Светорожденные. Полымя

Рутен Колленс

Эйлис воспламенился, Эйлис перевернулся, легионы мертвых бороздят его континенты. Маленькая Оленфиада, волею судьбы оказавшаяся на границе миров, вынуждена бежать из объятого войной материка на восток. За востоком лежит дорога домой, на Землю, но до тех пор, покуда за девчонкой цербером движется бездна зла, ни о каком возвращении на Землю и речи быть не может. Остается только бежать, бежать без оглядки и надеяться…

Глава вторая. Гиблые болота

Последние часы для нас с тобой уходят.

Я кричу, пытаясь освободиться от пут,

И умоляю тебя освободить меня,

Но ты отворачиваешься.

Злоба, ненависть, жажда убивать —

Все, что у меня осталось.

Кастиель Трок,«Заметки о Земле», ЭП

Озябшие гнилые стены, низкий потолок в грибках да в бахроме из сталактитов, гудящий сырой воздух, гнилой пол. По влажным каменным ступеням, поросшим светящимися ярко-желтыми грибами — эдакими падшими звездами, затаенными под гнетущей толщей тяжелых верхних слоев земли, ход вел через неизведанную гавань к округлой прогалине, заболоченной желчной отравой: то ли кислотой, то ли городскими стоками; потом сворачивал направо и уходил в те дальние неприступные глубины, от каковых веяло жаром и пеклом. Ход вел под Линистасом, и сложно было поверить, что лишь тонкая граница из крепкого металла и кирпича отделяет его от тяжелой водяной толщи.

Здесь дорожка разделялась. Левый скользкий лаз пропадал, скрываясь в узкую расщелину, другой, затопленный глиной и городским мусором, продолжал мчаться вперед.

«Я не пойду туда!» — прошептала она.

«Еще как пойдешь, пойдешь, да в припрыжку!» — прикрикнул голосок.

«Сколько микробов! Сколько бактерий! Сколько потенциальных убийц в этой размякшей почве! Мы ранены. Мы можем подцепить холеру!».

«Можете, но это ведь всего лишь холера! Поверь мне, хуже Язвенной она уж точно не будет, так что собери свою волю в кулак и продолжай идти».

Ольна сделала еще один шаг и упала. Ноги утонули по самое колено.

— Иди ко мне, — позвала волшебница, и девчушка вздохнула с облегчением. Элин посадила ее к себе на плечи и за двоих пошла по смрадной земле. Мыслитель — ее удивительно спокойный проводник, сгорбленным шел впереди, держа на руках бездыханный комочек огнива. Ему было тяжело. Больно. Плечо его после полученных на поверхности ран, хоть и было слегка залечено магией, продолжало кровоточить. Капли крови скатывались вниз и огнецветами вспыхивали на черной поверхности.

Тупик. Привал. Очередной завал. Виток, изгиб, поворот. Привал… Лабиринт. Пещера не имела краев. Сколько бы они не шли, куда-бы они не шли, она всегда возвращала их к первоначальной тропке, окруженной желтыми грибами.

Они блуждали уже третий час. Ольна не отпускала глазами огненную птицу перед собой и молилась.

— Мне немного страшно, Элин, — призналась она. Волшебница, опираясь на посох Мыслителя, брела полная негодования. Она вымоталась. Она никогда прежде не таскала на себе такие тяжести! Да, Ольна сама по себе была легка, однако, утонув в глине, набрала лишних пол пуда! К тому же Элин приходилось еще и следить за тем, чтобы иллюзия птицы не погасла, не утонула и не сгинула, оставив их одних в темной пещере, смугло освещаемой золотым светом грибов.

— Ничего, Ольна, — через зубы процедила она, задыхаясь от тяжести и кривясь, как навьюченный мул. — Скоро мы выберемся, а если не выберемся, я проломлю этот проклятущий фундамент над головой и…

— Прислушайтесь! — вдруг перебила ее малютка. Они остановились. Гул, все это время преследовавший их по пятам, начал умолкать.

— Мы вышли за пределы Линистаса, — послышался голос Мыслителя впереди. — Мы под Задворками. Скоро Септим останется лишь в наших снах.

— Я бы не хотела видеть его даже там, — отсекла Ольна и продолжила наблюдать за огненной птицей.

Снова повороты, завалы… Мыслитель оттолкнул лежащей перед ним довольно крупный валун, и земляной гниющий запах заполнил легкие. Дышать стало тяжело от болотного газа.

— Смерть, — сказал он, закрывая нос рукавом. Голос его звонкой трелью разнесся по пещере. — Это запах смерти. Гиблые болота Полудима. Мы почти добрались.

— Болота?! Неужели! Какая радость! Я ждала увидеть их всю мою жизнь! — возмутилась волшебница, преисполненная гневом, всплеснула руками, и Ольна чуть было не упала. Эльна молниеносно поддалась вперед и подхватила ее за маленькие ножки.

— Мне трудно понять твой настрой, Элин, — отозвался Мыслитель издали. — Вот сейчас ты выразила подлинную радость или негодование?

— А ты влезь мне в голову и узнаешь!

Волшебница надула щеки, и, раздраженная, сожгла корни деревьев, к превеликому несчастью оказавшиеся подле ее лица.

— Знаешь, я предполагаю, что в Дарке был не один тайный проход. Отчего ты предпочел именно тот, который ведет к непроходимым топям?!

Обессиленный, Мыслитель удивился и искоса поглядел на девушку.

— Не было времени выбирать.

— Хватит использовать сию глупую отговорку!

— Ну-с, можно было бы отправиться в подземелье и сыскать там иной путь, сразить еще тысячу хранителей, и, наконец, попасться в руки алаксу, однако, как мне показалось, лучше уж застрять здесь, в трясине, нежели быть растерзанным темными слугами.

— Лучше? — волшебница звонко засмеялась. — Я бы предпочла сгинуть от рук алакса, как доблестная хранительница Руны, нежели тут… в грязи, как крыса.

Последнее слово она прямо-таки изничтожила и оживила. Ольна взвизгнула, увидев на потолке огромную жирную крысу-иллюзию.

Тропинка скользнул вниз и снова ушла под воду. Мутную, вязкую. Мыслитель, невзирая на это, опустился в нее по колено и пошел дальше. Его не останавливали перипетии и тернии, они будто бы его влекли. Элин же таковые препятствия были не по душе:

— Мы идем не меньше часа. Ты хоть знаешь, куда мы движемся, или делаешь вид, что знаешь? Мы могли упустить какой-нибудь поворот еще пол лимы назад!

— Здесь только одна дорога, — сухо ответил он.

Ольна нервно перевела взгляд от Эльны к Мыслителю. Вот-вот и между ними бы вспыхнула ссора! Девочка чувствовала, как Эльне тяжело, как она начинает срываться! Ей нужен был привал!

— Может, остановимся? — тихо предложила девочка, сжав зубы.

«Лучше бы промолчала» — выдохнул голосок.

— Остановимся, Ольна?! Давай. Давай мы вернемся в Дарк, ляжем на мягкую зеленую травку в саду, посмотрим на прекрасного Трока в золоте. И поверь, он хорошо запомнится тебе, ведь после того, как ты наглядишься на него, нас всех тут же отправят на костер! В конце концов бездушные мы будем дружно наблюдать, как наши головы украсят пустые пики у ворот в Септим-град!

— Я, пожалуй, помолчу, — промямлила девочка и опустила голову. Элин лучше было не злить.

Ольна пробежалась глазами по зеленым бугоркам, по серой плесени на потолке и длиннющим корням, спускающимся сюда с поверхности. Зорманские угодья. Корневища шли от старой дубравы у берега Агнии. Отсюда, снизу, было и не сказать, что где-то там, наверху, им сейчас весело и хорошо: их обдувает свежий ветерок, птицы щебечут на ветвях, илиус сочиться сквозь серые тучи… А она здесь, в грязи и смраде.

2031, 4 марта

Темнеет. Холодно. Скучно. Страшно.

Сегодня с восьми утра до девяти вечера я, не покладая рук, работала в госпитале. Состояние больных с Язвенной ухудшается. Болезнь перекинулась на легкие. Доктор говорит, если антибиотики не помогут и завтра положение их станет еще хуже, он будет вынужден… он должен будет… у него нет иного выхода, кроме как прекратить их страдания…

Ночь на улице. Опять что-то бомбят. Мы с Оленфиадой не выходим из бункера, сидим и смотрим друг-на-друга, что еще остается?! Света нет, еды нет, связи нет. От мужа никаких вестей. Лукас молчит. Ни одной весточки. Тишина. Чувствую безысходность. Все время думаю о больных с Язвенной чумой, они ведь остались в госпитале! Наверху!

Ольна вновь глядела во тьму. Ее изморившиеся глаза перешли на гремучую глину и замерли в диком ужасе: с черной жижи на нее смотрели два огромных жабьих глаза. Один повернулся и скрылся в пучине, другой поплыл вперед, прямо под ноги Мыслителя, коснулся его пяток и тоже ушел на дно. Кем бы не было это существо, лучше было остерегаться его.

— Совсем осатаилась?! — вспыхнула волшебница, почувствовав, с какой силой сжались маленькие девичьи пальцы на ее шее. — Больно! Хочешь, чтобы я тебя сбросила, да? Хочешь здесь остаться? Ну, валяй, я не стану тебя вытаскивать.

— Элин! Там! Там! — забормотала малютка в ответ. — Там глаза!

Элин проследила за дрожащей рукой.

— Ничего. Никаких глаз. Ты глумишься надо мной?

— Клянусь! — всхлипнула Ольна. — Там они были! Я их только что видела. Это была жаба или… нечисть какая-то… Полагаешь, я спятила?

— А как ты думаешь? — и Эльна отвела взгляд от бурой трясины. — Впереди ничего нет. Только темнота. Откуда здесь взяться хоть одному живому существу?!

Элин сверкнула черными глазами и вновь обратилась к Мыслителю:

— Если бы ты только сказал, что я пропаду вот так вот, захлебнувшись в болотной трясине, то я бы осталась там, в замке. Осталась бы, и билась до последнего своего вздоха.

Она завершила свою героическую речь и тут же наткнулась носом на невидимую преграду, ушиблась и упала в грязную муть. Ольна с головой ушла под воду. На удачу, здесь было не глубоко, Ольна тут же всплыла поплавком.

Тупик.

***

Огненная птица дальше не летела. Что-то темное преграждало им путь, какая-то невидимая завеса. Малютка прикоснулась к ней рукой, и она завибрировала.

— Защитный барьер? — Эльна провела рукой по поверхности. — Как мы его осилим?

Никто не ответил. Девушка в изнеможении опустила руку и свет огненной птицы погас. Так ей и надо. Она осточертела ей. Во мраке единственным светом осталась жемчужина на белом посохе, но и та уж была Элин ненавистна. Девушка швырнула посох Мыслителю, и тот поймал его в воздухе.

— Мы заблудились. Мы не выберемся отсюда, верно? Это бесполезно. Я больше не буду создавать свет.

Она устала. Все тело ныло, мышцы горели, ноги дрожали. Не было сил искать выход, хотелось просто сдасться.

— Свет нам больше и не понадобится, — улыбнулся в ответ Мыслитель. — Мы пришли.

— Куда? К границе миров?! — и Элин со всей силы ударила ногой блистающую перламутром магию Ра’атхов.

— Это всего лишь иллюзия.

Он протянул посох к невидимой завесе, прикоснулся к ней жемчужным наконечником, и та пала, отворяя светлую тропу на поверхность. Ослепительные лучи илиуса широкими линиями осветили подъемные плиты. Торжественно улыбаясь, Мыслитель пошел навстречу яркому небосклону.

Они оказались у маленькой пещерки, незаметной среди камышей и желтых цветов купальницы. За ней виднелся Септим, так близко подходящий к смертельной громаде гниющих болот, впереди стелились живописные бурлящие озера и впадины водно-болотистых угодий. На расстоянии лим и дальше свирепствовали земли, захваченные властью болот, живущих своей особенной, скрытой от чужих глаз жизнью. Чистое небо, запятнанное тучами лишь над низиной Септим-града, прощалось с миром, и, прощаясь, отгоняло скуку от всеми забытых топей Полудима.

Вечерело.

Черные от смолы и сырости деревья наклонились вниз, глубоко утопая корнями в мутной трясине. Без листьев, без признаков жизни, они извивались в пугающие формы, протягивали свои клешни и щупальца к вздутым островкам, пытаясь ухватиться за них, спастись. Зловонная субстанция — то ли река, то ли подвижная грязь, блуждала меж сиротливыми лиственницами и черными поганками. Почва гнилая причмокивала и проседала, а, завидев незваных гостей, погрузилась в нарочитый сон. Здешняя жизнь словно бы замерла.

— Не следует тревожить воду, — с легкой тревогой в голосе подметил Мыслитель, и предложил поскорее отыскать твердыню.

«Не тревожить воду? Это еще почему?».

«Мертвые» — ответил голосок.

Малютка тут же вспомнила об утопцах. Уж с ними она точно не хотела бы встретиться.

Мыслитель окинул болота взглядом и указал на маленький моховой островок с одиноко стоящей ольхой. Эльна и Ольна согласительно кивнули. Они проскочили по дорожке из серых камней, заросшей благоухающими кустами вереска. Желтобокие лягушки, завидев их, кинулись в воду. Из-под ног вылетали крохотные птички — кулики, почти незаметные в цвете серой травы.

— Думаю, здесь Хедрик точно искать нас не будет, — заявила Элин. — Гиблое место, а мы с вами безумцы, раз уж решили отправиться сюда. Чистое самоубийство.

— Болота, как болота, — хмыкнул Мыслитель.

— Быть может, но когда-то они унесли жизнь Вирин Септимус. Ей не повезло. Она попала сюда в разгар летнего пекла, а вы же знаете, что происходит на болотах, когда вся эта отравленная вода начинает испаряться… Она задохнулась и умерла, а ее тело обглодала нечисть! Я не собираюсь последовать за ней. Сегодня день был пасмурным, но это не значит, что завтра он будет таким же. Если Илиус будет печь, нам не осилить топи.

Волшебница шмыгнула носом и по своей давней привычке сорвала листья купальницы и забросила их в рюкзак.

— Не стоит так же забывать, что приближается ночь, а мы на гиблых землях. С заходом илиуса повылазит нечисть. Утопцы, упыри, мары, анчуты и иные неупокоенные души — все они голодны. Нашу кровь они почуют за лиму. Придется сделать крюк. Нужно поскорее идти на запад. Под Зорманом у тракта есть деревушка Верески, там и переночуем.

— Мы теперь знаменитости, Элин, — напомнил Мыслитель. — Могу поспорить, Хедрик уже по всему миру раструбил о нашем побеге, так что к тракту мы пойдем. Как только илиус скроется, хранители отпустят своих верных сторожевых псов, фандеров, на наши поиски. Вот с кем бы я точно не хотел встретиться, так это с ними. Лучше уж нечисть.

— Тогда готовься отбиваться от сотен незваных гостей.

— Сколько же нечисти и нежити хочет нашей смерти!? — всхлипнула малютка. — Как же нам быть?

— Во-первых, — начал Мыслитель, перебирая пальцами, — нужно перейти на другую сторону болот к отрогам Верных гор. Во-вторых, нам нельзя появляться в градах и селениях, кои под властью алакса. Нужно идти на восток, идти к Дакоте, пока она еще свободна.

— К Дакоте? — вспыхнула волшебница. — Мы будем добираться до нее несколько месяцев! У нас с Ольной нет столько времени! Мы отправимся прямиком к Галадеф!

— Это безрассудно, Элин, — отмахнулся Мыслитель. Он нежно опустил Святомиру на мягкий мох и выпрямился, — первым же делом Хедрик удвоит стражу на подходах к галадефской границе. Он наверняка знает, зачем мы приходили. Все дороги к башне уже перекрыты.

— И что же ты предлагаешь?!

— Может быть кому интересно мое мнение? — буркнула малютка. Она сняла с себя тяжелую мантию, облепленную глиной, и присела на ближайший сухой пенек. — Я хочу есть и пить. Сегодня мы уж точно не попадем в Галадеф. Как бы мы не желали попасть туда, как бы мы не хотели добраться до башни, от нас, раненных и голодных, проку будет мало.

— Это верно, — согласительно кивнул он. — Разобьем лагерь.

— Здесь?

— Нет, разумеется, нет. Сюда сбрасывают умерших из Септима, вся почва пропитана трупным ядом. Нужно пройти в глубь топей. Там воздух и земля будут чище. Там мы разведем огонь, придем в себя и отдохнем.

Ольна и Мыслитель посмотрели на Эльну, ожидая ее решения.

Ей не хотелось оставаться на болотах, но она не могла не согласиться с тем, что безумно устала. Все ее тело ныло, голова трещала и расходилась по швам, к тому же, черная магия все еще не отпускала ее глаза — девушка видела мир черно-белым.

«Придется идти в глубь, — безрадостно констатировала та Элин, коя знала: другого выхода нет. — Темная нечисть, фандеры, всеядное болото, готовое погладить нас в любую туну — что может быть лучше?!».

— Не будешь же ты ее все время таскать на себе, — вздохнула волшебница, поглядывая на Святомиру, что за все это время ни разу не приходила в сознание. — Нам еще идти и идти. Приведем ее в чувства. Я сейчас, — девушка скинула с себя грязную мантию, и скрылась за кустами вереска. Ольна осталась наедине с Мыслителем. Он аккуратно снял с бессознательной туфли на высокой шпильке, давая ее ногам покой.

— Она богато одета, — заметила малютка, осматривая красивое платье кровавого цвета. — Она же служила Хедрику, я права? Кто она? Зачем Хедрик решил ее убить?

— Ее зовут Мира, — пролепетал он. — Она очень многое знала, знала то, чего не должна была знать. Познавшие запретное мало живут, в особенности, если служат темному алаксу.

— Она его десница?

— Нет. Мира была пленницей в Дарке. Я дал обещание спасти ее и не мог поступить иначе.

Ольна отодрала со своего лица запекшуюся корочку крови и посмотрела на рыжую девушку.

— Почему же она не сбежала раньше? Она клейменная?

— Нет, — выдохнул Мыслитель. — Она просто не могла. Сколько не пыталась, сколько сил не тратила на побег, ее всегда возвращали обратно.

Резкий запах пронзил легкие. Ольна тут же спрятала нос под воротник. Запахло жгучим чесноком и гнилой плотью, долго пролежавшей на свету. Малютка только хотела спросить, откуда исходит эта ужасная вонь, как увидела Элин. За ней летел большой цветок, похожий на скрюченный тюльпан с пурпурными пятнышками. Не было сомнений — запах шел от него.

— О, нет! — выдохнула малютка, скрючиваясь от тошнотворных порывов. — Это же Symplocarpus foetidus, больше известный как лизихитон, — девочка проводила изумленный взгляд Мыслителя и поспешила добавить: — Я прочла это в книге «Самые зловонные растения Земли».

— У нас он известен под названием — Огневик вонючий, — пробурчала волшебница. — Думаю, от этого запаха даже мертвый воскреснет.

Туну Мыслитель колебался, потом все же кивнул в согласии и пропустил девушку к Мире. Элин поднесла цветок к самому носу прорицательницы, и та нахмурилась, замычала и закашляла.

— Нет, не надо, прошу, — хрипло простонала она, медленно приходя в себя.

— Фу-х! Она жива, — прошептала Ольна и бросила на Элин взгляд, метающий молнии. — Прошу, выкинь этот цветок куда подальше. Меня сейчас вырвет.

Элин магией подняла его и снова скрылась за вереском.

Прорицательница привстала, несколько тун ее взгляд был размытым, несобранным. Ольна с любопытством начала разглядывать веснушки на ее лице, большой стаей захватившие ее нос и щеки.

— Я здесь, мой мир, ничего не бойся, — нежным голосом прошептал Мыслитель, прижимая ее к груди. Малютка открыла рот от удивления. Она бы никогда и не подумала, что грозный и столь серьезный мужчина, каким Мыслитель по ее наблюдению и был, может в одночасье стать нежным и ласковым!

Мира обратила к нему зеленые глаза, медленно прикоснулась пальцами рук к его щетине.

— Я ведь мертва, верно? — пролепетала она, читая по его лицу струны горести. Он смотрел на нее и не мог заговорить, не мог сказать ничего в ответ. — И ты здесь. Со мной. Я хотела, чтобы мы были вместе, но не так, — с ее глаз струйкой побежали слезы. — Мне так жаль, что ты встречаешь меня первым, что ты тоже умер. Прости, это я виновата. Мне так жаль. Мне так жаль…

Голос девушки был хрупким, чуть ли не срывающимся на писк. Ольна вдруг вспомнила тот день, когда мама провожала папу на фронт. Мама разговаривала также.

«Все хорошо, все скоро наладится».

Думала ли она тогда о том, что, быть может, они никогда больше не увидятся? Что повстречаются лишь на том свете?!

Элин, ругаясь в три погибели, выползла из кустов, испачканная в болотистом иле, и грустные мысли Оленфиады Торбиум рассеялись.

— Фандерова топь! Чтоб я еще хоть раз сюда пришла по своей воли!

Выбранная ею дорожка оказалась неудачной: на пол пути назад Элин провалилась в трясину, коя чуть было не затащила ее на самое дно.

— Буду рада, если однажды здесь откроется червоточина и пожрет эту полудимскую отрыжку!

Мира медленно повернулась в сторону волшебницы. Глаза ее еще не видели — их покрывала смутная пелена, но через виру пелена развеялась. Мира вздрогнула, закричала. От ее крика черные крачки по другую сторону бурлящей трясины выпорхнули из своего укрытия и с криком взмыли в небо.

— Сатаилы! Сатаилы!

От удивления Элин замерла на месте. Приметив на себе ее взгляд, Мира тут же схватилась за голову и опустила глаза, а затем увидела маленькую косматую девочку, точь-в-точь такую же грязную и окровавленную, как и пугающее «нечто», вышедшее из кустов, только с человеческими глазами.

— Сатаилы! — она ухватилась руками за зеленый мох, пытаясь встать. — Уйдите прочь! Уйдите! Я не пойду с вами, чтобы вы мне не сделали! Уйдите!

На нее нахлынула настоящая истерика. Элин пыталась что-то сказать, но не могла вставить и слова, не могла перебить душераздирающие вопли! Ольна в страхе закрыла уши, пытаясь понять, что, собственно, только что произошло, и что Миру так напугало. Мыслитель не смог придумать ничего лучше, кроме как с силой прижать вопящую бедняжку к себе. Она вырывалась. Кричала. Он прижал ее голову к своему плечу, не давая вымолвить больше ни слова. Прошептал на ушко:

— Нет, мой мир, не кричи, они нам не враги. Ничего не бойся. Ты жива. Ты в безопасности, далеко от Дарка. Хедрик больше не найдет тебя и не причинит тебе боль. Ты со мной. Ничего не бойся.

С ее ресниц соскочили слезы. Девушка прижалась к нему, обхватив руками.

— Это правда? Это ты? Ты — настоящий?

— Я настоящий, — выдохнул он, целуя ее в горячий лоб. Мира понемногу пришла в себя.

— Как я здесь оказалась? Где я? — она огляделась по сторонам. — Что произошло?

— Ты ничего не помнишь?

— Отрывками… все как в тумане… казнь, мой алакс… Он что-то сделал со мной! Или нет? Он что-то говорил… что-то ужасное… что-то о моей семье или…

— Не думай об этом сейчас, мой мир.

— Он отобрал мои глаза…

— Нет, Мира, нет.

— Но я больше не вижу будущего! Он отобрал мой альвион!

— Успокойся, Святомира, пожалуйста!

Еще туны две девушка что-то бормотала и вскрикивала. Ни Ольна, ни Элин не сдвинулись с места, боясь вызвать очередной порыв истерики. Мыслитель покачивал ее на руках, словно бы младенца.

— Кто эти… кто твои друзья? — наконец, спросила она, подымая влажные глаза.

— Нет, нет, нет — отсекла волшебница, подходя ближе. Рыжая красавица в испуге прижалась к груди Мыслителя. — Во-первых, мы ему не друзья. Все, что нас объединяет — сделка. Во-вторых, с чего вдруг нам представляться? Мы тебя не знаем, что, если ты служишь Херику?!

— Гомен правый, Элин! — взревел Мыслитель.

— Не перебивай, — цыкнула она. — Сначала пусть твоя девушка представится, расскажет, почему выглядит так, будто бы все эти годы согревала алаксовую…

— Ты ходишь по краю! — резко вскрикнул он, понимая, к чему волшебница клонит. Элин одним шагом оказалась около Миры и грубо схватила ее за правую руку.

— Что ты делаешь? — сквозь зубы прорычал он. Еще туну и Мыслитель бы взорвался! Эльна не обратила на него никакого внимания. Она магией раскроила шелковый рукав Миры, оголяя внутреннюю часть ее руки. «Ничего. Клейма алакса нет» — разочарованно вымолвила та Элин, коя в каждом видела слугу темного владыки.

Мира выдернула свою руку из крепкой хватки.

— Ты заключил сделку с ветницей? — испуганно прошептала она, оборачиваясь к нему. Мыслитель покачал головой, крепко обнимая возлюбленную.

— Ах, ветница значит! — Элин возмутилась, закатила глаза, возвысила руки к небу и отошла назад. — Может мне еще табличку в голову вбить, чтоб меня не путали?! Почему каждый, почти каждый, кого я встречаю, считает меня ведьмой?! Я, что, похожа на ту, что заключила сделку с сатаилами!?

Мыслитель и Мира отрицательно покачали головой, Ольна согласительно кивнула.

— Спокойно, Элин, — перебил ее он. — Мира не знает о марунах. Для нее ведьмы и волшебники — одно и тоже. Она всего лишь пленница Хедрика, одна из тех, что были приведены им с Земли.

Волшебница охнула. «Мне крайне везет на не перерожденных землянок» — подметила она. «Второй человек с Земли, — процедила та Элин, коя начинала видеть нечто подозрительное в том, что алакс приводит на Эйлис землянок. — Зачем алаксу они нужны?». «У каждого свои сатаилы в голове, — выдохнула та Элин, коя не видела ничего необычного в еще одной похищенной Хедриком. — Тебе нравилось варить зелья и исцелять гардвиков, а ему — похищать невинных девушек с других мидгардов».

— Землянка?! — воскликнула Ольна, прыгая от восхищения и радости. Святомира не поняла столь резких перемен в лицах, а посему пока решила не обращать на них внимания.

— Волшебница? — переспросила она возлюбленного, и он удовлетворительно кивнул. — Прости, не знала, что в мире остался еще кто-то с таким же даром, как у моего алакса… у Хедрика, — она повернулась к Элин. — Я спутала тебя с сатаилом из-за твоих глаз. Почему они черные?

— Мы сейчас не о моих глазах говорим! — отмахнулась волшебница. — Что ты делала у него? Зачем ему устраивать ради тебя приватную казнь? С чего бы землянке быть настолько особенной? Почему ты была в замке, покуда Ольна, будучи такой же, как ты, прозябала в темнице?!

— Элин, она устала, — остановил ее Мыслитель.

— Нет, Фелиус, — прошептала Мира и взяла его за руку, — она в праве знать.

«Как его зовут?» — удивленно переспросил голосок.

«Кажется, Фелиус» — ответила обескураженная Ольна.

Святомира встала и гордо посмотрела в черные глаза Элин Джейн. Девушка оказалась выше нее, поэтому целительнице пришлось запрокинуть голову. «Сказать, что я чувствую себя неуютно — ничего не сказать» — простонала та Элин, коя в глубине души ненавидела всех, кто мог смотреть на нее свысока.

— Фелиус ничего вам не рассказывал ни обо мне, ни о себе, потому что я попросила его об этом. В Септиме за всеми наблюдают, за всеми следят. Если бы кто узнал наши настоящие имена или цели, кои мы преследовали, всему бы пришел конец. Сейчас мы далеко от Септима, а значит можем говорить открыто.

— Так говори же!

— Я Святомира Мирол, для друзей — просто Мира. И да, я с Земли. Я там родилась, но выросла здесь.

— Хедрик? Он украл тебя? — спросила малютка.

— Я его рабыня, я всегда ей была, сколько себя помню, — ответила она и посмотрела на Элин впритык. — И да, ты права, я действительно «особенная», по крайней мере была таковою до сегодняшнего дня. Я была сильна, покуда…

Она замолчала. Ее дрожащие ладони поспешили прикрыть вырывающийся из глубины отчаянный крик.

— Покуда, что? — потянула нетерпеливая Эльна.

— Покуда он не забрал его… Он отнял у меня то последнее, что давало мне силы. Он отнял у меня…

Она не закончила. Заплакала. Ей было тяжело продолжать, она пыталась, но не могла. Фелиус пригрозил волшебнице взглядом.

— Все прошло, — он прижал сокращающуюся от слез к себе. — Ты со мной. Я тебя не дам в обиду.

— Что он у тебя забрал? — нетерпеливо переспросила Эльна. — Кто ты, сатаил тебя подери?!

— Я ПИФИЯ, — закричала девушка, не выдержав. — ПРЕДСКАЗАТЕЛЬНИЦА, ГАДАЛКА, ПРОРИЦАТЕЛЬНИЦА, ЯСНОВИДЯЩАЯ — называй, как хочешь! Я была таковой раньше. Сейчас нет… Я больше не я.

Элин замерла, впадая в какой-то диковинный транс. Никогда прежде она не встречала пророков, да и вообще всю свою жизнь думала, что пророчества — сшитый на скорую руку обман. Она верила в существование тех, кто читал будущее по небу или червоточинам, верила в то, что альвы когда-то плели грядущее и были его строителями, но не могла принять истину, коя складывалась из тех гардвиков, что могли улавливать струны судеб из снов. Целительница была крайне настроена против магии сновидений. Она считала ее лживой и искаженной, а всех тех, кто мнил себя пророками, видящими грядущее через око снов — самообманщиками.

— Хедрик держал меня взаперти рядом с собой, потому что я нужна была ему, — продолжала Святомира. — Я рассказывала о своих снах, он делал выводы. Если сон был плохим или предвещал что-то плохое, алакс тут же менял все свои планы и шел другим путем, избегая худшего. Это я помогла ему завоевать материк. Я была его лучшим командиром; слепой, безучастной направляющей рукой.

Знаю, что вы сейчас обо мне думаете: что я предательница, что я — убийца, что мне следовало бы умереть сразу же после того, как я переступила Эйлис, но… Я не могла иначе. Я делала это не ради себя, а ради моей семьи. Я хотела, чтобы она была счастлива, чтобы она жила. Он обещал, что сбережет ее. Он обещал мне заботиться о моих родных…

Элин хотела возразить, но не смогла. Ей вдруг стало жаль незнакомку.

«Ты бы делала тоже самое, если бы на кону стояла жизнь Юлия. Не осуждай ее, она ни в чем не виновата» — приказала та Элин, коя ради любимых была готова на все.

— Почему же ты сейчас не прорицательница? — спросила малютка, не уверенная в том, что вопрос прозвучит уместно.

— Когда-то я видела будущее во снах, но теперь все в прошлом, — ответила Мира и отвернулась. — Хедрик дал мне разбавленный с проклятием делис. Для таких, как я, полученная сыворотка соизмерима с ядом, что убивает не тело, а дар. Дар видеть и предсказывать. Теперь я ануран. Мое третье око похоронили вместе с моим будущим.

— Значит-с, вот почему ты не хотел нас отпускать, — обратилась волшебница к Мыслителю, — мы ведь должны взять ее с собой на Землю, верно?

Мира удивленно посмотрела на Фелиуса, и тот начал искать слова, чтобы все объяснить, но вой дикой стаи фандеров заставил всех позабыть о разговоре. Фелиус молниеносно провел рукой по гладкой поверхности жемчужины на конце посоха, и та засияла, как маяк указывая путь через тернистые берега и топи.

— Идем в глубь болот, — приказал он.

— Но мы еще не все обсудили, — напряженно зашипела волшебница.

— Потом. Идем в глубь болот сейчас же! Не отходите от меня ни на шаг!

— Меня можно и не просить об этом, — испуганно пискнула Ольна, накидывая на голову капюшон. Вой повторился. В сумеречном свете далеких западных берегов девочка разглядела четыре черные фигуры. Гончие империи вышли на охоту.

***

Воздух затвердел. Неторопливо с вершин холмов да сиротливых сопок с треглавыми вельможами соснами спустился туман и накрыл бескрайний окоем Полудимских топей. Меж одинокими деревьями, протягивающими свои когтистые ветви, покрытые заросшим мхом и лишайником, проглядывался сумрак, душное марево, сторонящееся света илиуса, что уходил к закату и оставлял на небе зеленую прореху меж твердыней и небесным куполом.

С уходом дневного светила жизнь на болотах проснулась и ожила. Шумы и голоса заполнили космическую даль до самых дальних берегов Верных гор. Фандеры, если и учуяли их след, вглубь болот не пошли, отстали, так что Ольна вздохнула с облегчением. Она то и дело останавливалась и в восторге наблюдала за копошащимися в воде непонятными колючими зверьками, схожими то ли на крылаток, выбравшихся из морских глубин и переместившихся сюда, на болота, то ли на рыб-ежей, обзаведшихся парой-тройкой тонких игольчатых лап. В редких случаях за высокими деревьями она замечала пасущихся на пустошах лосей, на ветвистых рогах которых прорастала красная морошка, и, завидев ее любопытный взгляд, лоси лениво разворачивались и уходили прочь, глубже в чащу, растворяясь в тумане. В кустах то и дело появлялись длинные клювы больших темно-бурых выпей, с долговязыми острыми лапками, пухлым гусиным тельцем и пугающе длинной шеей, на которой кольцами дремали маленькие болотные змейки. Элин сказала, что эти змейки не опасны.

Время бежало слишком быстро. Через час илиус полностью скрылся за горизонтом, и небо укрылось яркими звездами по всей своей необъятной поверхности. Видимый мир, наполненный живыми существами, беззаботно готовящихся к наступлению ночи, терялся под тенью загадок и тайн. Может быть туман, может быть холодный воздух и непрекращающееся кваканье со всех сторон заставляли воображение рисовать несуществующие, жуткие картины, пробирающие до мурашек: Ольна то и дело замечала на вершинах сопок зеленые огоньки, которые то вспыхивали, как ночные фонари Септим-града ярко и напористо, то угасали, оставляя за собой рассеянный световой след; видела в мутной воде чьи-то головы и горящие глаза, но приглядываясь, понимала, что это всего лишь обросшие мхом булыжники и звезды, отражающиеся на водной глади.

Живой мир за пределами непроницаемых черных пещер пошел Элин на пользу. Ее отпустило. Девушка усмирила внутренний гнев и переключилась на сбор трав. Как целительница, она хотела лишь вылечить свои и чужие раны, а для этого следовало отыскать ингредиенты для целебных настоек и зелий. На полудимских болотах оказалось много плакун-травы, из которой волшебница намеревалась сварить эссенцию Тенебры.

Вскоре перед глазами стали маячить белые огоньки. Ольна прекрасно знала, как выглядят светлячки, и с уверенностью могла сказать, что это не они сейчас дружной стайкой порхают по всему болоту. Нечто другое. Всеми силами огоньки пытались сбить Мыслителя с пути, создавая иллюзию яркого света посоха над каким-нибудь неустойчивым бугорком, готовым в любую туну провалиться в беспросыпную пучину. Увы и ах — у них ничего не выходило. Мыслитель продолжал продвигаться вглубь болот, оставаясь к огонькам безразличным. Между ним и посохом была невидимая, неосязаемая связь. Спутать его свет со светом обманчивым он не мог.

Покачиваясь на пушистых кочках, все четверо продвигались вглубь. Ноги то и дело тревожили воду, но никто не появлялся из ее глубин. «Дурной знак, — подмечала для себя та Элин, коя привыкла встречать на топях какую-нибудь противную темную нечисть. Обычна та нападала сразу, а не пряталась и не выжидала. — Очень спокойно вокруг. Казалось бы, чем глубже проникаем в топи, тем ярче должны быть голоса и звуки, но почему-то сейчас они лишь умолкают».

— Такое чувство, что за нами следят, — всхлипнула Ольна, хватаясь за мантию волшебницы. — Вон, посмотри! Там за кроной деревьев кто-то прячется!

— Вполне может быть, — тихо ответил Фелиус. Он обошел высокий тростник, перепрыгнул через глубокую падь на каменный утес маленького островка, затем подал руку Мире. — Здесь везде глаза да уши. Нечисть любит подслушивать, но уж лучше она, чем нежить. Я готов заплатить такую цену.

— Обнадеживает, — заявила Ольна, наполняя голос саркастическими нотками.

Мыслитель осмотрелся по сторонам, посохом притронулся к засохшей иве и постучал по ее стволу. Тут же из-под нее забился источник чистой воды.

— Думаю, это вполне хорошее место.

— Хорошее место для чего? — недовольно спросила волшебница, перекидывая маленькую Ольну на островок. Когда ноги коснулись неподвижного, твердого земного покрова, малютка стала частью его отреченной независимости от Полудимских вод. Тут-то ее не могло затянуть в трясину. Она уселась на холмик, и принялась бегать пальцами по пушистому мху.

— Для ночлега, конечно же, — ответил Фелиус и оборвал несколько довольно крупных сухих веток. Вокруг, меж ухабов и сопок, блуждала тишина, треск разрывающийся под силой человеческих рук древесной плоти разносился далеко по округе. Подготовив все для костра, Мыслитель скинул с себя рубаху и поспешил смыть с тела жгучую прилипшую грязь.

Туман заволок тропу, по которой они добрались сюда, так что теперь вернуться возможности не представлялось. Через редкие деревья лиственницы, еще не покрытые мутной густой пленкой, виднелись чьи-то медленно покачивающееся тени. Ольна подползла на четвереньках к обрыву островка, сощурила глаза и попыталась разглядеть тех, кому они принадлежали, но грозный туман тут же закрыл собой весь горизонт.

«Кто бы там не бродил, он лишь наблюдает, не отваживается показаться на глаза» — заявил голос уверенным тоном.

«Это ведь и пугает» — фыркнула малютка и отпрянула от края. Тут же переутомленные мышцы дали о себе знать. Руки и ноги заныли. Теперь Ольна с уверенностью могла сказать, что завтра встанет с ужасной мышечной болью во всем теле, — уж с ней-то она была знакома: Лукас три года заставлял ее заниматься гимнастикой, которую кроха терпеть не могла. Дабы не идти на очередной урок и остаться дома, девочка шла на разные хитрости: бывало, понуждала себя работать на износ, дабы затем со спокойно душой жаловаться родителям на свое полное недомогание и не способность встать с кровати.

— Пора развести костер, — бодро предложил Фелиус. Мира уставши села и прижала ноги к груди.

— Вспыхни! — гаркнула волшебница на охапку дров, и та загорелась явственным пламенем. Горячее золотое свечение огня, как маленькое дитя илиуса, замерцало на поляне. Саламандры — краснобокие крошечные ящерицы разбежались кто-куда и спрятались под прутья.

Элин порылась в рюкзаке и выудила оттуда черный котел, залила в него воды из родника.

— Мне так нравится твоя магия, — заметила Мира, прижимаясь к Фелиусу.

— Мне тоже нравится моя магия, — сказала Элин с горстью злорадства. — Не подлизывайся.

Она уселась рядом с влюбленной парочкой и прижала дрожащую от холода Ольну к себе. Тяжелый день подходил к концу. «Верится с трудом» — вздохнула Элин-воительница. Разве не должно было ей сегодня кануть в небытие, уйти также нелепо и рано, как и многие летописцы и мудрецы, покинувшие Дарк с закатом илиуса, но не с закатом собственных сил? Дурные мысли. Дурные мысли приходят с болезнью, а, быть может, дурные мысли и есть болезнь.

Саламандры подросли в огне принялись ползать кругами, создавая диковинный смерч из пламенных язычков.

Еще туну назад тело ломило от усталости, еще туну назад оно кричало от переизбытка черного астровского проклятия, но Ольна обняла, и все прошло. Иллюзия? Нет, нечто большее. Причина тому вовсе не крылась в том, что дрожащий ребенок придал ей сил, вовсе нет, а в том, что ребенок сам возвращал к жизни. Ее неуправляемая магия вышла на зов огня. Сама того не подозревая, Ольна лечила. Маленькая чародейка не придавалась анафеме со стороны альвионовского убийцы, она изгоняла его.

«Послушай, если бы ты решила остаться, Ольна, я бы сотворила с тебя гордость всей Руны. У тебя ведь есть дар, почему же ты не хочешь его обуздать?! Почему убегаешь? Дом, семья. Я понимаю. Но помню молвили жрицы Горкаса, что все это временно, что единственное вечное в нашей жизни — бреши, которые мы сами и создаем».

Она не слышала ее внутренних голосов. Ольна ласкалась в объятиях и ей не хотелось ничего: не укрощать свой альвион, не думать о завтрашнем дне, не вспоминать о доме. У нее было то, чего многие бы хотели: в сию виру затишья, без борьбы за собственную жизнь, они бы отдали высокую цену за то, чтобы греться в тепле у костра в обнимку с верным другом. А еще за то, чтобы им принесли яств и кушаний. Ах, как же она хотела есть! Ольна бы съела целого слона, если бы на Эйлисе были слоны и их можно было бы кушать. Но пока никто не предлагал накрыть слоновий стол посреди пустоши, так что кроха терпела.

Далеко за Полудимом сверчки пели колыбельные, и ее веки тяжелели.

Никто не разговаривал. Тишина сковала округу, и лишь потрескивание ласкающихся на угольках саламандр, да редкие шорохи в воде говорили Ольне, что она все еще не спит, что она все еще по эту сторону мира. Единственным, способным прогнать нахлынувшую дремоту, был страх. Малютка провела глазами по болотам. Мрак становился гуще. Деревья и кусты теряли свой прежний облик, сливаясь с мрачным горизонтом в единое целое. Болотные огоньки плясали тут и там, словно бы упавшие с неба звезды.

Громкое бульканье отвлекло ее внимание. Ольна в страхе посмотрела на болотную гладь, но звуки шли не от нее. Вода в котле закипела. Все четверо очнулись от своих мыслей.

Эльна вытащила четыре большие кружки из Да’ангель.

— Откуда у тебя столько? Ты же не могла знать, что нас будет четверо! — удивленно воскликнула малютка, а потом отмахнулась: — Хотя, можешь не отвечать. Думаю, там еще и праздничный сервант отыщется.

— Не отыщется, — захихикала волшебница. Настроение у нее заметно улучшилось. По крайней мере, теперь Элин смеялась. — Я не таскаю с собой всякое барахло, только самое необходимое.

— А ты много путешествовала до… до того, как империя начала наступать?

— Я много ходила в поисках ингредиентов, Ольна. Есть ведь негласный закон: каждый уважающий себя колдун должен быть хорошим травником. И я была. Мы с Юлием были. Мы видхами пропадали в диких лесах. На бескрайних просторах мы искали редкие травы и корневища. Юлий был мастером в сем деле. Он знал то, что другим лекарям-колдунам было неизвестно, и знания его передались мне и сколотили имя нашего с ним дома.

Волшебница бросила в котел щепотку трав, собранных у Тисовых берегов. Пар, поваливший в воздух, укрыл всех четверых чудесным запахом мяты, смородины, чабреца и мелисы. Краснобокие саламандры закашляли.

Девушка разлила чай по кружкам.

— Мне первой! — жадно воскликнула малютка и протянула грязные худые ручки.

— Вымыть! — приказала волшебница.

«Уж лучше бы она была грозной недотрогой».

Девочка обиженно надулась, но все же послушалась и отправилась к источнику.

В глубокой ясной лужице малютка увидела свое отражение: грязная оборванка с опухшим лицом. Волосы спутались с комками грязи, щеки почернели в саже, на ресницах застыли снежинки из белого мха. Не щадя чистой воды, девочка начала отмывать себя. Ох, как бы ей еще раз хотелось оказаться в горячей бане «Хвостатого Мурка», вдохнуть запах можжевеловых веточек, посидеть на теплых камешках! Но теперь все это осталось лишь приятным воспоминанием. Единственным из Септим-града. Вернутся туда и повторить приятное уже не суждено.

Скривив лицо от боли, она оторвала запекшуюся корочку черной крови. Ранка от кинжала опять закровоточила. «Все же шрам может остаться» — хмыкнула она, завязала волосы ленточкой и вернулась к огню.

— Твой чай, — ласково пролепетала целительница, протягивая кружку. — Еще раз прости за это, — она прикоснулась холодными пальцами к ее щеке, и от них повеяло каким-то магическим теплом. — Сейчас я сделаю нам Тенебру.

Ольна кивнула, уселась рядом с Мирой и уткнулась носом в горячую кружку. А саламандры в огне все грызли и грызли прутья и ветки. Ольна тут же вспомнила о корзине с едой, припрятанной Эльной в ее безразмерном Да’ангель. Пора было воспользоваться ею по делу. Девочка потянула за серую нить и открыла рюкзак. Из него вырвались травянистые запахи. Ей ни разу в жизни не приходилось иметь дело с волшебными мирами-свалками, и сейчас был ее первый раз. Она просунула руку вовнутрь — странное ощущение пошло от кончиков пальцев. Внутри не было ничего. Бесконечная пустота.

«Искривленное пространство внутри твердого тела — интересно, что бы сказали по этому поводу ученые?».

Следовало ей подумать об этом, как в руке тут же оказалась старая потрепанная книга: «Вернус Гвонт. Управление темными провалами». Ольна отбросила ее.

«Как это работает?».

Ее пальцы нащупали высушенные стебли колючего растения, огромных размеров плюшевого кролика, мягкую ткань — то ли скатерть, то ли шторы, хрустальные флакончики, ложки, вилки, кошели, талисманы, перья, граненные камешки! — в этом бесчисленном разнообразии было столько всего!

«Это бесполезно! Я буду искать ее до скончания веков!».

И словно бы читая мысли, Да’ангель протянул ей деревянную корзину.

«Благодарю, сэр Да’ангель, вы очень любезны!» — залепетала она, представляя скроенный червоточинами мир рыцарем на белом коне. Долго не раздумывая, вытащила корзину на свет.

Следующие пять тун никто не вымолвил ни слово. Все были заняты едой. Полудимские болота замерли, выжидая ночных песен и криков, а саламандры все ползали и ползали по черным уголькам, да испускали черный искрящийся дым. Малютка завороженно смотрела на них и недоумевала, почему вдруг она стала такой прожорливой за последние дни, ведь будучи на Земле, она могла не есть хоть три дня кряду! Сейчас же об этом и подумать было страшно.

«2031, 3 марта

Чертов дождь! Уж второй день льет, как из ведра! Говорят, выпала месячная норма осадков…

Во рту не было ни крошки. В животе сводит. Еды нам сегодня уж точно не привезут, объясняя тем, что продуктовые машины застряли в бездорожье. Да какая, собственно, разнится до того, где они там застряли?! Мне от этого не тепло, ни холодно. Я хочу есть, ясно?! Сижу и думаю о маминых блинчиках

Я часто ругала ее за то, что она не жалела на них сливочного масла. Блинчики всегда получались у нее уж очень жирными. Моя звездочка уплетала их за обе щеки, а я тревожилась о лишних калориях, глупая! Сейчас бы я не отказалась от маминой стряпни! Где же ты, мама?!

2031, 5 марта

Узнала новости с фронта: наши отступают, а ОНИ все ближе и ближе…

К обеду забежал Григори. Как же он изменился! От того жизнерадостного глупого мальчишки ни осталось и следа. Сказал, что был наверху и видел, как взорвалась бензоколонка. Я отругала его. Куда только смотрят его родители?! Рассказала о Язвенной и приказала больше не выходить на поверхность. Пока взрослые не выяснят, как с ней бороться, он, как и Ольна, не должен выходить на белый свет! Парнишка дал обещание, и следующие три часа мы играли в карты.

Ближе к вечеру пришел мужчина в форме, представился сержантом Дауром Вачевским, попросил все данные об Оленфиаде и наших ближайших родственниках. Я начала расспрашивать его, зачем все это. Минут десять он убеждал меня, что мне не следует задавать лишних вопросов. Моя звездочка пришла на помощь. Ее дару убеждения только позавидуешь! Сержант быстро раскололся и все поведал, взяв с нас слово никому об этом не рассказывать:

Военные готовят списки. Через неделю начнут эвакуацию людей. Чтобы не подымать панику, будут вывозить по тридцать-сорок человек за подход. Отправят из бомбоубежищ к ближайшей станции, где провизионками — либо на южную ветку, либо на восточную. Первым делом увозят здоровых детей до шести лет, после — всех остальных. Оленфиада шестьсот сорок четвертая в очереди.

Ох, Господи, дай мне силы! Моя звездочка запротестовала. Бросать меня она не собирается! Сказала, что если я остаюсь, то и она останется. Я заверила ее, что никогда ее не отпущу и никому не отдам. Закрыв двери и оставив ее в комнате одну, сообщила Дауру адрес Бенди Крокворда и моего брата. Других родственников и друзей у меня не было. Я надеялась, что кто-нибудь из них согласится взять Оленфиаду к себе, покуда все это не закончится. Покуда война не закончится.

Я не могу допустить, чтобы моя звездочка пострадала».

Тогда она действительно верила в то, что мама оставит ее в растерзанном войною городе; в то, что они будут вместе ни смотря ни на что.

«Она ни за что на свете не пойдет на такой шаг, — убеждал голос. — Она отправит тебя подальше отсюда при первой же возможности, и не потому, что не любит, а, потому что любит больше всего на свете».

«Уйди прочь! — кричала она. — Ты ненастоящий и я не буду тебя слушать! Мы с мамой останемся здесь!».

Тогда Ольна не верила ему, но советчик, как всегда, оказался прав: через две недели после прихода Даура (или шестью днями позднее смерти семьи Гартарков) маленькую Оленфиаду оторвали от маминых рук и увезли в неизвестном ей направлении.

***

Язычки пламени потянулись к ногам, завихрились, принялись обжигать. Саламандры не с того ни с сего обезумели, и костер разросся до размеров исполинского очага. Ольну выбросило из воспоминаний.

— Туши его! Туши!

Элин взмахнула рукой и утихомирила строптивый огонь, оставив на месте его безумия черное пожарище.

— Чего это он? — заворчала малютка. Элин пожала плечами. Поведение магического огня сложно было предсказать и, уж тем более, растолковать.

Все четверо закончили с ужином. Последняя булочка с маком была доедена и последняя кружка чая — допита.

— Болота Полудима, — начал Фелиус, протягивая руки к утихомирившемуся огню, — возможно одно из самых опасных мест на Эйлисе. Кто бы мог подумать, что нас забросит сюда, а?

— Я знаю, кто бы мог, — съехидничала волшебница. Фелиус пропустил ее возглас мимо ушей.

— Для нас пока здесь безопасно, однако нужно быть начеку.

— Мы бы здесь и не оказались, выбери ты другой ход, — продолжила возмущаться Эльна.

— Другого у нас не было. Ближайший по прямой переход был в третях лимы под корнями златоцветного дерева в южном саду и вывел бы нас в авангорскую пивную «Свиной хвост», но до него мы бы добирались не меньше десяти тун.

— Ты шутишь, да? — недовольно заворчала она. — Выбирая между болотами, где нас готова сожрать не только топь, но и блудная темная нечисть, и вольным градом Дакоты, до которого, я надеюсь, еще не добралось войско Хедрика, ты выбрал — болота?! Да я бы потратила даже час, только чтобы оказаться подальше отсюда!

Святомира, наблюдавшая за обоими и ощущающая раскаленные порывы воздуха, мечущегося в ожидании нового неудержимого пламени, решила внести в спор свои поправки:

— Что плохого в том, что мы оказались не в вольном граде, а на болотах? Как по мне, здесь безопаснее всего. В Авангоре на нас бы охотились гардвики. Гардвики похуже всякой нежити, уж поверьте мне.

— Кажется, ты не совсем понимаешь устройство мира, Святомира, — подметила волшебница и хмыкнула на последних двух словах. — Авангор находится под попечительством алакса Дакоты, который, слава Гомену, все еще жив. Он бы не дал нас в обиду.

— Ты не можешь быть уверена наверняка. Я могу. Я точно знаю, что наше появление там принесло бы северу сплошные проблемы. Я бы не хотела, чтобы мирный люд пострадал.

— Ты же больше не провидица, откуда такая уверенность?

— Я ведь долгое время видела перед тем, как ослепла. За несколько видх до вашего прихода, я предсказала свое освобождение. В Авангор нам было нельзя. Мы не настолько ценны Видхи, чтобы ради нас она поставила на колени целые грады. Единственной душой, способной нанести непоправимый вред, была душа Хедрика, и теперь она осталась далеко позади. Мои сны вели меня сюда. Свое будущее я видела до этого момента. Наш путь был предрешен. Нежить не сунется в глубины болота, империи нас не достать, а темная нечисть не будет трогать нас.

— Не будет трогать? Это ты тоже видела в своих снах?

— Нет, но это ведь логично! Мы на земле духа-защитника!

Святомира посмотрела сначала на Элин, потом на Фелиуса. Оба отрицательно покачали головой.

— Я чего-то не понимаю? Разве болотный дух не должен защищать нас и все полудимские земли от порождений тьмы?

— Уже и не помню, когда духи так делали, — фыркнула волшебница. — Когда-то каждая душа подчинялась Мудрым: гардвики слушались — Пената¹, духи — Дайона². С приходом алакса ни того, не другого не стало, и вся нечисть и гардвики разобщились.

— Что это значит? — спросила Ольна, с трудом вникая в суть разговора.

— Это значит, что болотный дух вряд ли захочет защищать нас, — ответил Фелиус. — Он бережет свой мир от главенствующей нечисти и нежити, которая может навредить обитателям болот, но мы не те и не другие. Мы вообще чужие ему.

— Болотный дух? — заерзала Ольна, подымая глаза к Элин.

— Болотный дух — здешний хозяин, Ольна, — беззаботно ответила волшебница, мешая зеленоватый раствор в котле деревянной палочкой. — Он бережет болота от таких, как Хедрик, так же, как и дриады берегут леса. Когда-то болота по-своему были прекрасны. Болотный был добр, приходил на помощь в трудную туну. Сейчас он зол. Я чувствую ауру болот — она кровоточит. Каждая частичка ополчилась на нас и на иных гардвиков. Этому не нужно удивляться. Слуги алакса сбрасывают мертвых, отравляя все живое. Почва гниет, деревья погибают. Кто бы был рад этому?

С запада подул ветерок. Резко похолодало.

— А вдруг дух решит нас прогнать или еще хуже — убить? — выдохнула малютка и испуганно огляделась по сторонам.

— Не страшитесь, друг! — дружелюбно похлопал Фелиус ее по плечу. — Духи — хранители никогда не убивают. Болотный может спутать нам тропу, наслать болезни, затащить в гнилые пади, но убить — это не про него. Пока вы с нами, он, как и другая нечисть, вас не тронет.

Мыслитель растрепал волосы девочки. Ольна улыбнулась и решила поскорее сменить тему — уж больно ей было не по себе от всей этой темной нечисти:

— Твой посох, Фелиус, он не похож на обычный проводник магии. Во что еще он может обращаться?

«Он не похож на обычный проводник магии, — повторил голосок. — Ты так говоришь, будто бы встречала тысячи проводников и точно знаешь, какой из них можно назвать обычным, а какой — нет».

«А ты так говоришь, будто бы тебе нравится придираться!».

Ольна цыкнула на него и закрыла голову от чужеродных ей голосов.

— Я могу показать вам, хотите? — предложил Фелиус.

— Хочу! — всплеснула руками малютка.

Мыслитель приподнял посох и два раза ударил им по земле. Под тонкий всплеск искр он превратился в меч.

— Альвийский меч. Может срубить головы десяткам хранителей за раз, если, конечно, ударить с большой силой. Легок, крепок, прочен. Его не нужно натачивать. Он никогда не покроется ржавчиной, — Мыслитель подал меч Ольне. Девочка схватила его рукой и не рассчитала силы — меч с глухим звоном упал на землю. Элин тихо захихикала, колдуя над костром.

— Прости, — прожевала малютка себе под нос.

— Ничего, смотрите, — Фелиус указал пальцем на два крохотных камешка на рукоятке. Один был светло голубой самоцвет, другой — зеленый нефрит. — Коснись большим пальцем сначала одного, потом другого.

Ольна, сгорая от любопытства, сделала, как он сказал: сначала прикоснулась к зеленому нефриту, затем к самоцвету. Меч на долю туны исчез, озарив поляну желтым сиянием, а затем обернулся в прекрасный белый лук. Его рукоять — тонкая и легкая крепко легла в руку. Плечи — крылья небесных созданий, почти прозрачные, ожили и принялись придерживать лук на весу.

— Да, — хохотнул Фелиус, наблюдая за изумленным лицом девчонки, — только вот стрел к нему нет.

— Чего ж не сотворишь? — хмыкнула Эльна.

— Незачем. Не сдружились мы. Лук — очень капризное оружие, редко кого слушается. Меня, к примеру, вообще через раз, но с хорошим лучником он никогда не промахнется, попадет в любую цель, уж поверьте.

— Постой-ка, — перебила его волшебница. — Ты же сказал, нам будет нужен искусный лучник! Если ты не он, то кто тогда?

— У меня есть один хороший стрелок на примете, — ответил Фелиус и подмигнул Мире. Девушка смущенно опустила глаза.

— О, Гомен, только не говори мне, что ты умеешь стрелять! — воскликнула волшебница, Мира сжалась в комочек. — Ты совершенно не производишь впечатления умелого бойца!

«Снова спор, снова словесная перепалка. Как же я от этого устала!» — Ольна выдохнула, натянула тонкую тетиву и отпустила. Тетива вернулась на место, издав с трудом различимый звон.

— Я действительно хорошо стреляю, — убеждала Мира. — В Дарке у меня было много времени, чтобы научиться этому: десять лет — немалый срок.

— Десять лет?! — вспыхнула волшебница. — Не понимаю, как вообще можно было выжить под крышей Дарка в течении десяти лет!? Что ты делала Херику, что он так долго терпел тебя и не сожрал твою душу?!

Мира засмеялась.

— Ничего. Когда-то я была его лучшей советницей. В те времена этого было достаточно, чтобы оставаться живой.

— Ты так спокойно об этом говоришь…

— В твоих глазах я изменница Руны, но прошу, не воспринимай меня такой. Я не знала, что творила. Я знала, что ОН творит…

Ольна опустила лук и заинтересованно поглядела на Миру.

— Может тогда расскажешь нам, как это: жить бок обок с темным владыкой? — попросила она. — Расскажешь свою правду?

— Хорошо, — пожала девушка плечами, — но, боюсь, вы не поймете.

— О, уверяю тебя, мы всеми силами постараемся, — заверила Элин. — Давай же, не тяни злыдня за хвост, рассказывай!

Мира с каким-то скрытым страхом посмотрела на Фелиуса, и тот ели заметно кивнул. Тогда она выдохнула, уселась поудобнее и начала рассказ:

— Алакс стал моим злейшим врагом недавно. Раньше он не был таковым. Раньше я видела его в другом свете.

Я попала на Эйлис еще девочкой, была чуть старше Ольны. Алакс привел меня в свой замок и сказал: «Ты будешь иметь, все, что только захочешь, и делать все, что только пожелаешь, если будешь рассказывать мне о своих снах». Я согласилась.

— Ты так легко продала себя в рабство?!

— Тогда я этого не знала! Да и разве можно было назвать рабством то, что он мне предложил? Я согласилась служить ему, потому что услышала в его словах покрики свободы, пускай даже такой — наивной. Я верила, что попала в мир светлый, в мир радостный…

На Земле я жила в бедности. Не в той бедности, у которой нет денег на простое пропитание, а в той бедности, в которой тебе не доступны блага большинства. Алакс забрал меня, и тогда все поменялось. Когда я увидела все его богатства — сошла с ума. Знаете, как это бывает, когда получаешь все и сразу? Я знаю. Год, проведенный в роскоши сделал свое: я возомнила себя владычицей — неученая девочка, поверившая в реальность сказок, стала императрицей чужих ей земель. Какая же маленькая наивная девочка — Святомира Мирол! Я говорю об этом открыто, потому что не боюсь признаться в своей глупости. За свое детство я лишилась возможности боятся за свои слова.

Я смаковала материальными благами, полностью лишившись духовных, высших. Но вот, пробежали месяцы эйфории, и я, наконец, открыла глаза. Вскоре поняла, что в Дарке может быть только один владыка, и этому владыке не нужен здравомыслящий подручный. Хедрик расставил все по своим местам. На мое одиннадцатилетие он подарил мне башню Сновидений, которая стала моей темницей на последующие девять лет.

Пока я была там, у меня было все, кроме свободы: шикарные наряды, какие пожелаю, изысканные блюда, какие пожелаю, игрушки, драгоценности… Но имея такое богатство, я все равно была одинока. Ко мне приходили мудрецы, что обучали языку, грамоте, истории и мастерству рисования. Они не были мне друзьями, ведь они не знали ничего, кроме науки. Ко мне приходили служанки, что заплетали волосы, убирали кровать и ночные горшки. Я пыталась подружиться с ними, но они были немы. Все, как один были бесчувственны и безрадостны. Меня окружали глухие каменные идолы! В какой-то момент я сама начала воспринимать себя такой же, но он, мой алакс, возвращал меня в мир живых.

— Тошно слушать, — вставила волшебница свой гневный комментарий и отвернулась к котлу. Мира продолжила:

— Он был единственным человеком, обладающим чувствами и эмоциями. Как бы это ужасно не звучало, Хедрик был настоящим гардвиком среди поддельных других.

— Потому что других «настоящих» он уничтожил! — зашипела Эльна. На сей раз Фелиус не выдержал и приказал ей помолчать.

— Каждое утро, — продолжила девушка, — каждое утро он приходил ко мне и требовал расплатиться за дарованные мне блага. Его лицо я видела каждый божий день и, наверное, не ждала больше никого так сильно, как его. В каком-то смысле я любила его. Знаю, вы не поймете.

— Что же здесь понимать? — воскликнула волшебница. — Твою любовь к сатаилу? Ты права, никто из нас не поймет! Алакс тот, чья душа давно должна быть в Дэзиме!

— Ты ведь обещала ее выслушать и понять! — вспыхнул Фелиус и бросил на Элин разъяренный взгляд. Элин надулась, как взбешенная курица, но притихла.

— Знаешь, — Мира поглядела в пустоту. — Несмотря на то, что он — тиран, убийца, он в первую очередь человек, там, где-то в глубине души.

«Не знала, что у Хедрика есть душа» — подметила Ольна, играя с луком.

— Мы выросли в разных мирах, Мира, — подытожила Элин. — Ты словно бы с другой реальности. Видно уж тебе хорошенько промыли мозги в твоем Дарке!

— Меня попросили рассказать правду, и я рассказываю!

— Да, да! И я тебя ни в чем не упрекаю! И не буду убеждать тебя в том, что алакс — бездушное чудовище не только в туны милости его, но и в любое другое время.

— Я не говорю, что он святой! Я ведь еще не закончила! Я ненавижу алакса также сильно, как и ты, но я видела его не только со стороны сатаила, но и со стороны обыкновенного человека.

Ее пустые глаза посмотрели на большой огонек Феюрии на небе.

— Ты не представляешь, как ужасно целыми днями быть взаперти, когда твоим единственным другом может быть лишь старый ворон, прилетающий к окну башни Сновидений! Хедрик заменил мне друга! Я цеплялась за любую возможность быть хоть с кем-то ЖИВЫМ!

— Но ты ведь не всегда была взаперти. Как же ты стрелять научилась? В башне этого не сделать.

— Давным-давно… В те времена все еще считали, что я очень дорога владыке и могу позволить себе чуть больше, чем обычная пленница. Я выходила на волю и гуляла по бесчисленным этажам, я приказывала агасфенам учить меня стрелять, владеть холодным оружием. Хранители беспрекословно выполняли мои требования, ведь я была прорицательницей их господина!

— Мне начинает казаться, что мы зря вытащили тебя оттуда, — прокомментировала Элин, добавляя сушенную плакун-траву в котел. — Тебе, должно быть, нравилось жить в Дарке. Разве это не чудно, когда тебя окружают добрые хранители, готовые всегда превратиться в учителей; послушные слуги, выполняющие любые твои капризы? Уверена, тебе нравилась твоя маленькая власть.

— Элин, — через зубы процедил Фелиус, Мира взяла его за руку.

— Нет, Фелиус. Так и было. Сейчас я понимаю, что не должна была быть такой самовлюбленной и эгоистичной, но я выросла в этом и не знала другого, пока не встретила тебя, — горящими глазами она посмотрела на мужчину в черном и поцеловала его в губы.

— Ладно, — всплеснула руками волшебница, — я все понимаю, и не буду судить тебя за твои суждения и поступки. Все-таки это не я прожила под одной крышей с алаксом. Но с чего вдруг ему в один прекрасный день пожелалось избавиться от тебя?

— Должно быть, — Мира замолчала — собиралась с мыслями. — Должно быть я стала ему не нужна. Десять лет пролетели. Он получил то, чего хотел. Власть закрепилась в его руках, а я впервые открыла глаза и поняла, кто он на самом деле.

— О, нет, Мира, давай будем честными, — перебила ее Эльна. — Убери из своего рассказа всю эту лирику!

Мира виновато опустила глаза.

— До того момента он редко подымал на меня руку. Лишь когда на него находили порывы ничем не останавливаемой злобы, он превращался в монстра, но… на протяжении семи лет я знала его только с его лучшей стороны, а потом… Щелчок. Что-то изменилось. Наверное, изменилась я.

Когда мне исполнилось семнадцать, я увидела сон, в котором алакс отправился в Пург и нашел нечто весьма ценное. Эта ценность должна была даровать ему новую жизнь. Я рассказала Хедрику об этом, и в тот же день он поехал в увиденный мною город.

— Слышу глубокую паузу, то есть что-то пошло не по плану? «Ценности» там не оказалось, верно?

— Нет. Никто, кроме меня и еще двух-трех гардвиков в замке об этом не знает. Хедрик сделал все, чтобы того дня не осталось свидетелей. Они бы пошатнули его власть, его бессмертность.

В Пурге на него и его войско напали: двадцать девять магов и шесть ведьм напрочь разбили гвардейцев, а алакса взяли в плен. Напавшие оказались членами «Освобождения», и им было под силу убить его, но они не сделали этого, совершив ужаснейшую ошибку: они решили подвергнуть его пыткам. Боль пробудила тьму. Черная магия уничтожила повстанцев. Хедрик убил их всех, но вернулся в замок отнюдь не в добром здравии: выяснилось, что кто-то успел проклясть его. Проклятие начало разрушать алакса изнутри. Два долгих месяца он провел в кровати. Лучшие знахари боролись за его жизнь, но они ничего не смогли сделать. Если бы не ветницы, он бы умер.

— Почему все так несправедливо? — вслух заметила Эльна и тут же виновато прикрыла губы ладошкой. — Прости, перебила. Продолжай.

— Конечно, я и раньше видела сны, что были обманом, но ни один из них не приводил к таким последствиям. С тех самых пор Хедрик перестал меня слушать. Тот сатаилов сон уничтожил в нем все добро ко мне. Я перестала быть его прорицательницей, я превратилась в его игрушку для битья, — девушка привстала и приподняла низ платья, оголяя голые колени в шрамах. — Вот это, — она указала на первый шрам, — за то, что его войско проиграло под Сириосом, вот это за то, что его чашница подсыпала яд в его кубок, а вот это, — она повернулась к Элин спиной и убрала рыжие волосы. Вдоль ее позвоночника шел длинный рубец, — за то, что я не увидела во сне, как его лучшая ветница покидает Эйлис.

— Святые угодники, — охнула малютка и выронила лук. Столь ярко выраженной жестокости из столь спокойного рассказа они никак не могла ожидать.

— Когда алаксу и это надоело, он решил избавиться от меня, — закончила Мира. — Вот и вся история.

— Я не знала, что он мучил тебя, — убито прошептала Элин. — Прости.

— Тут не за что извиняться, Элин.

Мира вернулась к Фелиусу, и тот прижал ее дрожащую к себе.

— А ты… — Элин прочистила горло. — Ты видела, как я… Чтоб тебя! Он наказывал тебя за меня?

«Ты же не веришь во всю эту чепуху со снами!» — удивилась та Элин, коя была скептично настроена против магии сновидений.

«Но ведь алакс держал ее рядом с собой столько лет!».

«Он был глуп, но вовремя одумался. Сны — это всего лишь сны. Они не могут предсказывать грядущее».

— Что ты имеешь в виду? — уточнила Мира.

— Ты видела, как я пришла в замок и вонзила в Хедрика мой Дэгриль? Видела, как мы с Ольной сбегаем с Аладеф до того, как эту случилось?

— Нет. Я не видела вас в своих пророческих снах, если ты об этом.

— Но болота и…

— На болота мы должны были прийти с Фелиусом вдвоем — таково было предсказание. Точка.

— Так значит нас вообще в ваших планах не было?!

— Извини, Элин, я больше не хочу говорить об этом.

— Почему?

— Потому что это больно — вспоминать, какой я была и какой больше никогда не буду. В том пророчестве я продолжала оставаться собой. Видящей.

Мира замолчала и больше не вымолвила ни слова. В полудимские земли прокралось горькое послевкусие недосказанности.

«Думаешь, она что-то скрывает?» — спросила та Элин, коя никогда никому не верила. Настоящая Элин пожала плечами и под укоризненный взгляд Фелиуса продолжила готовку эссенции Тенебры.

***

Ольна еще несколько тун повертела лук в руках.

«Покрути его в разные стороны» — посоветовал голосок.

Ольна прислушалась к нему, схватилась за рукоятку двумя руками и начала поворачивать одной рукой вперед, другой — назад. Лук в один миг свернулся в брусок, исписанный рунами и украшенный драгоценными камнями.

«Маленькое белое полено. И что с ним делать? Разве что бросать в голову врага».

— Для чего оно? — спросила девочка.

— Аккуратнее, госпожа, — насторожился Фелиус и поспешил забрать брусок из детских рук, — это оружие слишком опасно даже для меня. С ним нужно быть осторожнее.

— Покажите, что оно может.

Мыслитель зажал брусок в кулак, и тут же из концов его со скоростью света выскочило два острых клинка, разрезав воздух напополам. От неожиданности Мира подпрыгнула.

— Два врага падут одним ударом, — сказал Мыслитель, касаясь пальцами острия. На зеркальной поверхности проскользнуло его отражение. — Два врага, связанные Видхой и небом, в танце огня прольют кровь друг друга.

— Фелиус! — гневно выпалила Святомира, явно недовольная тем, что ее напугали. — Опять ты говоришь о смертях, об убийствах. Я устала слушать сии речи. Я вымоталась. Прошу…

— Все, что пожелаешь, мой мир, — кивнул Мыслитель и обратил кинжал обратно в посох. — На этом, пожалуй, хватит, госпожа.

Ольна раздосадовано вздохнула и пристроилась рядом с Элин, коя продолжала копошиться в котле.

— Давайте развеем темноту, — предложил он. — Лучший способ для этого — дружественная песнь.

— Вы еще попляшите тут, — съязвила волшебница. — Нельзя вести себя так беспечно!

— Не волнуйся. Нас никто не услышит и не увидит. Я сейчас же выстрою защитный купол.

Он встал, подхватил посох и начал кружить им над головой; прошелся по краю островка, посыпая его искрами. Там, где искры коснулись земли, тут же вырастали желтые мухоморы.

— Так кто твой избранный? — прошептала Ольна на ушко Мире. — Маг?

— Ну, — девушка пожала плечами, — он говорил, что он — ненастоящий марун. Маги учатся волшебству в коллегиях, тратят силы и усилия на то, чтобы обуздать энергию и направить ее в русло своего проводника — посоха, Фелиус же не учился ни в одной коллегии и никогда энергию не направлял. Он — самоучка. Насколько я знаю, у него и дара читать магию нет, по крови он ануран.

— Плохо же ты его знаешь, — усмехнулась Эльна. — Я что-то не заметила в нем анурана, когда он рылся в моей голове.

— Это он может, — улыбнулась Мира. — Но все же он не марун. Его магия исходит не из него, а из его посоха, который он получил от своего прадедушки. Настоящая реликвия. Думаю, на нем сильные чары.

— Заколдован? Неужели? Эльна говорила, что волшебные палочки, посохи, амулеты и всякие иные штуковины, что служат магу проводником, не могут сами создавать энергию. Без маруна они пусты.

— Может быть, — вздохнула Мира. — Прости, я не знаю. Я просто видела, как трость сама колдует, когда Фелиуса рядом не было. Если бы она была пуста, смогла бы такое провернуть?

Мыслитель взмахнул посохом и выпустил в воздух струю белого дыма. Грибной круг замкнулся, и остров накрыл почти прозрачный купол магии. Тут и там в мгновение ока прозвучал громозвучный гогот аг. Болотная нечисть, издалека наблюдавшая своими семью полыми глазницами за пришедшими, появлению купола Ра’атхов была не рада. Купол им не понравился.

— Дело сделано! — бодро воскликнул он и вернулся к Мире. Девушка поцеловала его в щечку.

— Твоя защита, безусловно, не прекрасна. Я бы сделала лучше, будь у меня альвиона побольше, — отметила Эльна, водя руками над котлом. — Теперь нам остается надеяться, что нечисть не пойдет табуном. Большой напор этот купол не выдержит.

— Болотные огоньки сюда не залетают и то хорошо, — выпалила Ольна жизнерадостно.

— Опять вы про нечисть! — взвыла Мира. — Ну же! Хватит думать о плохом! Мы и так страху натерпелись на несколько столетий вперед. Хватит. Предлагаю думать о хорошем.

Девушка прочистила горло и запела чудесно-тоненьким голоском:

Чистое небо светит нам в поле,

Оно освещает дорогу на волю.

Морон над небом — дорога ясна,

Я в этом мире совсем не одна.

Яркие звездочки в небе зажглись,

Мы со всем справились, мы не сдались

Мира сделала глубокую паузу и куплет запела вместе с Фелиусом:

Пускай сегодня ужасный день,

И что-то делать нам уже лень.

Светлые дни не навсегда,

Но в небе для нас горит звезда.

Она сулит нам счастье вновь,

И может быть вскоре придет любовь!

Фелиус нежно пригладил волосы у нее на голове.

— Молодцы. Болотная нечисть от вас в восторге, — съехидничала Эльна. — А теперь помолчите и дайте мне закончить Тенебру.

Мыслитель приласкал Миру и укрыл ее своей мантией. Ольна, съежившись, принялась следить за белым следом от дыма испаряющейся воды, мчащимся дорожкой по черному небу, полному мерцающих звезд. Ах, как же он был похож на Млечный путь! Ах, как же она соскучилась по дому!

— Вею ветром, светом вею, всю любовь свою лелею, излечи нас, исцели нас. Я прошу, повелеваю!

Элин плюнула в котел и цвет жидкости в нем переменился из зеленого на светло-голубой.

— Готово. Давайте свои кружки. Сейчас мы всех нас исцелим.

***

В вязкой мгле проплывали сгустки тьмы. Слои белого воздуха бились о прозрачную стену защитного круга, и, сталкиваясь с невидимым препятствием, злобно ползли вверх в поисках любой, даже самой крошечной прорехи. Кое-где все еще сверкали таинственные болотные огоньки, мутно тающие на фоне чистого звездного неба. Одинокие деревья растворялись в сумраке.

Ближе к полуночи туман рассеялся, болота просветлели под тяжестью ясного ночного неба. Вечная Ремени, вырезанная румяным, перламутровым серпом и окруженная своими верными спутниками, смотрела на мир под собой гордо и высокомерно. Стало светло, как днем, но в этом свете сохранилось нечто темное, потустороннее. Мгла будто бы притаилась в звездных огнях. Она выжидала. Следовало бы хоть одной душе ступить ей навстречу, она бы обнажилась, скинула бы с себя притворный костюм из развеселых огоньков и пожрала.

Над головой его промчался филин, стуча крыльями и разгоняя сумрак протяжным криком. Фелиус протер глаза. Он не спал, он остался на этой стороне миров, дабы оберегать тех, что были по другую сторону. Ольна, укрытая грозным телом огромного полупрозрачного пса, ее ведогони, тихо посапывала, ухватившись левой рукой за плечо Миры, правую же прижав к щеке. Мира спала, спала как младенец. Ее дыхание не нарушало болотной тишины, красное платье спадало с плеч, рыжие волосы, казавшиеся при свете костра темно-бурыми, обдувались легким ветерком. Рядом с ней бегала маленькая лань. Ей-то было все равно на ужасы и страхи своей хозяйки. Дух сна резвился и радовался свободе, а большего ему и не надо было.

Мыслитель посмотрел на сгорбившуюся Элин. Она сидела, сложив руки на коленях. Трудно было понять, спит ли волшебница или нет, но ее ведогони нигде рядом не было, а значит она, все-таки, не спала. Накинув капюшон на голову, целительница, замерев грозным истуканом, наблюдала за огоньками пламени. В темной тени ее лица он смог разглядеть только ее кроваво-красные губы.

Глаза просили сна. Фелиус еще раз протер их решил занять себя чем-нибудь. Он поднял с земли посох и стал чистить его от болотной грязи, изредка осматриваясь по сторонам.

— Почему ты не спишь? — тихо спросил он, боясь разбудить остальных. — Мое время следить за вашим сном. Ты должна отдохнуть.

Элин медленно повернула голову в его сторону.

— Не забывай, Мыслитель, я тоже была в Дарке вместе с тобой.

Он непонимающе приподнял глаза исподлобья.

— Я видела, как ты сражался. Для человека — весьма неплохо.

— Но недостаточно для Освобождения, — вздохнул он.

— Ты ведь ничего ей не рассказал о себе, — волшебница кивнула в сторону Миры, — как и нам.

— С чего ты взяла?

— Она думает, твой посох колдует сам по себе.

Фелиус усмехнулся, но Эльна осталась невозмутимой.

— Мне не нравится, когда от меня что-то скрывают, — еле слышно добавила она.

— Тебе нужно поспать, Элин, — сурово произнес он, бросая на девушку колкие взгляды, — ты должна отдохнуть. Ты прекрасно показала себя сегодня (если не учитывать тот случай с черной магией), мы обязаны тебе. Ольне очень повезло найти такого верного соратника и… друга.

— У нас был договор, Фелиус. Я не могла поступить иначе.

— Да, знаю, но ты могла бы и не сдержать слово. Ты сдержала. Я всем сердцем благодарен тебе за то, что ты помогла вытащить Миру. А сейчас я хочу, чтобы ты выспалась и набралась сил. Завтра нас ждет трудная дорога.

— Мне не спится, — отмахнулась волшебница.

— Почему же?

— Ядовитые розы, — она притронулась к ладоням. — Шипы вошли слишком глубоко.

Она соврала. Дело было вовсе не в розах (эссенция Тенебры вышла безупречной и залечила ее руки, даже не оставив рубцов), дело было в душе. Элин чувствовала тяжкий груз на ней, и он тянул ее на дно. На дне ждали выжженные Красные земли.

Сегодня она была близка к Хедрику. Снова. Снова судьба даровала ей шанс отомстить за смерти и страдания, а она не воспользовалась этим. Тинк-Кросс — что она сделала ради него? Ничего. Единственное, что Элин сотворила, уж больше походило на детскую шалость, нежели на холодную, хорошо спланированную месть. Облила зал Жатвы кровью бука и сожгла часть Дарка над Линистасом — великое дело!

«Ты должна была остаться и убить его. Ты должна была» — каждую туну твердила Элин-воительница. Хедрик опять ускользнул из ее рук. Алакс остался в темноте ей неизвестный.

«Я бы не смогла, ты же знаешь, я бы не смогла».

Эльна желала лишь одного: увидеть его лицо, посмотреть ему в глаза и понять, почему он так поступает? Почему убивает ни в чем неповинных людей? Неужто все заключается только во всеобъемлющем могуществе?

«Но что такое могущество, Хедрик?».

«Не важно это. Он обезумевший убийца, и этим все сказано».

«Но Мира так не считает…».

«Какое нам дело до Миры?! К сатаилу ее! Ты ведь была близка к нему! Мне бы только посмотреть в его глаза!».

«И убить».

«Да! Убить! Убить!».

В висках закололо.

— Ты лжешь мне, Элин Джейн.

Элин вздрогнула и повернулась к Фелиусу. Фелиус, как ни в чем не бывало, забросил несколько бревнышек в костер.

— Ты опять лазаешь в моей голове? — возмутилась волшебница, но кричать и подымать шума не стала. — Откуда ты научился этому?

Фелиус вздохнул.

— За свою долгую жизнь я смог познать множества наук, не только анурановских.

— Я не чувствую брешей. Мира сказала, ты не маг, но как тогда у тебя получилось обучиться колдовству? Неужели все-таки дело в посохе?

— Да, — кивнул Мыслитель. — Если быть честным, то да. С помощью него я читаю мысли, творю волшебство. Какие именно на нем чары, и сам не знаю.

Она несколько тун помолчала, наблюдая за прыгающими в костре саламандрами.

— Знаешь, я не хочу, чтобы кто-либо лазал в моей голове. Иногда мне хочется побыть наедине с собой, не ставить вечные преграды и блоки для защиты.

Эльна сняла капюшон. Ее черные глаза, наконец, обесцветились, белки вновь стали белыми, а радужка приняла виноградный оттенок.

— Прости, — извинился Мыслитель и подбросил в костер еще одно паленье. — Никак не могу избавиться от этой дурной привычки. Обещаю, что впредь буду держать себя в руках.

Девушка кивнула. Его взгляд упал на Дэгриль.

— Этот кинжал… Где ты взяла, то есть, он же не алаксу принадлежит, верно?

— Нет. Это подарок, — коротко ответила Эльна. — Он пришел со мной еще с Тинк-Кросс. Им я поразила алакса. Теперь это мой талисман. Он знак того, что всех, даже Хедрика, можно убить.

— На нем могущественные чары, вытягивающие жизнь. Ты сама их наложила?

— Нет, — отмахнулась волшебница. — Я на такое неспособна.

Девушка закрыла глаза и увидела перед собой смутный образ темного альва. Она не спросила ни его имени, ни адреса; не узнала с какого мидгарда он прибыл, каково его предназначение в сем мире. Альв-загадка пришел из неоткуда и ушел в никуда, оставив единственным воспоминанием о себе Дэгриль, зачарованный темной магией.

Элин проводила взглядом промчавшуюся над куполом болотную сову и отбросила мысли о странном незнакомце. «Так или иначе кинжал у меня, и не имеет значение, как он мне достался» — решила она.

— Красивый огонь, — подметил Фелиус. Две огненные ящерки в нем, выпучившие черные угольки-глазки, то появлялись, то исчезали в создаваемых ими блистающих золотой рябью огненных потоках.

— Только в огне я и мастерица, — буркнула волшебница. Услышав голос хозяйки, саламандры дружно зашипели.

Огненные элементали! Они были беззаботны, не думали ни о чем. Их не волновало то, что случится с их жизнями с восходом, когда костер угаснет насовсем. «Мне бы их заботы» — подумал она.

— Раз уж мы вдвоем не спим, то может расскажешь, кто ты на самом деле? Как нашел нас там, в Септиме? — спросила волшебница, ожидая от загадочного мага-анурана откровения.

— Я, — он немного замялся. — Даже не знаю с чего начать. Думаю, тебе будет не интересно слушать рассказ о моей долгой и муторной жизни.

— Почему же? Ночь длинная.

— Но не такая длинная, как моя жизнь, — усмехнулся Фелиус. — Я вырос не здесь, не в этих краях.

— На Горкасе?

— Нет, я не эйлиец. Родился далеко за Семимирьем в совсем ином мидгарде, таком далеком, что его даже часто забывают указать на звездной карте. Лет в двадцать перешел сюда, на материк.

— Что же заставило тебя перейти?

— Думаю, Видхи, ведь я оказался на Эйлисе совершенно случайно. В те времена я и знать не знал, что жизнь может существовать за пределами моего мира, а потому, оказавшись здесь, был крайне удивлен.

Всю свою молодость потратил на исследование свитков, материи и времени, потом началась война и моя жизнь поменялась до неузнаваемости. Я покинул свой дом и отправился в дальнее путешествие. Кажется, обошел весь Эйлис вдоль и поперек. Могу поспорить, что в мидгарде не осталось ни одного места, где бы меня не было. Я был на Лиасе, Горкасе и Туме, был в пучинах морей и океанов, я даже украдкой заглядывал в царство Гексиоды и знакомился с небесными альвами.

— Сколько тебе лет, Фелиус? — изумленно спросила волшебница, знающая, что только одну Руну любой будет обходить не меньше десяти лет. «В его рассказе что-то не складывается, — подметила та Элин, коя следила за каждым движением и словом Мыслителя. Она ему совсем не доверяла. — Война началась не так давно. Нельзя обойти Эйлис за столь короткий срок! Или он говорит о другой войне?..».

— Много, — ответил он, — очень много. За свою долгую жизнь я никогда не терял времени попусту.

— Так тебе больше ста или меньше?

— Больше, — признался он.

— Не староват ли ты для нее? — бросила волшебница, взглянув на спящую Миру.

— Любви не покоряются века, — ответил он, процитировав знаменитые строки Линды Закс из Норгротского сборника. По выражению его лица стало понятным, что сию тему продолжать ей не следует.

«Не вмешивайся в их жизнь» — приказала та Элин, коя не хотела знать, по каким причинам довольно зрелый мужчина открыл свое сердце младой девчонке.

— В конце концов я достиг всего, чего хотел, — продолжил он, переключившись на историю своей жизни, — но знаешь, когда достигаешь всего, мир медленно начинает терять свою былую красоту.

— Не знаю. Мне не достичь «всего», Фелиус, — отозвалась она.

— Где-то год назад решил вернуться в Септим, — продолжал он. — Не ведаю, что заставило меня сделать это, может, сама Видхи?!

Я вошел в столицу и ужаснулся: правление алакса изменило ее облик до неузнаваемости. Все, начиная градом и заканчивая гардвиками, очерствело и отправилось к праотцам. Оставаться в мертвом граде я был не намерен, решил уйти окольными путями, но не ушел. На пути она встретила меня, — он сделал паузу и посмотрел на Миру влюбленным взглядом, — и она сказала мне: «Борись!». Через месяц после нашей встречи, я стал членом противоборствующего братства, уйти так и не смог. Септим захватил меня своей жизнью, а Мира захватила мою. Ночью я стал вести тайную войну за Руну, а днем — за ее сердце.

— Он — мятежник и повстанец, она — верная десница империи, — прокомментировала Элин, — две совершенно разные стези сплелись воедино — звучит, словно бы название очередного романа Лармин Реватты, — до невозможного нелепо! Что же вас смогло объединить?!

— Будущее, Элин, наше общее будущее, которое Мира видела во снах.

— Не боялся стать марионеткой в руках алакса? Ты ведь ее совсем не знал…

— Не боялся, Элин. В жизни бывают моменты, когда понимаешь, вот он — твой единственный человек на всем белом свете. Такого человека нельзя упускать, но время шло, и она начинала являться мне все реже и реже. В последнюю нашу встречу у Дарка, она, вся в слезах, сказала, что это ее последний день со мной: алакс должен был запереть ее в башне, а через две видхи — казнить. Так она предсказала.

Я не мог допустить этого. Я был в отчаянье, и тогда Видхи снова осветила мне путь. Во «Вражеской» я вызвался перехватить посланников алакса, повинуясь ее приказу. Под ее светом я убил каменного слугу и нашел при нем письмо — письмо алаксу из Аладеф с пометкой «Срочно». Тогда-то я узнал о вас.

«Что-то не сходится!» — недовольно фыркнула та Элин, коя следила за каждым его словом.

— Но ведь там не было сказано, что мы явимся в Септим! — возразила Эльна. — Почему ты решил, что мы пойдем в столицу?

— Интуиция, — загадочно ответил Мыслитель. Волшебница нахмурила брови. «Он лжет, — уверенно заявила та, что умела читать правду по выражению лиц. Хоть Фелиус и пытался скрыть себя под маской, она прекрасно различала ложь от истины. — Он увиливает от ответа!».

— Я был уверен, что вы придете, — продолжал он. — Моих сил не хватило бы, чтобы противостоять Дарку, но с беглецами Аладеф у меня бы все получилось. Увидев твое имя в письме, я понял, что это мой шанс.

— Ты ждал нас с Ольной, но как нашел? Опять «интуиция»?

— Нет. Смекалка. Права на ошибку я не имел. Знал, что вы бы не смогли осилить Западные скалы — слишком опасно для двух изнеможенных тюрьмой. Пешком вы бы не пошли. Оставалось только одно — реки. С моим даром чтения мыслей я без проблем выяснил расписания прибытия кораблей, идущих с западных земель Руны. Оставалось только ждать.

— Думаю, вычислить нас было не сложно, — грустно заметила Эльна.

— Да. Я проследил за вами до «Мурка», потом пошел за тобой до лавки Дигрета. Дальше ты знаешь.

— Слюна люпа на моих сапогах — старик-чистильщик?

— Это было слишком просто.

Эльна прикусила губу.

— Так, значит, Мира должна быть с нами, когда мы отправимся в Галадеф?

— Там ее дом и там ей будет безопаснее. Алакс не оставит ее, пока не добьется своего, — Фелиус посмотрел на Элин серьезным взглядом. Его пальцы сжались в кулак. — Не думал, что решусь попросить тебя об этом, но, если вдруг со мной что-либо случится, ты позаботишься о ней?

— Да, — не задумываясь, согласилась она. С таким сильным и живучим человеком, как Фелиус, не могло ничего произойти, он был несокрушим, как скала!

Резкий брызг воды отвлек от разговора обоих. Фелиус обернулся и прижал палец к губам, давая понять Эльне, что нужна полная тишина.

Кто-то приближался к куполу, кто-то двигался по воде. Круги разбегались в разные стороны, сталкивались с почвой и поглощались. «Сюда может идти кто-угодно, — испуганно пролепетала та Элин, коя была готова к самому худшему, — начиная от безобидного болотного духа и заканчивая парой тройкой фандеров».

Она заметила быстрое движение Фелиуса: правой рукой он схватил белый посох, выпрямил опорную ногу, чтобы в случае чего мгновенно вскочить. Волшебница тут же подумала о Дэгриль, что был у нее на поясе. «Дело — дрянь, если это фандер» — успела подумать она.

Играя круглыми колечками зеленых водорослей, насаженных на два длинных уса, к берегу подплыл водяной — маленький человечек, еле достигающий роста годовалого ребенка, с огромным животом и коротенькими ручками с тремя пальцами-перепонками.

— Вот сатаил, — выдохнула Эльна. — Обыкновенная нечисть.

Она расслабилась, а дух тем временем крякнул что-то себе под нос и запрыгнул на берег. В воздух ударил зловонный запах стухшей рыбы.

— Ну и вонь! — заворчала она.

Дух с интересом принялся рассматривать невидимую преграду, выстроенную Фелиусом. Бородка его, состоящая из живых щупалец-отростков, вцепилась присосками в грибной круг. Возможно раньше он всегда ходил по этому островку, островок был его излюбленным местом, но теперь его перекрывала загадочная стена.

— Что он здесь делает? — удивилась волшебница. — Водяной — житель озер, не болот.

— В мире творится такая неразбериха, Элин, — выдохнул Фелиус. — Мидгард на пороге Слияния, Руна охвачена огнем, Мудрые мертвы и светом правит тьма! Когда мрак переходит в наступление, слабые и беззащитные вынуждены бежать. Водяной бы никогда не покинул свои воды, если бы ими не завладела темная нечисть или нежить.

Зелеными руками дух начал водить по воздуху. Водяной не видел и не слышал тех, кто находился за магическим барьером, однако чувствовал, что внутри него кто-то есть. Втянув большущий живот и протерев все семь пустых глаз, он убедился, что пройти по островку не получится и перешел к решительным действиям: нырнул в трясину, порылся на дне и нашел подходящий по размеру валун, вынырнул, отошел на пару шагов и кинул его в купол. Невидимая преграда завибрировала, заиграла серебром. Камень, словно бы пружинистый, отлетел и упал обратно в воду.

Неудавшаяся попытка духа ничему не научила.

— Какой же он бестолковый! — заворчала Эльна. — Неудивительно, что большинство из его сородичей вымерло в Эру Перевоплощений, а место главенствующего вида заняли ундины.

С разных сторон топи послышался веселый треск. На представление начали собираться болотные жители. Через пару тун у стены столпилась кучка противных аг, десяток высоких и статных девушек-ночниц, сотканных из туманного вихря, сотня блудичек — крохотных летающих созданий с жабьей мордашкой и яркими пестрыми крылышками. Шум и гоготание заполонили всю округу.

— Прошу же вас, — воскликнул шепотом Фелиус, — уйдите! Вы разбудите моих друзей!

— Звуки под куполом не пройдут наружу, забыл? — усмехнулась волшебница и встала, подошла к кромке берега и толкнула сапогом пузатого водяного обратно в воду (несчастный! Он ведь с таким трудом забрался на сушу!). Водяной плюхнулся в трясину и под веселый хохот болотных обитателей вынырнул, облепленный грязью. Глаза его налились свинцом. Элин скрестила руки на груди. Водяной не на шутку разозлился.

— Только не надо яриться, — угрюмо и монотонно попросил Фелиус, обращаясь к духу. — Я понимаю, тебе скучно весь день сидеть на болотах, но не нужно ставить здесь и сейчас драматический спектакль!

— ОН ТЕ-БЯ НЕ СЛЫ-ШИТ, — по слогам повторила Эльна. — Может выйти и всех разогнать?

— Не смей, — отсек Мыслитель. — Нельзя выдавать себя.

— По-твоему неоткуда взявшаяся магия Ра’атхов в безлюдных топях нас не выдает? — съязвила девушка.

Где-то неподалеку раздался волчий вой. Эльна и Фелиус притихли, болотная живность насторожилась и метнулась к кустам да травянистым бугоркам.

— Это еще что было? — зашипела целительница. Через виру на сухую ветку зачахнувшей ольхи на соседнем марше приземлилась пятнистая болотная сова.

— Подражательница, — выдохнул Фелиус. Никакие волки на болота не забредали, то лишь обыкновенная птица, пародирующая чужие голоса. Болотная публика тоже это поняла, повылазила из укрытий и снова весело загалдела.

Водяной открыл шквальный огонь, состоящий из болотного мусора, веток, камешков и несчастных лягушачьих мальков. Стена смиренная заколыхалась, отбивая его нелепые снаряды обратно. Пару раз камешки ударили водяного по его лысому лбу (дух поморщился), пару раз — по его лапам и рыбьему хвосту (дух завопил да по-лягушачьи заквакал). После каждого неудачного раза он становился все свирепее и свирепее, злился, гундел себе под нос разные пакости и все больше и больше получал сдачи от Ра’атховской стены.

— Сатаилов ты уродец! — забранилась Эльна. Ночницы жалостливо скривили лица, светлячки-блудички собрались в одну большую кучку света, водяной насупился, поднял левую ручку, и все замолчали. На болотах наступила долгожданная тишина.

— Ты уверена, что они нас не слышат? — насторожился Фелиус.

— Ты ведь накладывал чары, — напряглась она. — Тебе ли не знать лучше?

Испуганно переглянувшись, блудички тут же попрыгали в воду и спрятались за камышами. Ночницы превратились в туманные облака, а жабы-аги обернулись листьями кувшинок. Водяной, немного покачавшись, отпрянул от стены и скрылся под водой. Вокруг не осталось ни одной живой души.

— Они сбежали…

— Как известно, низшие духи-хранители бегут только в одном случае, — в ее руках заблистали искры и загудели электрические разряды.

— Если завидят духов-пожирателей, — закончил за нее Фелиус и подхватил посох.

Послышался оглушительный удар, будто бы что-то огромное упало в воду. Элин подошла к границе защитной стены, прислонилась к ней и отправила светящийся шар бороздить непроглядную дальнюю тьму.

— Где-же оно? — шепотом спросил Фелиус, пытаясь разглядеть в темноте то, что спугнуло нечисть.

— Небеса нам улыбаются, Фелиус, — произнесла она голосом, переисполненным страшным холодом. — Анчуты явились.

***

У кромки берега пошли круги. Из-под воды вылезла крохотная волосатая головка младенца. Ухватившись за выступ длинными острыми коготками, нечисть запрыгнула на берег, показавшись во весь рост. Перед двумя явилось маленькое сморщенное существо с лицом человеческого младенца, рыбьим тельцем и тремя тонкими, колючими ножками, как у водомерок. Узкие кровавые глаза вцепились в защитный барьер. Не было сомнений — младенец видит магическую защиту.

— Анчута, — вымолвил Мыслитель и осмотрел жуткое создание с ног до головы, — нечисть-пожиратель. Обладает чудесным нюхом и ее не проведешь защитной магией. Пьет кровь и наслаждается страданиями жертвы, не давая умереть той сразу. В слюне — обездвиживающий яд.

— Вернус Гвонт, да? — подметила Эльна. — Спасибо, что процитировал «Болота и его обитатели». Цитаты нам никак не помогут.

Нечисть внезапно подпрыгнула, да так высоко, что Элин и Фелиусу пришлось задрать голову. Острые, как кинжалы, когти явно нацелились на лицо волшебницы.

— Ах ты ж мерзкое чучело! — Элин отклонилась назад, а анчута столкнулась с барьером и упала. — Они ведь никогда не охотятся в одиночку, верно?

Как же она хотела ошибаться, как же хотела, чтобы явившаяся к ним была одна в своем роде! Но тут вода забурлила, словно кипяток в котле, зашуршали камыши, и далекая тьма отступила, оголяя переполненные нечистью берега. В дали погасли болотные огоньки, морон скрылся за гонимыми ветром серыми тучами. Заиграли блестящие плавнички. Из всех видимых концов топей показались маленькие детские головки. Болота породили на свет чудища, которых еще не видал свет.

Дети всегда были счастьем, но сейчас и Фелиус, и Эльна были готовы отдать все, только чтобы не видеть их перекошенные лица. Насупив свои крошечные носики, анчуты единой стаей начали подплывать к одинокому островку. Он манил их к себе, как маяк. Зеленые ручки полезли по хрустальной стене. Барьер завибрировал. Вся стая высунула длинные языки и наточила когти.

— Может они пройдут мимо? — безнадежно выдохнула волшебница. Коготки вцепились в белую магию. Купол заходил ходуном, желтые мухоморы на земле засветились зеленым.

— Просыпайтесь! — закричал Фелиус. — У нас незваные гости!

Мира сонно протерла глаза. Ольна высунула голову из капюшона.

— Ну что еще? — недоумевая, спросила малютка.

— Анчуты, — сквозь зубы ответила Элин. Ольна непонимающе сморщилась, отвела взгляд от волшебницы и взвизгнула, увидев уродливых созданий. Забравшись на берег, анчуты начали выстраивать из своих тел огромного великана. Эльна ударила разрядом света в десяток злобных младенцев, и те посыпались наземь со страшным воплем. Острый, режущий звук прошел сквозь барьер, раздирая изнутри. Крик нечисти был похож на плачь сотен детей, сплетенных воедино, в тонкую нить, продетую через иглу.

Все четверо закрыли уши.

— Лучше не трогай их, Эльна! — закричала Ольна. Анчуты замолкли и снова принялись бомбардировать барьер.

— Но они сломают стену! — завопила волшебница, поднимая нескольких уродцев и отправляя их в свободный полет. Нечисть закружилась под звездами, не чувствуя силы притяжения. Фелиус посохом откинул еще тройку с острова. Снова раздался жуткий крик, и Ольна с Мирой упали наземь, пытаясь заглушить всем телом боль и звон в ушах.

— Они поплатятся, — через зубы процедила Элин, возвращая своим глазам невыносимо черный цвет. — Мелкие твари! Сейчас вы все…

— Не убивай их! — закричал Мыслитель и схватил руку волшебницы до того, как она успела бросить в нечисть шар, полный темной энергии. — Мы не будем никого убивать, Элин! Это не нежить. Они живые. Эйлис и так страдает от смертей. Хватит! Будем их обезвреживать, не убивая.

— Ладно, — волшебница вырвала руку из его хватки и взглядом откинула десяток в почерневшую воду. Нечисть завопила. Девушка скривила лицо от боли.

— Больно! — закричала Ольна. — Больно! Они очень громко кричат! Пусть замолчат! Я больше не могу!

Она почувствовала пульсирующую кровь в висках. Струйкой красная жидкость побежала из ушей. Малютка полностью оглохла на одно ухо.

Волшебница подхватила сложенные у костра сухие ветки и подожгла их магией.

— Держите! — Эльна подала получившиеся факелы Ольне и Мире. — Не дайте им укусить вас.

— Они съедят нас?!

— Для начала — просто усыпят.

Одна из тварей прыгнула на самый вверх и чуть было не пробила огромную брешь. От испуга Мира взвизгнула и нечисть ответила ей стоном сотен младенцев. Элин откинула анчуту куда-то в темноту.

Крик. Крик. КРИК. Глаза налились кровью. Ольна упала, хватаясь за землю руками.

— Она не выдержит! Не трогайте их! Давайте просто будем ждать, — в надежде заревела Мира, прижимая к себе девочку. — Может, барьер выдержит, мы дождемся первых лучей илиуса и будем спасены!

Элин зверски рассмеялась:

— Сейчас полночь, до восхода не меньше четырех часов. За это время от нас останутся только кости. Закройте чем-нибудь уши, нам придется отбиваться!

И — ХРЯСЬ! Звон заставил всех содрогнуться. Анчуты зубами прогрызли корни, на которых держался островок. Неустойчивая почва провалилась, забирая с собой треть грибного круга. Вместе с ним ушла и часть защитного купола, а оставшаяся тут же потускнела.

Кровавые глаза устремились к четверке. Жуткий вопль и атака начались. Сотня нежити хлынула со всех сторон. Жадно анчуты начали просовывать в бреши магического барьера свои тонкие ручки, разламывая преграду на кусочки. Пару раз волшебница использовала магию огня, опалила целый десяток. Горящие тела кинулись спасаться в воду. По всему болоту поднялись столбы дыма. Это не на долго отпугнуло остальных, однако уже через туну нечисть опять полезла из всех щелей.

Пламя. Свет. Огонь. Свет. Волшебство начинало давить — его было слишком много. «Ты убьешь себя! Хватит колдовать!» — закричала та Элин, коя чувствовала, как хозяйка магии истощилась и боролась из последних сил. «Зачем ты потратила столько энергии в Дарке! Сейчас бы она нам пригодилась!» — ругала Элин-воительница.

Анчут стало столько, что Фелиус с трудом мог загребать кучи их тяжелых тел! Они цеплялись когтями за посох, царапали его гладкую поверхность, вгрызались зубами и ползли, ползли, ползли! Одна злобная тварь схватилась за голые ноги Миры, прокусила кожу насквозь. Девушка ударила анчуту факелом по сморщенному лицу. Анчута взвизгнула и упала опаленная. Остальные не растерялись. Трое прыгнули на руки рыжей девушки и выбили факел. Если бы не Фелиус, который вовремя пришел на помощь, то нечисть достигла бы своей цели.

Мира схватила еще одно горящее полено, обжигая руки языками саламандр. Ударила нечисть. По болотам вновь раздался жуткий вопль.

Ольна упала навзничь, не чувствуя головы. Краски смешались, и не осталось ничего, кроме убивающего крика, от которого хотелось зарыться в землю, прожечь себя. Еще туна и малютка потеряла сознание.

«Ольна! Они сейчас раздерут ее!» — закричала та Элин, коя вовремя заметила, как девочка упала. Волшебница бросилась к ней на помощь, но не успела: несколько анчут запрыгнули малютке на голову и спину. И вот же они: вгрызаются в ее теплую шею, пьют кровь и разрывают на куски… в ее ужасных мыслях! Нечисть судорожно поспешила убраться подальше от маленькой девочки. Духи стали обходить Ольну стороной.

Виру Эльна стояла, не в силах найти объяснения случившемуся. «Обереги! — вдруг вспомнила она, подцепив взглядом медвежью лапу на своей груди. — Они защищают нас!». «Тебя и Ольну, — поправила Элин-воительница. — У Миры и Фелиуса оберегов нет! Тебе нужно их спасти, иначе анчуты загрызут обоих!». «А можешь подождать, когда нечисть их убьет, — предложила мгла. — Зачем тебе двойная обуза?! Заберешь ключ от Галадеф и вместе с Ольной уйдешь. Свою часть сделки ты уже выполнила, так что тебя больше ничего не держит. Ты не обязана защищать Мыслителя и его возлюбленную». «Я не брошу их» — через зубы процедила волшебница и кинула в нападающих тварей шар с молниями. Магия пролетела над головами нечисти, ударила пол дюжины током и врезалась в сухую ольху на соседнем островке. Дерево вспыхнуло синем пламенем до кроны. По влажной почве тут же прошлись голубые искры, словно выступившие вены. Та часть анчут, что стояла близко к вспыхнувшему дереву, тут же попадала замертво. «Прости, Фелиус, у меня сегодня день такой: я всех убиваю» — грустно выдохнула волшебница.

— Хедрику искать нас долго не пристанет, — засмеялась она. — Такую бойню видно даже из Дарка!

Послышался грохот бьющегося стекла. Фелиус и Эльна обернулись. Левая стена обрушилась, магия пала и анчуты градом посыпались вовнутрь. Одна нечисть прыжком преодолела барьер и оказалась на плечах Миры, вцепилась острыми зубами в ее шею. Девушка в криках агонии упала. Стая голодных анчут кинулась на павшую, но Фелиус раскидал их в разные стороны.

— Встаньте за мной! — приказала Элин. Мира подхватила бессознательную Ольну, прижалась к Мыслителю. Волшебница взмахнула руками. — Dilirium khartuses!

Золотой шар укрыл всех четверых. Анчуты кинулись на него.

В первую туну Элин держалась. Сжав зубы, позабыв о истощении, держалась. Когда нечисть когтями принялась раздирать купол, волшебница ощутила, как разрывают ее саму. Каждый удар, каждый прыжок на дилириум отражался на ее ладонях!

Их было слишком много. Силы были не равны.

— Я не смогу его держать! Я не могу! — завизжала волшебница и отпустила руки. Магия иссякла. Девушку с силой отбросило назад. Остатки золотого сияния растворились в воздухе и исчезли. Фелиус остался один на поле боя.

На мгновение его взгляд упал на полуживую Миру, которую раздирало несметное количество анчут. Он осуществил несколько безрезультатных попыток добраться до нее, а затем упал, опрокинутый градом нечисти. Анчуты вцепились в его спину. Для их острых зубов не существовало преграды.

Волшебнице даже не дали встать, прижав к зеленому мху. Ее глаза соприкоснулись с выбившейся из рубашки медвежьей лапой из зеленого изумруда. Нечисть не трогала ее, просто не обращала внимания. Одна тварь все же решила укусить, вцепилась в пальцы рук, но невидимая магия откинула ее в сторону.

Из последних сил волшебница подняла глаза к Ольне. Девочку не было видно — весь остров был укрыт многочисленными телами пожирателей. «Что, если она мертва?!» — вдруг проскользнула пугающая мысль в голове. «Для прожорливых анчут кровь маленькой девочки слаще всей крови на свете, — злорадно произнесла та Элин, коя знала цену человеческого сосуда. — Одно неудачное движение и анчута зацепит своей лапкой амулет, сорвет его и тогда Ольна останется без защиты. Нечисть загрызет ее». «Нет. Все будет хорошо» — успокоила та Элин, коя всем сердцем надеялась на счастливый исход сей истории. Наивная маленькая девочка!

Толпы устремились к Фелиусу и Мире, ногами втаптывая Эльну в гнилую, черную грязь. Встать она не могла. Ее новых друзей раздирали заживо и помочь у нее не было сил. Нужно было смериться с неизбежностью.

«Вот и все. Больше ничего не осталось» — безжизненно констатировала та Элин, коя уже видела перед собой лик смерти. Как бы она хотела подумать о чем-нибудь хорошем, о чем-нибудь, что согрело бы ее душу перед кончиной, но в голову лезла лишь одна, до боли уморительная констатация факта: будущее восстания — многообещающая волшебница, знаменитость Септима, лежит растоптанная полчищем нечисти в грязной земле и умирает в ней. Умирает в том, откуда вышла на свет.

— ВОН ИЗ МОИХ ТОПЕЙ!

«Кто-то кричал? Вы слышали, кто-то кричал! Или это всего лишь мое воображение?!».

Голос послышался издалека. Анчуты замерли в недоумении, огляделись по сторонам, неготовые прислушаться к приказу.

— УБИРАЙТЕСЬ!

Голос был сильным, пугающим. Голос шел из неоткуда.

Из пустоты родился ветер. Деревья нервно задрожали. Вода забурлила, выделяя в воздух пузырьки болотного газа. С криком ужаса нечисть кинулась в рассыпную.

Сначала они бежали через нее вперед, теперь — назад. Маленькие ножки снова втаптывали Элин в грязь. Часть уродцев бросилась в воду, скрываясь под болотным илом, часть залезла на деревья, скребя когтями, оставшаяся половина побежала, сломя голову, к далеким серым туманам.

Острая боль пронзила левую щеку — кто-то из нечисти задел ее ногтем. Элин не закричала. Не было сил. Она закрыла глаза и отключилась. Как надолго — она не знала. Время стало лишь отголоском жизни.

***

Сейчас она ничего не видела, ничего не слышала, находилась в какой-то бесконечной пустоте. Вокруг был яркий свет и ничего больше. К горлу подступила тошнота. Чувства притупились. Она будто бы ослепла, но, моргнув, избавилась от белой пленки перед глазами — пленка пала, сменяясь серыми горизонтами титанических гигантов-гор.

Илиус уходил за закат, теряясь в потоке темно-сиреневых туч. Тучи эти не грозились дождем, нет, они были лишь облаками-путешественниками, порхающими бабочками на перешейке между остывающим плодом — землей, и пестрящим ярко-оранжевым древом жизни — илиусом.

Когда она бежала, гравий под ногами слегка похрустывал, похрустывал так, словно бы состоял из снежных мостиков, которые она без зазрения совести рушила. Постой-ка, может то был и не гравий вовсе? Может, взаправду снег? Нужно вспомнить.

Она бежала на спуск. Потом остановилась. Белые снежинки — теперь Элин увидела их. Они были тут и там, опускались ей на плечи, садились на голову, засыпали заледеневшие овражки да ложбинки. Она вгляделась в пустоту и снег стал гуще, так и не дав ей понять, куда завела хрустящая тропа; подняла глаза к небу, желая найти источник этого коварного волшебства, но нашла лишь кривых, горбатых существ с перекошенными лицами. Уродцы. Удивительно, но она их не боялась. Ей было их жаль.

Снежинки все падали. В опустевшую голову вдруг пришла полыхающая правотой мысль: сейчас двадцать первое число ориона. Откуда сия дата? Элин не знала.

Снежинки все падали и падали и им не было конца. Они являлись из неоткуда, из самой вечности, а она стояла на скале, совсем близко к глубокой долине между двумя берегами, и не замечала этого. Что внизу — Элин не видела. Что наверху — Элин печалило. Все остальное было неведомо.

— Как я здесь оказалась? Что я здесь делаю? — спросила она, но никто не ответил. Вокруг продолжали шуметь сосны и биться о каменные стены дикие воды.

— Элин!

Ее имя произнесли четко и ясно. Голос показался ей знакомым. Друг? Враг? Мудрец? Безумец? Послушный раб или великий властелин? Нужно было узнать. Внезапно захотелось обернуться, захотелось увидеть того, кто назвал ее по имени. Эльна слегка повернула голову, потеряла равновесие и полетела вниз. Что-то столкнуло ее в пустоту.

С трудом волшебница открыла глаза. Она лежала, уткнувшись носом в холодный мох, наполовину втоптанная в землю. Видимые болота опустели, из анчут не осталось ни одной. Костер погас. Горящее дерево на соседнем островке еще туну полыхало, а потом скинуло с себя саламандр и обратилось в пепел. Тоже погасло. Единственным пучком света остался морон в зените.

— Мира? Ольна? Элин? — закричал кто-то безжизненным голосом. Кровь билась в ушах, горло пересохло. — Кто-нибудь? Вы слышите меня?

— Я… я здесь. Жива, — ответила волшебница, заставила себя приподняться.

— Слава Гомену! — с облегчением отозвался он. — Я не могу встать, Элин.

Все его тело горело от боли и укусов нечисти, горло переполнялось кровью.

— Я сейчас, — простонала волшебница и попыталась встать. Не смогла. Упала. Второй раз ей все-таки удалось подняться и, шатаясь, она направилась к Фелиусу.

Фелиус оказался неподалеку: лежал на животе, неестественно свернув голову на бок. Черное пальто его алело каплями крови, спина была изрезана глубокими порезами и укусами.

— Давай, — Элин аккуратно перевернула его на спину. — Подожди, я сейчас тебя подлатаю, — волшебница кинулась искать рюкзак.

— Я ничего не вижу, — прошептал он, потирая глаза. — Либо ослеп, либо здесь стало слишком темно.

На ощупь Фелиус подобрал свой посох и раздул пламя белой жемчужины в сердцевине. Поляна озарилась мертвым светом, и волшебница увидела то, что заставило ее задержать дыхание на несколько вир и ощутить остановку сердца: перерытый траншеями, растерзанный и залитый кровью остров в телах посреди темноты. Бесчисленное множество бессознательных анчут лежали здесь, подняв ручки вверх и глотая тяжелый воздух, пропитанный запахом гари. Ни Миры, ни Ольны нигде не было видно.

— Да’ангель?! — выкрикнула волшебница, и рюкзак выскочил из-под маленьких тел и влетел ей в руки. — Тенебра! — прошептала она, магией подзывая эссенцию из глубин рюкзака. Хрустальный флакон оказался у нее в руках.

— Давай его сюда, — простонал он.

— Хорошо, что я всегда готовлю на запас, — подметила она, — иначе ты бы сейчас продолжал лежать, истекая кровью.

— Прошу, без нотаций и хвалебных речей!

Она открыла крышечку и сделала глоток. Рана на щеке затянулась. Эльна передала флакон Фелиусу.

— Мира… Что с ней?

Волшебница отрицательно покачала головой.

— Ольна?

— Наверное, они под телами нечисти. Нужно найти их.

Фелиус встал. Тенебра помогла и ему стало немного лучше.

Волшебница легким движением руки раскидала анчут в стороны. На берегу остались лежать два с трудом различимых тела.

От чудного красного платья Миры не осталось и следа. Зубы анчут коснулись ее гладкой кожи везде, где только смогли достать. Рыжие волосы слиплись воедино, босые ноги полыхали. Черная аура билась из нее неиссякаемым фонтаном!

Ольна лежала рядом, сжавшись в клубок, грязная и… целехонькая. «Она в порядке, — вздохнула целительница с облегчением, — на ней нет ни одного укуса».

— Мира! — Фелиус бросился к девушке, хватая ее за руки. — Ее сердце! Оно не бьется.

— Она на грани жизни и смерти, — возвышенно изрекла Эльна, подала Фелиусу еще один флакон с Тенеброй, сняла с себя мантию и укрыла ею почти оголенное тело прорицательницы.

Капли эссенции коснулись спящих губ. Кровь перестала сочится из ран.

«Она выживет?».

«Не знаю».

— Я должна помочь Ольне.

Фелиус ели заметно кивнул. Элин подошла к малютке, прикосновением горячих рук привела ее в чувства.

— Неужто я все еще жива? — спросила та, только и успев открыть глаза.

— Ты опечалена этим? — усмехнулась Эльна и подала малютке руку.

— Я удивлена, — ответила девочка, принимая поддержку. Встала. — Это же он спас всех нас, Эльна? Кто он такой?

— О ком ты? — нахмурилась целительница. Ольна показала ей за спину. Не понимая, о ком идет речь, Эльна испуганно повернула голову. Некто в завесе стоял на крошечном камешке, прячась за кустами пушицы. Три жабьих глаза в одном лице смотрели на нее и не моргали.

— Я вижу тебя, — передала девушка губами.

— Ах уж эти проказники-то! — пожаловался маленький зеленый старичок тоненьким писклявым голоском. Не поверилось, что это он туну назад кричал неистовой бурей. — Взяли привычку обижать путников-то! Ну я им покажу! Ну я им задам в следующий раз!

Будучи рассекреченным, дух вышел к свету. Худенький, низенький карлик. Ручки с гусиными перепонками, ножки длинные, птичьи. Короткие усы его, покрытые мхом, походили на щупальца спрута, шевелились. Голова напоминала тростинку, на макушке которой проросла копна то ли волос, то ли спутанных водорослей, из которой местные птицы свили гнездо. Одежды на нем не было никакой, ногату прикрывала маленькая, испачканная в иле котомка.

— Вы же болотный дух, покровитель всего и вся обитающего здесь, верно? — решилась спросить Ольна, и старичок согласительно кивнул.

— Я, — он поклонился, поджав лапки. — Под час опасный пришел к вам на спасение — так-оно получается.

Болотник забрался на берег и подошел к Мире. Мыслитель машинально сжал посох, готовый применить его, если потребуется.

— Еще чуть-чуть и анчуты бы нас разорвали, — пожаловалась Ольна, наблюдая за действиями духа.

— Да, моя вина, — сказал он и провел рукой по лбу бездыханной девушке. Мира вдруг очнулась и громко набрала воздух ртом.

— Во славу илиуса! — воскликнул Фелиус и прижал бедняжку к себе. Она начала тяжело дышать, она не понимала, что происходит. — Откуда здесь столько анчут?! Я был здесь два года назад, но такого количества не встречал!

— Моя проказа. Я-то перестал обходить болота, боязно стало очень, — принялся объяснять дух. — Приходят-то сюда мертвые, сбрасывают в мои воды чуждое, почем зря рубят деревья, жгут топи… Я-то ничего сделать с этим не могу, посему и следить за нечистью перестал, думаю: пусть лучше она мертвых порубит, нежели те меня.

— Вы поспели вовремя, — заметила малютка. Болотный кивнул.

— Я-то сегодня решил прогуляться под мороном. Иду, значит, слышу, как кто-то чужой бродит. Вас я не сразу заметил, а когда заметил, решил проследить. Вижу-то: деревья полыхают, водяные мои под кочками прячутся. Но я-то на помощь прийти не спешил. Думаю, дайка гляну, как себя мои гости поведут. Ведь разные люди-то бывают. Некоторые бьют мечом почем зря, кровью землю окропляют. Таких я не люблю, — он бросил осуждающий взгляд на волшебницу. Девушка поспешила сделать вид, что очень занята и ничего не видит и не слышит.

— Спасибо, — прошептала Мира, возвращая себе голос. Она не видела говорящего, а посему благодарила пустоту. — Спасибо вам огромное! Без вас мы были бы мертвы!

— Да что уж там! — отмахнулся болотник. — Это забота моя такая. Теперь-то можете спать ложиться. Никто вас более тронуть не посмеет, я-то ручаюсь.

— После такого вряд ли уснешь, — буркнула Ольна.

— Уснешь, уснешь, — захихикал болотный. — Зубки вас-то покусали? Покусали. А значит-с через туны усыпит вас яд анчутский, усыпит на долгие ночи.

— Усыпит?! Что вы такое говорите? — охнула малютка и судорожно начала осматривать себя для выявления укусов и царапин.

— Не волнуйтесь, — успокоил дух. — Будет-то крепкий сон. От него здоровье только прибавится, да и анчутки за своих начнут принимать.

— Вот, сатаил! — выдохнула Элин, поворачиваясь к Фелиусу и Мире. — Нас отключит на несколько суток — это меньшее, уснем на пол пути из топей. Фелиус, у нас в распоряжении нет столько времени. Даже если нечисть нас не тронет, слуги Хедрика найдут. Мы станем для них готовым блюдом, поданным с изыском и без всяких почестей. Нужно что-то делать!

— Мы не успеем выбраться, согласен, если только не найдем того, кто укажет нам кратчайший путь, — невозмутимо сказал Мыслитель и посмотрел на болотного. Дух, не попрощавшись, в припрыжку покидал островок.

— Постойте! — закричала волшебница, останавливая его. — Я не в праве просить у вас, но…

— Вам что-то нужно? — болотный обернулся и в его глазах заблистали огоньки. Эльна прекрасно знала, что духи-защитники не будут помогать без даров, однако у нее не было ничего, что можно было бы преподнести ему в качестве дара.

— Боюсь, вы единственное существо на всех болотах, способное нам помочь, — продолжила за нее Мира.

— К несчастью, нам нечего вам дать, — добавила догадливая Ольна. — Мы вынуждены просить вас помочь безвозмездно.

— Смиряясь вашей милости, молим указать нам дорожку, тропу, что угодно, что выведет нас из болот, — закончила волшебница и легонько склонила голову.

«Как же мерзко! Как же низко!» — донесся возмущенный возглас воительницы с потоков сознания. Как же больно для нее было осознавать себя зависимой от столь маленького, нелепого существа! Вот он, подлинный повелитель мира, — безликий в темноте, неприглядный, сумасбродный, безымянный карлик, чьи руки приложены ко всему тому, что мог вынести Полудим, и ко всему тому, чего он вынести не мог. Ни Морон, ни Хедрик, ни Видхи в данный момент не решили их судьбу. Карлик решал.

«Давай же, соглашайся! Пожалуйста!».

Болотный переступил с ноги на ногу. Наступила томительная туна ожидания, и в течении этой туны внутри группы скитателей зарождалась искра отчаянья.

«Не лишайте меня веры возвратиться домой! — взмолилась малютка. — Мне нужно туда! На Землю! Мама меня ждет! Я знаю, вы скрываете короткий путь. Я чувствую его! Вот же он, где-то здесь, рядом! Неужели вы будете столь бесчеловечным, что не покажите его нам и оставите погибать?!».

«Он не человек, — отозвался голосок, — он всего лишь дух болот — сгусток нечаянных мыслей, раздумий и печалей всех тех тысяч гардвиков, которые когда-то блуждали и тонули здесь».

И вдруг его влажные глазки повернулись в сторону Ольны и намертво вцепились в нее, проглотили. Девочка почувствовала себя крайне неуютно.

«Зачем он смотрит на меня?! — жалостно потянула она. — Что ему нужно?! Неужели он хочет, чтобы я стала его даром?!».

«Он тебя слышит, — ответил голосок, — говори потише».

«Но я ведь и не говорю! Я молчу!!!».

«А я все равно вас слышу» — послышались слова из незнакомой мелодии в голове. Ольна подпрыгнула, а затем впала с ступор. Элин покосилась на нее, как на умалишенную. Она-то ничего не слышала. Никто из ее команды ничего не слышал.

«Кто здесь?!».

Болотный дух подмигнул вживую.

«Здравствуйте, Арил!» — прозвучал он в голове.

«Как вы меня назвали?» — охнула девочка.

«О, Арил, дитя света наше! Я знал, что вы придете. Мой род ждал вас тысячи лет. Я с радостью помогу вам. Для меня — это честь».

«Ждали меня? Что это значит?!»

Болотный не ответил и перевел взгляд на Элин.

— Вижу вы народ добрый, честный, куда попасть-то хотите? — спросил он беззаботно.

— Дакота, как можно дальше от Септима, — ответил Фелиус.

— Я знаю кратчайшую тропу к светлому лесу, — болотник сорвал с земли тростинку и указал ею на северо-восток. — С удовольствием вас по ней проведу.

— Благослови вас Ремени, спасибо вам, вы спасли нас!

Подхватив свою котомку и вытащив из нее два камешка-кремня, дух поджог тростинку, обратив ее в факел, заметный для ануранов, и бодрым шагом пошел по кочкам навстречу сиянию Гельвейса. Не сказав ни слова и взявшись за руки, Мира и Фелиус последовали за ним.

— Не верю, что он согласился, — прожевала волшебница и глянула на Ольну. — Пошли быстрее. Духи — ветреные создания, в любую туну он может перехотеть нам помогать.

Она перекинула Да’ангель через плечо и пошла за тройкой. Глубоко вздохнув, малютка посеменила за ней.

Болотный дух в голове — такого еще не видали! Был ли смысл в их молчаливом разговоре? Был ли сам разговор? Быть может, ей все это привиделось? Остаточная реакция на крики анчут? В голове сумбурно переплелись вопросы: «Арил? Что это значит?! Какая-то местная знаменитость? Достопримечательность? Причем тут я?».

Советчик держал немое молчание. Ольне никто не отвечал.

«Бессмыслица какая-то, — в конце концов решила она. — Если он взаправду говорил со мной, то, вероятней всего, с кем-то меня перепутал».

***

Укусы чесались, глаза слипались, стопы горели. Мыслитель несколько раз падал и проваливался в трясину — его лишь чудом успевали из нее доставать. Прорицательница в пустую перебирала ногами, не различая дороги. Эльна, которая получила в битве всего лишь один укус, тоже начинала терять с сим опустошенным утренним Полудимом кровную связь. Тенебра более не помогала от анчутского яда.

Над болотами поднялся зеленоватый туман и развеялся, испугавшись красноокой оторочки пламени. Светало. Когда мчишься на перегонки с миром грез, нельзя упускать время из виду. Когда мчишься на перегонки с миром грез, каждая вира на счету.

Фелиус первым сошел с дистанции: он закрыл глаза, чтобы моргнуть, но замешкал и провалился в глубокий сон. Если бы не Мира, коя держала его за руку, он бы упал в воду и остался бы в ней навеки.

— Нужно сделать повозку, — сонно пробормотала она, придерживая Мыслителя на суше.

— Это моя забота! — встрепенулся болотный, хлопнул в ладоши и призвал на помощь четырех жабоподобных прислужников.

— Аги! — недовольно вскрикнула волшебница. — Как они нам помогут? Они же путают тропы!

— Это — в свободное время, — хихикнул старичок, — а так-то они помогают мне очищать болота от валежника от всякого.

Он повернулся к огромным жабам с выпученными глазами и указал на спящего. Аги на мгновение исчезли под водой и через виру выплыли с большими носилками.

— Ну что ж, пошли за мной, народ людской да болотный! — прикрикнул дух, когда аги забрали Фелиуса. Мира нагнулась, чтобы поцеловать спящего в лоб, но, коснувшись губами его бледной кожи, сама впала в дрему. Аги забрали и ее. Мира сошла с дистанции второй.

Скоро болотные впадины сменились миниатюрными озерцами, камышовые заросли переросли в пушистые кусты голубики, еще не поспевшей, но уже наливающейся краскою. Маленькие малахитовые кочки переменились огромными живыми островками, полными сумеречных огоньков. Полудимские топи отступали, их словно бы гнал прочь восходящий илиус — бесстрастный оранжевый поток.

Когда земля под ногами перестала бурлить, дух болот остановился.

— Пришли, людской народ, — заявил он, — дальше уж не мои владения.

Она ничего не видела, не слышала — Элин пришлось поверить ему на слово. Элин еле держалась на ногах.

— Спасибо вам, — поклонилась она и изнеможенная села рядом со спящими. — Если бы не вы…

— Знаю, знаю, — болотник похлопал себя по зеленому брюшку. Аги опустили носилки. — Вы больше-то не тревожьтесь, все-то у вас теперь будет, если не хорошо, то не смертельно плохо — уж точно. Укусы анчут-то вас не потревожат более, заживут через пару дней.

— Что же нам делать теперь? — простонала малютка. — Мира и Фелиус спят, а мы с Элин далеко их не утащим.

— Отдыхайте, дитя, и не думайте об оном. Я передам вас в надежные руки, а те донесут вас до южных берегов Пролота. Оттуда и до альвийского града не далеко.

— Нам не нужно в град, мы идем в Галадеф, — неразборчиво пробормотала Элин, громко зевнула и упала рядом с Мирой. Элин сошла с дистанции третьей. Ольна осталась бодрствующая одна.

«Спроси его, — послышался голосок советчика. — Спроси о том, что хочешь узнать!».

— Там в топях, вы сказали, что я — Арил, — начала малютка в открытую, не боясь, что ее услышат чужие уши, — но что это значит?

— Вы все узнаете со временем, дитя, — ответил старче, — а пока ложитесь, да не о чем не думайте.

— Но меня ведь не кусали, я не усну. Расскажите мне, пожалуйста!

Болотный свел тонкие бровки-палочки, щелкнул пальцем и в один миг переместился на носилки.

— Так и быть, — кивнул он, — присядьте-ка рядом!

Ольна радостная присела рядом с духом. Удивительно, но сейчас от него пахло не рыбой и тиной, а мокрой глиной и дождем — малютке понравилось такое сочетание.

— Я признаюсь вам на ушко, — прошептал он тихо, будто боясь, что кто-то может его услышать. Малютка согласительно кивнула и нагнулась к болотному.

— Мечты сбываются во снах, — промурлыкал он, щекоча усами. Ольна ничего не поняла.

— Простите? — потянула она и тут же ощутила небывалую легкость. Голова как-то странно опустела, тело стало мягкое, непослушное, веки налились свинцом и, опустив их однажды, она не смогла их после поднять. Может быть во сне иль еще наяву, она увидела, как волшебные чары подняли ее в воздух и аккуратно опустили около Эльны, как черные древесные тени защитников леса подошли к носилкам, как подняли их над своими головами и приблизили к небу. Пейзаж хмурого болотного горизонта сменился блеском зеленой листвы.

Вот и все. Конец Полудимской истории.

Ольна знала, что болотный дух еще туну покрутиться у границы болот, побродит меж кустарников и смуглявой травы, потом обернется вокруг своей оси и исчезнет, оставляя в воздухе мутную дымку из молока. Но до того, как его тело превратится в сгустки белого пара, а воздух испещрится серебром, он прокричит властным голосом, пробуждая на застуженных болотах весенний ветерок:

— Иногда даже на самые сложные вопросы можно найти ответы, вернувшись назад, в свое прошлое.

Мы еще увидимся с вами, Арил, а пока спите. Спите, дитя света, да прибудут с вами новые приключения!

Примечания

1

Пенат — один из Мудрых, хранитель гардвиков, оберегает жизнь каждого, начиная с его рождения и заканчивая смертью;

2

Дайон — один из Мудрых, хранитель унтвиков, следит за нечистью и нежитью, контролирует численность духов — пожирателей.