Имиджмейкер. Как стать богатым?

Марк Агатов

В стране кризис. Вы остались без работы, а у вас семья, валютная ипотека. Премьер советует потерпеть, потому что «денег нет сейчас». Но он не прав. Деньги есть, и их много. Ежегодно на выборы тратят миллионы долларов. Почему бы вам не отщипнуть от этих бюджетов небольшой процент? Вы сможете решить все свои проблемы, если протащите во власть богатого предпринимателя. Но как это сделать? Книга «Профессия – имиджмейкер. Как стать богатым?» – это не сухая инструкция. Это ваш шанс!

Черный квадрат Малевича

Апартаменты Семену Водкину очень понравились. Все было выдержано в строгом партийном стиле. На мебели, коврах, посуде то и дело встречались надписи: «Управделами ЦК КПСС», «Обком КПУ», «Совмин» и инвентарные номера. В коридорах, просторных холлах и номерах для гостей висели картины известных художников в дорогих рамах эпохи соцреализма. Пронзительная, белоснежная березовая роща, бушующее море, терпящий бедствие четырехмачтовый парусник соседствовали с парадным портретом генсека Брежнева и скромным ликом Андропова. Семену показалось, что в этом особняке у моря навсегда остановилось время, и календарь должен был показывать восьмидесятый, а не две тысячи второй год.

— Вы, наверное, заметили, что здесь собраны лучшие картины, созданные художниками в конце прошлого века. Это все подлинники. Никаких подделок и «черных квадратов» малевичей вы здесь не найдете. Эти картины — бесценное достояние всего советского народа, — с пафосом продолжил Базаров. — И я считаю за честь сохранить их для потомков. Да и нынешним руководителям нелишне будет знакомство с подлинным искусством, а то куда ни придешь, со стены или голые бабы в извращенных позах, или полная абстракция на фоне икон.

Семен Водкин, последние семь лет наслаждавшийся единственной висевшей в бараке репродукцией с картины «Три богатыря», полностью поддерживал хозяина номенклатурной дачи. «Черный квадрат» Малевича он считал высококлассным мошенничеством и грозил сокамерникам наплодить подобные шедевры в неимоверных количествах. Эта тема в зоне широко обсуждалась после того, как один российский банкир выкупил для музея кусок холста с черным квадратом за миллион долларов.

— Бабки дуракам некуда девать, — надрывался перед сокамерниками Семен. — За абстракции и кривые рожи миллионы платят, а чего их рисовать? Да я без всякой подготовки могу начальника нашего изуродовать так на холсте, что за него сто тысяч баксов отвалят миллионеры американские.

— А десять суток карцера не желаешь от «хозяина» получить за извращение основной линии и издевательства над действительностью? — ехидно спросил у Семена фальшивомонетчик Фридман, которому за подделку американской валюты впаяли восемь лет лагерей.

— А ты вообще молчи! — тут же переключился на Фридмана Семен. — Мазила бездарный, американского президента изуродовал до неузнаваемости на сто долларовой купюре. Да если б тебя с этими долларами в Америке поймали, то ты не восемь лет сидел бы, а все пятьдесят. Ну, где ты видел косого президента США?

— Получилось так, — буркнул Фридман и отошел к шконке.

— А получилось косоглазие у американского президента из-за того, что Фридман в фальшивомонетчики из абстракционистов пришел. Там кривые, косые, уродливые — все в масть. В свое время мудрая коммунистическая партия учила нас, неразумных, что абстракционизм — опаснейшее явление нашей эпохи, и остерегаться его надо, и бежать от него, как от чумы. А Фридманы в СССР всегда умнее всех были, установкам партийным не верили, «голоса» вражьи по радио ловили, и вот результат: Фридман, изобразив косым президента США на стодолларовой купюре, чуть международный скандал не вызвал, хорошо еще, что бдительные органы вовремя пресекли его антинародную деятельность.

Семен Водкин резко мотнул головой, освобождая себя от непрошеных воспоминаний.

— Я вас полностью поддерживаю, господин Базаров. Мне эти абстракционисты с косым президентом во, где сидят, — провел по горлу московский имиджмейкер. — И к иконам, если там новодел какой, никакого почтения. Другое дело, если подвернется что-нибудь старинное. Но сейчас это такая редкость. Иноверцы все стоющие иконы за рубеж уперли. Даже из церкви украсть нечего.

Последняя фраза насторожила директора всех рынков. Он вспомнил, что не ознакомился с документами имиджмейкера, не видел его рекомендательных писем, отчетов о работе. А вдруг он никакой не имиджмейкер, а простой мошенник?

Семен Водкин шестым чувством ощутил, что сморозил какую-то глупость, и попытался успокоить хозяина партийных апартаментов:

— Это я вам с позиции делового человека, если так можно выразиться, про абстракционизм и иконы сказал. Лично мне, как действительному члену дворянского собрания, ближе картины, написанные в духе соцреализма, рассказывающие о родной природе, море…

Краем глаза Семен наблюдал за Базаровым и отметил, что упоминание о дворянском собрании у бывшего секретаря по идеологии вызвало нервный тик. Веко левого глаза у него задралось кверху, почти полностью обнажив верхний сегмент глазного яблока, а с правым глазом произошло нечто обратное. Он прищурился, как будто от сильного солнечного света. Ко всему прочему, нижнюю челюсть Базарова повело влево.

— Так вы дворянин? — тяжело задышав, спросил Базаров.

— Не знаю, как и сказать, — замялся Семен. Бывшийпарт аппаратчик мог люто ненавидеть дворян и прошлых, и нынешних. — Видите ли, мой дед по материнской линии служил при дворе, и в какой-то степени был приближен к дворянству, а вот дед по линии отца — стопроцентный пролетарий. В семнадцатом году он участвовал в штурме Зимнего. Ну а потом тут все перемешалось. Дед по линии отца ушел служить в ЧК, а по линии матери — тот наоборот. Короче говоря, я наполовину, если так можно выразиться, дворянин, а на половину — свой в доску.

От напряжения Семен Водкин даже вспотел, достал платочек и приложил его ко лбу.

«С происхождением не все в порядке, — отметил Базаров. — Ужом изворачивается, значит, что-то скрывает от партии».

В директоре рынка вдруг проснулся второй секретарь обкома компартии Окраины. Он подошел вплотную к Семену и, выдыхая прямо в ухо, загремел тяжелым натужным басом:.

— Разоружись перед партией, приспособленец! Кто тебя прислал сюда?

— Меня? — удивленно захлопал глазами Семен. — Так вы же сами пригласили, чтоб я на выборах помог.

— Почему деда-чекиста позоришь связями с отщепенцами?! Кто позволил с нашими врагами якшаться? — продолжал наседать Базаров. — Дворянин хренов! Да мы их в семнадцатом году всех на баржу и в море! Никто не ушел от карающей десницы ЧК. А ты продался за чечевичную похлебку классовому врагу. Дворянин объявился! Где ты при советской власти прятался?

— Там же, где и при нынешней! — обозлился Семен Водкин. — По тюрьмам да пересылкам. Вам нужен человек, способный выиграть выборы, так он перед вами! Я завалю любого конкурента, а мое происхождение, мое прошлое вас не касается. Потому что вы такой же приспособленец, как и я. Истинные коммунисты сегодня по мусоркам шарят, а вы прихватизировали партийную собственность и бульдозером во власть прёте. Но без меня вы ничто, потому что с тем офицером институтки не справятся, а я смогу поставить в позу любого! У меня есть рекомендации от самого Кошмарова.

Семен достал из внутреннего кармана узкий конверт с надписью «Правительственное», извлек оттуда письмо, отпечатанное на фирменном бланке российско-американского консорциума «Имидж».

Эту фальшивку Семен изготовил заранее, в Москве, стащив фирменный бланк во время посещения офиса этого СП.

— Я работал в команде Кошмарова на выборах Чубайса, Жириновского, — Семен лихорадочно вспоминал наиболее известных российских политиков, но кроме Зюганова в голову ничего не приходило. — Ну и, конечно, Геннадия Андреевича.

Базаров стоял как каменный гость перед клеткой жалкого кролика и беззвучно шевелил губами.

— У меня большой опыт, — неуверенно продолжил Семен Водкин.

— Сидел за что? — резко оборвал имиджмейкера Базаров.

Семен стал лихорадочно придумывать для себя благородные статьи: превышение необходимой обороны, автоавария… Кроме этого, в голову ему лезло нечто непотребное, вроде «неоказания помощи иностранному судну, терпящему бедствие» или «использование эмблемы красного креста во время боевых действий».

— Я за мошенничество сидел, — махнув на все рукой, решился сказать правду Семен.

— И долго?

— Последний раз — семь лет.