Страх перед страхом

Анна Малышева

Любая мать думает, что знает собственного ребенка, но… Однажды наступает вечер – и он не приходит домой. Проходит ночь – а он не звонит. И отныне узнавать о нем правду придется с чужих слов, потому что сам он уже не сможет сказать ничего… Мать погибшей девушки пытается найти виновников ее смерти, шаг за шагом убеждаясь в том, что совсем не знала единственную дочь…

Глава 2

Этим вечером Леонид позвонил сам. Он поинтересовался, нельзя ли поговорить с Ириной. Именно так — немного официально — он всегда ее называл при родителях. С ним разговаривал Алексей, и когда он положил трубку, то заметил:

— Парень переживает.

— Ну и что?

Татьяна сидела в комнате, уставившись в телевизор. Она ничего не рассказала мужу о том, что узнала сегодня. К чему? Сперва она хотела поделиться с ним новостью, но потом решила, что он примет все это слишком близко к сердцу. Или — кто знает? — останется равнодушен. Оба варианта ее не устраивали. Ей была нужна помощь — причем немедленная. Не паника и не утешения.

— Может, стоит его пригласить в гости? — нерешительно спросил Алексей.

Он все-таки нервничал. Татьяна видела, что муж никак не может решиться сесть рядом с ней перед экраном телевизора. Правда, и программ интересных не было — одни ток-шоу.

— Ну, пригласим, и что изменится? — спокойно ответила Татьяна.

Она сама поражалась — откуда взялся этот покой? Может, услышав о будущем ребенке, она неожиданно ощутила себя бабушкой? К тревоге примешалась смутная радость ожидания, перемен… А это было уже кое-что. Ира обязательно позвонит — как только наберется смелости. Теперь Татьяна могла хотя бы предположить — что удерживало дочь от звонка домой. Значит, некоторое время назад та поссорилась с каким-то парнем. Остался ребенок — большая проблема. Навязать его Леониду? Может, Ира вначале с перепугу и думала так сделать, но потом приняла иное решение. Уйти из дома, бросить жениха, на время — и родителей… Порвать все связи. Жить своей жизнью. Может, задумала какую-нибудь глупость — бросить учебу, например, пойти работать, снимать квартиру или комнату…

«Только бы не вздумала делать аборт, — испуганно подумала Татьяна. — Если это случится, я ей не прощу. Нет, хочу внука!» Само это слово радовало и тревожило ее — как обещание нового, еще неизведанного приключения. Нет, Ира не решится на аборт. Она страшная трусиха, попробуй, отведи ее к зубному врачу! Она передумает. И конечно, скоро позвонит. И все еще будет хорошо.

— Ну как… — Муж, не ожидавший такой реакции, явно терялся. — Он все-таки ей не чужой.

— А откуда мы это знаем? — отозвалась Татьяна, закуривая сигарету. Это была последняя — в «семейной» пачке уже ничего не осталось.

— Ну как — откуда? Она же собиралась за него замуж!

— Откуда мы это знаем? — без выражения повторила она, глядя на неестественные, будто сделанные из пластика лица участников ток-шоу.

Бог знает, что происходит с людьми, когда они попадают в телевизор! Или их так гримируют, или специально отбирают таких странных… Татьяна поймала себя на мысли — как было бы хорошо, если бы в маленькой комнатке Ирины поселился новый жилец. Крохотный — под стать комнатушке. Ему будет в самый раз… Она с Алексеем осталась бы в этой комнате, самой большой. Ира могла бы занять другую — там сейчас их семейная спальня, но, в конце концов, надо ведь чем-то жертвовать, когда появится ребенок… И они бы великолепно устроились, всем было бы хорошо… Ира взяла бы академический год и родила спокойно. Потом продолжила учебу. А там… Все сложилось бы понемногу — складывалось же и раньше, когда жизнь была куда более трудной. Когда у них не было ни памперсов, ни сбережений, ни всех этих новейших средств для ухода за детками… Она ощутила странную, ниоткуда взявшуюся нежность к будущему малышу, которого она никогда не видела, о котором узнала случайно, стороной. И удивилась — ей же нет еще и сорока, неужели так рано проснулся бабушкин инстинкт?

— Давай подождем еще немного, — невольно улыбаясь, сказала она мужу. — Глядишь, она сама появится.

— Да ты что? — оторопел он.

— Ничего. Если станем искать ее всерьез, то, конечно, скоро найдем у какой-нибудь подружки. Она еще обидится, ты же знаешь, как ей хочется быть самостоятельной. А так придет сама.

Он, похоже, не верил своим ушам. Татьяна улыбнулась, глядя на него:

— Да что с тобой? Вчера ты был так спокоен!

— Но ее нет уже третьи сутки!

Татьяна покачала головой:

— Это для нас время тянется долго, потому что мы ждем. А для нее, возможно, прошло меньше времени…

Если он и решил, что жена сошла с ума, то не сказал этого. Проверил, работает ли телефон, — это стало уже привычкой. И они легли спать.

* * *

Воскресное утро было ярким, солнечным — свет пробивался сквозь плотные оранжевые занавески, наполняя комнату апельсиновым свечением. Татьяна открыла глаза, пытаясь сообразить, зачем она так рано проснулась. Ведь на работу идти не нужно, и насколько она помнила, будильника с вечера никто не заводил. Подушка рядом была пуста. Из кухни доносился голос Алексея — он что-то быстро и взволнованно говорил.

«Ира вернулась!» — Это была самая первая мысль. Она вскочила и, как была в ночной рубашке, босиком, побежала на кухню.

Алексей, стоявший возле окна с телефонной трубкой, обернулся, и она напоролась на его затравленный взгляд — будто у преступника, которого застигли на месте содеянного. Еще ничего не понимая, она остановилась в дверях, не решаясь ступить дальше ни шагу.

— Да, да, я приеду, сейчас… — сказал он, выслушав то, что ему сказал собеседник. Что-то записал на первом попавшемся клочке бумаги и повесил трубку.

— Кто это? — Татьяна уже успела взглянуть на часы. Половина десятого.

— Это… Да так! — Он прошел мимо нее, больно задев плечом, и она отшатнулась, потирая ушибленное место. И тут же побежала за ним в комнату.

Муж одевался. У него дрожали руки, и она видела, что он никак не может правильно застегнуть пуговицы на рубашке — все время получался перекос. Подошла к нему и стала помогать. Татьяна решила, что Алексею звонили с работы, — не редкостью были такие утренние бесцеремонные звонки, вызывающие его прямо из постели и нарушавшие мирный ход выходного дня. Он работал на материально ответственной должности в частной фирме, и трудовое законодательство касалось его весьма относительно. Конечно, он был расстроен — как всегда. Сегодня, наверное, чуть больше обычного.

— Когда вернешься? — спросила она, доставая из шкафа галстук.

— Не знаю, — бросил он, глядя в сторону.

Татьяна собралась было завязать ему галстук и вдруг увидела, что муж стоит закрыв глаза, будто спит. Она опустила руки:

— Да что случилось?

— Ничего. Я позвоню тебе.

Он быстро закончил одеваться и убежал. Она наблюдала из окна кухни за тем, как Алексей садится в машину и выезжает со двора. Он так ничего и не объяснил. «Это не работа, — смутно подумала Татьяна. — Иначе бы он прямо об этом сказал, выругал бы начальство… Это Ира? Тогда почему он скрывает?»

Но уже через час с небольшим она знала все. И когда она услышала то, что говорит ей по телефону муж, Татьяне показалось, что она поняла все в тот самый миг, когда застала мужа на кухне с прижатой к уху трубкой, с этим затравленнным, испуганным взглядом, устремленным на нее. Как будто он что-то хотел скрыть.

— Как? — вымолвила она, глядя в пространство.

— Машина, ее сбила машина, — донеслось из трубки.

— Когда?

Она роняла эти отрывистые вопросы будто по обязанности. Ответы ничего ей не говорили. Нет, она не представляла себе дочь, лежащей на дороге, сбитой какой-то машиной. Мертва? Это все были пустые слова. Она не видела того, о чем ей говорил Алексей.

— Видимо, сегодня рано утром, — сдавленно ответил он. — У нее в сумке был паспорт, и, ты понимаешь, как только его нашли, так сразу нам позвонили.

— Постой. — Она мучительно потерла висок, хотя голова не болела. Какая-то мысль крутилась рядом и все время ускользала. — Я хочу знать, где это случилось?

— Недалеко от нас, Таня. — Муж прерывисто вздохнул и решился добавить, чуть понизив голос: — И понимаешь, мне тут говорят, она была в этот момент пьяная.

— Что?

— Пьяная… А водитель трезвый… Я не видел его, но он тут, в соседнем кабинете.

Татьяна помотала головой, пытаясь освободиться от этой новости:

— Пьяная? Она же никогда не пила!

— Ну я не знаю… Только мне сказали, что очень от нее пахло. Конечно, вскрытия еще не было, но скоро все будет ясно. А водитель был трезвый.

Он повторял это с бессмысленным упорством, как будто это была единственная позитивная новость, за которую нужно держаться. Татьяна перебила:

— Алеша, да что ты их слушаешь? Ты раз хотя бы видел, чтобы она пила? Никогда в жизни! И от нее никогда ничем не пахло, я бы учуяла!

Он замолчал. Потом сказал, что, по-видимому, сильно задержится. Приходится ждать то одного человека, то другого, короче, это надолго. Она пусть остается дома. Это будет лучше для нее.

Татьяна наконец опомнилась. Дискуссия на тему — пила ли ее дочь — вдруг показалась ей бессмысленной и даже кощунственной. Мертва?! Сбита машиной?!

— Ты видел ее? — спросила она. — Ты уже видел?

Алексей сбивчиво сообщил, что опознал девочку. Так он и выразился — «девочка», и это слово резануло ей слух. Алексей никогда не называл так Иру. «Как будто она уже чужая, — подумала она. — Уже не наша».

— А водителя этого видел?

— Нет… — После паузы муж добавил: — Мне сказали, что по всем параметрам он не виноват. Она выбежала на проезжую часть, невменяемая. И сама сунулась под колеса.

— Что?!

— Не знаю, может, самоубийство, но, скорее всего, она просто не видела машины… А он пытался свернуть, но было некуда — по второй полосе ехал грузовик… была бы большая катастрофа, еще больше жертв. Он тормозил, но не успел… Ира выскочила из-за кустов, бежала напролом… Так сказал инспектор. И многие видели… — И почти виновато муж добавил: — У водителя в машине сидела жена.

— К чему мне это знать? — почти истерично произнесла она.

— Беременная, — глуше добавил он. — Мне этого уже не говорили, но я сам ее видел. Сидит в коридоре, плачет. При мне сказали — «вон его жена!».

Это слово столкнуло наконец ее мысли с мертвой точки. Татьяна ощутила легкое головокружение.

— Ты что-то сказала? — беспокойно переспросил Алексей.

— Я? Нет, ничего. Так когда ты вернешься?

И, не дожидаясь ответа, она первая положила трубку. На часах было без нескольких минут одиннадцать. Воскресное утро, поток света, льющийся в незавешенное окно. На плите — забытая с вечера кастрюля с супом. Татьяна открыла холодильник, поставила туда кастрюлю. Взгляд упал на половинку апельсина — уже засохшего на срезе. Другую половинку съела дочь как-то утром — собираясь в институт. По утрам она всегда ела апельсины — эта привычка появилась у нее с той поры, когда она прочла в журнале про какого-то своего кумира, что тот по утрам обязательно ест цитрусовые. Какого кумира? От него остались только белые потеки клея на обоях в маленькой комнатке. Больше ничего. Как и от Иры.

Татьяна достала пожухший апельсин, выбросила его в помойное ведро. Прошла в комнату дочери, оглядела мебель. Итак, тут никогда не будет жить ее внук. Никаких внуков у нее, скорее всего, уже и не будет. Для этого нужно завести еще одного ребенка, мучиться с ним, пока он маленький, переживать, когда он подрастет. Ждать ночами, когда ему вдруг вздумается уйти из дома, чтобы жить своей жизнью, а позвонить родителям — даже и в голову не придет. Потом, может быть, появится внук.

«Но уже не у меня, — подумала она, подходя к письменному столу и выдвигая ящик за ящиком. — Это пустые слова. У меня детей уже не будет. Я никогда не решусь. Нужно было рожать второго, правильно говорила моя мама».

Еще одно никчемное, болезненное воспоминание. Второй ребенок у них мог быть. Если бы она родила, сейчас этому мальчику (или девочке?) было бы четырнадцать. Но Татьяна решила все сама, наскоро посоветовавшись с мужем. Тот сказал — как знаешь. Глядя в сторону, совсем как дочь, когда той что-то не нравилось, а возразить не хватало смелости. У них тогда была слишком маленькая квартира, слишком маленькие зарплаты, слишком болезненный первый ребенок. Всего слишком, чтобы решиться…

Татьяна порылась в ящиках. Что именно она искала — было неясно ей самой. И зачем что-то еще искать? Дочь мертва, этого не исправишь. Значит, машина. Трезвый водитель с беременной женой, рядом грузовик, и девушка, которая выскочила из кустов на дорогу — как обезумевший заяц, спасавшийся от погони. От кого она бежала? Была пьяна? Татьяна на миг закрыла глаза. Нет, не может быть. Напилась первый раз в жизни и потеряла контроль? Такое случается, она и сама мучительно перенесла первый опыт знакомства с алкоголем. Но под машины не совалась — все ограничилось долгим сидением в туалете, а наутро — раскаянием и головной болью. Зачем бы Ире — пусть даже пьяной — выбегать на проезжую часть, в такую рань, не глядя по сторонам?

И к тому же оставался открытым еще один вопрос — самый странный. Где ее дочь провела трое суток? С кем? Почему ни разу не звонила? Может, тот, у кого она гостила, и напоил ее до такого состояния, что она не заметила едущую перед носом машину?

Татьяна снова пролистала все уцелевшие школьные тетради и аккуратной стопкой сложила их в сторону. Никаких телефонов там записано не было — ни на обложках, ни на последней странице, где школьницы обычно пишут всякую чепуху. Впрочем, там и не стоило искать. Как сказала Женя? Они встретились на остановке два месяца назад? И Ира была беременна? Срок, конечно, был настолько мал, что она, мать, ничего по виду дочери не заметила. Стало быть, этот Петр появился совсем недавно, когда Ира уже училась в институте. Институтский знакомый?

В семейной записной книжке не было ни одного телефона, рядом с которым значилось бы имя ПЕТР. Это она проверила еще вчера вечером, вернувшись домой. Знакомых мужского пола там вообще не значилось. Был только телефон Леонида, но тот, судя по всему, вообще ничего не знал.

Татьяна вдруг почувствовала легкую жалость к этому парню. Его, в конце концов, обманули, пытались во всяком случае. Если бы Ира довела дело до конца, тот бы женился на ней и считал бы себя отцом ребенка. Может быть, именно этими расчетами и определялось внезапное желание дочери выйти за него замуж? Других причин и быть не могло — Леонид был совершенной заурядностью. Что могло привлечь Иру в этом бесцветном парне, который слегка напоминал Татьяне котенка? Хлипкого котенка, которого было решили утопить в ведре, но потом сжалились и достали из воды. И он с тех пор держит голову слегка набок, смотрит робко и пугливо, обдумывает каждое слово, которое решится сказать. Сущая тряпка. Идеальный объект для подобного обмана. Ира никак не могла его любить.

Итак, институтские учебники и тетради. Татьяна нервно листала их, перетряхивала, но оттуда вылетали только старые, использованные проездные на метро, закладки, фантики от жевательной резинки. Нигде никаких телефонов. Конечно, у дочки была своя записная книжка, но она у нее в сумке, а сумка… В милиции, конечно.

«Я не спросила, была ли при ней сумка, — подумала она, задвигая ящики. — Куда же она шла? Почему так торопилась? Может быть, спешила домой? Вспомнила, как долго не подавала о себе вестей? Господи, что же теперь делать?»

Петр, Петр… Она попыталась вспомнить, не упоминала ли дочь это имя в последние месяцы. Неужели ни разу? Неужели парень, от которого она ждала ребенка, нуждался в такой маскировке? Ведь Ира прекрасно знала, какими снисходительными могут быть ее родители, и особо прятаться смысла не имело. Татьяна пыталась вспомнить и не могла. Да и как можно вспомнить, чьи имена называла ее дочь, у которой в институте появилось столько новых знакомых? Возможно, это сокурсник. Тогда найти его будет несложно — существуют ведь журналы, списки групп. Даже если он учится на другом курсе — все равно, можно поискать…

Но почему он не звонил сам, этот парень? Почему он не звонил Ире? Когда та познакомилась с Леонидом, Татьяна быстро выучила его голос по телефону. Тот звонил дочери почти каждый вечер, обязательно представлялся, когда трубку брал кто-то из родителей. А вот этот Петр… Ни разу, Татьяна была уверена в этом, в трубке не прозвучало это имя. Так что же это значит?

«Может, они слишком много общались в институте, чтобы перезваниваться по вечерам? — подумала она. — Но все-таки, если это была влюбленность, если дело зашло так далеко, неужели они никогда не звонили друг другу… И потом… Где, когда они встречались? Ребенка не сделаешь не перемене между лекциями. Они должны были где-то уединяться».

Муж вернулся только в четвертом часу. Она едва узнала его, когда Алексей переступил порог и стал стягивать плащ. Чужое, невыразительное, будто присыпанное серой пылью лицо. Мертвый взгляд.

— Хочешь есть? — машинально, по привычке спросила она.

— Нет, не буду.

Он разулся и, нашарив тапочки, прошел в комнату. Рухнул в кресло перед пустым экраном телевизора. Она прошла за ним и, постояв рядом, присела на подлокотник. Алексей протянул руку и обнял ее за талию. Так они сидели несколько минут — молча, не задавая вопросов, не глядя друг другу в глаза.

— Что нам теперь делать? — первой нарушила молчание Татьяна.

— Хоронить ее, — глухо ответил муж.

— Знаю. Я спрашиваю — что нам теперь делать?

Он наконец взглянул на нее:

— А что ты имела в виду? Жить, наверное. Прости, я просто ничего не соображаю…

Татьяна заставила его выпить чаю. Уложила в постель. Алексей покорно улегся и устремил взгляд в потолок. Она снова сидела рядом. Сказать или не сказать? Она решилась:

— Знаешь, до меня дошли слухи, что Ира ждала ребенка.

Он скосил взгляд, но его лицо не изменилось — то же отсутствующее, усталое выражение:

— Леня сказал?

— Нет, ребенок не от него.

Теперь он приподнялся на локте:

— Ты о чем? Не от него?! А от кого же?!

— Есть некий парень, по имени Петр. — Она слегка дернула плечом, выражая этим жестом и обиду на дочь, которая не поделилась тайной, и крайнюю степень усталости — что уж теперь…

— Я первый раз слышу! — искренне воскликнул Алексей.

— Да и я тоже. Что будем делать?

После долгого молчания муж заговорил. Он рассказал, что Иру увезли на вскрытие. Что, сколько он не добивался подробностей, главное станет ясно только завтра-послезавтра. Но инспектор, который первым засвидетельствовал смерть, абсолютно уверен — девушка была мертвецки пьяна в тот момент, когда выбежала на проезжую часть. Водитель говорит то же — он просто не понял, откуда вывернулась эта фигурка, как она сунулась под колеса…

— Может, они все врут? — спросила Татьяна. — Водитель крутой? Он мог дать взятку?

Алексей покачал головой:

— Не знаю. У него старый простой «жигуль», вряд ли он заткнул кому-то рот. Вот если бы это была иномарка…

Они снова помолчали. Наконец Татьяна сказала:

— Как бы то ни было, но я хочу знать, где Ира провела эти трое суток. И почему не звонила? И кто ее напоил, в конце концов?

Муж молча кивнул, соглашаясь с ее словами.

— И потом, — продолжала она. — Ты не считаешь, что ее могли просто толкнуть под колеса?

Он вздрогнул:

— Да о чем ты? Думаешь, убийство?

— А если так?

— Но кому это было нужно? Убивать Иру? — Он с трудом выговаривал эти слова.

— Может, кому-то и нужно было, — ответила она, сама не веря своим словам. — Так или иначе эту версию не рассматривают?

Муж признался, что ничего подобного в милиции не слышал. Там разбирали обычную дорожную драму. Те свидетели, которых удалось найти, подтверждали, что девушка выбежала на дорогу сама — и сунулась прямо под машину.

— Знаешь, с тобой тоже хотят поговорить, — сказал он после некоторой заминки.

— О чем?

— Ну… Меня спрашивали, пила ли она, как часто. Я ответил, что никогда. Потом спросили про наркотики. Ну, мою реакцию ты представляешь…

Татьяна кивнула:

— Надеюсь, тебе удалось им вбить в головы, что наша дочь — не тот случай?

— Только не знаю, поверили они мне или нет. Кроме того, я им рассказал, что она трое суток не появлялась дома и не подавала никаких признаков жизни. И меня спросили, у кого она могла провести это время? Так, без особого интереса…

— А ты?

Он пожал плечами:

— А что я мог сказать? Ответил, что мы и сами рады бы это знать. Но, Танечка, так или иначе, ее никто под машину не толкал. Там же совсем невысокие кусты, между тротуаром и проезжей частью. Не в человеческий рост, намного ниже. Когда мне назвали место, где все случилось, я сразу вспомнил, как там все выглядит… И понял — толкнуть ее было невозможно. Все бы сразу заметили.

И он описал ей это место. Теперь и Татьяна поняла, как нелепо прозвучала ее версия о том, что дочь кто-то вытолкнул на дорогу. Зеленое ограждение в этом месте едва достигало до пояса. Ирину — девушку невысокого роста — кусты закрыли бы чуть выше, но, так или иначе, не заметить, что ее кто-то вытолкнул на дорогу, было нельзя.

— Это совсем рядом с нами, — пробормотала она, закрывая глаза и стараясь представить это место во всех подробностях. — Рядом — магазин «Продукты», а еще чуть дальше — поворот к парку, верно?

Он подтвердил.

— Кто из ее друзей живет неподалеку? — спросила она, не открывая глаз. — У меня такое чувство, что кто-то жил рядом.

— Как же! — воскликнул муж. — Женя!

Она открыла глаза. Как она сама не догадалась — сразу, как услышала, где все произошло? Конечно, Женя! Она сама никогда не бывала дома у этой девушки, но где та живет, знала прекрасно, со слов дочери. И бывала рядом, причем неоднократно — в той стороне находился пункт приема в химчистку, и каждый раз, собираясь отдать туда вещи, она проходила мимо Жениного дома.

— Постой, — тихо произнесла она. — Женя? Как это может быть?

— А почему нет? — удивился он. — Может, она забегала к Жене?

— Нет, та бы мне сказала!

Алексея удивила эта странная фраза, и он потребовал объяснений. И тогда Татьяна, решив ничего больше не скрывать, рассказала ему все. В том числе и о синяках, которые она заметила на лице девушки, встретившись с нею в последний раз. Муж сжал кулаки:

— Они все еще ее бьют, уроды! Знали бы, каково это — потерять ребенка! Тут сразу вспомнишь — как, когда, за что обидел…

— Да, — вздохнула Татьяна. — И за что бьют, спрашивается? Такая милая девочка… Но знаешь, еще вчера вечером она утверждала, что видела нашу Иру два месяца назад.

— А Ира была рядом с ее домом этим утром! — напомнил Алексей. — Так может, Женя просто что-то напутала? Кстати, вы не созванивались сегодня?

Вместо ответа Татьяна встала и отправилась на кухню, к телефону. Набрала номер девушки и с облегчением услышала ее голос.

Женя говорила спокойно, видимо, была дома одна. Услышав вопрос — не виделась ли она с Ирой в течение прошедшей ночи или этим утром, она несказанно удивилась:

— Нет, что вы!

— А это случилось рядом с тобой, — убито заметила Татьяна.

Женя забеспокоилась — она не поняла, о чем речь. И тогда женщина рассказала ей все. Девушка выслушала ее, изредка прерывая рассказ глубокими, подавленным вздохами. Наконец она сдавленно ответила:

— Какой ужас, какой кошмар… Сегодня утром? Рядом со мной! А я ничего не знала!

— Ну, если она не заходила к тебе, так откуда тебе это знать… — протянула Татьяна. Ей в голову неожиданно пришла еще одна мысль: — Слушай, а вообще, ты ее не встречала поблизости от своего дома?

Женя ответила, что рассказала все об их последней встрече. И больше за последний год они ни разу не виделись. Татьяна вздохнула:

— Ну что ж, может, она оказалась рядом с тобой случайно…

— Может быть, — эхом откликнулась девушка. — Все-таки это рядом с вами…

— Кстати, я никогда не спрашивала об этом Иру… Почему вы вдруг перестали встречаться? — поинтересовалась Татьяна. — Раньше вас было водой не разлить!

Девушка помедлила с ответом:

— Знаете, я и сама толком не понимаю… Но мы не так чтоб очень тесно дружили… Просто сидели за одной партой…

Татьяна подумала, что это похоже на правду. Она сама никогда не замечала, чтобы ее дочь остро нуждалась в чьей-то дружбе. Всех ее подружек можно было причислить к разряду «знакомых». Чтобы Ира делилась с кем-то сердечными тайнами, откровенничала, секретничала — такого никогда не водилось. Такую близкую подружку мать всегда вычисляет безошибочно. И немного ревнует к ней своего ребенка — разве не ей самой дочь должна поверять свои тайны? У Иры таких подруг не было. Самой близкой была Женя, но к той Татьяна никогда не испытывала ревности. Она поблагодарила девушку и собиралась было положить трубку, когда та попросила разрешения звонить ей — если можно, конечно.

— Ну разумеется, — с готовностью ответила Татьяна. — Ты… придешь на похороны?

Женя сдавленно ответила:

— О господи, конечно… Можно, я и наших одноклассников позову? Кого найду…

Татьяна согласилась и с этим. Она уже успела принять реальность приближающихся похорон, их неотвратимость. Но тем не менее — она все еще никак не могла до конца осознать, что дочь мертва. Скорее, это относилось к разряду обычных хлопот — вроде выпускных экзаменов в школе, поступления в институт, покупки какой-нибудь одежды… То, что дочь мертва и эти похороны — последнее, что нужно будет для нее сделать, пока у нее в голове не укладывалось.

Она положила трубку и без сил опустилась на табурет. Ее взгляд блуждал по стенам, ни на чем не останавливаясь. Мысли метались так же беспорядочно, ни за что не цепляясь. «Когда я увижу ее? — вдруг подумала она. — Тогда, может быть, и пойму, что случилось… А пока… Нет, не верю. Не понимаю. И почему я не плачу? Надо ведь плакать…» Ее вдруг одолел страх — неужели она бессердечная, у нее каменное сердце — ее так трудно заставить плакать! Всю жизнь она была скупа на слезы. По-настоящему ей приходилось плакать всего несколько раз. Когда умерла ее мать — первый раз. Это было лет десять назад, скоро круглая годовщина. Потом — когда муж потерял свою прежнюю работу. Тогда Татьяна одна тащила на себе все семейные расходы и как-то вечером, придя домой совершенно без сил, разрыдалась, увидев в раковине немытую посуду. И плакала так горько, что, конечно, к посуде это никакого отношения уже не имело. И еще в детстве — когда от них с мамой ушел отец. Ушел к другой женщине, бросил их. Тогда она тоже плакала. Ну а теперь?

«Я поплачу потом, — сказала она себе, останавливая взгляд на часах. — Когда немного очнусь. Я будто каменная. Я ничего сейчас не чувствую. Только одно — все кончено».

Она прошла в спальню и легла рядом с мужем. Он, казалось, спал — дыхание было ровным, почти неслышным. Во всяком случае, Алексей даже не шевельнулся, почувствовав, что жена легла рядом. Татьяна закрыла глаза. Между сомкнутых век вскипели было, но тут же высохли слезы. Потом, не сознавая, как ей это удалось, женщина заснула.

Леонид позвонил вечером — вероятно, теперь он считал это своей обязанностью. Узнал, что произошло, но, кажется, решил, что его обманывают. С ним говорила Татьяна, и она готова была наорать на этого типа, который с бессмысленной настойчивостью переспрашивал — да правда ли это?!

— Ну разумеется, правда! — резко ответила она. — Стала бы я вас разыгрывать! Сегодня утром это случилось.

Он замолчал. Потом, когда его голос снова возник в телефонной трубке, Татьяна почувствовала к нему жалость. Парень явно был убит новостью. Он сбивчиво говорил, что приедет немедленно, прямо сейчас возьмет такси.

— Хорошо, — разрешила она. Как-никак, он числился официальным женихом дочери. Не пускать его в дом, тем более — не допускать к участию в похоронах, было бы по меньшей мере жестоко.

Он приехал меньше чем через час. Татьяна предложила ему чай или кофе. Он от всего отказался и, помявшись минуту, достал из внутреннего кармана куртки небольшую бутылку водки:

— Можно?

Татьяна переглянулась с мужем. Алкоголя в доме никогда не держали, покупали только по праздникам, когда ждали гостей. Когда-то, в юности, Алексей любил пропустить рюмочку — привык в своих походах, но после, с возрастом, отучился от этой привычки.

— Наливайте, — разрешила наконец женщина. — И я тоже выпью.

Устроились на кухне. Она отметила, как привычно, без запинки проглотил свою порцию Леонид, и смутно подумала, что парень, кажется, любит выпить. Сама она почти не ощутила ни вкуса, ни запаха водки. Закусила печеньем — других закусок на столе не было. Это очень напоминало поминки — только об Ирине никто не говорил. Этой темы как будто избегали. Алексей молча смотрел телевизор с выключенным звуком. Опять показывали какой-то футбол. Но на этот раз жене и в голову не приходило одернуть его, упрекнуть в бесчувствии. Она хорошо его понимала — нужно было заняться хоть чем-то, чтобы не думать о главном. Чтобы удержаться от истерики. У нее было точно такое же состояние. Присутствие Леонида очень ей мешало — он сидел с похоронным видом и старался заглянуть ей в глаза, как будто просил в чем-то прощения.

— Я захватил деньги, — произнес он наконец. Чтобы набраться смелости, ему пришлось выпить вторую рюмку — уже в одиночестве. С ним никто больше не пил.

— Деньги? — Татьяна вопросительно взглянула на мужа, но тот не обернулся.

— Да, вам же понадобится, на похороны. — Леонид неловко извлек из кармана помятый конверт, в котором раньше явно было какое-то письмо. Татьяна взяла конверт, мельком взглянув на перечеркнутый адрес. Оно было адресовано самому Леониду, откуда-то из Московской области. У нее еще мелькнула мысль — был ли смысл посылать письмо, когда звонок обошелся бы недорого. Сколько внутри денег — она не взглянула. То ли из равнодушия, то из деликатности — ведь парень явно не мог дать много, к чему его смущать?

Он сообщил сумму сам. Оказалось, в конверте десять тысяч рублей — больше он набрать не смог. Татьяна переглянулась с мужем — тот наконец обернулся. Десять тысяч — это было больше, чем они ожидали от этого парня… Собственно, они ни от кого материальной помощи принимать не собирались. «Уж на что, а на приличные похороны у нас хватит», — подумала Татьяна и вдруг заплакала. Совершенно неожиданно для себя. Именно сейчас, когда она получила эти деньги, женщина наконец поняла, какое событие готовится и в чем его истинный смысл. Деньги для Иры? Нет, уже не для Иры. Для того, что было Ирой еще этим утром.

— Спасибо, — сказал Алексей, встал и быстро вышел.

Леонид потерянно посмотрел ему вслед и тоже сделал попытку встать. Татьяна, больше не владея собой, поймала его руку и удержала парня за столом:

— Погоди! — Она вдруг перешла с ним на «ты» — это случилось как-то само собой. — Постой, я должна тебе кое-что сказать. Иначе я не могу, пусть даже будет хуже… Ты знал, что Ира была беременна?

Она не могла, просто не чувствовала себя вправе взять деньги у этого парня, который предложил их с такой наивной готовностью и вместе с тем так достойно, без единой просьбы с их стороны! И он ведь даже не был признанным ими женихом, в этом доме никто к нему не подольщался, не делал вид, что рад его появлению… «Обмануть его? Взять деньги? Нет, я на это не пойду!» — решила Татьяна.

Но ответ Леонида, прозвучавший очень тихо, просто оглушил ее. Парень сдержанно ответил:

— Я знал, Татьяна Николаевна.

— Что?!

— Знал, — твердо, уже громче повторил он.

— Но может, ты думал, что…

Он перебил ее:

— Я знал, что ребенок не от меня.

Она смотрела на него почти с ужасом. Как спокойно он это говорит! Что происходит?!

— И ты… Вы при этом всерьез собирались пожениться? — с трудом вымолвила она, чувствуя, как горячая краска заливает ей лицо.

Леонид кивнул:

— Она просила меня не беспокоиться об этом. Сказала, что это все в прошлом, что она никогда не будет встречаться с отцом ребенка. — Он слегка замялся и добавил: — Я даже не знаю, поймете ли вы меня… Я любил ее. И думал, что все это к лучшему…