Борис Сичкин: Я – Буба Касторский

Максим Кравчинский, 2010

Новая книга серии «Русские шансонье» рассказывает об актере и куплетисте Борисе Сичкине (1922–2002). Всесоюзную славу и признание ему принесла роль Бубы Касторского в фильме «Неуловимые мстители». Борис Михайлович Сичкин прожил интересную, полную драматизма жизнь. Но маэстро успевал всё: работать в кино, писать книги, записывать пластинки, играть в театре… Его девизом была строчка из куплетов Бубы Касторского: «Я никогда не плачу!» В книгу вошли рассказы Бориса Сичкина «от первого лица», а также воспоминания близких, коллег и друзей: сына Емельяна, композитора Александра Журбина, актера Виктора Косых, шансонье Вилли Токарева и Михаила Шуфутинского, поэтессы Татьяны Лебединской, писателей Сергея Довлатова и Александра Половца, фотографа Леонида Бабушкина и др. Иллюстрируют издание более ста ранее не публиковавшихся фотографий.

Глава I

С базара на сцену

Эх, жемчужина — Киев!

Беспокойное ты место!..

М. А. Булгаков

Евбаз

После выхода в прокат «Неуловимых мстителей» львиная доля зрителей была уверена, что так сыграть Бубу Касторского мог лишь настоящий уроженец «города у Черного моря». На самом деле Борис Сичкин не был одесситом. Он родился в 1922 году в Киеве в семье сапожника и был седьмым, самым младшим ребенком. Когда ему исполнилось четыре года, отец умер, и воспитанием мальчика занялся старший брат, научивший его танцевать. Время было голодное, и бойкий карапуз каждый день бегал на базар, где плясал «барыни» и «цыганочки» для торговцев, воров и спекулянтов, получая первые трудовые гонорары продуктами.

Бибиковский бульвар. Киев. Дореволюционная открытка

Позже, уже в эмиграции, артист вспоминал: «От чего ушел, к тому и пришел: первыми моими зрителями в эмиграции стали воры и бандиты, только в Нью-Йорке они называли себя русской мафией. Я выходил па сцену и говорил: “Здрасьте, отщепенцы и предатели Родины!” Все заходились смехом»^[1].

В своей книге^[2] Сичкин пишет: «Я по происхождению дворянин, так как родился во дворе. Справа от нашего двора был Евбаз, еврейский базар — культурный центр города, напротив — колония малолетних преступников — высшее учебное заведение закрытого типа. Неплохое окружение выбрали родители для моего воспитания».

Каким же запомнился современникам Киев 20-30-х годов прошлого века, на которые пришлось детство Бори, и что за зверь такой Евбаз?

Призовем на помощь старожилов^[3].

Еебаз. Начало 1920-х

«Что означает слово Евбаз для нынешнего поколения киевлян?

Думаю, что многие и не слышали о таковом. А ведь пожилые киевляне даже после закрытия этого огромного толкучего рынка и устройства на его месте площади Победы, направляясь в местный универмаг, упорно твердили свом родным: “Я пошел на Евбаз!”

В этой местности еще в 1860 году стихийно возник рынок носильных вещей. Из-за существования в то далекое время черты оседлости евреям Киева разрешили здесь, в одном из мест их компактного проживания, оборудовать специальное место для торговли.

Этот рынок, прозванный в народе Еврейским базаром, сразу стал популярным у киевлян. При дороговизне товаров в центральной части города цены там были более доступными.

Рынок находился на пересечении важных городских артерий, от Крещатика и Бессарабки пролегала Бульварная улица, которую в 1869 году переименовали в Бибиковский бульвар, а в 1919-м — в бульвар Тараса Шевченко…

Проходим неспешным шагом пять минут и сразуже окунаемся в шумное, пестрое море толкучки. Преграждая нам путь, продавцы предлагают свой товар, на все лады расхваливая его и выкрикивая цены. В Киеве времен нэпа всего было вдоволь. С появлением червонцев — больших десятирублевых банкнот с изображением пахаря и молотобойца — рубль стал весомым и конвертируемым. Червонцы повсюду охотно принимали, даже предпочитали доллару. Люди распевали частушку:

Червонцы мои червоноченные,

Любит вас простой народ и уполномоченные…

…На Евбазе привораживала красочная картина невероятного изобилия, обволакивали ароматы овощей и фруктов. На два рубля доверху наполнялись две большие корзины, которые с трудом волоклись домой. Евбаз ничуть не уступал до революции Подолу ни по количеству евреев, ни по плотности проживания на одном квадратном метре, ни по колоритности иных фигур. Есть в романе Николая Островского “Как закалялась сталь” эпизод, когда главный герой, защищая девушку от напавших на нее бандитов, убивает одного из них, некоего Миньку Черепа, из нагана. Так вот, человек с таким прозвищем действительно жил на Евбазе. Бандита так звали за странную, уродливую форму головы. Впоследствии он стал знаменитым налетчиком, которого на самом деле застрелил сам Островский.

Был на Евбазе некий слепой, зимой и летом ходивший босиком и питавшийся тем, что подадут. А когда умер, в его ветхом матрасе обнаружили какие-то невероятные суммы дензнаков — точь-в-точь как в классическом рассказе.

Вообще же район рынка был уникален превде всего невероятной мешаниной национальностей, языков, традиций… В разгар нэпа в Киеве, как и повсюду, появились национальные криминальные группировки, состоявшие из сотен и даже тысяч земляков: китайская мафия среди прочего контролировала разлив и продажу контрабандной водки, в том числе на Евбазе… Припоминается сплошное болото или пыль под ногами — в зависимости от состояния погоды, — беспрестанная людская толкучка и шум, выкрики из толпы: “Марь-Ванна, наливай!” — разносчика питьевой воды с сулеей^[4] на плече и со стаканом в руке. Китайцы (из тех, кто завербовался на заработки в Россию еще во время Первой мировой войны) — продавцы разноцветных фонариков из гофрированной бумаги, легких серебристых шариков на ниточке-резинке, черных бегающих мышей. Гадалки на картах непременно пророчили если не “дальнюю дорогу”, то “казенный дом” или пикового короля. Ученая морская свинка вытягивала бумажку-пророчество “с судьбой”… А в 1932–1933 годы Евбаз был одним из тех мест, где массово гибли люди, ища и не находя спасения от голодной смерти^[5]. С переводом в 1934 году столицы УССР из Харькова в Киев власть пыталась упорядочить Евбаз по-своему. Начали с уничтожения церкви “в связи с реконструкцией площади и удобного устройства на ней трамвайных путей”. Потом соорудили помпезные деревянные пилоны главного входа на колхозный рынок. Но это был лишь внешний лоск. Официально беспризорников при «Советах» не существовало. Но фотографии Галицкой площади, датированные 1935 годом, навеки запечатлели ободранных босоногих пацанят».

Куплеты для воров

«Мне было четыре года, а старшему брату четырнадцать, когда умер отец. Наша семья, чтобы отвлечься от голода, всё время пела и танцевала. Старший брат был танцором-самородком и обучил нас всевозможным танцам. Это не только спасло меня от голода, но и сделалось со временем моей профессией. Когда пришло время, сосед, старик Абрамович, отвел меня в школу. В классе, когда распределяли общественные нагрузки, я взялся за огород. Попросил всех учеников принести картошку, рис, вермишель, фасоль, огурцы, помидоры и так далее. Дома из этих продуктов мы варили супы. Пришло время сбора урожая, я посетовал на неурожай. Тогда класс мне дал еще один шанс. Естественно, вторая попытка окончилась так же, как и первая, — супом. После чего соученики отказали мне в доверии. Агроном из меня не получился.

Евбаз. Конец 1920-х. Может быть, малец в углу кадра — это маленький Боря?

Вскоре после этого сосед, бывший старше на четыре года, соблазнил меня поехать в Москву. Тогда я впервые увидел Ленина в гробу. Поездка длилась десять дней, и всё это время нас разыскивала милиция.

Первое путешествие мне обошлось довольно дорого. Меня исключили из дурного примера надо скорее избавиться. Я подался в цыганский табор. Какая там была жизнь! С едой проблем не было, все гадали, все воровали, а потом до глубокой ночи пели и танцевали. Табор стал для меня университетом. И уже потом, став профессиональным артистом, я лихо исполнял в ансамблях и театрах цыганские танцы.

Чем я только не занимался в те давние годы: торговал ирисками, папиросами, был подручным маляра, кровельщика, водопроводчика. Но, к сожалению, нигде долго не задерживался. Как правило, подводила страсть к шуткам и розыгрышам.

В нашем доме поселилась проститутка. Красивая, лет тридцати, аппетитная блондинка. Мне она платила деньги, чтобы я распускал во дворе слухи, что она портниха. А мне что? Я мог пустить слух, что она мать Миклухи-Маклая или его дочь. Ей приносили вещи для шитья, она снимала мерку и отдавала шить портнихе.

Именно тогда состоялся мой дебют на профессиональной сцене. Первыми, кто оценил мой талант, были киевские уголовники. Поверьте, нет более благодарной аудитории, чем уголовники. Это я понял тогда, в юности, и утвердился в своем мнении, проведя в тамбовской тюрьме в их обществе год и две недели.

По соседству с нашим домом был Троицкий рынок. Когда базар к вечеру стихал, там собирались карманники, домушники, налетчики и их возлюбленные. Я для них выступал. Па деревянных стойках я бил чечетку, цыганскую пляску, “Яблочко”, блекбот, “Барыню” и еще бог знает что. Мне часто приходилось менять репертуар, так как зрители изо дня в день оставались прежние. Со временем я перешел на смешанный жанр — танец с разговорами и танец с куплетами. Уголовники ко мне относились хорошо, а главное, они спасали меня от голода.

Когда я выступал для жуликов, я и танцевал, и пел, и разговаривал. Я был синтетическим артистом, как Чарли Чаплин. Я начал без всякой школы. По мне повезло — я все время встречался с гениальными и талантливыми людьми. То есть выше этой школы быть не может. Это у меня заложено с детства — актерское мастерство, пение, куплеты. Я — юморист. Я с детства шучу. Семья моя была самая веселая в Киеве. Жрать нечего было. Только юмором и отделывались. Вместо обеда танцевали, вместо ужина пели. Все думали, что богаче этой семьи нет, а мы были хуже всех».

Танцы!

«В Киеве при клубе госторговли была самодеятельность. В этой самодеятельности я принимал участие как танцовщик. Время было голодное, и я старался ездить на такие концерты, после которых угощали ужином. На закуску всегда давали винегрет, и я всегда им обжирался. А потом, когда подавали макароны с мясом, я мог только на них с завистью смотреть. Просто не было места, куда бы я мог это впихнуть. Так со мной повторялось много раз. Я решил взять себя в руки, и когда нас, артистов, посадят за стол, ни за что не есть винегрет и ждать макароны с мясом (меню на банкетах в то время не менялось).

И вот я сижу за столом, на столе винегрет. Я собрал всё свое мужество, волю, терпение и не ем. Все с жадностью уплетают винегрет, у меня слюнки текут, умираю, но к винегрету не притрагиваюсь.

Туземцы. Боря Сичкин с другом. Киев, берег Днепра, конец 1930-х

Прошло минут десять, все сидят, и я сижу; все ждут, немного успокоившись после винегрета, а я жду с нетерпением макароны с мясом. Начались сомнения. Я отгоняю от себя мрачные мысли. Не может быть, чтобы банкет прошел без макарон с мясом. Официанты начали убирать со стола оставшийся винегрет. Хороший признак, думаю я про себя, это обычно происходит перед горячим. Жду с нетерпением. И вдруг фальшиво заиграл духовой оркестр “У самовара я и моя Маша” и какой-то идиот крикнул: “Танцы!”А народ — эта толпа шизофреников — откликнулся на его призыв и тоже начал орать: “Танцы!” Сдвинули столы по сторонам и начали прыгать и скакать, как дегенераты. Ни о каких макаронах с мясом и речи быть не могло. Я сразу понял, как погорел с винегретом. Настроение было ужасное. Дот есть нечего. Я натанцевался на сцене, в желудке пусто, винегрет унесли, а макароны не принесли. После этого печального случая на всех банкетах, как только подавали винегрет, я ел, не думая, что будет потом. Правда, после этого случая горячее подавали всегда, но это меня уже не огорчало, так как риск был слишком велик.

В каждом человеке, сидящем за столом, я видел того идиота, который мог крикнуть: “Танцы!” А духовой оркестр до сих пор не перевариваю».

Вся семья Сичкиных была очень музыкальной. Старший брат, как уже упоминалось, работал танцором и обучал всевозможным «коленцам» младшего. Отец в часы досуга любил играть на трубе, а мать пела в труппе звезды американских мюзиклов Клары Юнг, которая, очаровавшись романтикой революции, сменила в начале 1930-х американский паспорт на советский.

Еще дошкольником Боря начал выступать с танцами в клубе завода «Металлист». В его репертуар входили вальс-фантазия, лезгинка и кабардинка. Занятия танцами влекли мальчика гораздо больше, чем школьные уроки, отчего между сыном и родительницей вспыхивали постоянные конфликты. Устав от бесчисленных сражений, мать махнула рукой: «Пусть будет артистом. Это значительно лучше, чем жуликом!»

Через год молодое дарование выступало в ресторане «Континенталь», зарабатывая аж 15 рублей и ужин. Однажды Боря оказался в Киевском театре музыкальной комедии на выступлении танцевального трио «Три Антоши-книгоноши». После исполнения номера раздались жидкие аплодисменты. В вопросительно-утвердительном фамильярном тоне ведущий обратился к присутствующим: «Ну, мы танцевали хорошо?» — «Неважно», — ответил звонкий голосок «Станцуй лучше», — предложил ведущий. Ничего другого, как выйти на сцену и «отжечь», Борису не оставалось. Полчаса зрительный зал неистовствовал. Естественно, выступление «Антош» было сорвано. Улица долго судачила по этому поводу. «Вначале я был самородок, — отмечал в интервью радио “Свобода” маэстро. — В школе этому не учат — чечеткам, сбивкам цыганским. В15 лет меня в Ансамбль народного танца УССР приняли. Тогда я учился в хореографическом техникуме при киевском театре. Дело в том, что я могу танцевать великолепно, что я и делал. Но для того чтобы была форма — есть же красивые руки, красивые позы, это дает балет, — так вот, я окончил хореографический техникум».

Итак, колебаний насчет выбора жизненного пути у Бори Сичкина не было никаких. Вскоре молодого одаренного паренька заметили, и весной 1941 года он был приглашен в Ансамбль Киевского военного округа под руководством знаменитого балетмейстера Павла Вирского. Шанс, что давала судьба, упускать не хотелось, но все карты чуть было не спутали война и человеческая подлость.

Примечания

1

Здесь и далее курсивом выделены цитаты Бориса Сичкина из радиоэфиров, печатных интервью разных лет, а также из книги «Я из Одессы! Здрасьте!»

2

«Я из Одессы! Здрасьте!» (см. библиографию).

3

По материалам книги Д. В. Маклакова «Тут был Евбаз», статей В. Баканова и М. Френкеля.

4

Бутылка, полуштоф.

5

Старший брат Б. М. Сичкина погиб от голода на Украине в 1933 году.