Чернила под кожей

Марина Комарова, 2020

Тая пишет чернилами на бумаге, Макс – на коже. Ее книги – бестселлеры, его татуировки – произведения искусства. Тая и Макс предпочли бы никогда не встретиться, но судьба сталкивает их лицом к лицу, ломая прежнюю жизнь. И никто не подозревает, что у зла два лица, и имя одного из них – любовь.

Глава 3

Тая, больница и неожиданный помощник

— Вы только не переживайте, — говорит она своим низким, совершенно не подходящим юной девушке голосом. — Уже все хорошо.

Ударение на «уже» никак не дает расслабиться и переключиться. С Аленой что-то произошло, иначе Ляля не стала бы звонить. Не потому, что считает меня недостойной, а просто не любит лишний раз трепаться по телефону.

— Что случилось? — спрашиваю резко охрипшим голосом.

Замечаю, что Макс внимательно смотрит на меня. Немного хмурится, явно заметив, что это не тот звонок, после которого люди прыгают от радости. Но молчит, уже за это спасибо.

— Алена упала в обморок, — отвечает Ляля спустя какое-то время. — Мы вызвали скорую, потому что не могли привести ее в сознание. Но сейчас все в порядке. Приезжайте.

И диктует адрес больницы.

Каждое слово кажется маленьким стеклянным шариком, что со звоном ударяется о металлическую преграду, вдруг воздвигнутую вокруг моего мозга, и отлетает от нее.

Ляля словно что-то чувствует и терпеливо повторяет. Я механически киваю, потом встаю, бездумно кручу телефон в руках.

Некоторое время на кухне царит тишина. Недопитый кофе остывает, Макс Янг ждет, когда я соберусь с мыслями и скажу, в чем дело. Однако пускаться в откровения я не буду. Не здесь, не с этим человеком.

— Спасибо за кофе. Мне надо ехать, — говорю глухо и поражаюсь, насколько чужим кажется собственный голос.

Будто говорит не живой человек, а бездушная кукла, наполненная опилками. Кукла, которая только-только научилась разговаривать и делает это жутко, неумело и странно.

— Куда? — коротко интересуется Макс, не сводя с меня взгляда.

— В больницу.

Ответ самый короткий из всех возможных. Но я брякнула не подумав, и теперь наблюдаю, как медленно вытягивается лицо Макса от удивления. Поэтому спешно добавляю:

— Там моя сестра, надо ехать.

И выхожу из кухни в коридор. Макс, не заставив себя ждать, следует за мной. Выпустит по-быстрому, на улице уже вызову такси. Заодно подышу свежим воздухом и немного приведу мысли в порядок.

Но все планы рушатся, когда вместо того, чтобы захлопнуть дверь за моей спиной, он выходит следом.

— Говори адрес, отвезу, — попросту ставит перед фактом, не считая нужным спрашивать, хочу ли я вообще с ним ехать.

— Тебе нельзя за руль в таком виде, — успеваю ответить, прежде чем Макс легонько подталкивает меня к лифту.

— Давай-давай. В таком виде тебе тоже нельзя, — нагло заявляет он. — Того и гляди, решат положить к сестре.

— Возможно, вместе с тобой, — говорю первое, что приходит в голову.

Макс презрительно фыркает. Видимо, содранная физиономия в его понимании придает мужчине шарма, в отличие от моих джинсов с пятном.

Уже на улице я понимаю: надо собрать мысли в кучу и послать Янга подальше. Не хватало еще, чтобы он поехал со мной. Это уже ни в какие ворота. Однако Максу явно плевать на условности: решил — значит, решил.

Он подводит меня к черному джипу, если не ошибаюсь, модель называется «чероки». Вот уж точнее не определю, но кое-что в памяти осталось после того, как описывала автомобили в книге и перерывала тонну материалов. Машина под стать хозяину. Такая же агрессивная и угрюмая. Но мне она нравится больше, чем Макс. У техники есть душа, и частенько она для писательницы Таи Грот куда понятнее, чем человеческие мужчины.

— Садись, — говорит Макс. — Так быстрее. Или будешь упираться и мучиться в неведении, пока твоя сестра лежит на больничной койке?

Очень грубый ход, но он, безусловно, срабатывает. В этот миг я даже не думаю о том, как сильно хочу избавиться от Янга, а готова молча ехать и не задавать лишних вопросов.

Дверцу перед дамой он, разумеется, не открывает. Впрочем, он не отсюда, а из далекой европейской страны, там другие нравы. Поэтому и такой, какой есть. Мне вообще сейчас сложно понять, почему он тащится со мной в больницу. В проснувшуюся совесть не особо верится, а в желание помочь…

Отодвигаю мысли об этом на задний план и сажусь возле водителя. Ничего лишнего, тут сама панель управления — произведение искусства. И сиденья великолепные. На них можно не только ездить, но и спать. Хотя такие как Макс, вероятно, затаскивают сюда девочек, чтобы заняться чем-то более интересным.

Диктую ему адрес. Макс кивает, заводит машину. Трогаемся с места плавно, хотя подсознательно я ожидаю рывок. Под завистливыми взглядами дворовых мальчишек и пристальными — старушек выезжаем из двора. Макс не говорит ни слова, будто шестым чувством понимая, что сейчас надо помолчать. Интуиция или просто нелюбовь к болтовне? Загадка.

Спустя некоторое время мы уже мчимся по дороге под шум транспорта и людских голосов. И только сейчас я осознаю: он даже не спросил меня, как проехать к больнице.

Но мысли об этом улетают, словно и не было, потому что Максу кто-то звонит. Он смотрит на мобильник, хмурится, но все же берет трубку.

— Да… Да, привет. Все хорошо. Сегодня буду, — говорит он отрывисто. — Я приеду. Обязательно. Без меня никуда не ходи. Все будет хорошо.

Я кошусь на Макса, но стараюсь это сделать незаметно, потому что нехорошо во все глаза пялиться на сидящего рядом человека. Впрочем, он ни капли не стеснялся это делать, когда я говорила с Лялей. Так что…

— Я еду в больницу, — продолжает Макс. — Не пугайся, со мной все в порядке. Не нервничай, сказал же, что приеду.

Мне становится любопытно, и это хоть как-то отвлекает от мыслей про Аленку. Кого так уговаривает Макс? Спокойно, уверенно, однако от меня не ускользает, что в янтарных глазах на миг плеснуло беспокойство, а брови хмуро сошлись на переносице. Да и движения стали какими-то резкими.

Макс заканчивает разговор, резко выкручивает руль и успевает проскочить на зеленый свет. У меня все внутри переворачивается от страха, руки леденеют.

— Псих, — шепчу я одними губами, вцепившись в сумочку.

— Всегда к твоим услугам, дорогая, — даже не думает смутиться Макс. И паркуется возле больницы.

Я бы с удовольствием пререкалась с ним еще и еще, дабы не идти внутрь. Однако мне ничего не остается, кроме как холодно улыбнуться Янгу и поблагодарить:

— Спасибо большое. Это была неоценимая услуга.

Хотя я могла добраться сама. Но это осталось несказанным: не стоит в своей неприязни совсем уж опускаться. Макс доставил меня быстро, не раздумывая, помогать или нет. Да, я его не просила. Но, возможно, не всегда нужно кого-то просить, чтобы подставили плечо.

Он как-то странно смотрит на меня. Наверняка ожидал совсем других слов, но я и так сказала все, что могла. Молча кивает, давая понять: да нет проблем, подумаешь. И кажется, что глаза его странно тускнеют, солнечный неистовый янтарь затягивается изморозью.

Я выхожу из машины. Стало прохладнее, хотя лето по идее должно радовать зноем и теплыми вечерами.

Передергиваю плечами, стараясь не думать о том, что джип никуда не отъезжает, и бегу к входу. Тяжелая деревянная дверь поддается не сразу; приходится сделать глубокий вдох, велеть себе успокоиться и приложить силу. Со второй попытки все получается.

Мне везет: в коридоре четыре человека из персонала. Подхожу быстрым шагом к регистратуре, на всякий случай уточняю, здесь ли еще Алена Грот. Потому что со слов Ляли я не все поняла, да и нормально услышать ее не получилось.

Мне всё подтверждают, и я едва ли не взлетаю на третий этаж. Вижу вдалеке худенькую сгорбленную фигурку. Сердце пропускает удар, а потом начинает колотиться так, что едва не выпрыгивает из горла. Что с ней? Как она?

Потом мозг включается и начинает усиленно работать. Раз в коридоре, а не в палате, значит, не все так плохо.

Мои шаги кажутся жутко громкими и гулкими. Или это продолжает так биться сердце, что я больше ничего не слышу?

Стараюсь не думать о взмокших ладонях, о резко потяжелевшей сумке, в которой толком ничего нет, о тонкой девчушке, которая сидит на лавке и смотрит под ноги.

— Алена, — выдыхаю я, садясь рядом с сестрой и сгребая ее в охапку.

От нее пахнет шампунем «Манго и йогурт» и каким-то лекарством. Светлые волосы щекочут, лезут в лицо, но мне все равно. Только сейчас я могу успокоиться, убедившись, что сестра цела и невредима. Можно прикоснуться к ней и больше никогда не выпустить.

— Со мной все хорошо, — выдыхает она. И пусть интонация достаточно бодрая, но голос невероятно тихий. — Подумаешь, потеряла сознание, ничего особенного.

— Вы ее слушайте больше, — звучит рядом голос Ляли, и я поднимаю голову.

Подруга Алены красится в пепельный цвет и носит две косички. Порой они свободно спускаются ей на спину, порой закручены в смешные загогулинки и закреплены невидимками, придавая девчонке сходство с каким-то зверьком.

У Ляли невероятно бледная кожа и огромные голубые глаза настолько светлого оттенка, что иногда радужки почти сливаются с белком. Низкий лоб, изящный нос, пухлые губы. Короткие светлые ресницы. На самом деле Ляля — натуральная блондинка, но почему-то не переносит родной цвет волос, постоянно экспериментирует. Она вечно таскает джинсы или комбинезоны, терпеть не может платья, а каблуки считает адским изобретением.

Лялю не назовешь красавицей, но от девчонки всегда исходит волна такой уверенности и обаяния, что у окружающих не остается шансов.

К тому же она практичнее Аленки. Поэтому я никогда не волновалась за сестру, если та куда-то пошла с Лялей.

— Слушаю, — говорю сухими губами. — Рассказывай ты.

— Ой, ну все, — фыркает сестра и закатывает глаза, высвобождаясь из моих объятий. — Давайте еще порыдайте тут в два ручья. Со мной все в порядке.

— Она… — начинает Ляля.

В эту минуту открывается дверь палаты, возле которой мы сидим, и появляется молодой врач.

— Вы Грот? — спрашивает он и смотрит на меня. — Ваша сестра сейчас в порядке, но нам нужно поговорить.

Я смотрю на обеих девочек, киваю врачу, поднимаюсь и следую за ним.

В кабинете врача все белое. Но сейчас, в свете электрической лампы, оно выглядит куда мягче и уютнее, чем должно. Хотя как может быть уютно в больнице? Глупые мысли и неприятная ситуация.

— Вы мать? Старшая сестра? — спрашивает он, занимая место за столом.

Не такой молодой, как показалось сначала. Наверное, даже мой ровесник. Русоволосый, зеленоглазый, с узкими губами и пронизывающим взглядом. Словно не человек, а статуэтка из мрамора. Белый халат идеально оттеняет кожу и подчеркивает холод, который чувствуется рядом с этим человеком. У него красивые руки, длинные гибкие пальцы, к которым хочется прикоснуться.

На бейджике написано: «Игорь Васильевич Олейник, невролог».

Понятия не имею, кто в такой ситуации должен со мной говорить. И лучше бы не понимала до конца жизни, безумно желая, чтобы все были здоровы и не обращались к врачам.

— Сестра, — говорю немного хрипло. Губы почему-то не слушаются.

Мне не нравится взгляд зеленых глаз. Точно над обнаженной кожей зависло острое лезвие, в любую минуту готовое погрузиться в нее, окраситься кровью.

И цвет… это не зелень травы, это королевский нефрит покойных правителей майя, мозаикой выложенный на погребальной маске. Потому чувствуется потусторонний холод и немой приговор.

— Пока ничего страшного. Скорее всего, переутомление. Но это может быть началом…

Он расспрашивает про Аленку детально, спокойно, учитывая каждую мелочь. Что-то говорит про вегетососудистую дистонию. Советует провериться, предупреждает, что не стоит отмахиваться.

В процессе разговора я почти проникаюсь симпатией к неврологу: сейчас он не кажется таким холодным и отчужденным, как поначалу.

— Спасибо, — говорю по завершении его речи. — Раньше такого не было. Теперь буду следить. Учеба, нагрузки…

Сама не знаю, что сказать дальше. Чувствую, что меня рассматривают с каким-то немым любопытством, но при этом не рискуют задавать вопросы. А зря. Мог бы и что-нибудь сказать. Почему-то возникает странное ощущение, что мы еще не раз пересечемся. Игорь Васильевич, не стесняйтесь, поговорите со мной еще немного. Не важно о чем.

— Неважно выглядите, — неожиданно тихо произносит он, и я невольно вздрагиваю. Совершенно не ожидала именно такого замечания. — Пожалуйста, следите за состоянием сестры. Как я понимаю, больше некому. И будет мало пользы, если вы свалитесь в обморок рядом.

— Очень толково сказано, — замечаю я, уговаривая себя выдохнуть и досчитать до десяти.

С языка рвутся не слишком приятные для доктора слова, однако я прекрасно понимаю, что он понятия не имеет про мое общение с Максом Янгом, про машины и про дурацкий вечер.

— С Аленой все будет хорошо, — заверяю я и искренне надеюсь, что так и будет. Мой голос звучит куда более уверенно, чем я себя чувствую.

— Откуда у вас кровь? — спрашивает Игорь Васильевич.

Заметил. Внимательный. Впрочем, по нему видно, что кровь на моем бедре его хоть и интересует, но не настолько, чтобы играть в рыцаря. И я искренне этому рада. Сейчас не до благородных докторов и чужих мужчин. Лимит по последним я сегодня исчерпала.

— Бандитская пуля, — слабо улыбаюсь. — Но все уже нормально.

— Сестры Грот умеют находить приключения на свои головы? — интересуется он, приподняв бровь. Сказано это таким тоном, что я не знаю, чего хочется больше: ударить его или поцеловать?

Пораженная таким коктейлем чувств, я отвечаю что-то совершенно невнятное и вскоре покидаю кабинет Игоря Васильевича Олейника.

В коридоре Аленка и Ляля о чем-то спорят. Но, хорошо помня, где находятся, делают это тихо, с едва слышным шипением. Алена уже выглядит получше. Кажется, приключение с поездкой в больницу не особо ее впечатлило.

Завидев меня, обе умолкают, смотрят огромными глазами. Невольно усмехаюсь. Вроде взрослые, а все равно девчонки. И кажутся детьми. Впрочем, они и есть дети…

— Ну что? — деловито спрашивает Ляля.

— Все хорошо, — использую я самую обтекаемую формулировку, на какую только способна.

Сейчас нет настроения говорить о случившемся, тем более перед Лялей. К тому же надо поговорить с сестрой.

— Домой, девочки, — устало говорю я. — Все хорошо, что хорошо закончилось.

Алена поднимается с лавочки. С опаской поглядываю на нее, в любой момент ожидая, что надо будет подбегать и поддерживать. Однако сестра даже не думает терять равновесие, не то что заваливаться на пол. Не выглядит пышущей здоровьем, но и болезненной тоже. Всего лишь не слишком радостный человечек, по недоразумению оказавшийся в больнице.

Ляля явно хочет узнать больше, но сейчас не до болтовни.

— Можно провожу вас?

— А потом сама будешь добираться в темноте домой? — хмыкаю я. — Нет, вызываем тебе такси прямо сейчас.

Ляля насупливается, но знает, что меня не переспорить — тут мы с Аленкой одинаковые. Если решено, то решено. Поэтому сперва вызываем машину для Ляли и отправляем ее домой.

— А я бы прошлась, — задумчиво сообщает Алена. — Не хочу сидеть. На улице прохладненько, хорошо.

— Коне-е-ечно, — скептически тяну я. — А потом мне тебя на плече нести.

— Только если вырубишь, — не теряется сестра.

— Ну, долго вас ждать? — обрывает нас грубый мужской голос.

Дыхание перекрывает, а сердце падает куда-то вниз, ниже земли. Сообразить трудно, но интонацию и голос я узнаю сразу.

«Как? Как такое может быть?» — мелькает странная мысль.

Странная, потому что обрисовывает вопрос, но ответа на него нет.

Зато я прекрасно вижу, что Макс Янг стоит под фонарным столбом и курит. Смотрит на нас: то на меня, то на Алену. По лицу невозможно прочесть, что именно думает.

«Мог и не ждать», — хочется сказать. Но усталость неожиданно накатывает с такой силой, что получается только молчать.

К тому же очень сложно не признать, что где-то внутри теплится странное чувство: меня ждали. Не бросили. Хотя вообще-то ничем не обязаны. Или все же обязаны?

— А… — начинает Алена, но я беру ее за запястье и тяну за собой.

— Спасибо, что дождался, — глухо говорю Максу и направляюсь к машине.

Он немного теряется. Кажется, ожидал, что буду спорить и огрызаться. Но не сейчас. Поэтому он быстро тушит сигарету и садится за руль. Бросает на нас сестрой быстрый взгляд — мы обе в этот раз сели на заднее сиденье. Сейчас я не способна находиться рядом с Максом.

— Ну как? — спрашивает вроде бы обезличено, однако не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться — речь идет про Алену.

— Все хорошо, — второй раз за вечер использую я выражение, которое может обозначить что угодно.

Макс чуть хмурится, я вижу это в зеркало заднего вида. Заводит машину и выруливает из больничного двора на улицу.

— Говори, куда везти.

В этих словах все снега горных вершин и ледяное крошево, которое ветер швыряет прямо в лицо. Что-то пошло не так. Что-то сломалось.

В этот раз я поглядываю на Макса с интересом. Не оправдала ожиданий? Не бросилась на шею, расточая благодарности?

Но ответа на эти вопросы нет. Я не знаю, как устроен мужской мозг, и только догадываюсь, как именно работает мужское самолюбие.

Тугая вязкая тишина уже готова накрыть салон, удушающей волной пройдясь по всем тут находящимся, однако Алена пихает меня в бок:

— Представь меня, — шипит сестрица.

И пусть она старается сделать это тихо, но каждое слово слышится так, будто она его говорит через рупор. Макс невозмутимо ведет машину, но я готова побиться об заклад, что мерзавец усмехается.

— Макс, это моя младшая сестра Алена. Алена, это… — делаю запинку, толком не зная, как представить Янга.

Мужик, который еще сегодня обещал мне неприятности? Влажная мечта Верки, которая выворачивает личную переписку и показывает ее всем кому не лень? Или же проще: неотесанный чурбан?

— Знакомый, — говорит он вместо меня, спасая из дурацкого положения. — Меня зовут Макс.

На секунду он оборачивается и подмигивает Алене; та удивленно приподнимает брови. Хм, это да. Сестра никогда не тащилась от бруталов, совсем не ее типаж. Поэтому тут выстрел вхолостую.

— Вот здесь направо, — встреваю я, подсказывая дорогу. — Совсем немного осталось.

И правда — немного. Как-то быстро доехали. То ли я просто не включилась, то ли Макс в этот раз ведет быстро и очень профессионально.

Разговор отчаянно не клеится, и где-то в глубине души мне даже немного стыдно, что человек ждал нас и теперь везет. Но душа, как известно, потемки, а в темных переулках я предпочитаю не бродить.

Нежданчик случается, когда Макс тормозит возле нашего подъезда. Смотрят все, кто только может. Соседки на скамеечках, детвора в песочнице, праздные гулены. Может, это не так, но в этом еще надо убедить себя.

У Алены звонит телефон. Она хватает трубку, коротко бросает: «Ляля» — и отходит в сторону, чтобы потрещать с подругой.

Мы с Максом остаемся наедине. Самое время задать несколько вопросов. Только сил ни на что нет. Поэтому все, что я сейчас могу сказать, звучит так:

— Спасибо. Это было неожиданно. Я очень благодарна.

— И все? — иронично интересуется он, поворачиваясь ко мне.

Свет в машине тусклый, нормально ничего не разглядеть, но в этот момент мне кажется, что живой янтарь его глаз снова полыхает тысячей костров, и от этого становится жарко.

Внутри поднимается гнев, отгоняя едва оформившееся щекотливое чувство, дающее понять — я не хочу, чтобы он отводил взгляд. Дурацкая мысль, не так ли?

— Что все? — все же переспрашиваю я почему-то пересохшими губами. — А что нужно?

Давай, так будет проще. Перейдем на денежно-рыночные отношения. Без фантазий и домыслов. Поверь, всем бы стало намного легче жить, если бы каждый прямо говорил, что ему нужно от другого. Приятнее? Не факт. Но голая правда всегда лучше, чем закутанная в сто одежек неопределенности.

Выражение лица Макса меняется, и я понимаю, что сказала это зря.

— Ничего, — хмуро отвечает он. — Следи за сестрой.

Вот теперь действительно все. Разговора не будет. Пожелания доброй ночи или чего-то такого — тоже. Отлично. Катись на все четыре стороны.

Я подавляю раздражение, киваю и выхожу из машины.

— Слежу. И внимательно переходи дорогу в следующий раз, — не удерживаюсь от колкости.

Не оборачиваюсь, но и так прекрасно слышу рык мотора. Через несколько минут черный джип скрывается за домами.

Я подхожу к Аленке. Та уже поговорила с Лялей и задумчиво смотрит вслед уехавшему Максу. А потом неожиданно произносит:

— Красивый, да?