумная женщина, — Римма строго смотрит на меня, — подумай, сколько людей на белом свете завидуют Сережиному положению, вашей семейной жизни, благополучию, достатку. Завидуют нашей с тобой дружбе и что у нас такие замечательные дети, которые уважают и любят нас, заботятся друг о друге. Неужели какая-то похотливая молоденькая сучонка одним махом сможет разрушить то, что строилось и укреплялось годами? Неужели ты без боя сдашь свои позиции? Неужели ты хочешь, чтобы в поселке злорадствовали по поводу случившегося? Ведь это скажется и на Сережиной карьере тоже!

— Он не думал о карьере, когда затевал с ней шашни, он не думал ни о нас, ни о детях! Почему тогда я должна думать о нем?

— Я понимаю, тебе сейчас очень тяжело. Но ты молодая, здоровая, красивая! Умница, наконец! Неужели ты его подаришь какой-то шалашовке? Ведь она только этого и ждет. И потом, кто тебе сказал, что у него с ней серьезно? Да и существует ли эта особа на самом деле? Может, это плод твоего воображения.

— А обертка? Презервативы? Ключи, наконец? Тебе этого мало? — сварливо замечаю я и одно за другим выкладываю перед Риммой вещественные доказательства измены ее бывшего и моего ныне действующего мужа. — Или скажешь, это тоже плод моего воображения?

Римма долго смотрит на них, затем тяжело вздыхает.

— В свое время я бы взъярилась не меньше твоего, но теперь… Теперь я сначала думаю и только затем поступаю. Прежде надо разобраться, почему все эти улики появились враз, в одном флаконе. Не подстроено ли это специально? Возможно, кто-то решил отомстить ему подобным образом.

— Мне в это верится с трудом, — не сдаюсь я. — Он что, бездыханный был, когда эту пакость опускали ему в карман? Или кто-то ходил за ним следом с этим замечательным набором и дожидался, когда он снимет пиджак? Ладно, я допускаю, что он не часто лазит в нагрудный карман, но ключи… Ключи-то были в брюках. Их-то уж сложно не заметить!

— Знаешь, мужики порой проявляют чудеса изворотливости, чтобы скрыть следы своих похождений. Неужели Сережа настолько глуп, чтобы оставить всю эту мерзость в своих карманах? Он бы первым делом от нее избавился. К тому же он попросил тебя приготовить именно этот костюм. Когда он его надевал последний раз? Помнишь?

— Помню! Три дня назад. Утром он его надел, потому что было солнечно, а перед обедом стал накрапывать дождь, и он приехал, чтобы переодеться.

— Вот видишь, днем он с этой девицей вряд ли встречался. Я имею в виду, если эта девица существует на самом деле…

— Существует, — перебиваю я Римму, — я же тебе говорила: их вместе видела Галина Филипповна. И девица подходит под эти губы. Один в один.

— Если их видела Галина Филипповна, совсем не значит, что она над ними свечку держала. Это не доказательство! И эти улики, как ты их называешь, могли быть подкинуты в Сережин пиджак кем угодно, даже твоим тайным поклонником, даже в твоем доме.

— Ну, это, моя дорогая, ты чистой воды чушь молотишь! — взрываюсь я. — Какой тайный поклонник? Нет у меня ни тайных, ни явных поклонников!

— А тот красавчик, что стоял на твоем крыльце?

— А это уже ни в какие ворота не лезет! — Я хватаюсь за голову, затем быстро сметаю вещественные доказательства Сережиного позора в ладонь и распихиваю их по карманам. При этом я злобно бормочу: — Клим Ворошилов! Надо же! Клим мой тайный поклонник! Клим проникает в мой дом, чтобы растолкать улики по карманам моего мужа.

— Ладно, не горячись! Но эту версию тоже не стоит сбрасывать со счетов. Несомненно, кто-то очень хочет вас поссорить, а для этого все цели хороши.

— Хочет поссорить, чтобы занять мое место. — Я вздыхаю, во мне словно открыли какой-то клапан, спустили пар, и хотя я по-прежнему чувствую себя хуже некуда, но мозги прояснились и соображать я стала несравненно лучше, чем час назад. — Римма, ты знаешь, я очень его люблю. — Тоска и обида разъедают мое сердце, и голос звучит плаксиво.

— Только не вой! — обрывает меня Римма. — Это самый простой выход из положения. Слезами горю не поможешь. Не мной одной это доказано. И ты никакое не исключение. Никто не сделает нас счастливыми, кроме нас самих. — Она смотрит в сторону, и я знаю, что у нее тоже слезки на колесках, но она под страхом смерти ни за что не покажет их мне. — Эх, Анна, Анна, — говорит она, и голос ее слегка подрагивает. — Вспомни, как ты вошла в нашу семью. Ведь я лежала дубина дубиной. Мишка еще в школу не ходил. Пять лет все было на Сережиных плечах, и он ни единым словом не попрекнул меня. А ведь я сама виновата, что поперлась в горы. Уговаривал он меня, просил, мы даже поругались, а я через все переступила и поехала на Кавказ… И вот… — Она положила руки на колени. — Для меня счастье в том, что не сдохла тогда, что через шесть лет стала садиться, что руки работают и голова не пострадала. — Она быстро промокнула нос платочком.

Я взяла ее за руку и погладила.

— Не надо. Не расстраивайся! У тебя сегодня гости.

— Нет, надо! Раз уж зашел разговор, то надо! Я с самого начала, как только стала соображать, говорила ему, чтобы он отдал меня в дом инвалидов, чтобы нашел себе хорошую девушку и женился. Он очень многим пожертвовал ради меня. Молодой красивый мужчина, и рядом старуха-инвалидка жена. В такой ситуации многие ломаются, начинают пить… Появляются непотребные бабы… Но он и слышать не хотел. Трое детей… Он сразу заявил, что не отдаст моих ребят в детдом, хотя ему предлагали, когда я целый год лежала в госпитале в Москве. И когда он встретил тебя, он сразу же сказал мне об этом. — Римма сложила руки на груди и посмотрела на меня. — Я всю ночь проплакала. Он сидел рядом со мной, держал меня за руку и говорил, что я не должна плакать, не должна расстраиваться, что он не станет с тобой встречаться…

— Мы не спали с ним, пока он не сделал мне предложение, — сказала я быстро, потому что это на самом деле правда. Сережа сразу и честно рассказал мне о своей семье и больной жене. А мне не хотелось строить свое счастье на чужих руинах.

— Да, да, я знаю, — Римма кивнула головой. — Но я не имела права ломать его жизнь. Утром мы договорились, что он приведет тебя на смотрины.

— Я помню, как тряслась перед этим. Сережа тоже волновался. Тогда невозможно было купить шампанское. Сережа с трудом достал одну бутылку и тут же выронил и разбил ее. Мы пришли с пустыми руками, и ты сказала, что бутылку шампанского разбивают о борт корабля, когда отправляют его в дальнее плаванье. Значит, нашему кораблю суждено большое плаванье.

— Я тоже это помню. Я поняла тогда, что должна отпустить Сережу. Я увидела, как полез к тебе на руки Миша, ты гладила его по головке, а он лип к тебе, не отходил ни на шаг. А ведь я не могла его приласкать, подержать на руках.

— Я очень тебе благодарна, Риммочка! Ты сумела подарить мне Сережу, но я не смогу отдать его этой девке! Я просто не переживу этого!

— Ну, слава богу, — улыбнулась Римма, — кое-что до тебя дошло! Будь я здорова, я бы тоже дралась за него как тигрица. И у тебя ничего не получилось бы! Впрочем, я не думаю, что ты появилась бы, будь я здорова! Но судьба сложилась не так, как мне хотелось, и я вынужденно отступила. Да, я согласилась на развод. Я сама это предложила Сереже. Я понимала, что мне не подняться, но в душе я осталась женщиной. Мне было и горько, и обидно, я хотела смерти, потому что понимала, что вы моих детей не оставите… Но Господь не дал мне смерти, вы не бросили меня, поначалу я смирилась, а теперь понимаю, что о таком варианте можно только мечтать. И еще, я очень благодарна тебе, что ты заставила меня писать…

— Но ты же блестящая рассказчица. Грешно было бы все это не записать. У тебя получилось, и я очень рада! — Я погладила Римму по плечу. — Ты преобразилась с тех пор. Ты почувствовала, что нужна людям!

— Это очень важно — не чувствовать себя обузой, — улыбнулась Римма. — Я теперь полностью содержу себя и Мишу. Могу позволить дорогие лекарства и массажистов. И вы теперь с легким сердцем отправляетесь отдыхать не в заводской санаторий, а в Грецию.

— Да, Танька и Миша уже рисуют радужные картины полета на параплане и катания на яхтах. Жаль, что тебе нельзя поехать с нами.

Римма развела руками.

— Сегодня окончательно решится, поеду ли я в Штаты. Петров привезет с собой издателя из Нью-Йорка. Он намеревается к сентябрю издать мои книги в Америке. Будет презентация, и мое присутствие необходимо.

— Но ты говорила, что приедет еще какой-то доктор?

— Да, они привезут с собой светило из Москвы, и оно, это светило, должно определить, смогу ли я вынести многочасовой перелет через Атлантику. Возможно, он заберет меня с собой в Москву. У него там клиника.

— Рада за тебя. — Я обнимаю Римму и целую ее в щеку. — Я постоянно чувствую свою вину перед тобой. Но я завидую твоему оптимизму и силе воли. Я знаю, Сережа очень любит тебя. Говорят, такое случается.

— Ладно, ладно, не выдумывай! Меня он любит, я знаю, но как старшую сестру, тут уж ничего не попишешь. Поэтому послушай старшую сестру. Не пори горячки. Не говори сегодня Сереже, что ты обнаружила в его карманах. Пускай он едет в свою командировку, а мы посмотрим, поразмыслим, кое-что разведаем… Терпение и выдержка иногда дают поразительные результаты!

— Я не понимаю, что значит «разведаем»? Я не собираюсь унижаться и нанимать частного детектива. Если я этим займусь, все тут же станет известно в поселке.

— Разведка на то и разведка, чтобы осуществлять ее незаметно для противника.

— Но я не разведчик! Я просто этого не умею, и мне противно следить за собственным мужем! Это гадко! Это унизительно! — Я вскочила со стула и принялась ходить взад-вперед по кухне, все время натыкаясь на какие-то коробки.

— Тогда прижми задницу и сделай вид, что ничего не произошло! — рассердилась Римма и прикрикнула на меня: — Да сядь ты наконец! Не мельтеши перед глазами!

— Я не могу закрыть глаза и прижать задницу! Я не хочу, чтобы он лез ко мне в постель после этой девки!

Римма прикусила губу и посмотрела на меня.

— Аня! Ну что ты взъярилась на эти презервативы. Вспомни, может…

Я подняла руки вверх.

— Ничего не может… Он не пользуется со мной презервативами, потому что я пью таблетки. Каждый день, без перерыва… Это для той девки или девок. Я, честно сказать, уже не уверена…

— Но, как бы выразиться, часто ли у вас случается… Вернее, не сказалось ли это на частоте ваших отношений…

— Не сказалось! Я ничего не заметила! Хотя, — я остановилась и посмотрела в окно, — хотя в последнее время он стал более внимательным, что ли, более ласковым. Но приступы нежности у него частенько случаются, неужели это тоже связано с его походами на сторону?

— Не обобщай! — прикрикнула на меня Римма. — Когда Сергей приезжает домой?

— В семь!

— Через три часа. А вечеринка начнется в восемь! У нас прорва времени, чтобы составить план и начать действовать.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что ты поедешь следом за ним, сначала в офис, а затем в аэропорт. Где гарантия, если эта девица существует на самом деле, что она не припрется проводить его в аэропорт?

— Слушай, это идея! — Я почувствовала, что кровь быстрее побежала по жилам. — Возможно, я получу еще одну оплеуху по роже, но по крайней мере я буду знать врага в лицо.

— Главное, надо держать себя в руках и понять, насколько это у Сережи серьезно. Вполне возможно, ты съездишь впустую, но это и будет самый хороший для нас результат. Но если девица появится, то не лезь выяснять отношения, на обратном пути постарайся выяснить, где она живет. Тогда легче будет проследить, чем она занимается, какой образ жизни ведет.

— Римма, но я не смогу таскаться за этой девицей. У меня столько дел, тут все развалится, зарастет грязью…

— Не развалится и не зарастет! Сережи несколько дней не будет, поэтому тебе можно не готовить. Татьяну я беру на себя! Тамара будет заниматься уборкой. Дети будут поливать цветы и выгуливать Редбоя. Все получится, успокойся! Миша сможет заменить тебя в библиотеке.

— Но у тебя самой забот хватает! Тебе надо срочно закончить книгу. Нет, я не могу!

— Брось! Книгу я так и так закончу! Татьяна — не грудной ребенок! И ты ж не сутками будешь следить за этой девицей.

— Ладно, посмотрим, — буркнула я, — но если выяснится, что у Сережи серьезно с этой девкой? Я ведь тогда все равно уйду.

— Тогда не только ты уйдешь. Ему придется объясняться со мной.

— Римма, это не дело! Ты должна остаться. К тебе он не изменит своего отношения.

— А Миша? Ты забыла про него? Алеша… Зина… Они приняли тебя, они любят Таньку. Как они на это все посмотрят? Я тебя прошу, не принимай скоропалительных решений. Не хочу предполагать худшее, но в любом случае мы соберем совет и обсудим, как нам поступить! Ты нам не чужая! Пускай Сережа выбирает, и я не сомневаюсь, кого он выберет!

— Не хватало мне народных хуралов! — взбеленилась я. — Выберет, не выберет! Я сама выбираю и, если получу полновесные доказательства, выгоню его к чертовой матери! Расставаться с вами я не собираюсь, а он пусть катится к своей дешевке! Но после нее я его не приму! Вот те крест!

— Я знаю, ты не пропадешь! Ты была прекрасным журналистом, и в городе это помнят. Без работы ты не останешься. Но в любом случае, я думаю, тебе следует вернуться в газету. Заниматься домашним хозяйством прекрасно, если ни к чему другому нет тяги. Возвращайся в журналистику, это тебя поднимет. Ты будешь не просто женой своего мужа. Нельзя полностью посвящать себя мужику. Это опускает! И еще один совет. Не старайся отомстить ему известным женским способом. Не изменяй ему!

— Римма-а! — поразилась я. — О какой измене идет речь?

— На твоем горизонте появился этот красавчик. Издали я его не рассмотрела, но, кажется, чертовски обаятельный тип.

— Клим Ворошилов — крайне неприятный тип. С ним у меня ничего не будет, даже если это станет грозить мне концом света. Я его выпроводила, и больше он сюда не заявится. Это — мое прошлое, и очень печальное прошлое.

— Ты его любила?

— Нет, нет! Что ты? Я его терпеть не могла. Он обошелся со мной по-свински!

— Но он не слишком похож на свинью, скорее на крепкого молодого кабанчика, — усмехнулась Римма.

— Тем более! Кабанчика только мне не хватало!

Кабанчик! Надо же! Умело найденное слово способно мгновенно привести нас в чувство и избавить от романтических фантазий. Сравнение Клима с кабанчиком тотчас вызвало в памяти все негативное, что было связано с этим человеком. Я вспомнила тот день, когда он грубо завалил меня на постель в гостиничном номере, сдернул с меня платье, порвал белье. Все было паскудно, грязно, гадко, а он сопел, кряхтел, стонал на мне, совсем не заботясь о том, что мне очень больно и обидно. И потом не отпускал меня, мучил всю ночь своими поцелуями, оставил синяки на груди и на шее…

Клим вел себя как поганая, похотливая скотина и раз за разом пользовался мной, хотя все во мне разрывалось от боли. Потом месяц не удавалось унять кровотечение, и я едва избавилась от желания выброситься в окно. И если бы я в то время не встретила Сережу, еще не известно, во что бы все вылилось… Это животное растерзало, истоптало меня и вот опять лезет в мою жизнь, и еще смеет появляться в моем доме и обзывать Сережу «инженеришкой». Сволочь, негодяй, грязный вонючий кабан! А я пыталась мило разговаривать с ним! Надо было сразу метнуть тесак в его холеную сытую рожу!

— Нет! — повторила я решительно. — Ворошилов последний в этом мире человек, с которым я хотела бы изменить Сереже. Честное слово, таковых в моем списке вообще не значится. Я просто ни в ком не вижу мужика, с которым мне хотелось бы переспать. Даже под наркозом!

— Ну, это обнадеживает! Значит, будешь бороться за Сережу! С ним-то ты готова спать без наркоза!

Я засмеялась. И Римма сказала:

— Ну вот! Ты немножко пришла в себя, так что берись за дело. Надо натереть еще морковки. Этой, похоже, маловато, а мне нужно заняться десертом.