Сквозь оттенки серого… Невыдуманные истории

Анжела Конн

Сквозь невыносимую серость бытия проскальзывают, просачиваются, пробиваются лёгкие, яркие, живые краски, которые время от времени расцвечивают жизнь героев и приподнимают их над обыденностью, придавая действиям и поступкам людей особый смысл.

Животворящая

Я была в шоке от действий этого человека. Но начну с самого начала.

В одну из ночей, как это иногда бывало, мне не спалось — мучила бессонница. Я поворачивалась и на правый, и на левый бок, ложилась на живот — моё излюбленное положение — потом на спину — безрезультатно. Ни в одном глазу!

На кровати рядом муж похрапывал, дразня отменным сном. С завистью повернулась, надеясь, что моим страданиям придёт конец, и я усну. Поправляя перекрутившуюся ночнушку на животе, наткнулась на что-то твёрдое. Я остолбенела.

Запустив пальцы под рубашку, стала медленно ощупывать живот. Что-то эллипсообразное, с твёрдо-очерченным контуром, жило во мне. Ужас обуял… только этого не хватало! Откуда взялось… Ведь не было… Жила-не тужила сорок девять лет без особых проблем со здоровьем, и пожалуйста, получай подарок на пятидесятом году жизни в виде опухоли. РАК!? Страх извиваясь, как мерзкая гадюка, вполз в сердце, зацементировал его так, что дыхание отключилось… Покрываясь холодным потом, оцепенев, поняла, что пришёл конец моей развесёлой жизни. Единственный орган моего тела — мозг, несмотря на ступор в эту минуту, трезво твердил:

— Успокойся, ещё ничего не известно, возьми себя в руки…

Повинуясь, собралась с силами… Выдохнула. Смутно уловила неровное биение движка. Завёлся…

Встала. Пройдя в другую комнату и задрав сорочку, стала рассматривать живот в зеркале, пытаясь найти какие-то внешние признаки проклятой опухоли. То, что она была, я не сомневалась, но в каком статусе обитала во мне — не знала. Пока я крутилась с голым животом перед зеркалом, поворачиваясь то одним боком, то другим, почувствовала, что руки высохли и перестали дрожать, сердце нашло свой ритм и бьётся почти в обычном такте. И, к моей большой радости, никаких выпираний живота не обнаружила. Напротив, двадцатилетняя сейчас бы обзавидовалась при виде моей стройной фигурки. Я решила не паниковать и, вполголоса прошептав любимую пословицу «утро вечера мудренее», отправилась спать. Легла и… уснула.

Мудрое утро было воскресным. Открыла глаза — рядом никого. Из ванной доносился звук льющейся воды, муж принимал душ.. Дети еще спали. Решила никому ничего не говорить, не будоражить раньше времени.

Через минут двадцать, когда ароматы помидоров, залитые взбитыми в воздушную пену яйцами, сдобренные душистым перцем, поползли из кухни в уголки квартиры, семья как по команде, собралась в кухне. Дочь, уплетая за обе щеки, спросила:

— Мам, плохо спала? Глаза опухшие…

Муж и сын, наконец оторвавшись от тарелок, взглянули на меня.

— Мало спала, книга интересная попалась, — сказала я, разливая чай.

— А-а-а… — протянула дочь, — дашь почитать?

— Чейз. Ты лучше свои книги читай… — Дочь училась в медицинском.

— Любят женщины детективы, — заключил муж.

— А что делать, когда остроты в жизни не хватает, — сказала, а сама подумала: — «Знали бы, что на острие оказалась».

Еле дождавшись окончания завтрака и сославшись на то, что мне необходимо кое-что узнать у соседки, я поднялась на пятый этаж, где жила Зоя Георгиевна, опытный гинеколог, заведующая отделением в акушерско-гинекологической клинике, и рассказала ей о своём ночном открытии.

Эта женщина была не только умница, но и красавица. При виде её, больные на время забывали о своих недугах. Вот и сейчас, выслушав внимательно, улыбнувшись очаровательной улыбкой, предложила мне прийти в клинику, чтобы произвести полный осмотр.

— Не нервничай, Жанна, — успокаивала она меня, — я думаю, это миома. Каждая вторая женщина в твоём возрасте обзаводится ею. Жду тебя завтра.

Утром следующего дня я стояла в её кабинете, просвещённая знаниями о миоме всем, что могла вычитать в интернете. Зоя Георгиевна в сверкающе-белом халате указала на кресло, которого избегают все женщины мира.

— Сейчас узнаем… — натянув тонкие медицинские перчатки, принялась за осмотр. «Какая всё-таки красивая», — в очередной раз любуясь ею подумала, что красота врача — прекрасный отвлекающий и в то же время обнадёживающий фактор. Вообще от неё веяло спокойствием и уверенностью. Осмотрев тщательнейшим образом мою матку, она голосом врача, а вы знаете, каким он бывает, сказала, что у меня хо-ро-шая миома…

— Что значит хорошая? — поинтересовалась я.

— Хорошая — значит большая, не меньше тринадцати недель. Необходимо хирургическое вмешательство, ты запустила болезнь.

— Не было никаких симптомов, — возразила виновато я.

— Хорошо, будем думать о том, что нам делать. А делать надо вот что… Она села писать направления на сдачу анализов в лабораторию.

— Обязательно УЗИ, тогда окончательно установим диагноз, хотя, — она взглянула на меня своими чудесными серо-зелёными на пол-лица глазами, — никакого сомнения нет. И обязательно скажи Павлу, скрывать от него нет смысла.

— Не хотела волновать… — Ничего, ты же волнуешься, давай, не дрейфь. — Ох, как же ей шел белый халат, — с такими мыслями я покинула кабинет и занялась своими анализами.

Два дня беготни по кабинетам и лабораториям полностью убедили меня в неотвратимости операции. До этого как-то не верилось, что лягу под нож. Думала обойдётся, но осмотр, результаты анализов, УЗИ подтвердили диагноз: необходима субтотальная гистерэктомия.

Вечером, когда дети и муж были дома, сказала бодрым, почти весёлым голосом: «Ну, ребята, везите меня завтра на операцию.» — Что? — в один голос воскликнула семья, — какая операция? Пришлось рассказать всё с самого начала. Они обступили меня, стали обнимать, целовать, успокаивать. Я заверила их, что спокойна и мне даже самой интересно пережить операцию и набраться опыта. Чему быть — того не миновать! Надо так надо!

— Всё пройдёт хорошо, — убеждал Паша, но я понимала, что мы стараемся держаться. И та гадюка, вползшая в меня, извивом страха напомнила о себе…

Ночь перед госпитализацией была тревожной. Боялась ли я? Однозначно — да. Но не долго. Другие вопросы вытеснили страх. Для женщины очень важные. Если останусь жива, а скорее всего останусь, какой буду без одного органа, самого главного, отличающего женщину от мужчины.

У врачей всё просто, нет органа — нет проблемы. А каково женщине, лишённой матки… Я отдавала себе отчёт в том, что репродуктивная функция для меня давно позади: у меня двое взрослых детей, рожать я не могу, да и не собираюсь, в сорок девять на нашей планете рожают единицы в исключительных случаях, так в чём же дело?

И тут меня осенило — исчезнет сакральность женского естества, моё божественное начало. Ох… До сих пор оно одаривало меня мудростью и пониманием, женственностью и спокойствием. Это давало мне могущественность и практичность, раскрывая бездонное море любви, которое наполняло мой мир теплом, уютом, радостью… Не помню, чтобы когда-нибудь я сожалела о том, что родилась женщиной. Гордилась!

Именно матка является подсознательным элементом женственности, причастности к женскому полу. Кроме этого, матка поддерживает естественное физиологическое равновесие организма женщины. Лишившись её, какими болезнями обзаведусь? До сих пор считала себя здоровым человеком… Но что будет через некоторое время — я не знала. Да и кто знал? Будет ли у меня интимная жизнь, изменится ли спектр сексуальных чувств и желаний? На все эти вопросы у меня не было ответов.

Ясно одно — ситуация требовала решения. И единственно верное — операция.

Было от чего расстроиться…

Наверно, вы замечали, что жизнь бросает нам вызов, когда мы меньше всего этого ожидаем, не так ли… На вызов надо ответить незамедлительно. Отговориться или сделать вид, будто ничего не происходит — не выйдет. Чревато! Объяснив это себе, я решилась принять вызов. И сразу всё встало на своё место. Успокоилась. Заснула, и спала без жутких сновидений и кошмаров.

С детьми попрощалась дома, уговорив их навестить меня в больнице после операции. Зная мой характер, не терпящий суеты вокруг своей персоны, они согласились. Павел повез меня. В дороге мы молчали.

Весеннее неторопливое утро. Природа пробуждалась от длинного сна так активно, словно боялась не успеть — деревья вокруг благоухали, посылая человечеству многоцветье трогательных бутончиков, птицы исполняли утреннюю симфонию…

Вокруг благость. А на сердце?!

Приехали. Павел поцеловал, крепко прижимая к себе.

Я ответила ему тем же, улыбнулась и шагнула в здание, где меня должны резать. Непривычно странно… Почему-то взглянула на себя со стороны… Увидела хрупкую, хорошо сложенную женщину с гордо поднятой головой. На лице нет страха, в глазах — любопытство… Входит в приёмный покой больницы. Уверенно, бодро.

Я раздвоилась? Словно два человека… Один следит за тем, как ведёт себя другой. Мне понравился тот, другой; он не хотел быть уличён в трусости. Слабость — не моя тема. И с таким настроем вошла… Не раскисать!

В небольшой комнатке медсестра заполнила анкету и попросила пройти в соседнюю для осмотра. Я вошла и… остановилась. Двое мужчин в белых халатах разговаривали. Героический двойник во мне сник. Шикнула на него…

— «Это они будут осматривать, что ли? — подумала, а вслух произнесла, что все осмотры проведены и диагноз поставлен, на что один из врачей, более крупный, обрюзглый, скорее похож на мясника, чем на врача, заметил, что приемный покой для того и существует, чтобы осматривать больных перед госпитализацией. Второй молчал. Мне не хотелось начинать день с препирательств и, тем более, не хотелось говорить о знакомстве с их начальством. — «Решила пройти этот путь — пройди до конца,» — шепнул во мне насмешливый двойник и подтолкнул к гинекологическому креслу.

Конец ознакомительного фрагмента.