Нас просто не было 2

Маргарита Дюжева, 2018

За ошибки всегда приходится платить. Особенно, если ошибалась от души и со всей страстью… Он не простил, но отпустил меня. И теперь впереди: новый город, новые знакомства, работа. Дочь. Но однажды мне пришлось вернуться. Он другой и я другая. Между нами стена, где каждый кирпичик: несказанные слова и ложь – своя и чужая. Хватит ли нам сил простить друг друга?Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Стоило мне некрасиво громко ввалиться внутрь, как ко мне подлетела медсестра. Сначала с воплями. Дескать, что за безобразие, что за вопиющая наглость, разве можно так дверями хлопать… Потом она увидела мою бледную перекошенную физиономию и начала метаться вокруг, задавая тысячу вопросов одновременно. Что я, как я. Где болит. Как болит. Я лишь отрицательно качала головой и твердила, что не знаю, что со мной. Она усадила меня в широкое кожаное кресло и протянула стакан воды. Опасаясь повторных спазмов, я пила мелкими глотками с перерывами. Во рту стоял неприятный металлический привкус.

— Будете проходить обследование у нас?

Равнодушно кивнула. Мне все равно где, лишь бы помогло.

— Доктор вас скоро примет. Давайте-ка пока кровь сдадим, чтобы время не терять. Все равно отправят.

Кивнула и медленно поднялась на ноги. Делайте со мной что хотите. Хоть уколы, хоть промывание желудка, хоть капельницы. Только избавьте от этого мутного состояния.

Девушка повела меня в лабораторию, где быстро и практически безболезненно забрали кровь из вены и пальца. Пока ждала врача, заполнила бумаги. Процедура недолгая, отточенная. Все для удобства клиентов. Это вам не в муниципальном заведении, где выстоишь очередь, чтобы узнать, к какому кабинету надо занимать очередь. Не успела поставить последнюю закорючку, как уже пригласили в кабинет.

Меня встретила женщина-врач лет пятидесяти. Сухая, как палка, подтянутая, строгая. Люблю таких. Чтобы все по делу, без сюсюканий. Давление, температуру измерили, она меня опросила, всю обмяла. Начиная от лимфоузлов на шее, заканчивая животом, неприятно сжавшимся от ее прикосновений. Деловым тоном, без эмоций задала вопрос, от которого я впала в ступор:

— Беременная?

Моргнула и отрицательно покачала головой. Она нахмурилась и снова помяла живот. От ее прикосновений снова стало дурно. Еле успела скатиться с кушетки и нырнуть в уборную. Может, давление? Или отравилась чем-то? Например, общением с Градовым. При мыслях о нем в глазах потемнело, и меня повело в сторону. Цепляясь за бачок, еле удержала равновесие. Не хватало еще упасть в обморок в чужом сортире.

Собравшись с силами, вышла в коридор, но сделав несколько неуверенных шагов тяжело опустилась на лавочку, чувствуя, как лицо покрывает испарина. Сейчас точно отрублюсь.

Сквозь подступающую пелену увидела врача. Она что-то говорила, но я ничего не понимала. Улавливаю отдельные слова. Отдохнуть… Обезвоживание… Капельница…

Позволила себя поднять на ноги и отвести в один из кабинетов. Вроде даже ноги сама переставляла, хоть и грозила периодически завалиться. Меня уложили на простую кушетку, показавшуюся мягкой и бесконечно уютной. Поставили капельницу с глюкозой. Принесли таз на случай, если снова вздумаю давиться. На лицах врача и медсестер появились маски. Вдруг я еще и заразная? Подцепила какой-нибудь ротовирус или еще хрен знает чего.

Опять замутило. На этот раз без тошноты. Будто перепила. Вертолет в голове. Я прикрыла глаза, чувствуя, как проваливаюсь в серую мглу.

***

Кажется, прошла секунда, но когда я открыла глаза, тени деревьев за окном сместились. Времени прошло порядочно. Взгляд уткнулся в часы на стене. Ого! Выпала почти на четыре часа! Обалдеть! Ехала, ехала и.… бац! На полдня в клинику заехала. Поспать!

Осторожно пошевелила рукой. Капельницы уже нет, на месте укола повязка. Даже не почувствовала, когда вынимали иглу, когда бинтовали. Медленно поднялась на ноги, боясь, что снова станет плохо. Зря. Все нормально. После сна, а может, после капельницы почувствовала себя бодрой, здоровой и немного смущенной. Надо же было так распсиховаться, чтобы сначала самозабвенно блевать, а потом спать не пойми где.

Нервно пригладила волосы, поправила одежду и покинула кабинет. Надо поблагодарить медперсонал за помощь и уходить.

Медсестра, увидев меня в коридоре, громко сообщила:

— Зайдите к Ирине Львовне, там результаты готовы.

Результаты? Какие результаты? Ах да, я же кровь сдавала… Я прошла к уже знакомому кабинету, постучалась и, дождавшись приглашения, зашла внутрь. Врач кивнула на стул, приглашая сесть. Со вздохом опустившись на твердую поверхность, я поставила локоть на край стола, и печально подперла щеку.

— Ну что у меня там? — грустно поинтересовалась, пытаясь краем глаза заглянуть в результаты. Какие-то числа, закорючки. В общем, не понятно ни черта.

— Кровь хорошая. ВИЧ, RW — отрицательны. Гемоглобин чуть ниже нормы, зато ХГЧ зашкаливает… — Я молчала, ожидая продолжения. Ирина Львовна посмотрела на меня пристально в упор и, видя, что ничего не понимаю, пояснила: — Все-таки беременная.

— Не может быть, — категорично покачала головой, — у меня никого не было.

— Судя по уровню гормона, кто-то да был. Недель так десять назад.

У меня зашевелились волосы на затылке, за шиворот будто комья снега бросили.

— Десять недель?! Я бы заметила. У меня даже задержек не было. Все по плану.

— Такое редко, но бывает, — терпеливо пояснила она. — Не скажу, что стоит паниковать, но лишний раз провериться не помешает, чтобы исключить патологии, внематочную беременность. Возможно, организм просто ослаблен. Может, был какой-нибудь сильный стресс?

Сильный стресс?! Серьезно?! Да вся моя жизнь — один сплошной гребаный стресс!

И сейчас по ходу начинался очередной виток, под названием «полный абзац»!

— Пойдем-ка, дорогая моя, навестим нашего гинеколога. Посмотрит, УЗИ сделает. Заодно убедишься, а то смотрю, не веришь моим словам.

Не верю. Не хочу верить. Но иду за ней. Вернее, бегу, готовая обогнать и галопом ворваться в этот проклятый кабинет. Чтобы мне твердо и однозначно сказали: никакой беременности нет.

— Наталья Сергеевна, принимайте. Ваш клиент, — бодро сказала врачиха, — вот, привела вам Фому Неверующую.

И ушла, оставляя меня наедине с полноватой миловидной блондинкой лет тридцати пяти.

— Давай посмотрим, — ласково предложила она.

Я торопливо разделась и буквально взлетела на кресло. Сама не замечая, нервно грызла ногти, вытягиваю шею, наблюдая за ее работой.

— Расслабься, не мешай.

Я откинулась на подголовник. Сумасшедшим взглядом скользила по потолку, стенам, цветным плакатам… Пожалуйста, скажите, что у меня внутри никого нет! Что там абсолютно пусто! Пожалуйста!

— Да, — удовлетворенно произносит врач, — поздравляю. Беременность есть. Матка уже большенькая.

Сердце сжалось в комок и провалилось вниз, наверное, до этой самой матки.

— Пойдем теперь послушаемся маленько, — выбросила в корзину одноразовые перчатки.

Как в тумане, словно желе, я сползла с кресла. На ватных, еле держащих ногах побрела следом за ней в соседнюю комнату. Пока Наталья Сергеевна настраивала аппарат УЗИ, я улеглась, задрала кофту и вздрогнула, когда холодный гель коснулся кожи. Она неторопливо водила по животу датчиком, то надавливая, то ослабляя.

— Вот. Попался, — с улыбкой констатировала факт и развернула ко мне экран.

Квадратными глазами я смотрела на серую картинку. Ничего не понимала, в ушах звенело. Она показывала на какую-то пульсирующую, подрагивающую штуку:

— Это ваш ребенок. Знакомьтесь. — Она нажала что-то на приборе, и я услышала какой-то непонятный ритмичный гул. — Сердечко.

Захлестнула паника, когда, наконец, я поняла, что никакой ошибки нет. Я беременна. У меня в животе растет ребенок. Сердце взбрыкнуло так, будто хотело пробить ребра, потом подскочило к горлу. В ушах колокольный звон.

В этот момент я не ощущала ни намека на радость. Только страх. Жуткий едкий страх. Вытерла живот специальными салфетками, поднялась на ноги и пошла за врачом. Она вернулась за свой рабочий стол, а я снова напротив нее. У меня стучали зубы — громко, сильно, словно я на морозе. С трудом сжала челюсти, и дрожь тотчас спустилась по плечам. Сжала ладони коленями, уже подрагивая всем телом. Нервы гудели.

Она заполняла какие-то бумаги, задавая вопросы о моем здоровье, о здоровье родителей, о здоровье отца. Дернулась, осознав, что Зорин часть этой пульсирующей креветки у меня в животе. Механически отвечала. Да. Здорова. Нет. Наследственных заболеваний нет. Отец здоров. Мать погибла в аварии. Наркотики не принимаю, не курю, не пью… Тут запнулась, вспомнив про злосчастный вечер, ставший началом моего конца:

— Два месяца назад пила шампанское, — не узнала свой хриплый, надломленный голос, — и вот этот препарат…

Извлекла из сумочки белый пузырек, который на автомате вынесла из квартиры Градова. Наталья Сергеевна прочитала, что написано на этикетке, нахмурилась:

— Страшного ничего нет. Разовое применение никак на плод не повлияет. Но! В дальнейшем, если не нужны проблемы, настоятельно рекомендую воздержаться от приема столь сильнодействующих препаратов. Есть более мягкие, деликатные аналоги…

Еще минут пятнадцать тщательных расспросов. Я отвечала медленно, невпопад, словно по голове пыльным мешком настучали. Наконец, врач пристально посмотрела на меня поверх очков и, со вздохом откладывая ручку в сторону, спросила:

— Судя по выражению вашего лица, беременность незапланированная? — Втянув воздух, я кивнула. — И нежеланная?

Я замерла, не зная, что ответить. Я не думала о детях, никогда. Мы с Зориным даже в шутку не планировали стать родителями. Эта тема у нас вообще не находила отклика. Молодые, непоседливые, жили для самих себя. Я даже не знаю, как Артем относится к детям. Хочет ли он их, любит ли? Или на дух не переносит. Может, когда-нибудь потом желание и возникло бы, но конкретно этого ребенка никто из нас не планировал, не ждал, не хотел. Я опустила голову, потому что стыдно за свои мысли. Но они есть, и от них никуда не деться.

— Понятно, — сдержано ответила врач, — будешь делать аборт?

Передернуло от непонятных эмоций.

— Не знаю, — ответила чуть слышно, опустив глаза в пол.

Наталья Сергеевна молчала, давая мне время прийти в себя, а потом аккуратно спросила:

— Молодой человек? Муж?

— Развелась месяц назад, — понуро опустила голову еще ниже.

Уткнулась лицом в ладони и не дышала. Да почему же все так складывается? Шиворот-навыворот. У меня больше не осталось сил.

— Я обязана предупредить, что срок уже немалый. Еще пара-тройка недель — и аборт будет делать нельзя. Только преждевременные роды. Но все-таки еще время есть. Подумай хорошенько, что делать дальше. Ты молодая, сильная, здоровая. Справишься. А вот после аборта могут быть проблемы. Начиная воспалением и заканчивая невозможностью иметь детей в дальнейшем. Подумай. Иди домой, посиди в тишине, взвесь все за и против. Это серьезный шаг, и после него жизнь уже не станет прежней. Главное запомни: мужики приходят и уходят, а дети остаются.

— Я подумаю, — прошептала, еле удерживая себя на месте. Трясло так, что руки-ноги ходуном ходили.

Видя мое состояние, она недовольно покачала головой:

— В любом случае выпишу тебе витамины и легкое успокоительное.

Забрав рецепт, я поблагодарила и вышла из кабинета. Будто робот, направилась к выходу, глядя только перед собой. Все остальное — вне поля моего зрения. Словно лошадь в шорах. Расплатилась за оказанные медицинские услуги и покинула клинику словно прозрачная безликая тень.

Забравшись в машину, я полчаса сидела, не шевелясь, пытаясь собрать себя воедино. В мозге полный разлад. Крутилась только одна мысль — как так-то? Что происходит с моей жизнью? Кто-нибудь может мне это объяснить? Вселенная решила меня добить? Доломать окончательно? Съездила, покаталась на машинке. Теперь возвращаюсь домой, получив порцию помоев от Градова, вдобавок еще и беременная! Отличный день, твою мать! Пойти с моста, что ли, прыгнуть?

Как добиралась до дома — не помнила. Только хлоп — пришла в себя на кухне с кружкой чая. Ошалелым взглядом смотрела в одну точку, не моргая, не двигаясь, как статуя. Полный ступор. В отличие от внешнего спокойствия — внутри землетрясение. Каждую кость перекручивало, переламывало, каждую жилу рвало на волокна.

И что мне теперь делать? Что?! Рожать? Куда? Я со своей-то жизнью справиться не могу! Барахтаюсь, пытаясь не захлебнуться в дерьме, а тут еще ребенок. Аборт? Черт, да меня трясет от одного этого слова. Видать, кто-то когда-то все-таки успел в меня вложить хоть немного понятия, что такое хорошо и что такое плохо. Аборт — это плохо. Очень-очень плохо.

Только от осознания этого не легче. Не хватало смелости на выбор. И то, и другое казалось гибелью. Боже, как же плохо! Я не могла решать это одна. Не хотела. Мысли ходили кругами. Раз за разом проигрывала в голове момент, когда на сером экране показали что-то темное, непонятное. Снова накатили сомнения. Может, сбой в системе? Ошибка? Может, все-таки ничего во мне нет? Вернее, никого.

Вскочила и побежала в гардеробную, на ходу стаскивая с себя домашнее платье. Встала перед зеркалом в одних трусах. Рассматривала себя долго, придирчиво: прямо, сбоку, с другого бока. Ну какая из меня беременная? Какие десять недель? Живот чуть ли не к спине прилипает! Или общая потеря веса пока компенсирует? Да нет, ошибка! Конечно же, это ошибка! Занесло просто в какую-то зашарпанную неизвестную клинику к не пойми каким врачам…

Осеклась. Нормальная клиника, и врачи хорошие. Просто я не хочу быть беременной. Не могу.

Вспомнила любимые зеленые глаза и до боли закусила губу, до солоноватого привкуса крови во рту. Черт, ну почему я не залетела, когда мы еще были вместе? Вернее, залететь-то залетела. Настрогать ребенка мозгов хватило, а вот дальше… Если бы обнаружилось раньше, то все могло быть иначе. Я бы не попала на этот гребаный благотворительный вечер. И наша семейная жизнь могла перейти совсем на другой уровень. На взрослый. Когда нас в этом мире уже не двое, а трое.

Под сердцем заныло. Или хотя бы до развода узнать правду. Может, и развода тогда бы не случилось. Смогли бы удержаться рядом. Нахмурилась, упрекая себя в наивности. Еще ни один брак не был спасен внезапной беременностью. Что сломалось — уже не склеить. Ничего бы не изменилось. Так же бы и разошлись. Разве что Артем навещал бы… Не меня… Своего ребенка.

Легкие обожгло. А кто вообще сказал, что он мне поверит? Примет на веру мои слова о том, что ребенок его. Не чужой, не нагулянный в пьяном бреду? Положа руку на сердце — я бы на его месте не поверила, и винить его в этом не имею права.

Весь вечер металась по квартире, нервно заламывая руки, пытаясь решить, что делать. Как быть дальше. С одной стороны понимала, что надо сказать Зорину вне зависимости от его реакции. Он имел право знать. И решать надо вместе с ним. С другой стороны — моя извечная трусость. Вдруг не поверит? Прогонит, отмахнется. Равнодушно пожмет плечами и скажет «Мне все равно. Решай сама». Что тогда?

Что если за волосы потащит делать аборт? Или, наоборот, в приказном порядке заставит рожать? При этом не захочет даже видеть меня. Будет жить дальше, как ему вздумается. Я, конечно, идиотка, но прекрасно понимала, что если эта новость и обрадует его, ко мне он не вернется. Ему неприятно находиться рядом со мной, и это уже не исправить.

Как же я устала. Неужели не будет перерыва в этой непрекращающейся пытке?

Так хочется остановиться на минуту, отвлечься от тяжких мыслей. Сделать глубокий вдох, расправить плечи. Но не получалось. Обстоятельства давили со всех сторон, раз за разом лишая точки опоры.

Окончательно измотав себя сомнениями, я пошла спать. Разбитая, усталая и глубоко несчастная. Слишком много нервов я сегодня потратила. Заснула еще до того, как голова коснулась подушки. Стремительно провалилась в глубокий сон. Темноту. Без сновидений. Без метаний. Просто сон. Отдых. Забвение.

***

Утро встретила со свежей головой и боевым настроем. Мне надо поговорить с Артемом, а еще лучше — увидеть его. Лично. Заглянуть в глаза. Все ему рассказать. Хватит бояться. Моя трусость и так уже слишком дорого обошлась нам обоим.

Не могла предугадать его реакцию. Обрадуется. Рассердится. Придет в ярость. Прогонит. Неважно. Утаивать не имела права. Он должен знать. Что делать дальше — решим вместе.

Хорошо меня Макс вчера потрепал, качественно. От души. Но, сам того не желая, он протянул мне руку помощи, выдавил из того тупика, в котором я погибала. Знала — он хотел сделать еще больнее, утопить, но вместо этого разбил оковы, стягивавшие грудь.

Впервые за время нашего с Артемом расставания меня перестало душить чувство вины за тот проклятый вечер. Да, я много сделала ошибок, разрушила нашу жизнь, обидела его. Но теперь я могу хотя бы посмотреть ему в глаза, потому что любила и не предавала. Не разменивалась на других. И это придавало мне сил. Словно открылось второе дыхание.

Раньше даже не могла позвонить Зорину, нормально поговорить с ним, потому что чувствовала, как отвращение к самой себе затапливает с ног до головы. Я словно вывалялась в грязи и не могла себе позволить даже приблизиться к Артему. Не могла и двух слов связать, потому что они казались нелепыми, пустыми. Не могла сказать, что люблю его, потому что это звучало как издевка, жестокая насмешка над нашими чувствами. А теперь…

Я по-прежнему грязная, по-прежнему гадкая. Но твердо знаю, что на одну чудовищную ошибку уже меньше. Правильно говорят, что все познается в сравнении. Теперь еще больше убедилась, что зря тянула время, зря не поговорила с ним. Я должна была сразу прилететь к Артему, как только отец открыл мне глаза на мои выкрутасы. Признаваться во всем, каяться, ползать у него в ногах. Потому что Градов был чертовски прав — мы бы справились. Пережили. Потому что любили друг друга до безумия. А так получилось, что я не верила в нас, не доверяла Зорину. Он ведь знал меня как облупленную с первого курса. Знал, на что я способна, видел во всей красе не раз.

Я поеду к Артему, поговорю с ним. Чего бы мне этого не стоило. Если надо — буду ночевать у дверей, дежурить у подъезда, добиваясь встречи. Что угодно. Теперь я могу это сделать, и меня ничто не остановит. Пусть отмахивается, игнорирует, прячется. Я не отступлю. Костьми лягу, но докажу ему, что изменилась, что люблю его больше жизни.

Нервничая и чуть дыша, набирала номер Зорина. В ответ тишина. Раз за разом. Меня это раздражало, бесило, но я не сдавалась. Он может игнорировать меня сколько угодно. Я все равно не отступлю.

После обеда все-таки начала терять терпение. Боевой запал постепенно сходил на нет. Тёмка не откликался, хотя набирала его миллион раз.

— Ну, пожалуйста, — гипнотизировала я трубку горьким взглядом, — ответь мне.

И тут, словно услышав мои мольбы, пришло сообщение: «Кристин, хватит названивать! Уймись уже, наконец! Надоела!»

Словно ледяной водой окатили. Насколько чужое, раздраженное письмо. Перед глазами образ сердитого Зорина, пишущего мне это послание. На глаза навернулись слезы. Только не реветь, только не реветь! Сейчас не до этого. Не до завываний, не до жалости к себе несчастной.

Торопливо собралась, схватила ключи и выскочила из дома. Хватит звонков. Надо ехать к нему. Поговорить, глядя в глаза. Попытаться хоть как-то сделать шаг навстречу.