Как мы ориентируемся. Пространство и время без карт и GPS

Маура О’Коннор, 2019

В книге поднимается множество вопросов, связанных с навыком ориентирования в пространстве как у животных, так и у людей. За счет чего животные обладают способностью мигрировать и ориентироваться с поразительной точностью? Как наши предки с присущим им авантюризмом распространились по всему миру без карт и навигационных инструментов? Как наш мозг воспринимает время и пространство? «Я спросила себя: что происходит, когда мы доверяем навигацию гаджету? Даже предыдущее поколение навигационных приборов – компас, хронометр, секстант, радио, радар – требовало от нас внимания к окружающему миру. Поиски ответа привели меня в неожиданные области. Что конкретно делает человек, когда ориентируется на местности? Чем мы отличаемся от птиц, пчел и китов – и почему? Как скорость и удобство технологии повлияли на наше передвижение по миру и на наше представление о своем месте в нем? Поиски материала для этой книги в разных областях человеческой деятельности – от экологии перемещений и психологии до палеоархеологии, от лингвистики и искусственного интеллекта до антропологии – открыли для меня удивительную историю происхождения способностей человека к ориентированию, а также их влияния на эволюцию нашего вида». (Маура О’Коннор) В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Часть I

Арктика

Последнее бездорожье

Британскому каперу Мартину Фробишеру потребовалось пять лет подготовки и 56 дней плавания, чтобы в 1576 г. «открыть» Баффинову Землю в Арктике. 440 лет спустя реактивный Boeing 737, преодолев разницу широт в 23 градуса, доставил меня туда за 12 часов. С борта самолета я не могла разглядеть город Икалуит: белые облака были столь густыми и низкими, что я увидела аэропорт, только когда шасси самолета уже почти коснулись взлетной полосы. Крепость из желтых блоков, похожих на кубики LEGO, — это самый оживленный аэропорт на землях иннуитов, территории Нунавут на востоке Канадской Арктики; за год он принимает около 100 тысяч пассажиров — в два с лишним раза меньше, чем нью-йоркский аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди за день. Мы спустились по металлическому трапу навстречу ледяному ветру, швырявшему нам в лицо мокрый снег. Внутри я стояла у одинокой ленты для багажа и смотрела, как пассажиры ждали, пока из самолета выгрузят гигантские сумки-холодильники с замороженными продуктами, закупленными в Оттаве. Меня уже предупреждали о ценах на еду в Икалуите: пакет апельсинового сока стоит 20 долларов, а томатный соус на вес золота. Я с трудом подняла свой вещмешок, до отказа набитый сухофруктами, вяленым мясом и пакетиками супа, закинула на плечо и пошла к ждавшему меня в холле Рику Армстронгу, тридцатипятилетнему жителю Арктики и директору Исследовательского института Нунавута. Армстронг любезно пригласил меня поселиться в его спальне для гостей. Я забросила сумки в кузов его пикапа, и мы поехали по улицам города.

Икалуит, расположенный на берегу широкой бухты рядом с устьем реки, раньше был исходным пунктом для охоты на северных оленей. С наступлением лета люди, стремясь добраться до кочующих оленьих стад, уходили отсюда примерно на сто километров в каменистую тундру, взяв с собой собак, нагруженных мясом и другой провизией. Сегодня стада северных оленей не столь многочисленны, а город полон легковых автомобилей и грузовиков, несмотря на то что самая длинная дорога проходит из одного его конца в другой. По словам Армстронга, поездка по ней занимала 20 минут. Большинство улиц были грунтовыми, и лишь немногие имели название. Адрес определялся по номеру, присвоенному в порядке возведения домов с момента основания города в 1942 г.

Фробишер отправился в Арктику на поиски легендарного Северо-Западного прохода. Бывший капер, он не слишком хорошо владел искусством навигации и сам себя называл «плохим учеником»^[21]. Его обучение состояло из краткого шестинедельного курса у английского алхимика и математика Джона Ди, который также занимал должность королевского астролога. Ди предсказывал наступление апокалиптического нового мирового порядка на основе английского протестантизма, в котором королева была воплощением короля Артура, а он сам — воплощением Мерлина, ее мудрого советника, наделенного магической силой и надзиравшего над Британской империей.

С помощью Ди Фробишер приобрел самые совершенные средства навигации, доступные на рынке XVI в.: два десятка компасов и непонятные предметы с латинскими названиями: Hemispherium, Holometrum Geometric и Annulus Astronomicus. Ди научил его пользоваться параболическим компасом, измеряющим магнитное склонение, то есть разницу между направлениями на магнитный и истинный север, и деревянным инструментом под названием баллистелла, измерявшим высоту солнца или Полярной звезды над горизонтом: так можно было вычислить широту судна и определить, насколько южнее или севернее экватора оно находится. Что касается долготы, координаты на оси восток — запад, тут Фробишер мог опираться только на навигационное счисление пути, оценивая направление и пройденное расстояние, поскольку до того момента, как один английский часовщик все же сумеет понять, как определять долготу в море, должно было пройти еще 200 лет. Для своих вычислений Фробишер взял на борт 18 «часовых» склянок. Моряки бросали в воду лаг, привязанный веревкой к кораблю, по склянкам измеряли время, по нему оценивали скорость, а по ней, в свою очередь, подсчитывали расстояние, пройденное кораблем, и определяли его положение на оси восток — запад. И наконец, Фробишер по совету Ди приобрел карту земного шара Герарда Меркатора, первую, на которую были нанесены локсодромии — спрямленные навигационные пути, спроецированные на плоскость карты.

Я выбрала Арктику потому, что за последние четыреста лет ее ландшафт практически не изменился — как и за тысячу лет до этого. Это одна из последних территорий без дорог на нашей планете. В нескольких сотнях метров от города здесь уже нет домов, фонарей, автомобилей, железнодорожных веток, указательных знаков, вышек сотовой связи — только лед, снег, скалы в самых разных, переменчивых сочетаниях. Большинство обычных навыков навигации в этом окружении оказываются почти бесполезными. GPS работает до тех пор, пока не разрядится аккумулятор, и прибор может без всякого злого умысла вести вас по опасным маршрутам — на непрочный морской лед или в эпицентр снежной бури. Магнитное поле стремится выгнуть стрелку компаса вниз. Даже естественные ориентиры ненадежны. Летом исчезают звезды. Зимой солнце всходит на юге и заходит на севере. И путник не может доверять Полярной звезде: за полярным кругом вы уже на севере. Со сменой сезонов меняется и внешний вид ориентиров — снег накапливается, лед тает.

Тем не менее на протяжении нескольких тысяч лет иннуиты прекрасно себя чувствовали в Арктике: они были бесстрашными путешественниками и охотниками. Какие тайные умения в поиске пути позволили им этого достичь? «Когда приключение не идет к нему, эскимос отправляется на его поиски», — писал в XX в. антрополог и писатель Жан Малори в своей классической книге «Последние короли Туле»^[22]. Малори описал первые встречи европейцев, таких как Фробишер, и иннуитов как встречи между «так называемой развитой цивилизацией» и «анархо-коммунистическим обществом»^[23]. Но столкнулись и два способа воспринимать пространство: друг другу противостояли те, кто стремился завладеть им, и те, кто стремился его узнать. Иннуиты выжили в экстремальных условиях окружающей среды, досконально изучив ее географию. Пешком, на нартах или каяке они добирались до мест охоты и стоянки, менявшихся в зависимости от сезона, — точно так же, как делали их предки, мигрировавшие в Арктику через Берингов пролив. Перемещение и связанные с ним знания были необходимы для выживания, что было непростой задачей в этих предельно сложных и постоянно меняющихся условиях.

Археолог Макс Фризен, специализирующийся на Арктике, полагает, что образ жизни первых обитателей арктических широт, пришедших сюда приблизительно в 3200 г. до н. э., вероятно, отличался от образа жизни всех прочих этнографических групп «необычайно высоким уровнем мобильности и активного исследования ранее неизвестных мест»^[24]. К 2800 г. до н. э. эти палеоэскимосы добрались до Центральной Арктики, а еще через несколько сотен лет — до севера Гренландии. Они передвигались пешком и на каяке, но преодолевали огромные расстояния, чтобы охотиться на морских млекопитающих, овцебыков и северных оленей с помощью гарпуна, а также лука и стрел. Приблизительно в 1000 г. до н. э. к первопроходцам присоединились неоэскимосы — их также называют представителями культуры Туле, — которые искали гренландских китов и металлы, строили большие, обтянутые шкурами лодки и запрягали в нарты нескольких собак. Подобно палеоэскимосам, эскимосы культуры Туле могли перемещаться на огромные расстояния; более того, превосходили первых в искусстве навигации. Если миграция палеоэскимосов через Арктику заняла несколько столетий, то, по мнению Фризена, некоторые племена эскимосов культуры Туле, прямые предки современных иннуитов, могли преодолеть эти пространства за одно поколение.

Мне говорили, что до сих пор сохранились круги для шатров, оставленные культурой Туле (камни, предназначенные для крепления шатров из звериных шкур в тундре), старые запруды на реках, где ловили рыбу, и пирамиды из камней, служившие для хранения мяса или рыбы — или для указания на то, где находятся припасы. Некоторые стойбища использовались на протяжении нескольких столетий и приобретали особый запах, на который могли ориентироваться охотники, прокладывая путь. Нитью, связующей поколения, служил ландшафт. «Даже кладбища и то, что оставили предки, — рассказывает Лео Уссак, житель полуострова Кудлулик. — Каллунаат [белый человек] чувствует то же самое при виде старой хижины предков — вот почему у каллунаат на юге есть музеи. Так чувствуют иннуиты, когда отправляются на охоту и видят то, что оставили наши предки»^[25].

Невероятно, но факт: случаи масштабной миграции иннуитов, как у их прямых предков, представляющих культуру Туле, наблюдаются и в нашу эпоху. Последняя из известных миграций из залива Камберленд на Баффиновой Земле в гренландскую Ииту произошла в 1863 г.; ее задокументировал полярный исследователь иннуитского и датского происхождения Кнуд Расмуссен. Маршрут проходил через острова, фьорды, открытый океан, а возглавлял переселенцев шаман Куитларссуак, который, по всей видимости, слышал от китобоев о других иннуитах, живущих за морем. Куитларссуака так это поразило, что он загорелся идеей найти этих иннуитов и подтвердить их существование. Затем он убедил 38 мужчин и женщин отправиться в путешествие вместе с ним. Они снарядили десять нарт, нагруженных охотничьим снаряжением, каяками, шатрами и одеждой из шкур, и отправились в дорогу. Каждый раз, когда перед ними возникало препятствие, душа Куитларссуака взлетала в небо, чтобы с высоты птичьего полета обозреть местность и найти самый лучший путь. После шести лет непрерывного движения путешественники добрались до Ииты и встретились с инууитами, живущими на севере Гренландии; поселившись там, они обменивались инструментами и вступали в смешанные браки с местным населением. 50 лет спустя Кнуд Расмуссен в своих знаменитых путешествиях встречался с членами той экспедиции и их детьми.

В свой первый вечер в Икалуите я оделась потеплее и отправилась на южную окраину города, прокладывая путь через стайки маленьких детей, игравших в снежки или гонявших на велосипедах. Рядом с большинством домов стояли снегоходы — один, два, а то и три, — а также камутиик, открытые нарты, в которые раньше запрягали собачьи упряжки. В наше время их корпус изготавливают из фанеры, а полозья — из прочного пластика. Вдоль изогнутого берега бухты я дошла до дороги, ведущей к туристическому центру Униккаарвика, где проходил фестиваль канадского кино. Люди брали пакетики с соком и пластиковые стаканчики с попкорном. Я села на пол перед чучелом моржа и стала смотреть фильмы. Автором сценария и режиссером одного из них была Найла Инукшук, молодая женщина из Честерфилд-Инлет, поселка с населением в триста человек на западном берегу Гудзонова залива. В основе ее фильма лежит старинная инууитская легенда, пересказанная в стиле современного фильма ужасов. Юноша отправляется на охоту и останавливается на ночлег рядом с покинутым иглу, нарушая табу. В наказание злой дух убивает собаку, а затем приходит за самим охотником. Зрители вскрикивали от страха и восторга, следя за напряженной и кровавой кульминацией.

Я вышла из туристического центра поздно вечером, в половине десятого, но над Икалуитом разливался голубоватый свет, достаточно яркий, чтобы видеть все вокруг. Назад я пошла вдоль старого кладбища на краю города и остановилась рассмотреть несколько десятков деревянных крестов, торчавших из мерзлой земли. К западу, на крутом склоне холма, сияли фары снегоходов, на которых подростки гоняли вверх-вниз по твердому насту. Еще дальше, к заливу, где впервые высадился Фробишер, простирался морской лед, а напротив меня находился массивный полуостров Мета-Инкогнита, что в переводе с латинского означает «неизвестные пределы» — так его назвала королева Елизавета, и это название по сей день украшает современные атласы и Google Maps. Мои мысли вернулись к финалу фильма Инукшук. «Земля не меняется, — говорил голос за кадром. — Сегодня у тебя есть красивые вещи, но ты не должен от них зависеть. Если завтра ты их лишишься, сможешь ли ты жить на Земле? Сможешь ли охотиться?»^[26]

Соломон Ауа — сказочный исполин.

Он крушит камни голыми руками, чтобы сделать алмазы. Когда он смеется, спутники слетают с орбиты. Его кровь используют для вакцин от гриппа. Легенды о его грубой силе привели к тому, что его прозвали «арктический Чак Норрис», а его подвиги стали мифическими, так что жители Нунавута придумали для него хештег, #awafeats. Ауа совершал подвиги еще в то время, когда покинул свой инуксук, традиционное каменное жилище, на Луне и приветствовал там Нила Армстронга. Да что там! Подвиги были и тогда, когда по велению Ауа белый толстяк с Северного полюса начал развозить подарки детям всего мира! Но и в реальной жизни свершения Ауа столь же невероятны. Он может за 40 минут в одиночку построить иглу. Однажды он вместе с братом отправился охотиться на плавучие льдины — туда, где встречаются океан и морской лед, — и их снегоход провалился в трехметровую трещину в льдине. На ветру, скорость которого достигала 80 километров в час, они сделали парусник из своего камутиика, используя брезент и весла, и скользили по льду, пока их не спасли.

Поэтому я была немного удивлена, встретив невысокого человека с румяными щеками и седеющей бородкой, обрамляющей лучистую улыбку. Я пожала морщинистую руку Ауа, счастливо избежав травмы, и мы сели в кабину его светло-голубого пикапа. Я сказала, как рада удаче, — мне удалось встретиться с ним в разгар охотничьего сезона, связанного с непрерывными странствиями. Вычислить время посещения Нунавута было очень непросто. Мне требовалось попасть сюда, когда морской лед все еще сковывает залив, поскольку в противном случае я не смогла бы отправиться на охоту. Годом раньше сильный южный ветер привел к тому, что лед продержался на несколько недель дольше обычного, но теперь я опасалась, что все будет с точностью до наоборот: лед сойдет в самом начале весны и я приеду слишком поздно для каких-либо путешествий. Быстрое изменение климата сделало прогнозы в Арктике практически невозможными. Но мой приезд каким-то образом пришелся на самый подходящий момент: морской лед был толстым, а температура держалась ниже нуля, так что лед оставался твердым и подходил для быстрого передвижения на снегоходах и нартах.

Но я не понимала, что эти идеальные условия сильно осложняли поиски охотников. Жителей Икалуита охватила настоящая лихорадка. Солнце едва успевало садиться, как вновь запрыгивало на небо, словно йо-йо. Свет пронизывал все, не угасая ни на минуту. Похоже, в городе никто не спал. Со дня на день могли прилететь гуси, пришло время охотиться на куропаток и ловить рыбу. Тюленей было великое множество. Следующий шанс выйти на охоту представится только через несколько месяцев после того, как растает снег. Помня об этом, я позвонила Ауа, хранителю традиций и уважаемому лидеру общины, и робко спросила, сможет ли он уделить мне тридцать минут, чтобы рассказать о том, как находит дорогу в тундре. Он искренне рассмеялся: «А тридцать лет у вас есть?»

Мы поехали в его любимый ресторан с подходящим к случаю названием, «Приют навигатора», и устроились за пластмассовым столом. Ауа заказал только чашку горячего черного чая, сказав мне, что дома на ужин его ждет традиционная еда, которую он очень любит, — сырое мясо: тюлень, рыба, кит или морж. Потом он начал рассказывать. Он сказал, что если я хочу разобраться, как иннуиты находят путь на местности, то должна понять: большинство людей просто любят путешествовать, а иннуиты должны. Эта необходимость означает, что они иначе воспитываются: с юного возраста их постоянно учат — на практике — искусству путешествия и выживания. «Я родился в землянке, — сказал Ауа. — Мой отец учил меня так: если было трудно, спрашивал: “Что будем делать?” Я думал, что он должен найти выход, но отец спрашивал меня: “Что ты будешь делать?” Он знал, как поступить. Он знал, где находится. Но хотел, чтобы я думал и учился»^[27].

Ауа, один из одиннадцати детей в семье, вырос в Митиматалике (бывшем Понд-Инлет), деревне, которая была названа в честь охотника, погибшего в бурю на дальней оконечности Баффиновой Земли, в восемнадцати градусах широты от Северного полюса. Уроки, которые преподал ему отец с помощью непосредственного наблюдения и опыта, были особенно важны для обучения навигации. Ауа рассказал мне одну историю. В девять лет он вместе с другими мальчиками отправился по морскому льду на охоту за тюленями. Когда они были километрах в пятнадцати от берега, туман сгустился, и им пришлось возвращаться, пока видимость не упала до нуля. Отец управлял снегоходом, а мальчики ехали сзади в камутиик. Через какое-то время отец остановился. «Вы знаете, как мы попали в это место?» — спросил он. Мальчики признались, что не следили за маршрутом. «Мы не знали, где находимся», — вспоминал Ауа. Отец продолжал расспрашивать. Где было солнце, когда они ехали к месту охоты? Где они видели тени на земле? Были ли они темнее с одной стороны? «Так он нас учил. Задавал вопрос, — рассказывал Ауа. — Мой отец никогда не хотел, чтобы я ходил в начальную школу. Очень не хотел».

Вероятно, немного найдется на земле народов, у которых переход от кочевой жизни к современной произошел так быстро и внезапно, как у иннуитов. За 20 лет, с 1950-х до 1970-х гг., почти все население перешло к оседлой жизни в поселках, под управлением канадского правительства. На север пришли деньги, бензиновые двигатели, телефоны, телевизоры, самолеты, больницы, школы и продовольственные магазины. В мгновение ока — по историческим меркам — иннуиты освоили новый язык, новые продукты и средства передвижения. Скорость изменения культуры была столь высокой, что иннуитская собака, на протяжении тысяч лет позволявшая местному населению путешествовать и выживать, почти исчезла.

Первые контакты с каллунаат, по всей видимости, относятся к X в. — сначала это были норвежцы, затем европейские путешественники, а в XVII в. появились китобои. Рыбаки и китобои принесли с собой новые орудия: металлические ножи и иглы, ружья, ткань. Приезжали миссионеры, которые пытались «цивилизовать» иннуитов, обратив их в христианство; англикане и католики соперничали друг с другом, стараясь увеличить число своих единоверцев. Миссионеры познакомили местных жителей со слоговым алфавитом, чтобы новообращенные могли читать Библию. Охотникам и их семьям объясняли, что в воскресенье нужно сидеть дома. Шаманизм и древние традиции, такие как татуировка на лице женщин, были запрещены. Ущерб для культуры от встречи с каллунаат — не говоря уже об алкоголе и европейских болезнях — был огромным. Но некоторые глубоко укоренившиеся аспекты жизни иннуитов остались нетронутыми. Независимо от того, обратились ли они в христианство, люди должны были путешествовать и охотиться, чтобы выжить.

Все начало меняться только в XIX в., когда Компания Гудзонова залива, которой владели англичане, начала строить фактории в Восточной Арктике. Компания продавала меха на европейских рынках, и многие иннуиты стали охотиться на животных, чтобы обменять их шкуры на табак, оружие и продукты. Фактории превратились в центры экономической активности, и они притягивали к себе семьи иннуитов, побуждая переходить от полукочевой жизни к оседлой. Торговля мехами также серьезно повлияла на отношение иннуитов к путешествиям. Антрополог Сара Боунстил писала, что капканный промысел был очень трудоемким и отвлекал людей от традиционных занятий, таких как охота. Этот сдвиг, в свою очередь, усиливал зависимость от продуктов питания, поставляемых Компанией Гудзонова залива, и охотникам приходилось ставить еще больше ловушек, чтобы продавать добычу — и на полученные деньги покупать еду уже себе.

В 1930-х гг. цены на меха резко снизились и численность северных оленей сократилась. Многие иннуиты оказались на грани голода, и канадские власти приняли законы, возлагающие на правительство ответственность за их выживание. После окончания Второй мировой войны Министерство здравоохранения и социального обеспечения начало внедрять патерналистские программы социальной инженерии, предназначенные для ассимиляции иннуитов в общество белых людей, якобы с гуманитарными целями. Закон обязывал отправлять детей в школы-интернаты, и многих разлучали с семьями. В школе детей наказывали, если они говорили на иннуитском языке, инуктитуте. Правительство строило поселки для оседлого проживания и давало иннуитам дома, поощряя их к наемному труду в горнорудной отрасли и сфере обслуживания. Была создана инфраструктура здравоохранения, и женщин поощряли рожать детей в больницах. Пациентов с туберкулезом помещали в санатории на юге; канадское правительство было убеждено, что сможет более эффективно помогать иннуитам, если они перейдут к оседлому образу жизни.

Родители Соломона Ауа жили в эпоху этих исторических событий. Его мать, Агалакти, родилась на стойбище и в возрасте тринадцати лет была выдана замуж за его отца, которого тоже звали Ауа. В книге «Сакиюк» Агалакти рассказывает антропологу Нэнси Вахович о том, как в 15 лет родила свою первую дочь, которую назвала Оопа. Следующие 30 лет они вели кочевую жизнь — охотились и торговали с факториями. Ауа отправлялся на охоту на нартах, на лодке или пешком, а его жена шила одежду из оленьих шкур для мужа и детей. Когда на одно из стойбищ иннуитов пришли англиканские миссионеры, Агалакти и Ауа крестились, взяв имена Апфия и Матиас, а имя Ауа стало фамилией. В 1961 г. канадские власти заставили семью Ауа отдать детей в школу-интернат, чтобы те могли выучить английский и подготовиться к работе по найму. «Им пришлось, таков был закон: все ученики должны были жить в школе. Все мои дети были такими маленькими, когда пошли в школу. Казалось, они становятся все младше и младше, — вспоминала Апфия в 1990-х гг. — Мы оставляли их там, но очень, очень скучали по ним. Мы так скучали!»^[28]

Соломон был восьмым ребенком в семье, и, когда ему исполнилось семь лет, родители обратились к властям с просьбой оставить его у себя. Вместо него они предложили отправить в школу двух других детей — чтобы один их сын мог охотиться с отцом. Они хотели, чтобы Соломон перенял образ жизни и традиции иннуитов.

Когда за детьми в Понд-Инлет пришла лодка, чиновники взяли на борт Соломона, чтобы вылечить ожог на руке, который тот получил от горячего тюленьего супа. Но, когда муж Агалакти пришел забрать Соломона домой, он обнаружил сына в классе — его отправили в школу. «Мой муж спросил учителя, может ли он забрать сына, учитель ответил, что нет, и они начали спорить. Они сильно кричали, а потом мой муж взял Соломона за руку и вывел за дверь. Он был очень, очень сердит. Он даже не остановился, чтобы взять парку Соломона. На обратном пути в стойбище мой муж отдал Соломону свою парку»^[29]. У Соломона было одиннадцать братьев и сестер, но только он один вырос в тундре.

В Арктике солнце — плохой помощник в навигации. За полярным кругом зимой оно исчезает за горизонтом, а летом никогда не заходит. И только в марте есть краткий период, когда оно восходит на востоке и заходит на западе. Чтобы вычислить направление по солнцу, нужно знать его сложную, постоянно меняющуюся траекторию на небе в каждое время года, и, хотя многие охотники умеют это делать, они никогда не полагаются на солнце как на главное средство для навигации. Они используют целый набор подсказок, рассказывал Ауа, зачастую в сочетании друг с другом, чтобы ориентироваться в любую погоду и в любом арктическом ландшафте. Одна из таких — заструги, или снежные наносы, напоминающие волны. Представьте, что вы находитесь недалеко от поселка Санираяк (его также называют Холл-Бич), говорит Ауа. Место абсолютно плоское — ни гор, ни других ориентиров. Но в начале зимы выпадает свежий снег, образуя мягкие сугробы, которые называются улуангнак — то есть «в форме щеки». Затем начинает дуть ветер, уангнак, с северо-северо-востока. Уангнак разрушает сугробы, меняя их форму. «Они вытягиваются вот так, — Ауа высовывает язык, так чтобы его кончик был направлен вниз. — Это называется укалурак, снег «в форме языка». Он указывает на север. Как понять, куда идти, если вам нужно на запад или на восток? Просто идите поперек языков».

Ауа берет лежащие на столе пакетики с виноградным и апельсиновым желе и раскладывает их, иллюстрируя свою мысль. Например, вы направляетесь на юг, к океану, сказал он и положил пакетик желе на край стола. Или вам нужно на север, в тундру, — другой пакетик оказался в центре стола. «Выходя из поселка, вы смотрите на языки и отмечаете, под каким углом их нужно пересекать. Вверх? Поперек? Или в направлении на десять часов? На один час? На обратном пути все наоборот. Если вы пересекали языки прямо вверх, то назад должны идти вниз».

В разных культурах направление ветра обозначают по-разному. В древней Ирландии каждый ветер имел свой цвет; например, юго-восточный ветер назвался глас, то есть сине-зеленый, что переводится как «цвет неба в воде»^[30]. Иннуиты различают характер и настроение ветра. Уангнак обычно считается женским ветром: он дует порывами, то усиливаясь, то затихая. Именно эти непредсказуемые капризы придают снегу вид укалураит, и, поскольку это самый холодный из ветров, снег становится твердым. Даже если на какое-то время ветер меняется, укалураит сохраняет форму сугроба, а если его занесет свежим снегом, твердый слой останется под ним в целости и сохранности. В книге «Арктическое небо» (The Arctic Sky) навигатор Джордж Каппианак описывает ветер нигик как мужской. Он дует непрерывно и выравнивает снег. Уангнак и нигик связаны между собой. Когда она дует особенно сильно, он смягчает ее воздействие. Укалураит очень важен для навигации на открытой местности, например на морском льду, где может не оказаться никаких ориентиров. Во время снежной бури, когда не видно луны, звезд, солнца и природных объектов, привлекающих внимание, ориентироваться можно по укалураит. Поселок Митиматалик, в котором вырос Ауа, расположен в гористой местности, и там укалураит не столь важен. Ауа рассказывал, что научился использовать для навигации созвездие Большой Медведицы, или Туктурйюит, — положение этих звезд на небе помогало определить время и направление.

Кроме ветра, звезд и снега, объяснял Ауа, можно обратиться за помощью к географии и скрытой в ней логике. Например, вокруг Икалуита, говорил он мне, хребты и долины тянутся на юг, к морю. Они могут служить своего рода компасом, а особенности каждого или каждой из них можно использовать в качестве ориентиров. Людям, выросшим на юге, в это трудно поверить. Для непривычного человека арктический пейзаж, даже в гористой местности, выглядит обескураживающе однообразным. Самые высокие деревья размером с кустарник, а растительность везде практически одинаковая — пятна мха и лишайника на камнях. Все груды камней похожи друг на друга. И кажется, что определить разницу между двумя заснеженными долинами невозможно.

«Все места в тундре выглядят одинаково, — соглашается Ауа. — Но на самом деле они разные! Если присмотреться, можно увидеть, что здесь есть большой камень. Другое место кажется таким же, но там нет большого камня. Нужно искать детали». По мнению Ауа, этот навык является главным в умении ориентироваться на местности: иннуиты обладают способностью замечать мельчайшие изменения в деталях и хранить в памяти громадное количество зрительной информации. «Я сам и всякий, кто когда-нибудь бывал в том или ином месте, точно знаем, как оно выглядит. Если вы живете в каком-то месте, то находитесь там ежедневно и знаете его как свои пять пальцев. Так ведь говорят на английском?»

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

21

McDermott James. Martin Frobisher: Elizabethan Privateer (2001). P. 133.

22

Malaurie Jean. The Last Kings of Thule: A Year Among the Polar Eskimos of Greenland (1956). P. 202.

23

Malaurie Jean. Ultima Thulé: Explorers and Natives of the Polar North (2003). P. 146.

24

Friesen Max. North America: Paleoeskimo and Inuit Archaeology (Encyclopedia of Global Human Migration). https://www.academia. edu/5314092/North_America_Paleoeskimo_and_Inuit_archaeology_Encyclopedia_of_Global_Human_Migration_.

25

Лео Уссак; цит. по: Milton Freeman Research Limited. Inuit Land Use and Occupancy Project: A Report (1976). P. 192.

26

Brachmayer Scott, Innuksuk Nyla, Stewart Craig. Kajutaijuq, Short, Action, Drama, 2015. http://www.imdb.com/title/tt3826696/.

27

С. Ауа. Личная беседа. 10.05.2015.

28

Wachowich Nancy, Apphia Agalakti Awa, Rhoda Kaukjak Katsak, and Sandra Pikujak Katsak. Saqiyuq: Stories from the Lives of Three Inuit Women (2001). P. 106.

29

Ibid. P. 108.

30

Siewers Alfred K. Colors of the Winds, Landscapes of Creation // Strange Beauty: Ecocritical Approaches to Early Medieval Landscape (The New Middle Ages) (2009). P. 97.