Над островом чёрный закат. Хроники исступлённых

Юрий Колонтаевский, 2016

Вымышленный мир, представленный в романе, в основных аспектах не является вымыслом. Его черты принципиально реализуемы и по многим показателям совпадают и с уже принятыми в человеческом обществе, и с только еще прорастающими сегодня побегами зла. Со временем жители Земли испытают эти возмутительные, но настойчиво зреющие новации на собственно шкуре. Понятно, что никому не будет дела до их стенаний… Мы никак не можем поверить, что наш мирный горизонт уже окрашен в цвета грядущей Катастрофы…

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Над островом чёрный закат. Хроники исступлённых предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

5
7

6

Адам очнулся, открыл глаза. И тотчас ожил будильник — ежеутренний сигнал постоянно включенной трансляции. Вкрадчиво зашелестел, набирая громкость, все более концентрируя ее в отчетливых секундных ударах. Наконец, прорвало — будильник окончательно пришел в себя и суматошно запричитал. Адам потянулся и отключил прибор.

За окном светало, там моросил дождь — капли монотонно били по звонкому подоконнику. Вставать не хотелось. Сегодня можно поваляться в постели вдоволь, разрешил он себе.

Как часто, особенно нестерпимо в последние годы, мечталось однажды нарушить порядок, пренебречь неумолимым сигналом, по которому каждое утро поднимается огромный университет, оставаться лежать, день напролет предаваясь лени. Но всякий раз, стоило крамольной мысли коснуться сознания, он решительно подавлял ее, и она послушно тонула в далеких закоулках памяти, чтобы всплывать вновь и вновь, как только явятся больные мысли и придет пора бороться с ними.

Сегодня необычный день, думал Адам. Он уже не студент, он взрослый самостоятельный человек. Бесконечно долго он шел к этому дню, много и напряженно думал о нем, представлял себя в этом дне. И вот этот день настал и не принес ничего особенного — обычный дождливый денек, рядовой день жизни.

Комната, предоставленная ему в одном из домов низшего ученого сословия, была вещественным подтверждением нового статуса. Она оказалась просторной и не шла ни в какое сравнение с тесной клетушкой в студенческом общежитии, бывшей его пристанищем на протяжении нескончаемых десяти весен. Как он там помещался было загадкой, учитывая, что за время учебы его габариты увеличились по меньшей мере вдвое по всем измерениям, а вес и того больше — почти вшестеро.

Там, кроме него, хватало места только узкой твердой лежанке, навешенной на стену, столешнице, консольно закрепленной напротив, на которой располагался терминал объединенной вычислительной сети, клавиатура ввода и плоский монитор, из экономии пространства утопленный в неглубокой нише стены. Расстояние между лежанкой и столешницей было настолько малым, что, только подняв лежанку и зафиксировав на разболтанных шарнирах в замках на стене, можно было протиснуться на складной стул без спинки, прятавшийся до того под лежанкой…

Передняя стена его новой комнаты полностью стеклянная. Рабочий столик терминала у окна, широкая плоская кровать в глубине, не такая жесткая, как в общежитии, встроенный вертикальный шкаф с зеркальной дверцей от пола до потолка. В шкафу стандартный комплект одежды, сшитой заранее по его меркам. Рядом едва различимая дверца в душ и туалет — вот и все, что досталось ему для выполнения первой самостоятельной работы.

Он еще не решил, чем будет заниматься ближайшие три весны. Именно такой промежуток времени выделялся выпускникам на выполнение обязательного этапа взрослой жизни — обретения низшей степени доктора. Только теперь он начинал понимать, что слишком разбрасывался во время учебы. Загоревшись, брался за одно, остывал, переключался на другое, далекое, не связанное с первым увлечением, не замечал, как возникало и захватывало третье… И всякий раз усвоив одну программу, давшуюся без напряжения, он терял к ней интерес, переключался на другую, обычно существенно отличавшуюся от первой. И скоро понимал, что все уже настолько основательно выполнено предшественниками, что какое-либо развитие может быть только тупым пережевыванием однажды съеденной пищи. Тогда он бросал освоенный массив знаний и искал новую цель. Он был слишком широк. Недаром куратор во время их регулярных бесед с глазу на глаз упрекал его в избыточном многообразии интересов при недостаточной глубине постижения. Природная сообразительность вела его только простыми путями.

Он знал, что в ближайшие дни заставит себя сделать выбор. Будет работать, не отвлекаясь, и завершит задание в срок. Представит диссертацию ученому совету университета, получит одобрение. И следом произойдет самое ожидаемое событие в жизни — его переселят в один из освободившихся коттеджей поселка докторов. У него будет не только собственное пространство, в котором он заживет один, но за домом, что особенно привлекало, будет крохотный клочок настоящей земли, — его личный дворик, отгороженный от соседних таких же дворов невысоким аккуратным забором из листов непрозрачного стекла зеленого цвета. А на открытой веранде под широким навесом, продолжающим дом в направлении дворика, будет ждать удобное кресло-качалка с пружинящими спинкой и сиденьем, в котором он будет тонуть по вечерам и, покачиваясь, размышлять о жизни, пока не стемнеет и не придет время ложиться спать.

Именно такой дом и дворик, и даже старенькое кресло-качалку ему доводилось видеть в доме куратора учебной группы, куда он время от времени по выходным приглашался в гости.

Он принимал приглашения как награду за отличную учебу и исполнение обязанностей монитора учебной группы, и поначалу отчаянно гордился тем, что его выделяют среди сверстников. Однако скоро понял, что он всего-навсего здоров в отличие от остальных студентов, страдающих тяжкой болезнью, о которой никогда не говорили прямо, но которая постоянно подразумевалась.

Он наблюдал, как к концу недели некоторые студенты изменяются, из них точно выпускают воздух. Обостряются, светлеют лица, гаснут глаза, движения становятся вялыми и неловкими. В полудреме бродят они по аудиториям или тесно сидят по-птичьи парами и о чем-то шепчутся — общаются, в бессилии приникнув головами друг к другу.

После первых же грозных симптомов группу усаживают в транспорт. Особенно слабых, у которых болезнь зашла слишком далеко, ведут под руки или несут на носилках. Ребят увозят в Дальнюю лабораторию, где кровь, переставшую переносить кислород, частично заменяют живой донорской кровью, недостаток же восполняют искусственной жидкостью, все еще несовершенной, несмотря на бесчисленное число весен, потраченных на основательные исследования.

Возвращаются они утром, спустя два дня. Загорелые, как после отдыха на море, с виду абсолютно здоровые. Приступают к учебе с охотой изголодавшихся, быстро наверстывают отставание… Обычно после мучительной и опасной операции пациенты нормально живут неделю, реже две, и все повторяется в раз и навсегда заведенной последовательности.

Он жалел несчастных ребят, не решался звать их в свою здоровую жизнь, а они не жаловали его в своей — больной, ненадежной. Потому-то в его отношениях со сверстниками не было ни тепла, ни даже простого понимания. Поначалу изоляция тяготила Адама, но постепенно он свыкся с одиночеством.

И все же возникла первая ниточка, связавшая его с окружающим миром, — в его обособленную жизнь вошел Герд, студент медицинского факультета. Адам встретил Герда неприветливо, не умея совладать с отчуждением, но понемногу смягчился и понял, что уже давно надеялся встретить именно такого друга. Его словно прорвало. Он сразу почувствовал, что Герду можно довериться, не опасаясь за последствия. Герд даже при своей общительности не мог быть стукачом, к тому же Адам только подозревал о существовании провокаторов в студенческой среде, но никогда не встречался с ними. Правда и крамольных мыслей он не высказывал, да и не знал толком, какие мысли следует считать крамольными. Он также смутно представлял себе наказания, которые полагаются за крамольные мысли.

Первое время знакомства Герд настойчиво заговаривал с Адамом, когда они оказывались в обеденный перерыв за одним столом. А однажды присел рядом на стадионе во время контактной игры в мяч команд извечных соперников на поле — инженерного и медицинского факультетов. Он с такой яростью болел за своих и так радовался победе противников, что Адам счел нужным спросить его об этой странности, ведь принято было болеть за свою команду, радоваться ее победам и печалиться из-за проигрыша. Герд спокойно ответил, что не страдает патриотизмом такого рода и что не обязательно брать сторону сильного и успешного. Разумеется, в спорте, подчеркнул он тогда и, помолчав, объяснил серьезно: он свободный человек, а свободному человеку свойственна, прежде всего, независимость суждений.

Герд тоже был нездоров, его кровь была больна, и нуждалась в периодической замене. Но в отличие от остальных ребят, даже испытывая недомогание, он был неизменно открыт и весел.

Когда сверстников и вместе с ними Герда увозили, наступали пустые времена. В эти дни Адам особенно страдал от своего здоровья и избытка сил, которые некуда было растрачивать. Он бросался в учебу, как в избавление, одолевая самостоятельно программы отдельных предметов и даже старших курсов.

Как-то в один из печальных дней, с того события миновало три весны, он из любопытства забрел в заброшенное лабораторное здание на задворках университетского городка. Преодолев пустой коридор, он отворил единственную дверь в полутемном его конце и вошел в едва освещенный зал — старую химическую лабораторию, заполненную обшарпанными столами и стеллажами.

В дальнем углу зала за старинным столом, заставленным приборами и разнокалиберной стеклянной посудой, порожней или заполненной разноцветными жидкостями, склонившись над микроскопом, сидел старик. Заслышав приближение Адама, он поднял изможденное сухое лицо навстречу, оглядел вошедшего и, ничего не сказав, вернулся к своему занятию.

Спустя минуту, он оторвался от микроскопа, и тихо произнес, кивком указав на стул, стоявший напротив:

— Садись, дружок. Признаюсь, я давно хотел познакомиться с тобой, да все не получалось. Дело в том, что общаться со мной опасно для тех, кто решается на прямой контакт. — Он уставился на Адама живыми внимательными глазами. — Ты удивлен? А ведь я знаю тебя с пеленок. И твоего деда Гора знаю. Когда-то мы были дружны, я частенько бывал в его доме. Ты был мал тогда — шустрый, подвижный мальчик. Первым делом забирался ко мне на колени и требовал покачать. Не помнишь… Меня зовут Антон.

— Не помню, — признался Адам. — Теперь у деда, кроме меня, никто не бывает.

— Сожалею, — сказал Антон. — Мне тоже запрещено выходить за пределы университета. Вот уже двенадцатая весна пошла. Ты, конечно, хочешь знать, почему. — Он помолчал. — Дело в том, что власти считают меня очень опасным человеком. Страшное обвинение в наши дни. Особенно когда лишают возможности объясниться. Но не будем о грустном. Лучше расскажи, как поживает старина Гор. Кстати, он тоже опасный человек. Его наказали иначе — запретили бывать в городе. А еще нам велено помалкивать… Во избежание более строгого наказания.

— Интересно, кому могла прийти в голову такая чепуха?

— Очень важному человеку. — Антон понизил голос до шепота и, привстав, приблизил лицо к Адаму. — Ты этого человека хорошо знаешь. Впрочем, мы все его знаем. Не мудрено — портреты на каждом шагу. Результаты его забот в каждом живом сердце. Слышал эту истину? Еще говорят, что он вездесущ… и вечен. Теперь узнаешь? — Старик откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. — Но… лучше не знать об этом… Пожалуйста, расскажи мне, во-первых, как ты живешь, — заговорил он, очнувшись. — Во-вторых, здорова ли твоя кровь, в-третьих, почему ты надумал прийти сюда, ко мне. Ты не боишься?

— Нет, не боюсь.

— Тогда, что ж, приступай, я тебя слушаю.

— Живу я скучно, у меня совсем нет друзей среди сверстников. Один Герд, но он старше и к тому же учится на медицинском факультете. Кровь у меня здоровая, в Дальнюю лабораторию меня не возят. Когда все уезжают, болтаюсь без дела, один,. Поехал бы к деду на это время — не отпускают. Сюда пришел из любопытства, никогда здесь не бывал. К тому же дверь не заперта. Это, пожалуй, все.

— Ты знаешь, чем я занимаюсь?

— Нет, не знаю.

— А узнать хочешь?

— Конечно.

— Тогда слушай. Оказалось, что проблема крови, о которой так много говорят в ученой среде, не главная проблема исступленных, она следствие иной сложной и неочевидной проблемы — генетической. Из-за последствий Катастрофы геном исступленных основательно поврежден. Я давно пришел к выводу, что больная кровь самое простое и все же терпимое проявление дефекта. Сорок весен пришлось потратить, чтобы приблизиться к возможности полного излечения болезни крови.

— И вам это удалось? — не удержался Адам.

— Удалось, — сказал Антон. — Я исходил из того, что больному организму нужен ремонт, причем начинать его желательно с самого рождения. Не замена крови, это не имеет смысла — спустя небольшое время болезнь возвращается. Механизм ремонта теоретически несложен, сложно осуществление. Представь себе, что перед тобой ветхое здание, построенное из кирпичей. В давние времена здания строили именно так: определенным образом складывали отдельные пассивные элементы из обожженной глины, скрепляя клеящим раствором. В результате получали прочную однородную конструкцию. Со временем, здание разрушалось, рассыпались, вываливались отдельные кирпичи. Что было делать?

— Разрушить здание и на его месте возвести новое.

— Согласен. Иногда экономически выгодно поступить именно так. А если здание дорого как память?

— Тогда можно отреставрировать, — неуверенно предложил Адам.

— Верно. Удалить слабые или утраченные кирпичи и на их место поместить новые. Это возможно, если в запасе имеются эти самые кирпичи. А если их нет?

— Заменить современными материалами, наверное.

— Этот вариант не годится — утрачивается подлинность. Поступают иначе. Разбирают те части здания, которые не несут нагрузки и не влияют на внешний вид, добывают кирпичи там и решают задачу. Именно так поступаю я. Создаю специальные условия, при которых дефектные элементы генома исключаются и заменяются точно такими же резервными, которых в геноме по неизвестной причине великое множество. Операция, конечно, намного сложнее и рискованней, чем я рассказываю, но не следует ли попытаться довести ее до совершенства?

— Еще бы, конечно следует, — оживился Адам.

— Однако, не спеши с выводами. Как только удастся успешно одолеть болезнь, возникнет неожиданный вопрос: а нужны ли нашему государству все те люди, которых я избавлю от болезни крови? То есть я, сотворив из больных и чахлых людей здоровых и сильных, нарушу некий тайный замысел. Таким образом, Адам, я осмелился сделать вывод; лечить следует не кровь, даже не генетику, лечить нужно общество, которое толком не знает или, что более вероятно, не желает знать своих ближайших перспектив. Пятьдесят весен назад кровь обновляли не чаще, чем раз в полгода. а человек, сумевший прожить до тридцати весен, практически выздоравливал. Сегодня кровь обновляют, как правило, раз в две недели, а случаи полного выздоровления настолько редки, что по ним не ведут статистический учет. Уверен, это положение кого-то очень устраивает. Сначала мне вежливо намекнули, что мои исследования пора свернуть, — они бесполезны. А недавно прямо запретили заниматься этой проблемой. Разрушили отлаженную лабораторию, сотрудников, которым нет цены, рассовали по другим подразделениям, меня, как видишь, оставили одного — доживать. Сегодня я готов заявить, что проблема практически решена. В доказательство я вылечил трех безнадежных пациентов, от которых врачи отказались. Они больше не нуждаются в помощи Дальней лаборатории. Но когда я осмелился представить этих людей ученому собранию, мне заявили, что мои труды напрасны — общество не допустит их широкого практического применения.

— Это как же понимать?

— Очень просто, юноша. Человек, здоровье которого опустилось ниже определенного уровня, никому не нужен. Он становится обузой, лишним едоком, потребителем благ. От такого человека проще избавиться, чем лечить.

— Но вы говорите, что вылечили этих троих.

— Вылечил. А зачем? Кто меня просил?

— Теперь я понимаю, почему некоторые ребята исчезают, не закончив университет. Они что же, закрывают за собой дверь? Так это называется? Это похоже на прореживание.

— Ты думаешь верно.

— Получается, что вы можете вылечить, а вам не позволяют?

— Ну, да.

Он замолчал, а когда заговорил вновь, в его голосе была такая обида, такая горечь пропитывала каждое его слово, что Адам сжался от волнения и страха. Но старик справился с собой.

— Я могу вылечить почти всех живущих и наверняка тех, кто еще только родится. Но… должны быть приняты мои условия.

— Условия?

— Да, условия. Первое. Должна быть проявлена добрая воля властей на широкий эксперимент. Второе. Нужно вернуться к смешанным бракам — доказано, что они дают здоровое потомство. Третье. Следует отменить экстракорпоральное оплодотворение и вызревание плода в кювете. Только в исключительных случаях — по медицинским показаниям. Если женщина действительно не в состоянии выносить плод…

— Но это же невозможно, — оторопел Адам.

— Напротив, очень даже возможно. Ведь в моих предложениях нет ничего противоестественного. Я уверен, человечество едино — это не требует доказательств, это аксиома. Если заняться исправлением ситуации сегодня, для первых поколений женщина обязательно должна быть плебейкой — это тоже аксиома. И вынашивать ребенка она должна самостоятельно, а не перекладывать эту заботу на паршивую кювету… Противоположный вариант, когда мужчина плебей, потребует основательного изучения, хотя здесь на серьезный успех я пока не рассчитываю.

— Значит, и взрослого человека можно вылечить?

— Конечно. Доказательство перед тобой. Вот уже десять весен у меня совершенно здоровая кровь.

— Как вы это сделали?

— Сделал, — сказал Антон с вызовом. — А ты, смотрю, нетерпелив. Сделать-то, я сделал, но в полной безопасности метода пока не уверен. Некоторый риск все же есть. Нужны дополнительные исследования.

— А если попробовать?

— Я же сказал, что мне запрещены любые операции. Официально.

— Слишком много людей развелось?

— Именно. И все требуют внимания и заботы. Дорого получается. Куда как проще фильтровать детей на первом этапе жизни. Остальных — в течение остальной жизни. Дошли до того, что выработали критерий здоровья… Опустилось здоровье ниже определенного уровня — в отход. Как говорится, дальше некуда…

— Не понимаю…

— Это невозможно понять.

— Вы что, действительно можете вылечить взрослого человека?

— Могу. — Антон заметно ожил. — Только кто согласится быть подопытным кроликом?

— Герд согласится. Мой единственный друг. Я упрошу его.

— Тогда нет.

— Почему?

— Потому что друзьями не рискуют. К тому же кто-то должен дать здоровую кровь. Понадобится целый литр. Разумеется, при условии, что совпадают группы и некоторые другие параметры. Для полной уверенности в успехе. Конечно, кровь можно добыть в Дальней лаборатории, да кто же мне даст…

— А если я дам кровь? У нас с Гердом первая группа. У меня хватит крови на двоих.

— Тогда договаривайся с другом, — неуверенно согласился старик. — Попробуем. Через неделю буду готов, сделаем анализы и вперед! Понадобится ассистент…

— Я готов…

Антона больше нет на Земле. Он ушел, вылечив Герда. Ему предложили уйти. Он спорить не стал — согласился…

Однако пора подниматься. Адам одним махом выбросил тело из кровати, вскочил на ноги, прошелся по диагонали комнаты, разминаясь, ощущая голыми ступнями приятную колкую шершавость сплошного ворсистого ковра. Замер перед зеркалом, внимательно рассматривая себя. Как же он отличается от сверстников. Пожалуй, он действительно человек другой породы. Напрасно обиделся на Герда, когда тот высказал догадку будто бы он только наполовину исступленный, вторая же его половина, несомненно, плебейская. Иначе не объяснишь отличия, бросающиеся в глаза. Герд медик, он разбирается в таких тонкостях.

В доказательство своей правоты, чтобы успокоить друга, Герд терпеливо и вежливо перечислил его отличия от исступленных. Высокий рост, на голову выше любого, мускулистая грудь, тяжелые мощные руки, которые так мешают ему, широко развернутые плечи, большая голова на крепкой шее — все это решительно выделяло Адама среди низкорослых сверстников и подтверждало догадки Герда.

Он, конечно же, знал о своих особенностях, смирился с ними, как смирился с тем, что его организм не содержит ущерба.

Завершив утреннюю разминку, он вступил в замкнутое пространство душевой кабины. Герметичная дверь плотно притворилась за его спиной. Он коснулся пальцем светящегося изображения горшка на панели управления. Из задней стенки на консольном поддоне бесшумно и плавно выдвинулся горшок темно-коричневого цвета с ярко-желтым пластиковым сиденьем, принял его тело, дождался, пока Адам выбросит отработку, скопившуюся за сутки, и, как только он поднялся на ноги, так же бесшумно спрятался в стене.

Очередным значком было изображение падающей воды. Адам коснулся его и тотчас же на голову, на тело обрушился сплошной столб ледяной воды. Удар был настолько сильным, что он с непривычки присел, но вода скоро слилась, ушла сквозь сетчатое дно кабины, сменившись приятно согревшей струйчатой метелкой душа. Одновременно автоматически включился калорифер, пульсирующий поток теплого воздуха заполнил объем кабины и высушил тело.

И сразу же в стенке, щелкнув, открылась шторка. Из окошка выдвинулась платформа с горкой свежей одежды, уложенной в порядке, в котором следовало одеваться.

Над шторкой засветился зеленый мерцающий прямоугольник, строки текста и цифр на нем содержали параметры крови, пульс, артериальное давление, кислотность в желудочно-кишечном тракте… Читать дальше Адам не стал, ничего интересного дальше не было. Текст завершался словом, выполненным более крупным шрифтом вразрядку: «ЗДОРОВ».

Он знал, что отныне эта опция будет сопровождать его на протяжении всей жизни до той поры, когда вместо оптимистичного ярко—зеленого слова «Здоров» появится перечень болезней, избавиться от которых его заставят общим для всех исступленных способом, отдающим безнадежностью, — велят закрыть за собою дверь. Но это случится еще нескоро, успокоил он себя.

Он быстро оделся и вышел из душа.

В своей комнате Адам не держал никакой еды — в жилых помещениях этого уровня держать пищу не полагалось, придется завтракать в столовой на первом этаже. Но как же ему не хотелось видеть сейчас сокурсников. Они наверняка теперь там и как всегда строят грандиозные и однообразные планы на будущее.

Он спустился на первый этаж в открытой кабине лифта. На последнем переходе к столовой по ярко освещенной галерее из боковой ниши наперерез ему метнулась темно-серая фигурка в ниспадающем крупными вертикальными складками балахоне с остроконечным капюшоном, наполовину скрывавшим голубовато-бледное лицо. Это была Тея.

Адам немедленно узнал ее по желтым несоразмерно широким и на вид тяжелым сандалиям. Невесомая фигурка Теи опиралась на них и, казалось, только благодаря этому удерживалась вертикально. Ее острый подбородок, видимый между крыльями капюшона, был надменно приподнят, узкие ярко-красные губы придавали лицу вызывающе строгий вид. Будоражащее чувство протеста ожгло Адама, захотелось во что бы то ни стало избежать этой неожиданной встречи, но было поздно. Он смирился с неизбежным, остановился.

Тея откинула капюшон и Адам наконец-то увидел ее лицо целиком. Ее огромные серо-голубые глаза блестели, они смотрели на него прямо, прикрываясь время от времени тяжелыми синеватыми веками. В эти мгновенья лицо девушки мертвело и напоминало не лицо человека, а белесую плоскую маску, перечеркнутую ярко алой горизонталью губ. Ее редкие рыжеватые волосы были гладко зачесаны и собраны на затылке в жалкую тугую метелку. Но глаза открылись и лицо ожило.

— Адам, сделай одолжение, — заговорила Тея, — объясни, почему ты меня избегаешь. Ты ведешь себя так невежливо, точно мы совершенно чужие. Не даешь себе труда выслушать меня хотя бы из простой учтивости… Повторяю: я требую внимания. Ты должен оставить свои дурачества и усвоить простую истину: мы с тобой обручены. Это событие произошло не сегодня и даже не вчера — нас соединили в раннем детстве, ровно четырнадцать весен обратного отсчета. Мне тогда исполнилось три весны, тебе — шесть. Не понимаю, почему я должна напоминать тебе об этом событии? Зачем ты унижаешь меня? Нас с тобой связали навсегда, и отменить этот удивительный для тебя факт не в силах не только никто из живущих на земле, но даже сам… бессмертный Владетель, храни его боги. Ни ты, ни я не смеем сомневаться — у нас нет такого права. Это государственное решение. Ты делаешь вид, что ровным счетом ничего не знаешь о нашем союзе, но, пойми, этот факт не подлежит обсуждению. Решение останется таким, каким было провозглашено в те давние времена, когда ни ты, ни я ничего не решали. И напоследок замечу: этому событию были многочисленные свидетели. его ждал весь наш народ, все исступленные молили богов, чтобы оно свершилось. Теперь, Адам, говори, я тебя слушаю.

Адам дослушал ровный бесстрастный поток гладких обкатанных слов, с трудом воспринимая их смысл. Он не мог согласиться с тем, что это неизвестно откуда взявшееся существо, неотступно преследующее его весь последний месяц, — синеватая мордочка с ярко-красными губами, костлявая фигурка — кожаный мешочек с костями, имеет на него какие-то освященные временем и людьми права и вполне серьезно намеревается жить с ним одной жизнью.

— Почему же ты молчишь, Адам? Тебе нечего сказать?

— Я ничего об этом не знаю, — вытолкнул из себя Адам и понял, что не в состоянии сосредоточиться и что он попросту жалок. — Возможно, это событие произошло на самом деле, и люди связали нас… как ты говоришь, воедино. Мне приходилось слышать о подобном обычае. Но когда это было… Прошло столько времени… Не понимаю.

— Придет время, поймешь, — произнесла Тея все тем же механическим голосом, в котором оживала угроза. — Ну, а если не поймешь… Тогда что ж… Остается последнее универсальное средство: ты закроешь за собой дверь. Поплотнее. Человек, нарушивший обещание, достоин такой участи.

— Последнее время только и слышу: закрыть дверь за собой. Что это означает, ты можешь мне объяснить?

— Ты и этого не знаешь? — Презрительная гримаса исказила лицо Теи, ее широкий рот дрогнул — возможно, так она попыталась улыбнуться. — Удивительно, чему вас только учат целых двенадцать весен. Ладно. Я высказала тебе то, что думаю по этому поводу. Я ухожу, ты остаешься. Надеюсь, ты поумнеешь, и тогда мы обязательно встретимся и вернемся к нашим проблемам.

Тея развернулась на месте, ловким движением натянула на голову капюшон и поспешила прочь, только желтые сандалии замелькали. А Адам подумал, что никак не может представить себе девушку в профиль, и эта мысль показалась ему странной и неуместной.

В столовой было на удивление пусто. Адам подошел к стойке, за которой суетилась маленькая проворная девушка-робот. Она подняла на него голубые стеклянные глазки, часто захлопала густыми ресницами, что следовало понимать как вопрос о номере варианта завтрака — роботам запрещалось заговаривать первыми.

— Пожалуйста, второй, — произнес Адам, стараясь, говорить как можно отчетливее.

— Нам заменили детектор, господин, — сообщила девушка приятным низким голосом. — Теперь мы легко распознаем даже неразборчивую речь, а вы говорите так четко…

— Ольга! — грубый гортанный окрик исходил неизвестно откуда. — Ты чего это разболталась с молодым господином? Делаю тебе замечание. Это уже второй случай, когда ты отлыниваешь от работы. Поторопись! Ты достукаешься у меня. Я, кажется, сдам тебя на запчасти…

— Не нужно на запчасти… — пролепетала Ольга. — Только не это. Я еще не отработала ресурс.

— Опять споришь? — Все тот же ворчливый голос угнетал.

— Будьте добры, оставьте девушку в покое, — попросил Адам вежливо. — Это я виноват. Нужно было остановить ее.

— Вы, молодой господин, не можете быть виноваты по определению. — Голос заметно смягчился. — Так и быть, по вашей просьбе я снимаю второе замечание. Приятного вам аппетита, господин выпускник, кушайте на здоровье.

Ольга уже протягивала поднос с дымящейся тарелкой пресной овсяной каши, тонким ломтиком подсушенного хлеба и чашкой утреннего кофе — второй вариант завтрака.

Адам принял поднос, оказавшийся довольно тяжелым, и подумал, как же справляется с ним хрупкая девушка. Но, опомнившись, сообразил: перед ним не живая девушка — робот, и рассчитана она на значительные нагрузки, многократно превышающие вес подноса. Тотчас в памяти явилась Тея, встала рядом с Ольгой, и он решил, что Тея очень похожа на робота.

7
5

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Над островом чёрный закат. Хроники исступлённых предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я