Каникула (Дело о тайном обществе)

Артур Крупенин, 2017

В третьей книге, продолжающей серию детективов о Глебе Стольцеве, ученом-историке с уникальным даром – взяв в руки любую вещь, он способен почувствовать то, что чувствовали люди, прикасавшиеся к этому предмету в прошлом, – главному герою предстоит разгадать мрачную загадку, в которой тесно переплелись разные времена и страны. Известный археолог найден убитым в своей квартире. На его рабочем столе ножом выцарапано загадочное послание. На каком языке оно написано? Что означает? Кому адресовано? Действие романа переносит читателя из Москвы в Мадрид, из Мадрида в Толедо и снова в Москву. Смерть археолога оказывается непостижимым образом связана с событиями, случившимися много веков назад. Разгадать таинственную надпись и выйти на след убийц под силу только одному человеку – блестящему историку и знатоку древних языков Глебу Стольцеву.

Оглавление

Глава 9

Ночной Мадрид

Самолет приземлился в аэропорту Барахас поздно вечером, и до дома, где жила Вероника, они добрались только к полуночи. Глеба, прежде уже посещавшего испанскую столицу, в очередной раз поразило количество людей на улицах.

— Сегодня какой-то праздник? — спросил он.

— А здесь всегда праздник, — со звонким смехом ответила Вероника, отпирая подъезд. — Еще Хемингуэй в свое время подметил, что «спать по ночам считается в Мадриде чудачеством». Так что если есть силы, можем пройтись. По здешним меркам вечер только-только начался.

Несмотря на усталость, Глеб принял предложение на ура.

— Отличная идея! Дай мне немного осмотреться и — вперед.

Поднявшись по мраморным ступеням, они наконец оказались перед дверью квартиры. Над звонком к стене была прикручена табличка с карикатурным изображением человека в очках, стоящего у классной доски с указкой в руках. Заметив интерес Глеба к табличке, Вероника объяснила:

— Подарок студентов. Висит еще с тех времен, когда Рамон читал лекции в местном университете. Ну вот, проходи.

Войдя первой, Вероника щелкнула выключателем. Глеб поставил чемоданы на пол и с любопытством огляделся.

Первое, что бросилось в глаза, были часы «Густав Беккер», прекрасно вписавшиеся в интерьер гостиной. Перехватив взгляд Глеба, Вероника усмехнулась:

— Узнал, значит?

В левой стороне груди отчего-то заныло. Он молча кивнул и с любопытством продолжил осмотр. Строгие современные линии жилища Гонсалесов тут и там весьма удачно разбавляли то яркие пятна ковров в мавританском стиле, то потрескавшиеся от времени изразцы, то предметы мебели самого что ни на есть антикварного вида. Во всем чувствовалась рука Вероники.

«Не встань на нашем пути Гонсалес, мой дом сейчас мог бы выглядеть так же», — неожиданно для себя с легкой завистью подумал Глеб.

Оставив вещи нераспакованными, они вышли на прогулку. На улице было не протолкнуться.

— Бог мой, стоит глубокая ночь, а народу — как днем на Тверской! — с удивлением озираясь по сторонам, сказал Глеб.

— Да, мадридцев неспроста называют «кошками» — мы гуляем по ночам.

— Ты сказала «мы»? Забавно. Вижу, ты и впрямь ощущаешь себя испанкой.

Улыбнувшись, Вероника оставила слова Глеба без комментария.

— Представь, у нас тут даже специальные ночные автобусы ходят. В народе их ласково прозвали «совами».

— А я слышал, что этот транспорт для полуночников зовут buho.

— Да, все точно.

— Прости, но разве buho это не «филин»?

Вероника рассмеялась. Как показалось Глебу, через силу. Последнее замечание ее явно задело.

— Извини, я уже и забыла про твой лингвистический дар. К тебе же иностранные языки всегда сами липли.

«Как бабы к Рамону», — чуть было не вставил Глеб, но сдержался. Вместо этого он сказал:

— Не обижайся. У тебя отменный испанский.

— Я, между прочим, здесь живу уже тучу лет. А тебе достаточно потрындеть тут с местными месяц-другой, и тебя уже фиг отличишь от коренного мадридца. Эх, мне бы так!

Пытаясь загладить свою нечаянную оплошность, Глеб предложил верный путь к примирению:

— Выпить хочешь?

Несмотря на то, что, по словам Вероники, число баров на душу населения в Испании выше, чем в любой другой стране мира, свободного места за столиком отыскать не удалось. Они устроились за стойкой бара и заказали по бокалу риохского. Заказ был исполнен почти мгновенно.

— За что пьем? — спросила Вероника.

— За тебя, конечно. Скажи, ты здесь счастлива?

Прежде чем ответить, Вероника успела сделать пару глотков.

— Если ты спрашиваешь меня о том, хочу ли я вернуться, то ответ — «нет». Да и Йоське здесь очень комфортно.

— А как же мама?

— А что мама? Я звала ее сюда уже сто раз — она ни в какую.

— Но ты ведь теперь одна, без Рамона…

Вероника слегка наклонила голову вбок и прищурилась.

— Стольцев, если ты окольным путем хочешь узнать, есть ли у меня мужчина, то это не твоего ума дело. Понял? А за меня не беспокойся — я уже большая девочка.

Замолчав, Глеб приложился к бокалу. Ммм! Испанцы, обсуждая достоинства темпранильо, не зря говорят, что это вино соп сиегро — то бишь «с телом». Надо сказать, даже сами виноделы и те до сих пор так и не пришли к общепринятому определению этого расплывчатого термина. Ясно только, что речь тут не столько о букете и аромате, сколько об общей полноте вкуса. Так или иначе, а этот риохский темпранильо определенно был с «телом». Да еще с каким!

Глеб несколько секунд посмаковал напиток во рту, а затем представил его в виде обнаженной красотки, дефилирующей по подиуму. Причем это была не какая-нибудь там костлявая «вешалка», а настоящая «бельевая» модель с самыми соблазнительными и упругими формами. Примерно такими, как у Вероники.

Разговор не клеился, да и начала сказываться усталость. Они рассчитались и молча побрели домой по неестественно многолюдным улицам. Глеба всю дорогу не оставляло ощущение, что какой-то невидимый режиссер, снимающий ночную сцену неведомого фильма, по ошибке здорово переборщил с массовкой.

Вот и знакомый подъезд. Первым делом Вероника отвела Глеба в небольшую комнату без штор.

— Это бывший кабинет Рамона.

— А что тут теперь?

— Пока ничего. Так что ты вполне можешь устроиться здесь на тахте. Годится?

— Вполне.

Было видно, что кабинет Гонсалеса обставлялся исключительно его хозяином.

Красота была безжалостно принесена в жертву практичности — сплошные стеллажи с книгами и безликие коробки с архивами. Единственным украшением комнаты служили несколько огромных фотографий с острыми моментами футбольных матчей.

На одном фото зубастый Рональдо со зверским оскалом на лице забивал гол Оливеру Кану, вытянувшемуся в кошачьем прыжке на фоне бразильского флага, взметнувшегося на трибуне. Надо же, Глеб и не знал, что Рамон был таким заядлым болельщиком. Испанец, однако.

Лишь одно изображение не имело никакого отношения к футболу. Это была фотография маленького Хуана Гонсалеса, сидящего на закорках у улыбающегося отца.

Нежно погладив пальцами стекло, Вероника вздохнула:

— Жутко скучаю по Йоське. Ты даже не представляешь, какой у меня растет классный парень. Настоящий мужчина, даром, что маленький.

— Так может, следовало взять его с собой?

— Нет, пусть пока побудет у бабушки. Мне так спокойнее. — Вероника рассеянным жестом провела руками по волосам. — Ладно, поздно уже. Постельное белье в шкафу, полотенце в ванной. Если захочешь чайку на сон грядущий или чего-нибудь покрепче, и то и другое найдешь на кухне. И не забудь включить кондиционер, а то сдохнешь — сегодня днем было плюс тридцать девять. Спокойной ночи.

* * *

Стольцеву всегда плохо спалось на новом месте. А уж по соседству с часами «Густав Беккер» и подавно. Он, разумеется, не стал рассказывать Веронике ни о том, как после их разрыва с упорством маньяка пытался выяснить, какую же мелодию отбивали часы, с которыми связано столько блаженных воспоминаний, ни о том, каким странным образом нашел ответ.

Как-то раз, впервые приехав в Лондон, Глеб, гуляючи по Ист-Энду, услышал колокольный звон, точь-в-точь повторявший бой, заложенный в механизм «Густава Беккера». Выяснилось, что это звонят колокола церкви Сент-Мэри-ле-Боу.

Оказалось, что именно их перезвон был взят часовыми мастерами за образец. И хотя оригинальная мелодия старинного карильона звучала много лучше, чем ее часовая копия, Глебу захотелось наглухо заткнуть собственные уши и не слышать ни звука. С тех пор он дал себе слово, что в Лондон больше ни ногой. А тут за стеной каждый час такая пытка.

Глеб отругал себя за то, что столь необдуманно согласился на это путешествие. В конце концов, разве Вероника не разбила когда-то его сердце вдребезги? С какой стати он должен все бросать и, как пятнадцать лет назад, мчаться ей на помощь? А кто помог ему самому, когда Вероника оставила его ради Рамона? С другой стороны, никто на аркане не тянул — не хотел бы, не поехал.

Он лежал, глядя в темный потолок, пытаясь сообразить, что же на самом деле привело его в чужой город, где согласно завтрашнему прогнозу термометры дружно покажут плюс сорок. Ложное чувство долга? Искреннее желание помочь? Призрак утраченной любви? Надежда? На что?

Несмотря на кондиционер, в комнате было душно. Сна ни в одном глазу. Не помогли ни стакан теплого молока, ни аналогичный объем ледяного пива с изрядной порцией водки.

Поворочившись полчаса, он встал и принялся наблюдать за интенсивной ночной жизнью, происходившей за окном, выходящим на небольшую площадь.

Вероника оказалась права — число праздношатающихся не снизилось ни к двум, ни даже к трем ночи. Причем местный вирус бессонницы поразил всех от мала до велика. Глеб с удивлением наблюдал, как возле столиков уличного кафе напротив резвились ребятишки и как молодые мамаши, периодически приложившись к рюмке, с умилением покачивали стоящие рядом коляски. И если бы не время на часах, картина выглядела бы абсолютно идиллической.

Глеб смотрел на мадридцев и завидовал черной завистью. Елки-палки, вот так и нужно жить. Ну кто сказал, что свет в детской должен в обязательном порядке гаснуть сразу после выпуска «Спокойной ночи, малыши»?

Впрочем, пора бы уже и заснуть. Глеб снова лег и, закрыв глаза, принялся пересчитывать в уме бесчисленные стада животных.

Как и положено ученому, он применил творческий подход, поэкспериментировав сначала с баранами, потом со слонами, затем с жирафами и, наконец, с прочей живностью размером помельче. В итоге эмпирическим путем было установлено, что единственным эффективным снотворным средством может служить исключительно пересчет хомячков. Как оказалось, ни зайцы, ни мыши, ни даже забавные сурикаты никакого седативного воздействия на человека не оказывают.

Окрыленный этим неожиданным открытием, он уснул, когда над Мадридом уже занималось утро.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я