Тень Арднейра

Анна Клименко, 2009

Сущее похоже на застывший в бесконечном мгновении ливень, где каждая капля – целый мир. Велик был замысел Творца. Полагал он, что из двух миров один будет другому тенью и отражением… Но перемешалось Сущее, и так были разделены навсегда миры-близнецы. …Но даже спустя эоны времени их судьбы схожи. А избранные смертные, пройдя свой путь в одном из миров, вновь рождаются в мире-близнеце, чтобы, не помня себя, прожить отпущенный срок заново.

Глава 3. Око пламени

Лорд Саквейра Тиорин Элнайр наблюдал за тем, как таверсы деловито восстанавливают портик. Последний разлив лавы напрочь смыл и колонны, и высеченных из гранита воительниц. Слава Первородному пламени, отцу всех эргов, возрождающая купель осталась невредима, иначе пришлось бы создавать новую, а на это уходит никак не меньше полувека…

Таверсы, помахивая колючими хвостами, возились среди еще не остывших, дымящихся камней, всем видом своим напоминая обычных ящериц; лава вернулась в прежнее русло, успокаивалась, бралась черной коркой. Тиорин еще раз оглядел купель — кажется, с ней все было в порядке — и отошел от дыры в гранитной стене, которая Бездна ведает сколько лет с успехом выполняла обязанности окна.

В конце концов, разливы случаются часто, да и нет в этом ничего удивительного, если дворец владыки построен на уснувшем вулкане.

— Тиорин.

Эрг раздраженно передернул плечами.

— Плохие времена настают, Тиорин Элнайр. Ты же — глух и слеп, а будущее твое скрыто тенью…

Он обреченно вздохнул. Все дело в том, что Оракул, обитающий в Айрун-ха едва ли не с начала времен и почти всегда хранящий презрительное молчание, пару дней назад забеспокоился — и начал предсказывать. Причем делал он это с таким воодушевлением, что за короткий промежуток времени изрек больше, нежели за все предшествующие столения.

Оракул бормотал, не замолкая ни днем, ни ночью. Его вязкий, тяжелый в восприятии мыслепоток сочился сквозь гранит, окутывая гору Айрун-ха невидимым коконом и тревожа клан таверсов. На все просьбы помолчать — или хотя бы разъяснить туманные изречения он отвечал еще более путаными фразами и странными рисунками на стенах пещеры. И даже когда Тиорин, окончательно потеряв самообладание, пригрозил раз и навсегда избавиться от надоедливого провидца, Оракул не замолчал, продолжая расплескивать по подземной части дворца тревожные мысли о неведомом.

Все это было странно. И неприятно. У Тиорина пару раз мелькнула мысль о том, что, быть может, не так уж и крепок сон старших эргов, или же кто-нибудь осмелился покуситься на целостность могильников… Но он тут же, образно выражаясь, раздавил ее каблуком: жертвы приносились своевременно, а, следовательно, пленники курганов продолжали пребывать в состоянии крепкого сна, так похожего на смерть.

«Но в чем же тогда дело?»

Оракул продолжал бормотать. И рисовать на граните пересекающиеся окружности вперемешку с маленькими фигурками человечков. А само слово «тень», казалось, вполне материально окутало подножие Айрун-ха, вселяя в душу странное, недоброе предчувствие.

— Тень идет… Тень на Серединных землях. И Льдистый кряж, и Черные пески…

А мгновением позже Оракул изрек нечто такое, что заставило лорда Саквейра буквально подскочить на месте.

Тиорин решительно двинулся вперед. Нет, это уже слишком… Слишком! За всю историю правления младших эргов такого еще не было, ведь люди очень быстро сообразили, что власть детей огня несет процветание…

Эрг и сам не заметил, как оказался в знакомой пещере, пнул подвернувшегося под ноги таверса — тот метнулся прочь, разбрасывая по полу горячие угольки. Оракул, похожий на рубин размером с телегу, ярко полыхал. Казалось, что огонь, мятущийся в его кровавой глубине, разросся непомерно, и кристалл не выдержит, треснет, чтобы рассыпаться искрами по горячему полу…

— Что ты несешь? — довольно грубо по отношению к столь древнему созданию, но, похоже, Оракулу было все равно.

— Ключ к тени — в женщине. Она тебя хочет убить. Они тебя хотят убить…

— Ты, никак, ума лишился — за столько-то лет?

— Оракулы не сходят с ума, — обиделся прорицатель, — а ты слепец. Они хотят отобрать твою жизнь. Привяжи ее к себе силой огня, сделай ее такой же, как ты… И тогда… будущее не ясно.

— Да кто, поглоти тебя Бездна?!! Кто меня хочет убить? Что за бред?

— Ты должен привязать ее к себе, — монотонно пробубнил оракул, — грядут страшные дни. Я вижу кровь, много крови. И огонь повсюду. И эрг восстанет на эрга… Смотри на стену!

Лишившись дара речи, Тиорин подчинился.

А там, на иссиня-черном пласте базальта, медленно проступал рисунок, словно невидимый мастер выбивал изображение по точкам. И эрг увидел… Сперва — лоб, затем — дуги бровей, приподнятых, словно в удивлении. Неторопливо появились глаза, нос, губы, подбородок… К слову, очень хороший рисунок. Да и лицо — один раз встретишь и уже не забудешь. Какая-то особенная, пугливая красота в каждом штрихе, каждой линии.

— Это ключ, — пробубнил оракул, — помни.

— И что я должен с этим ключом делать? — Тиорин в недоумении разглядывал изображение.

— Я уже сказал, — сварливо отозвался Оракул, — сделай ее эргом… И тень уйдет. Возможно.

Рисунок начал таять, впитываясь в камень, как вода в песок.

Тиорин нерешительно переминался с ноги на ногу. Все услышанное казалось глупой шуткой. Небывалое дело — самому вот так взять и сотворить нового эрга! Нет, разумеется, возрождающая купель строится именно для этой цели, но решение о создании нового бога должно приниматься на общем совете… По крайней мере, так было на памяти Тиорина, и так стала эргом Диаран Иллинон, леди Меонара.

— Забудь о совете, хозяин, — устало прошелестел оракул, — когда они попытаются тебя убить, забери сюда женщину и сделай эргом. И тень рассеется, и вернется день.

Решив не спорить со сбрендившим вконец Оракулом, Тиорин процедил:

— Э… я подумаю… Но как я встречу ее? Скажи, раз уж ты все знаешь наперед.

— Навести ту, что была тебе так дорога, и забери Око Пламени. Быть может, ты успеешь, и найдешь ключ там.

«Похоже, об этом все знают», — сердито подумал эрг, — «ну да что поделаешь…»

Он круто развернулся, царапая гранитные плиты пола, и пошел прочь. Говоря по-людски, на сердце лежал камень, а где-то под ребрами засело недоброе предчувствие.

Да и видано ли — чтобы кто-то пожелал убить эрга? Либо этот кто-то полный безумец, либо…

«Может быть, не так уж крепок сон старших?» — вновь подумал лорд Саквейра.

Где-то внутри, рядом с частицей Первородного пламени, скользким опарышем шевельнулся страх, такой же застарелый, как и отметины на теле.

«И что тогда?»

Тиорин неспешно поднимался к порталу, ведущему в надземную часть дворца. Под ногами — горячие базальтовые ступени, на стене — мелкий орнамент из коротких линий и кружков, наверняка сделанный самыми первыми таверсами.

«Что ты будешь делать, если, упаси Бездна, она вернется, пребывая в прежней силе?»

Страх не унимался. Казалось бы, беспричинный, ведь пока не случилось ничего непоправимого, но все же… Тиорин снова, как и много раз до этого, остановился на краю пропасти. Там, на дне, в клубах черного дыма, его ждали воспоминания: дикое племя, боги Первородного Пламени, решающая схватка… все, что привело его к Возрождающей купели. И — необъяснимый, животный ужас перед тем, что это могло повториться.

…Когда-то к лорду Саквейра пришел мудрый человек. Это был древний старик, все его тело походило на высушенный гриб-боровик, но глаза, на удивление, искрились счастьем, а потому казались молодыми.

«Я вижу, ты болен», — сказал тогда мудрец своему лорду, — «тебя грызет твой собственный страх перед прошлым».

Тиорин не стал отпираться. Да, в те годы он просыпался по ночам с воплями: ему то и дело снились раскаленные прутья, с омерзительным шипением пронизывающие его тело. А днем повсюду слышался заливистый смех, от которого морозом продирало по коже. И ведь, что удивляло — она проделывала все это, убежденная в собственной правоте, в том, что именно так должно быть, и путь к Возрождающей купели именно таков, через боль и пламя…

«Чтобы прогнать страх, нужно его нарисовать», — изрек старик, — «и тогда время залечит раны».

Эрг про себя посмеялся. Отпустил старца, не забыв отсыпать щедро монет. А потом сел и, вооружившись самыми лучшими красками, изобразил все, что помнил. Стоит ли говорить о том, что, взявшись впервые за кисть, он рисовал так, как умел? Но природа эрга брала свое: каждый следующий мазок удавался лучше предыдущего, линии выходили все глаже, а образы, переносимые на полотно, все больше и больше соответсвовали тому, что жило в памяти.

…Картины горели долго. Он оставил только одну, глядя на которую не приходилось сомневаться в здравости рассудка художника. Он научился смотреть на нее почти спокойно, и даже представлял себе, что если — упаси Первородное пламя — изображенное существо вернется, то он собственноручно расчленит его тело и скормит Бездне.

«Так отчего же ты так испуган теперь?» — ступени под ногами складывались в кажущуюся бесконечной спираль, — «если она проснется, то ты возьмешь меч, и сразишься с ней, не давая воспоминаниям пожрать твой рассудок».

К тому же, Оракул ни словом не обмолвился о пробуждении старших.

«Только приплел Око Пламени», — Тиорин раздраженно захлопнул за собой первую дверь, ведущую к порталу, — «что ж… придется и в самом деле навестить герцогиню».

Этот визит не казался ему неприятным, скорее наоборот. Но лорд Саквейра не представлял себе, как будет смотреть в глаза женщине, которую любил и которую оставил лет сорок назад.

* * *

…Вейра сунула кучеру монету, подождала немного, пока экипаж покинет двор поместья, а сердце перестанет пытаться выскочить через горло, и медленно пошла вперед.

Вечерело. Вдоль дорожек по роскошным газонам шныряла прислуга, зажигая фонари. Подмигивали огоньками свечей высокие окна, словно дразня подступающую ночь. Белая громада особняка, которому было бы не совестно назваться и дворцом, упиралась тремя точеными башенками-шпилями в темнеющее небо; на востоке несмело мерцала вечерняя звезда.

Рассеянно слушая хруст мраморной крошки под ногами, девушка шла к парадному. Наверное, она слишком сильно сжимает веер… Или шагает не такими маленькими шажками, как это принято среди аристократов Саквейра, или… Пальцы онемели, лицо пылало; наверняка она была красная, как калина по осени… Под кружевной накидкой капля холодного пота медленно потекла вниз.

За спиной кто-то рассмеялся; Вейра быстро оглянулась — в пяти шагах шествовал мужчина средних лет, в рюшах и оборках, ну вылитый поросенок на праздничном блюде. Под руку с ним семенило юное создание, слишком хорошенькое, как подумала Вейра, для такого кавалера.

Девушка прикрыла лицо веером и, стараясь делать маленькие шажки, поспешила к мраморной лестнице в обрамлении массивных перил. Ее ждал очень важный вечер — и чрезвычайно рискованное предприятие.

Через несколько минут ее подхватил пестрый людской поток, увлекая внутрь.

«Как стая цветных мотыльков», — подумала Вейра, невольно улыбнувшись, — «или птичек… Только не бывает таких ярких и крикливых птах».

Она пошарила глазами по толпе, увидела маленькую и сухую старушку, одетую богато, но со вкусом. Каждый вновь прибывший считал своим долгом подойти к ней и — кто поцеловать ручку, кто просто поклониться, а кто заключить в объятия и облобызать сморщенные щеки.

Вдох… Выдох…

И девушка, не давая себе даже возможности испугаться, направилась к хозяйке особняка.

— Герцогиня… — Вейра присела в реверансе, — это такая честь для меня! Быть приглашенной… Право же, вы прекрасно выглядите, и этот зеленый муслин вам к лицу…

Веер на миг замер в сухоньких пальцах Кайрины де Гиль. В близоруких слезящихся глазах мелькнуло удивление… Казалось, вот-вот она скажет что-нибудь вроде «милочка, я вас не помню. Кто вы? Я же собственноручно подписывала приглашения»… Вейра ощутила, как по позвоночнику потекла еще одна капля.

Впрочем, даже если память не подведет герцогиню, у нее была готова красивая сказка о том, что она какая-то там родственница внука Кайрины со стороны его жены. Ну, или что-то вроде того.

«Главное — не волнуйся», — учил Жильер, — «самое страшное, что тебе грозит — это быть вышвырнутой прочь! Помни, помни о нашей цели. Око Пламени, вот что нам нужно… И его нужно добыть любым — слышишь? — любым путем! А бал — замечательный предлог пробраться в замок».

Кайрина де Гиль улыбнулась одними губами, при этом морщины на лице собрались в отдельные пучки.

— Я рада вас видеть, душенька. Пусть сегодняшняя ночь будет для вас радостной… Так же, как и для меня.

Вейра спешно опустила глаза. В голосе герцогини слышались и глубокая печаль, и обреченность доживающей отпущенный срок женщины, и глухая тоска по ушедшим годам. Все, кроме радости. И девушке стало стыдно оттого, что пусть даже во имя благого дела она вынуждена обманывать старушку, которая лично ей никогда не сделала ничего дурного.

«Зато она якшалась с чудовищем», — подумала Вейра, пытаясь разжечь в себе хотя бы маленький злой костерок, — «пожалуй, она заслужила небольшую ложь».

Поклонившись еще раз Кайрине де Гиль, Вейра медленно пошла вперед, не забывая томно обмахиваться веером и поглядывать по сторонам, игнорируя сальные улыбочки кавалеров. Ее должны были принять за свою, ведь не даром же Тоэс Мор потратил столько золота на платье! К слову, подобных нарядов у Вейры никогда не было; Мильор Лонс считал скромность едва ли не высшей добродетелью для молодой девицы, а потому платьица для Вейры шились исключительно светло-серого цвета и с воротничком под горло. Туалет, заказанный иххорцем, поражал воображение изобилием золотого шитья и глубиной выреза, Вейра даже опешила оттого, что ей придется одеть это, но потом сообразила, что именно так и одеваются знатные дамы. Тоэс Мор знал толк в нарядах.

…Она терпеливо ждала, когда начнутся танцы, и когда можно будет ускользнуть из зала. Жильер обещал быть поблизости, на тот случай, если что пойдет не так; но пока что его не было видно, как ни всматривалась Вейра в лица шастающей туда-сюда прислуги.

За окнами окончательно стемнело. От канделябров веяло жаром. Пахло закусками и дорогими винами. Женщины надменно расхаживали по залам, прикрывались веерами, хихикали, хватая друг друга за руки, и украдкой рассматривали незнакомых мужчин. Те, в свою очередь, собирались небольшими группами, раскуривали трубки и беседовали…

«Наверняка обсуждают последний указ лорда», — подумала Вейра, — «ну да ничего, скоро… Если повезет, Саквейр будет свободен от власти демона!»

Она ни на мгновение не сомневалась в собственной правоте, точно так же, как не сомневалась в правоте Жильера и Тоэса Мора. Настало время проснуться этим дремлющим землям. И людьми должны править люди, а не чудовище из Бездны!

Стало жарко, Вейра приспустила накидку. Она подумала о бокале прохладного вина, но задушила эту мысль на корню. Не время сейчас пить, когда нужна кристальная чистота мыслей.

…Чья-то рука осторожно прикоснулась к обнаженному плечу.

— Жильер?

— Прошу прощения, миледи… Я — граф де Керви.

Девушка обернулась. Быть может, лишком резко — и едва не выбила из рук графа бокал.

— О, прошу прощения, — Вейра быстро обежала его взглядом. Высокий, седоватый, похож на хищную пустельгу. Глаза — зоркие и внимательные. Как бы не заподозрил чего…

— Я никогда не видел вас раньше у Кайрины, — с улыбкой сказал он, — не имею чести быть знакомым.

— Вейра де Лонс, — она одарила графа самой чарующей улыбкой, на какую только была способна и как бы невзначай провела веером по глубокому вырезу. Взгляд де Керви чуть опустился, но затем снова вернулся к ее лицу.

— Де Лонс, де Лонс… — пробормотал граф, словно припоминая, — я никогда не слышал о таком семействе. Не утрудитесь ли?..

Вейра кокетливо поправила локон.

— Ах, граф… Не будьте же таким скучным. Быть может, мы обсудим мою родословную чуть позже? Когда вокруг не будет столь людно? Хотя, что и говорить, мое генеалогическое древо не блещет ни героями, ни мыслителями… В отличие от истории вашего рода, де Керви.

Этой маленькой лести оказалось вполне достаточно; граф расцвел подобно пиону по весне, поклонился и отошел к двум щебечущим женщинам, а Вейра с облегчением вздохнула. Побери его Бездна, еще следить вздумает… И она, чтобы успокоиться и обдумать сложившуюся ситуацию, все-таки взяла с подноса бокал золотистого вина.

…Заиграла музыка. Шумная толпа гостей двинулась в танцевальный зал; Вейра же, напустив на себя вид самой невинности, быстро поднялась по боковой лестнице на второй этаж. Ее никто не задержал, даже когда она ступила в апартаменты герцогини; быть может, принимали за родственницу, которой вдруг сделалось дурно от жары и суеты бала?

«Где же он?»

Вейра сняла туфли и дальше пошла в чулках. План замка она помнила прекрасно. Поворот направо, затем еще раз, и по галерее налево… Спальня Кайрины де Гиль.

По словам того же Жильера, Око Пламени хранилось именно там — и, видит Небесный Круг, за эти сведения было отдано немало серебряных филсов. А память нашептывала последние наставления Тоэса Мора:

«Когда оно попадет к нам в руки, мы сможем заманить лорда в ловушку. Люди говорят, что именно через него Кайрина вызывала проклятого демона!»

«Интересно, зачем?» — невинно спросила тогда Вейра.

Жильер презрительно сплюнул себе под ноги.

«Не строй из себя наивную девочку. Герцогиня, по слухам, была его любовницей на протяжении многих лет! А потом, когда она начала стареть, лорд Саквейра ушел в свои подземелья, это было еще до нашего с тобой рождения… И потому уже начало стираться в людской памяти, что это за демон и как выглядел, когда принимал людское обличье. Говаривают, что в холле долгое время висел его портрет, а потом, по слухам, герцогиня его убрала».

Еще приличная порция серебра была уплачена за старую миниатюру, портрет Тиорина Элнайра; но когда Вейра увидела лицо лорда, ее ждало глубокое разочарование. Вместо огненного демона она увидела самого обычного мужчину. Ну, пожалуй, не совсем обычного — все-таки не у многих жителей серединных земель встретишь шевелюру цвета спелой калины. Все остальное казалось вполне человеческим: серые глаза, широкие черные брови, сурово сомкнутые губы и четко очерченный подбородок. Лицо воина, не знающего поражений и не терзающего себя излишними размышлениями…

«Не обольщайся», — Жильер ухмыльнулся тогда и вырвал у нее из рук добытый с таким трудом портрет, — «И нечего так глазеть… Лорд принимал человеческий облик только тогда, когда разъезжал по Саквейру, когда наведывался к своей женщине… Он — огненный демон».

«А ты знаешь, как работает это… Око Пламени?»

«Графиня вроде бы терла его в ладонях, и через денек-другой появлялся ее горячий дружок»…

Оглядевшись, Вейра осторожно толкнула дверь и бесшумно скользнула в спальню. На диво яркая луна превосходно заменяла свечи, расстилая по ковру серебристые квадраты.

Знать бы еще, где именно графиня хранит это пресловутое Око… Под периной? Вряд ли. Скорее, либо в одном из ящичков бюро, либо в тайнике, о расположении которого никто не знает.

Ловко воспользовавшись отмычкой (уроки Тоэса Мора), девушка принялась потрошить содержимое бюро. На пол, печально хрустя, полетели связки пожелтевших писем, какие-то безделушки, для человека непосвященного кажущиеся мусором, но наверняка исполненные воспоминаний для старой герцогини. И — вот уж удача так удача! — в руках очутилась плоская резная шкатулка, щедро инкрустированная перламутром.

Затаив дыхание, Вейра подошла к окну, приоткрыла крышку… А затем и вовсе откинула ее. В уютном бархатном гнездышке покоился большой, размером с голубиное яйцо, рубин. Он был оправлен в потемневшее от времени серебро; в массивное ушко продета толстая цепочка, так, чтобы Око можно было носить на шее. Вейра прикоснулась к грани драгоценности — и едва сдержала возглас удивления: рубин оказался горячим.

Сомнений больше не было. Ибо только Око Пламени хранит жар подземных владений лорда…

Вейра торопливо надела на шею цепочку, заправила камень под корсет. Теперь… Быстро выбираться отсюда, чтобы никто не заметил отсутствия красотки де Лонс, дочери несуществующего семейства аристократов!

Что-то больно кольнуло чуть ниже левой лопатки.

— Кажется, вас не было среди приглашенных, миледи.

Дыхание застряло в горле едким комом. Де Керви! Он все-таки выследил ее и ухитрился поймать с поличным.

Сердце упало; Вейра непроизвольно отстранилась от смертоносного острия шпаги.

— Не двигайся! — и следа галантности не осталось в его голосе, — и попробуй мне объяснить, что ты делаешь в этой комнате и в это время? Отчего бы не пройтись по твоей родословной, милочка, в месте, совсем не людном?

— Мне стало дурно, — прошептала Вейра. Отчаяние заглатывало ее, накрывало мутной волной. И где, во имя Небес, Жильер?!!

— И именно поэтому ты рылась в бюро герцогини, — граф усмехнулся, — понимаю, милочка, понимаю. Разумеется, в поисках ароматических солей. А ну, стоять!

Давление клинка на спину усилилось. А де Керви, казалось, от души забавляется происходящим.

— Знаешь, что с тобой теперь будет? — подлив в голос чуточку яда, спросил он, — тебя свяжут, будут пороть у позорного столба как воровку, а затем препроводят в замок лорда. Ведь владыка Саквейра очень ревностно следит, чтобы в его землях царили покой и порядок. Лично мне кажется, что он с удовольствием отправит тебя поплавать в горячей ванне, да… В кипящем олове…

Вейра закусила губу. Все, что говорил ей сейчас граф, было более, чем возможно. Только если не…

— О, помилуйте… — застонав, она рухнула на пол, подкатила глаза и, жадно хватая ртом воздух, забилась в судорогах.

Граф выругался.

— Ты меня не проведешь, маленькая дрянь!

Из-под опущенных ресниц Вейра видела, как он наклонился к ней, как, вцепившись в корсет, сделал попытку подтащить к выходу… и вдруг замер, изумленно вытаращившись на нее.

— Как…

Вейра молча поднялась на ноги, освободила свой наряд из судорожно стиснутых пальцев.

— Прошу прощения, граф. Но то, что я делаю — на благо всех нас… И горе тому, кто помешает…

Де Керви захрипел и начал медленно оседать на пол. На пушистый ковер, который наверняка был гордостью Кайрины де Гиль. По напудренной щеке потекла тоненькая, глянцево блестящая в свете луны струйка.

— Надеюсь, вы поправитесь, — шепнула девушка, возвращая свой стилет на место, — удачи.

— Что ты творишь?!!

Сдавленный, хриплый шепот Жильера.

Он появился в дверях внезапно, словно призрак. Настоящий мужчина даже в ливрее слуги и седом парике, загримированный, чтобы никто не узнал в лакее писца наместника. В светлых глазах — лед.

— Но я… — Вейра нахмурилась, — а где ты был?

— Прислуживал герцогине, — прошипел он.

Быстро осмотрев затихшего графа, Жильер усмехнулся.

— Поздравляю, Вейра. Ты, кажется, его убила. О, Небесный Круг! Уходим отсюда, и как можно скорее. Око у тебя?

— Да, — выдохнула Вейра. Теперь ей и вправду стало не по себе; она вовсе не собиралась лишать жизни де Керви; она всего лишь не хотела быть пойманной…

— Давай руку, — процедил Жильер, — только не вздумай упасть в обморок… Тоже мне, борец за свободу Саквейра…

Вдвоем они выскользнули из спальни.

— Иди за мной и сделай вид, что слегка перебрала, — жестко командовал Жильер, — если кого встретим… Надеюсь, ты понимаешь, что если нас поймают, одной поркой не отделаемся?

Вейра молча кивнула. Перед глазами все плыло, смазываясь мутными пятнами. А на руках… У нее появилось странное ощущение, что ладони, пальцы невероятно грязные, словно покрыты нечистотами… Вымыть бы их, да негде. На кружевной манжете темнело кровавое пятнышко размером с ноготь. Как же она вымазалась? Ведь, казалось, аккуратно вытерла стилет о камзол графа…

— Ну, живо, живо, — голос Жильера доносился будто издалека, — слезы лить будешь дома, сделанного не исправишь… Сейчас главное — выбраться!

Бесконечный клубок коридоров. Какие-то люди, наряженные, разодетые смотрят на нее с легким осуждением.

«Наверное, я и в самом деле выгляжу, словно перепила наливки», — мелькнула мысль, — «ох, скорее бы все это закончилось!»

И, наконец, в лицо повеяло свежестью сада. Жильер потянул ее в тень старых яблонь; там их уже ждали оседланные лошади.

— Все. Можно сказать, что первая часть плана удалась.

Будто во сне, Вейра забралась в седло. Ей казалось, что Око Пламени стало горячее, чем раньше.

— Жильер…

— Да?

— Тоэс Мор так и не сказал мне, как Око Пламени может убить лорда.

Он улыбнулся и быстро пожал ей руку.

— Скоро узнаешь. Тоэс пока решил держать все в секрете, даже от тебя… Не обижайся, Вейра. Так лучше… Ведь если тебя, упаси Небесный Круг, поймают таверсы, ты ничего им не сможешь рассказать… Поскольку и сама ничегошеньки не знаешь.

* * *

В надземной части замка было прохладно. И всюду — хрупкие, сотворенные людскими руками вещицы. К слову, совершенно не нужные лорду Саквейра, но — преподнесенные в дар, а потому имеющие право на жизнь.

Тиорин рассеянно покрутил в руках мастерски выточенного из дерева эрга с мечом, сильно уменьшенную копию самого себя. Наверняка даже тот резчик по дереву видел в повелителе Саквейрских земель прежде всего чудовище. Так отчего же ты, Тиорин Элнайр, так удивляешься словам Оракула?.. Когда-нибудь люди все равно пожелали бы избавиться от эргов; быть может, нашелся жадный до власти человечек, который думает, что сможет принести истинное процветание Саквейру… или же просто и незамысловато — желает править единолично.

Он аккуратно поставил статуэтку на место и, раздернув портъеры, вышел на балкон.

Было раннее утро. Солнце алым шариком поспешно выкатывалось на небо, разливая животворящий свет по землям Саквейра. У подножия горы, укутанный в дымку, медленно просыпался Айрун; Тиорин даже учуял тонкий, ни с чем не сравнимый аромат свежеиспеченного хлеба. А дальше, на юго-восток, задорно кучерявились темные шапки Ирвингова леса, рассеченного шрамом большого тракта.

И что, спрашивается, нужно этим странным людям? Чего вообще может желать человек, кроме мира и спокойствия?.. Вот этого он уже не понимал, а потому даже в самом страшном сне не мог представить, что кто-то захочет его смерти.

«Да ты сам едва помнишь, что такое быть человеком», — подумал он, — «ты просто… забыл, Тиорин».

И эрг попробовал вспомнить себя таким, каким был до… В общем, до своего рождения в мир эргов. Из темных закоулков памяти всплыли поблекшие, давно утратившие краски образы: вот он, Тиорин, принимает венец одного из вождей… А вот — тризна по погибшему в бою отцу. Остаются два брата и только один жезл верховного вождя…

«Любопытно, а что было бы, выиграй я тогда бой? Что бы я сделал со своим братом?..»

За спиной шумно засопел таверс. Тиорин приказал им вне подземелий принимать человеческое обличье, иначе замок уже давным-давно сгорел бы дотла. И вот теперь топтался на пороге Юдин, предводитель всего клана таверсов — широкоплечий воин, с ног до головы одетый черную броню, а вовсе не шипастая тварь, повсюду сыплющая искрами.

— Милорд.

— Прикажи подготовить мне ванну и дорожный костюм, — Тиорин все еще задумчиво глядел на ажурные арки Айруна. И ведь даже стен не было отстроено для этого города, не говоря уже о смотровых башнях… Привыкли, привыкли к тишине и покою люди. Но, видать, всегда найдутся недовольные, полагающие, то могут сделать лучше чем есть.

— Я должен сопровождать вас? — глаза Юдина полыхнули пламенем сквозь забрало.

— Полагаю, в этом нет необходимости. Я уезжаю по личным делам, а ты оставайся здесь. Не забывай о том, что во дворце должен быть порядок.

Юдин с сомнением качнул головой в шипастом шлеме.

— Мой клан готов умереть за вас, милорд. И вы это знаете.

Тиорин лишь усмехнулся.

— Даже если вернутся старшие эрги?

И, не дожидаясь вразумительного ответа, приказал:

— Пусть седлают Севетра, Юдин. И не заставляйте меня ждать.

… Когда солнце одолело четверть небесного круга, Тиорин уже несся вниз по склону на вороном жеребце. Кажется, его подарил наместник Саквейра, обеспокоенный тем, что владыка вот уже который год не покидает подземелий. Верный Юдин доложил о появлении скакуна, Тиорин приказал отвести его в конюшню и выводить каждый день на прогулку, чтобы не застаивался тонконогий красавец — и на том дело кончилось. А теперь оставалось только пожалеть, что столько времени упущено, и что столько раз можно было мчаться навстречу восходу и ветру, пригнувшись к лошадиной шее, вдыхая странную смесь запаха лошадиного пота, влажной земли и разнотравья.

Тиорин направлялся к имению герцогини Кайрины де Гиль.

Положа руку на сердце, он не совсем понимал, отчего Оракул так обеспокоился Оком Пламени. Ведь это был всего лишь рубин с каплей его, Тиорина, крови внутри; именно поэтому камень всегда оставался теплым. Он сам сотворил Око Пламени, и это был дар любви для женщины, ее достойной. Жаль, прочие эрги отклонили предложение Тиорина привести Кайрину к возрождающей купели и сделать эргом; и именно в тот, последний вечер они и расстались навсегда.

…Севетр несся на восток. А Тиорин Элнайр безуспешно пытался представить себе, как может выглядеть Кайрина де Гиль после сорока лет разлуки.

«Маленькая, сморщенная старушка. Как сушеный гриб, и такая же легкая», — безрадостно думал он.

А память предательски подсовывала образ цветущей тридцатилетней женщины, кожа которой была подобна розовому мрамору, глаза — изумрудам, а волосы — золотым нитям. Разумеется, герцогиня де Гиль была замужем, но супруг, быстро сообразив, с кем танцует на балу его красавица жена, предпочел ретироваться и не вмешиваться. Общество ничуть его не осудило, и жизнь потекла дальше, мирно и размеренно. Единственно, чем те годы отличались от предыдущих — лорд Саквейра был самым счастливым эргом Серединных земель.

Имение герцогини располагалось в пяти милях от Айруна; Севетр бодро взбивал копытами дорожную пыль, и к полудню Тиорин уже завидел белоснежную арку ворот.

Он спешился, бросил поводья подбежавшему лакею и размашисто зашагал к парадному. Образ сморщенной старушки в напудренном парике никак не желал вытеснять Кайрину де Гиль.

«Ну и пропади все пропадом», — мрачно подумал Тиорин, — «для меня ты все равно останешься такой, как была в ту, последнюю нашу ночь».

Он распахнул двери, намереваясь взлететь по ступеням прямо в спальню Кайрины… И нос к ному столкнулся с управляющим.

Тот был молод и, как водится, слегка нагловат. Завидев гостя, который по крайней мере казался ровесником, да еще и не был разряжен в пух и прах, как это наверняка делал наместник Саквейра, парень грозно сверкнул глазами.

— Куда изволите так спешить, милорд?

И стал, загораживая дорогу. Тиорин едва не рассмеялся. О, да. Мальчишка слишком молод, и не может помнить лорда Саквейра, когда тот навещал герцогиню. Но — во имя небес — разве не кажется ему странным цвет волос?

— Мне нужно видеть герцогиню де Гиль, — сдержанно ответил эрг, обходя парня.

Он слегка удивился, когда крепкие молодые пальцы впились ему в плечо. В ноздри ударил запах дорогого табака.

— Прошу прощения. Герцогиня никого не принимает. Ей с утра нездоровится, так что…

— Тогда мне тем более нужно с ней повидаться, — с улыбкой ответил Тиорин, высвобождая плечо, — не смей задерживать меня.

— Герцогиня никого не принимает, — упрямо процедил управляющий, — и я не допущу, чтобы хотя бы кто-нибудь побеспокоил ее светлость! Я не знаю, кто вы такой, милорд, но — извольте прийти позже, иначе…

Последние слова он уже выкрикнул. И было в его голосе нечто такое, что всегда выделяет молодых людей, которым в руки попалось слишком много власти зараз.

Тиорин вздохнул.

— Очень жаль, что ты не знаешь, кто я такой, мальчик. Если бы знал, то уже валялся бы у меня в ногах…

Холеное лицо нахала занятно сморщилось. Затем, видимо, осторожность взяла свое — и он еще раз окинул взглядом незваного гостя. В самом деле, странно, когда в дом к ее светлости заявляется молодой мужчина в запылившейся одежде и нагло заявляет о своей якобы значимости… А потом, совершенно случайно, парень посмотрел в сторону, туда, где холл был увешан портретами предков герцогини, и среди них…

— Очень хорошо, — зло процедил Тиорин, — ты, дурак, отнял у меня кучу времени. Скажи спасибо, что не до тебя нынче.

Скорее всего, Кайрина по случайному наитию приказала вновь повесить ту огромную картину, где был изображен лорд Саквейра во весь рост, с парадной перевязью и в расшитом золотом камзоле. Но порой слишком трудно бывает вовремя понять — и принять то, что перед тобой личность, на чьем портрете золотится подпись «Тиорин Элнайр, повелитель Саквейрских земель».

Тиорин устремился вверх по скользким ступеням, уже не обращая внимания на распластавшегося по полу наглеца. Кайрина… По-прежнему ждала его. Красивая и мудрая, смелая и осторожная…

В галерее он едва не сбил с ног кругленького человечка, который семенил навстречу с сундучком под мышкой.

— Эээ… Господин…

— Что еще?!!

— Если вы к герцогине, то ее лучше не тревожить.

Сообразив, что это никто иной, как лекарь, эрг сграбастал его за шиворот.

— Что с ней? Отвечай, живо!

Но, похоже, тот понятия не имел, что значит «отвечать живо», а потому Тиорин попросту отодвинул его с дороги и, толкнув дверь, вошел в спальню.

…Запах лекарств. Тяжелый, душный. Огромная кровать, перед которой на скамеечке сидит молоденькая девушка в косынке и простом платье из некрашеного льна. И жалкое, иссушенное годами тело в белоснежной пене простыней.

С трудом соображая, что делает, Тиорин шагнул к окну и распахнул его. Хотелось выгнать из уютной комнаты навязчивое напоминание о болезни, и чтобы все, все было по-старому.

Девушка, ойкнув, вскочила и засуетилась, укрывая спящую герцогиню.

— Милорд, милорд… что это вы?!! Лекарь сказал — не беспокоить!

— Уходи, — приказал эрг, — немедленно. Я хочу остаться с Кайриной де Гиль наедине.

— Но… — на молодом смуглом личике мгновенно отразилась вся та борьба, что происходила в душе служанки. С одной стороны, она была предана герцогине, и намеревалась до конца бороться за ее жизнь. С другой стороны, уж слишком повелительным казался тон странного незнакомца.

Все, как и много лет назад, решила сама Кайрина.

Ее глаза открылись, сощурились близоруко, и спальню огласил тихий горестный стон.

— Ты!..

Затем, на удивление быстро овладев собой, она выпростала из-под покрывала морщинистую руку и легонько сжала крепкий локоть служанки.

— Дея, душенька… Оставь-ка меня с этим господином. И чтобы никто — слышишь? Чтобы никто не мешал нам…

Все Серединные земли сжались до размеров спальни. И Тиорин, вмиг позабыв о том, что он — эрг и лорд Саквейра, опустился на колени перед ложем, где угасала Кайрина де Гиль.

Конечно, она сильно изменилась за все эти годы. Но красота, казалось, никуда не ушла; только забралась глубже, спряталась от взглядов людских. На поверхности остались едва заметные, скользящие проблески.

— Ты вовремя решил навестить меня, — прошептала Кайрина, — похоже, теперь наша встреча уже точно последняя… Да еще… Странное что-то происходит, Тиорин, ты должен знать.

Она приподнялась среди подушек, легонько коснулась пальцами щеки эрга… А тому внезапно захотелось завыть от тоски, от вопиющей несправедливости небес. Отчего такая женщина, как Кайрина де Гиль, должна уходить из жизни? Отчего он послушался решения совета и не взял ее к себе, не привел к Возрождающей купели?!!

Кайрина кашлянула, и по ее сморщенным и уже безжизненным губам скользнула озорная улыбка.

— Видишь, я уже не та Кайрина, с которой ты танцевал на балу у наместника. Жаль, что ты покинул меня так рано, жаль… Но теперь — все. И, умоляю, не надо говорить мне о том, что я вовсе не изменилась. Это будет самой большой ложью, а ведь ты никогда мне не лгал, Тиорин…

Эрг сел в изголовье, взял ее сухую ладошку в руки. И, наконец, обретя способность говорить, спросил:

— Что стряслось, Кайрина?

Она растерянно посмотрела на него.

— Кто-то похитил Око Пламени. Граф де Керви попытался задержать вора, но был заколот. Прямо здесь, в этой спальне, представляешь?..

И, помолчав, добавила задумчиво:

— Я вот думаю… Хорошо, если Око украли просто ради денег… Но если с его помощью они могут навредить тебе?

— Не думаю, что, владея Оком, мне можно причинить вред, — беззаботно обронил Тиорин, — не думай об этом, дорогая моя. Я займусь этим, и верну камень туда, где ему и надлежит оставаться, тебе то есть.

Старушка горестно вздохнула.

— Зачем он мне теперь, Тиорин? Меня скоро не станет, и что тогда? Нет уж, лучше забери его себе, как отыщешь. А потом, быть может, ты его подаришь еще кому-нибудь… Женщине, которая тебе понравится…

— Ты сама не представляешь, какие глупости говоришь…

Он приподнял ее почти невесомое тело и обнял, прижав к себе. Разве не может тепло эрга согреть тело, в котором едва держится жизнь?

— Ты такой горячий, — шепнула Кайрина, — как раньше… Я постараюсь выздороветь, Тиорин, постараюсь. Но де Керви… Я испугалась, когда вошла в спальню, и увидела его… А потом мне стало совсем худо, но я ничего не могла поделать. Кто мог похитить Око Пламени? И главное, кто мог знать о его предназначении?

— Может быть, это самый обычный вор, — проворчал эрг, — только не беспокойся.

— Мне как-то тревожно. Найди Око… Как бы чего не случилось…