Морская практика

Вера Капьянидзе, 2007

Взрослея, мы забываем детские увлечения сказками, смеемся над нашей наивной верой в чудеса. Но, оказывается, они живут в нас, подспудно взрослея вместе с нами, деформируются, иногда приобретая совершенно причудливые формы.

Все началось банально: я, курсант Высшего Морского института Радиоэлектроники проходил практику с целой оравой таких же разгильдяев-второкурсников, как называет нас командир роты, на учебном корабле «Перекоп». В этом году наши отцы-командиры сумели раздобыть топливо, и мы не простояли, как обычно, всю практику у причала, а 13 июня потихонечку пошли себе по морям по волнам, не заходя ни в один заморский порт по причине состояния нашей посудины. То есть, наш многострадальный «Перекоп», обучивший тысячи и тысячи таких парнишек, как я, здорово от них претерпел. И потому в настоящее время находился в таком состоянии, что первый же порт не выпустил бы нас из своей акватории.

И вот мы целый месяц шли и шли себе, изредка подпитываясь провиантом и горючим с наших плавбаз. И дотопали аж в самое Средиземное море! И благополучно миновав остров Крит и издали, налюбовавшись его красотами, мы уже направлялись к острову Сардиния, чтобы полюбоваться еще и его красотами, а потом спокойно отправляться домой.

С самого начала практики нас, курсантов, поселили, как и полагается, на третьей палубе, на носу. Дальше наших кубриков — один только камбуз. Все бы хорошо, но курить можно было только на юте, то есть, на корме. С носа на ют нам приходилось ходить кругами, так как по четвертой палубе, где был прямой выход на корму, могли ходить только офицеры и мичмана. Идти из-за одной сигаретки в обход, естественно, ни один дурак не захочет, поэтому мы все старательно щемились за бочками, ящиками, лишь бы не попасться на глаза родным отцам-командирам, или, что еще страшнее — руководителю практики. Он откровенно не испытывал любви к курсантам, и во всех смертных грехах у него были повинны курсанты-разгильдяи. Даже, когда перед самым выходом из российских территориальных вод, на приехавшего с проверкой какого-то очень важного вице-адмирала нагадила чайка, наш руководитель клятвенно заверял его, что это курсанты специально подговорили ее, дабы опорочить его в глазах начальства…

И потому сегодня после физической зарядки, перед завтраком, нас полным составом отправили ловить на палубу этих самых бакланов, чтобы им не повадно было портить фуражки высокого начальства. Мы старательно ползали по всему кораблю, пытаясь приманить этих коварных засранцев остатками от вчерашнего ужина, но у нас ничего не получалось. Видно, шарики у этих бакланов работали не хуже нашего. Так и не сумев поймать ни одной птички, мы, устав от трудов наших праведных, встали за первую попавшуюся бочку, перекурить это дело.

Не успели мы затянуться, как тут же услышали такой отборнейший мат, да с такими витиеватыми определениями в наш адрес, какого я еще никогда в жизни не слышал, и вряд ли теперь уже услышу. Весь нюанс заключался в том, что мы примостились как раз за бочкой с мазутом, чего, естественно, делать ни в коем случае нельзя. В ответ мы живенько побросали окурки, и дружно топающей толпой побежали шхериться в кубрик. Не знаю, как другие, но я, лично, до кубрика добежать не успел, так как с бегом у меня всегда была напряженка. Зато я, наверное, лучше других услышал два грохнувших взрыва у себя за спиной…

В унисон этим взрывам меня подбросило вверх на высоту двухэтажного дома, не меньше, потому что, опадая вниз осенним листочком, я успел полюбоваться на четвертую палубу с высоты птичьего полета. А когда парил над своей родной — третьей, увидел наш горящий кубрик и чьи-то обгоревшие ноги, торчащие из иллюминатора. По 46 размеру я догадался, что это был мой закадычный дружок Баден. Спасательные шлюпки разорвало взрывами, и сейчас, обломки от них как в замедленном кино оседали на палубу синхронно со мной.

То ли маслопупы¹ заглушили машины для перестраховки, то ли они сами аварийно заглохли, но наш «Перекоп», взбрыкнув, как норовистый жеребец, и встал как вкопанный. А над палубой уже стаями кружат зловещие бакланы, предвкушая легкую добычу. Какие у них кровожадные глаза!

На глазок мне уже оставалось всего несколько секунд, чтобы приземлиться на такой родной, хоть и искореженной, третьей палубе. Я даже сгруппировался, чтобы по возможности мягче грохнуться на нее, но тут раздался еще один взрыв, третий и самый мощный!!!

Наверное, эта бочка была заполнена полнее. Ударной волной меня отнесло далеко от «Перекопа» и плюхнуло прямо в воду. Плюхнуло, надо сказать, не очень удачно: от удара спиной об водную гладь я не знаю, на сколько времени потерял сознание. А когда пришел в себя, мои многострадальные прогары², каждый из которых весит около 1,5 кг, ядром, прикованным к ногам смертника, старательно затягивали меня в морские глубины. Как я ни бился, чтобы стянуть их с ног, у меня ничего не получалось: слишком старательно завязал шнурки.

И вот я уже лечу в пучине вод, а в моих контуженных ушах почему-то гремит музыка. Какая музыка?! Это, скорее всего, фанфары, под которые я загремел. И под это музыкальное сопровождение идут, как в кино, мои последние предсмертные воспоминания: Юлька на выпускном… Ох, уж эта Юлька! Надо ей было два года водить меня на коротком поводке: далеко не убежишь, а на руки не берет, чтобы в самый последний вечер в школе, когда у меня на руках уже было предписание явиться в институт и билет на поезд, признаться мне в любви. Эх, Юлька, Юлька! Если бы ты мне все это раньше сказала! Не летел бы я сейчас неизвестно куда, а преспокойно учился бы с тобой в нашем областном пединституте, ездили бы мы вместе на занятия и домой…

А вот и папа, а рядом и мама, вся опухшая от слез. С самого первого дня моего рождения мама, насмерть напуганная армейской дедовщиной, семнадцать лет усиленно искала ходы и выходы, как откосить меня от армии. И когда у нее что-то там уже начало наклевываться, я взял, да и послал свои документы в Военный институт. Да не просто в Военный, а в Военно-морской, да еще и на подводника. Так что плакать ей было с чего, все ее мечты о моем филологическом образовании летели в тартарары, как сейчас я…

Стоп! Если это предсмертные минуты, то почему мне, собственно, вспоминается только выпускной? Я где-то читал, что у человека перед смертью вся его жизнь от самого рождения до самого последнего мгновения проплывает в памяти, как в кино. А у меня пока — одна только Юлька маячит на горизонте, да еще мама с папой… Но додумать эту мысль я толком не успел, так как в это время я плавно приземлился, нет, скорее приводнился, на что-то не слишком мягкое.

Пока я летел в морской бездне, я зажмурился от страха и задержал дыхание. Теперь же, после удачной посадки я решил потихоньку приоткрыть хотя бы один, чтобы осмотреться, куда же я все-таки попал. Боли никакой я не чувствовал, дискомфорт, правда, небольшой был от того, что моя пятая точка упиралась во что-то весьма жесткое, но это все терпимо. Самое главное, что меня утешало в этой ситуации, что я этот дискомфорт еще в состоянии ощутить. Музыка как-то незаметно и даже непонятно когда смолкла сама собой и сменилась полнейшей тишиной. Я приоткрыл глаз…

Прямо по курсу на меня, как сказали бы французы — визави, глаз в глаз с нескрываемым любопытством пялилась лошадь и скалила свои жуткие зубы то ли в приветственной улыбке, то ли в предвкушении добычи. «Ну, все, вот и конец приходит, — подумал я, — пошли воспоминая детства».

Когда я был маленький, на нашей улице жили цыгане, и они, как и подобает настоящим цыганам, завели себе лошадь, которую выпускали гулять на улицу. Правда, по-моему, это была не лошадь, а самый настоящий монстр: смесь тяжеловоза с пони: башка и круп нормальной лошади, а ножки — кривые и маленькие достались от пони. При таком внешнем уродстве, она к тому же была злобной и кусачей. Вероятно, из-за комплекса своей неполноценности. Так вот, эта самая лошадка смотрела сейчас прямо на меня и скалила свои зубы, явно норовя укусить. Я взбрыкнул ногой, метясь ей прямо в морду, и по всей вероятности, куда-то попал, хотя, если честно, не почувствовал этого момента. Зато лошадиная морда тут же исчезла из поля моего зрения… Нет, это уже явно не предсмертное воспоминание. Я не помню, чтобы со мной такое происходило, а на память, я не могу пожаловаться. Это, можно сказать, единственный Божий дар, доставшийся мне. Как она неслась за мной, и как я на крыльях перелетел через забор, спасаясь от ее зубов, это я прекрасно помню, но чтобы она видела меня поверженным — этого не было никогда, могу поклясться чем угодно! Так что же все-таки со мной происходит, и где я вообще нахожусь: на том или на этом свете? Ничего не понимаю…

Я сел и огляделся. Явно, что не на том: архангелов, встречающих меня, так же, как и райских врат нет и в помине. Это уже немного утешает. Выходит, я пока еще живой. Я старательно ощупал себя: ни переломов, ни ран, на болевые ощущения, типа щипков, реакция вполне адекватная… Но и не на этом, то есть не на земле, а тем более не на родном «Перекопе»… Вокруг меня, сколько хватало глаз, простиралась вода, вода, кругом вода… и рыбки разные: красненькие, желтенькие, синие, полосатые, в горошек и полоску и вообще всяких невообразимых расцветок, разных калибров, и пород снуют туда-сюда небольшими косячками и поодиночке, тычась прямо в меня. Проплывают гребешки, шлепая створками, по дну ползают крабы, водоросли свисают лианами в прозрачной, почти не видимой воде… А вокруг — морские звезды самых разных цветов и оттенков, кораллы кустятся целыми плантациями… Красотища невообразимая!.. Совсем как в фильмах ВВС о живой природе. Вообще-то, как мне кажется, это место чем-то походит на рай, правда, вместо райских кущей почему-то все больше водоросли, а вместо птичек — рыбки, медузы, моллюски. И такая благостная тишина над всей этой невообразимой красотой… Наверное, я, как курсант военно-морского института, попал в морской рай, то есть в рай для моряков. А вот и уже знакомая мне лошадка: маленький и гордый, словно сошедший с восточных фресок золотой морской конек с гнутой шейкой, зацепился своим крошечным хвостиком, как крючком, за водоросль и смотрит на меня, как на явление Христа народу. Вот этот вот мизер-пупер и показался мне цыганской лошадью?! Да, народ у нас истинно правдивые пословицы слагает: у страха глаза велики! Или я смотрел на него сквозь каплю воды, заменившую оптическую линзу, зависшую на ресницах? Хотя какая может быть капля на дне морском? Да, это скорее всего получился эффект лупы. Так, ладно с коньком более-менее разобрался. Теперь надо определиться, куда же я все-таки попал. Мама, родная, где я? Если на дне Средиземноморском, то почему я до сих пор не утопленник и еще в состоянии даже что-то мыслить? Ни-че-го не понимаю, если честно сказать…Я поерзал, пристраиваясь удобнее…

— Он еще и прыгает! Да слезешь ты, наконец, или нет? — вдруг раздался чей-то раздраженный голос и вверх, прямо из-под меня забулькали пузырьки воздуха.

От неожиданности я всем телом устремился вверх и плавно приземлился обратно, слегка отбив при этом то место, на которое упал, то есть, на котором сидел, ну, в общем, вы, надеюсь, поняли, о чем идет речь.

— Кто тут? — пытался я спросить, но вместо слов из моего рта вместе с пузырьками воздуха вырвалось какое-то нечленораздельное бульканье. Тем не менее, этот кто-то, по-видимому, все же понял меня, потому что недовольно проорал:

— Кто, кто? Конь в пальто! Спину уже всю отбил, оглоед несчастный! Да слезешь ты, наконец, или нет?!

Я посмотрел вниз. О Боже! Я восседал на огромной черепахе! Увидев эту махину… Махину, потому что больше тех черепашек, что продают в зоомагазинах, я в своей жизни не видел, не считая, конечно, зоопарка, но там, за стеклом они мне почему-то казались нереальными, тем более что никогда не двигались, и не подавали никаких признаков жизни. Просто валялись за стеклом, как муляжи. Эта же, на которую мне посчастливилось приводниться или причерепашиться, была размером с хорошее кресло, с одной только разницей — сидеть на ней было неудобно и жестко.

— Ой, простите, пожалуйста, я не хотел,.. я не виноват,.. — нечленораздельно забулькал я.

— «Простите, простите». У меня что, спина железная, что ли? — пробурчала, пуская пузырьки, черепаха.

Вы когда-нибудь пытались говорить под водой? Нет? Попробуйте, интереснейшее занятие! Я не думаю, что вы поймете сами себя, не говоря уже о тех, кому эта речь предназначается. Но здесь, на морском дне, удивительное дело, несмотря на ее постоянные «Буль-Буль-Буль» вместо слов, я прекрасно понимал, что говорила черепаха. Но еще удивительнее было то, что я свободно дышал, правда, в носу что-то свербило, такое чувство, что постоянно очень хотелось чихнуть, но чих все никак не подступал.

— Простите меня, Бога ради, за любопытство, но не подскажете ли вы мне, где мы с вами находимся? — пробулькал я как можно вежливее, сползая с говорящей черепахи.

— Где, где, в Караганде!

— Не понял?! — удивился я. — В раю тоже Караганда есть?

— Какой такой рай? — в свою очередь вытаращила свои маленькие глазки на меня черепаха. — Не знаю я никакого рая!

— Но мы же с вами в раю находимся? — уточнил я, старательно булькая.

— Что такое рай?! — чуть не заорала на меня черепаха, видимо рассерженная обоюдным непониманием.

— Рай… — замялся я, не зная, как бы это поточнее объяснить, — это такое место на небесах, куда после смерти попадают некоторые люди… за особые, так сказать, заслуги…

–А за какие именно? — заинтересовалась говорящая, (или булькающая?) черепаха.

— Ну,.. я точно не знаю. Как бы Вам сказать… Ну,.. что-то вроде того: надо взрослых слушаться, зубы чистить каждый день,.. а вот еще, забыл совсем, самое главное — приказы командованья не обсуждать.

— Да, — загрустила черепаха, — я туда точно не попаду.

— Почему? — поинтересовался я. — С командованьем любите спорить?

— Нет, зубы ни разу в жизни не чистила!

Это меня почему-то приободрило больше всего. Раз черепаха так уверена, что не попадет в рай, значит, я пока еще точно не на том свете. Но на всякий случай, я все же решил лишний раз убедиться в этом:

— Получается, что мы с вами находимся не в раю? Тогда где же?

— Нет, конечно, не в раю мы находимся. — Заверила меня черепаха. — Все намного проще. На дне Средиземного моря мы с вами находимся.

Безумного страха и леденящего душу ужаса от ее слов я почему-то не испытал. Как-то уже сам стал об этом догадываться. Но общее нервное напряжение все-таки почувствовалось.

— То есть? — опешил я. — Почему же, в таком случае, я спокойно дышу, да еще и с вами разговариваю? По всем законам я уже должен быть утопленником.

— Должен, — охотно согласилась черепаха, — но не стал. Ты попал прямиком в Нептуново государство. Садко наш тебя спас.

— Кто такой Садко? И как он меня спас? Нельзя ли в этом месте поподробнее, — попросил я.

— Объясняю. Садко — это глава администрации Нептуна. А как он тебя спас, это уж он тебе пусть сам объясняет. Глянь, вон, несется, как оглашенный. Наверное, уже доложился Нептуну, сердечный, порадовал Государя, что в его полку прибыло.

— Господи! Да куда же я попал?! — невольно вырвалось у меня.

Но Бог то ли не расслышал меня из-за толщи воды, то ли очень занят был своими делами, то ли просто махнул на меня рукой: «Разбирайся, мол, Зю, сам»…

* * *

Я, честно говоря, мало что уразумел из того, что набулькала черепаха, но особенно разбираться не стал, потому что в это самое время из темных морских пучин ко мне подплывал человек. «Наверное, МЧСник, — обрадовано подумал я. — Ищут!!! Люди! Родные мои!». Но почему-то МЧСник был без акваланга. На спине у него вместо акваланга болталась какая-то байда, напоминавшая балалайку и мандолину одновременно, но с более длинным грифом. Короче говоря, какой-то струнный музыкальный инструмент. И был этот самый МЧСник, как и пострадавший, то есть я, без маски, без ласт, и даже не в костюме аквалангиста, а только обмотанный в районе поясницы водорослями, что, видимо, должно было имитировать плавки. Его длинные черные волнистые волосы красиво развевались в воде в такт его плавным движениям. Одно удовольствие было смотреть на его почти рыбье скольжение. Излишне смуглое, словно только что с Сочинских пляжей, мускулистое тело явно выдавало в нем восточную кровь. Ему немного недоставало роста, а в остальном — просто эталон мужской красоты. Наверняка, бодибилдингом балуется. «Прямо настоящий Тарзан! Не то, что я: длинный, тощий и нескладный», — невольно залюбовался я им.

— Привет! — обрадовано пробулькал МЧСник, приближаясь, и сразу же бросился обнимать меня, как брата родного. Я, честно говоря, думал, что он с ходу начнет меня отчитывать, что вот только такие разгильдяи, как я и попадают в подобные ситуации, а нормальным людям, то есть МЧСникам, из-за нас никакого покоя нет…

— Привет! — промямлил я, очень удивленный такой бурной радостью по поводу нашей встречи. — Простите, а вы разве не из МЧС?

— Какой МЧС? Не знаю я никакой МЧС. Саидка я! Саидка!

— Садко? — не расслышал я.

— Слушай, и ты туда же, да? — обиделся пловец, — Са-и-д-ка я, а не Садко. Что вы все, помешались на этом Садко?

— А кто вы такой, Сад.., тьфу ты, Саидка, вообще? Откуда ты взялся, если не из МЧС?

Выглядел он не намного старше меня, на вид ему было года двадцать три, никак не больше, и потому я со спокойной совестью перешел на «ты». Тем более, что и он мне сразу начал довольно фамильярно «тыкать».

— Я — Саид Фаррух Абдалла-паши, или попросту Саидка, значит. Являюсь Главой администрации самого Нептуна! И от руководства Подводного государства, в моем лице, мы рады приветствовать тебя на нашей земле, тьфу ты, на нашей воде. Вот так! — гордо и старательно произнес он, встав при этом в позу памятника Ленину на главной площади какого-нибудь областного города. — Слушай, а что такое М-Ч-С? — старательно выговаривая буквы, поинтересовался он.

— Министерство по чрезвычайнвм ситуациям.

По лицу Саидки-Садко было понятно, что он ничегошеньки не понял из моего объяснения.

— Министерство — понял. А это, как его, черз, через.., ну что там дальше — это что такое?

— Чрезвычайные ситуации? Это — разные наводнения, пожары, катастрофы, землетрясения, катаклизмы. Ну, в общем страсть-мордасть всякая, и с ними это самое министерство борется, спасая людей.

— Понял! Надо будет Нептуну предложить у нас тоже такое Министерство образовать, а то все кому не лень наших глушат, отходами травят, то еще нефть прольют, совсем житья никакого не стало, всю экологию загадили.

Увидев черепаху, с раскрытым ртом слушающую наш разговор, Саидка шикнул на нее:

— А ты чего тут уши сушишь, старая калоша? Делать тебе больше нечего? А ну, марш отсюда! У нас, понимаешь ли, секреты государственной важности, а она тут рот раззявила! Будет теперь по всему морю трезвонить.

Черепаха медленно развернулась и царственно поплыла прочь, буркнув на прощание «Подумаешь! Секреты у них! Нашли шпионку! Да тут завтра и без меня тебе каждая рыбка все твои секреты расскажет».

— Чего это ты на нее? — посочувствовал я старой черепахе.

— Да ну их всех! — с досадой махнул рукой Саидка. — Путаются под ногами, сплетни разводят.

— Кто? — не понял я. — Черепахи?

— Да все, кому не лень! Вон их вокруг сколько плавает. Только и знают, что наушничать…

— Ты про кого это?

— Да рыбы, крабы, моллюски, все…

— Ха-ха-ха! — не выдержал я. — Ты чего, с дуба рухнул? Рыбы разговаривают?! Да они же молчат, как… Ну, да, как рыбы.

— Чего ты гогочешь? — обиделся Саидка. — Я что, по-твоему, совсем глупый, что ли? Ты лучше послушай, послушай!

Я прислушался. И, действительно, то, что я с самого начала моего пребывания под водой принял за тихий шорох перекатывающейся воды и шелест трущихся друг о дружку водорослей, на деле оказалось беспрерывным болтанием мелких рыбешек, рачков, крабов, моллюсков… Одним словом, тут говорило на человеческом языке все, что двигалось. Только очень-очень тихо. То есть, соразмерно их габаритам: чем меньше была рыбешка, тем тише она шелестела, словно просто шуршала своими чешуйками. Но если хорошенько прислушаться, то среди общего, едва слышимого рыбьего галдежа, можно было различить и отдельные слова и фразы. И сейчас я, изрядно напрягая слух, слышал со всех сторон:

— Человек! Человек!..

— Настоящий!..

— Черноморец!..

Ничего себе! Они даже в наших флотах разбираются?! Только вот, интересно, с чего они взяли, что я — черноморец? Вообще-то на мне никаких отличительных знаков не было. Я был в пилотке, а на ней, как известно, ничего не пишется. Да и на бескозырке у меня пока что только название института было написано, а не флот. Так что ошиблись, вы, рыбки мои. Не черноморец я пока еще. И даже не балтиец, а просто курсант.

Напрягаться, чтобы послушать рыбок было тяжело, все равно, что на втором этаже прислушиваться к далекому шуршанию мышей в погребе, и я махнул на это занятие рукой.

— Ну, давай, давай, — заторопил меня Саидка. — Я тут подсуетился насчет аудиенции, Нептун нас сейчас же и примет.

— Подожди, Садко…

— Саидка, — хмуро поправил меня глава администрации.

— Саидка, — согласился я. — Объясни ты мне, почему же тут рыбы разговаривают? Почему я дышу в воде? Что здесь вообще происходит? Это все мне снится, или я уже на том свете?

— Ладно, объясню, но только коротко, а то Нептун уже ждет нас. Не любит, старый, когда заставляют его ждать. Короче, в настоящее время ты находишься, как я уже сказал, в Подводном государстве. А если быть точнее — в Средиземноморской резиденции Нептуна. А у нас здесь, все, как в сказке…

— Чем дальше, тем страшнее, что ли? — не утерпел я.

— Ну, не совсем так. — Уклончиво ответил Саидка. — Правит нашим государством сам Нептун — Владыка морской… В общем, что тут много рассказывать, поживешь, сам все увидишь. А черепаха эта — старая склеротичка Тротила. — Небрежно махнул он рукой.

— Тортила? — догадался я. — Как в «Буратино» что ли?

— Не как, а она самая и есть.

— Правда, сказка какая-то! И что же она, в таком случае, в вашем Подводном государстве делает?

— Да, понимаешь, у нее жизненные обстоятельства так сложились… Короче говоря, она должна была ключик этому самому Буратино отдать, а ее там вроде бы кто-то спугнул, что ли. Она рассказывала, но я точно не помню. Вот, она ключик этот и спрятала в море. Да так хорошо упрятала, что уже почти сто лет найти сама не может, старая склеротичка. Вот и ползает тут, все вспоминает, куда его положила…

— Так, ладно. С черепахой, можно сказать, я более-менее разобрался, хотя… Все-таки объясни мне, если я нахожусь под водой, то почему же я до сих пор не утоп, а дышу, так же, как и на земле? По всем законам я уже давно должен был концы отдать. Я уже… — я взглянул на часы. Часы у меня были классные «Командирские», морской вариант, водонепроницаемые, антиударные, с календарем. Мне их подарили родители на присягу, и с тех пор они еще ни разу меня не подвели, даже когда я однажды помылся с ними в бане. Но сейчас с ними происходило что-то удивительное: секундная стрелка не двигалась, хотя часы продолжали тикать. Эх, жаль, что я свой сотовый оставил в кубрике — на подзарядке валяется. Впрочем, о чем это я? Какой здесь может быть сотовый? Он бы мне вряд ли чем помог.

— А это мое изобретение, — похвалился Садко. — Я ведь, как и ты, тоже когда-то был моряком. Правда, рыбаком, а не военным, как ты. И жил я в Турции. Наш баркас затонул на мелководье — на рифы налетел. Ну и вот, лежу я, значит, на дне морском и думаю, все, крышка тебе Саидка, пришла. А под носом у меня водоросли какие-то шевелятся и пузырьки воздуха из них поднимаются. Я сорвал их, да в нос и запихнул себе, чтобы носом не дышать подольше, а из них чистый кислород идет.… Вот я с тех пор турунды из этих водорослей постоянно и запихиваю себе в нос, чтобы было чем дышать. И тебе тоже запихнул, пока ты тонул, понял? Вот они, эти водоросли. Ими мы с тобой и будем дышать, только не забывай их почаще менять. — Он показал мне на длинную, извивающуюся в воде водоросль. — Одно неудобство с ними — в носу не поковыряешь.

— Ха, так это же ульва, или морской салат! — узнал я с первого взгляда.

— Откуда знаешь? — удивился Саидка.

— Так это каждый шестиклассник знает! Ты что, биологию не учил?

— Да я, если честно, не только биологию, я вообще ничего не учил. Четыре класса закончил, и пошел отцу в море помогать, а потом и сам рыбачил, пока наш баркас не затонул… — пригорюнился Саидка.

Мне даже неловко стало. Вроде как выделываюсь перед ним своими знаниями.

— Ну, прости, Саидка, я не знал…

Мы, не спеша, плавно плыли по мелководью. Правда, «плавно» — это сказано не про меня. Я никогда не занимался подводным плаванием, и потому у меня это выходило все как-то больше рывками и скачками.

— Ничего, научишься, — приободрил меня Саидка, посмотрев на мои ужимки.

— Слушай, Саидка, а как же ты оказался в территориальных водах совсем другого государства? — вдруг дошло до меня.

— Какого государства? — не понял моей мысли Саидка.

— Ну, вот ты говоришь, что вы рыбачили у берегов Турции, а сейчас-то мы находимся у берегов Греции, или скорее, даже Италии? Выходит, вы браконьерством занимались?

— Какое браконьерство, слушай?! Просто меня подводным течением отнесло, — забеспокоился почему-то Саидка.

«Что-то темнит, парнишка!» — подумал я, но особо разбираться не стал. Пусть будет подводное течение. В конце концов, не моего государства это дело.

Насколько я понял, мы медленно пробирались в глубины моря. Это было заметно, по постепенно сгущающейся темноте вокруг нас и окраске окружающих рыб. Они становились темнее, невзрачнее, а многие из них попросту валялись на дне, приплюснутые давлением. Но почему-то на нас это давление совершенно не действовало, хотя, по всем законам нас уже давно должно было раздавить, как таракана тапочкой. Это тоже было необъяснимо. Мне необходимо было как-то осмыслить мое нынешнее положение. Осмысление я решил начать поэтапно. Начну, пожалуй, опять же, с дыхания. И я принялся рассуждать.

— Нет, Саидка, я думаю, тут дело не в водорослях. Слишком бы это было просто. Во-первых, все водоросли, а не только ульва, поглощают углекислый газ и выделяют кислород. — Размышлял я, меняя на ходу, вернее, на плаву, свои турунды в носу и на всякий случай при этом задерживая дыхание. — Люди давно бы додумались до такого простого решения, а не таскали бы на себе акваланги. А, кроме того, ты не задумывался, как мы с тобой понимаем друг друга? Ты что, учил русский язык?

— Нет, никогда не учил.

— Вот видишь! — даже обрадовался я. — А я не знаю турецкого, а тем более черепашьего. Как же мы тогда все общаемся? Я лично говорю по-русски. А ты, на каком языке?

— На турецком, понятное дело. Я другого и не знаю! — признался Саидка. — Ай, не заморачивайся по пустякам! Здесь все говорят на одном: и рыбы, и русалки, и мы с тобой, а как — я и сам не могу понять. Булькаем себе и булькаем.

При очередной замене турунд я попробовал дыхнуть без водорослей. Будь, что будет! Но со мной ровным счетом ничего страшного не произошло. Я даже воды не нахлебался, как ожидал. И дышалось нормально, даже лучше, потому что ничего не свербело в носу.

— Саидка, слушай, а ведь я и без водорослей дышу! — обрадовано завопил я.

Тот недоверчиво посмотрел на меня, заглянул в мой нос, чтобы убедиться, что я действительно дышу без турунд.

— Не, я все же побаиваюсь…

— Если я дышу, то почему же ты не можешь? Вытаскивай их на фиг!

— Не, я подожду немного.

— Ну, смотри, как знаешь.

Минут через десять Саидка, внимательно присматривавшийся ко мне, все-таки решил последовать моему примеру и тоже выдернул их из носа.

— Живой? — спросил я его.

— Нормально!

Обнаружился лишь один недостаток: без турунд в нос набивалась всякая мелочь: дафнии, амебы там разные. Все равно, как мелкая мошкара летом. Из-за этого приходилось часто высмаркиваться, или чихать. В остальном, дышать было терпимо, а если еще куском водорослей отгонять, как веточкой, всю эту мелочь, то совсем хорошо получалось…

— Это же надо, а! — возмутился вдруг Саидка.

— Чего это ты?

— Пять лет ерунду всякую в нос совать! Где ты раньше был?

— Ты что, хочешь сказать, что мне надо было бы раньше утонуть?

— Нет, я не то хотел сказать… — смутился Саидка. — Слушай, а как мне тебя представить Нептуну? А то заболтались мы с тобой, я даже и не спросил, как тебя звать, — быстренько сменил он неприятную тему.

— Зю, — непроизвольно вырвалось у меня имя, ходящее последнее время в институтском кругу.

— Как? — удивился Саидка. — Странное имя. Я что-то такого и не слышал.

Пришлось объяснять ему, что вообще-то я, по паспорту, Владимир Болкунидзе Но в институте моя фамилия претерпела некую эволюцию. В самом начале моего обучения, когда меня назначили запевалой роты за мою недюжинную способность орать, я сразу же превратился в Кикабидзе. Чуть позже, когда я на спор съел бачок гороховой каши и при этом остался жив, я автоматически превратился в Камикадзе. Потом, по военно-морской традиции сокращать и превращать в аббревиатуры все слова и словосочетания, я превратился просто в Дзе. Когда же я, хиляк, на тренировке одним хуком отправил в нокаут качка из второго взвода, тогда я уже вполне заслуженно стал носить гордое имя Дзю. Которое, опять же по морской традиции, не говорить длинно, как-то незаметно потеряло первую букву, и я стал называться просто Зю — простенько и со вкусом, как мне кажется. А что, мне лично, очень даже нравится! Хорошо, еще хоть две буквы от моего имени оставили товарищи по взводу, а то могли бы и просто Ю назвать. И на том спасибо.

Насколько я понял, Саидка мало, что уразумел из моих объяснений.

— Зю, так Зю, — как-то разочарованно пожал он плечами. Наверное, он ожидал от меня чего-то более внушительного, типа Ричарда, или Артура какого-нибудь. Ну, уж не обессудьте… Как говорится, чем богаты…

Мимо меня в этот момент проплывала трубка, и я инстинктивно протянул за ней руку: курить хотелось до невозможности, а все мои сигареты, как сами понимаете, превратились в табачную кашу, которую я выкинул, вывернув и прополоскав карман, сразу по прибытии на место моей последней дислокации. Следом за этой кашей отправилась и бесполезная в данной обстановке зажигалка.

— Не лапай, хам! — вдруг взвизгнула «трубка» и стремительно уплыла прочь.

— Что это было? — спросил я Саидку, одергивая от неожиданности руку.

— А, это? Рыба-трубка. Да брось ты ее, от нее никакого толку, забудь вообще про курево. Ты лучше посмотри, какой у нас красивый дворец! Ты видел на Земле что-нибудь подобное? — указал он мне на какую-то феерическую фантасмагорию, высветившуюся прямо по курсу. Что-то огромное, переливающееся светящимися огоньками шевелилось, оставаясь при этом на одном месте. Словно какая-то огромная глыбища, покрытая светящейся чешуей, в едва заметной водяной ряби угнездивалась, отыскивая удобное положение.

* * *

Я действительно ничего подобного в своей жизни еще не видел. Какое-то фантастическое нагромождение светящихся и искрящихся камней, смутно напоминавшее формой усеченную пирамиду, что-то вроде индейских. Но самое удивительное было в том, что эти камни были словно живыми, от подводных течений и колебаний воды, они постоянно приходили в движение, колеблясь и принимая самые причудливые фосфорически светящиеся конфигурации, но при этом общая форма усеченной пирамиды сохранялась. Одним словом, светящаяся и переливающаяся плазменная химера. Когда мы подплыли поближе, я пригляделся к этим живым стенам. Оказалось все очень просто, как и все гениальное: огромные валуны, из которых была построена пирамида, были облеплены динофлагеллатами — это особый вид планктона, которые издают короткие вспышки света. А большое скопление этого вида планктона создают столько света, что можно читать газету. Моряки не дадут мне соврать, ночью эти самые динофлагеллаты часто вызывают сияние поверхности моря, когда ее спокойствие не нарушают волны или след от корабля. В детстве я очень увлекался биологией, и прочитал много книг о подобных чудесах природы. Но одно дело прочитать, а другое — увидеть все это своими глазами… Да, и что это меня, сугубо сухопутного человека, ни разу не видевшего моря до моей практики, понесло в Военно-морской институт? Занялся бы всерьез своей любимой биологией после школы, так не булькал бы сейчас на дне морском с каким-то сомнительным Саидкой.

Кроме этого светящегося планктона по дворцу плавало скопище разных светящихся рыбок-фонариков и кальмаров. Так что, иллюминация во дворце была будьте-нате! Ничуть не хуже, чем на Невском. С той только разницей, что на Невском фонари стоят не двигаясь, а здесь все освещение постоянно передвигалось. Разгуливало, одним словом, создавая эффект светомузыки.

У самого входа в эту фосфорецирующую махину, огромными размерами напоминавшего парадный вход в Эрмитаж, но только без дверей, плавали на привязи из водорослей две страшенные акулы. Одна из них при нашем появлении оскалила пасть в Голливудской улыбке, демонстрируя несколько рядов зубов. Я от этого зрелища интуитивно дернулся назад, но Саидка успокоил меня:

— Не дрейфь, Зю, мы свои. — И показал кулак ощерившейся акуле. Та тут же захлопнула пасть и виновато юркнула в какую-то расщелину пирамиды, совсем, как нашкодившая собачонка.

Мы с Саидкой плыли по коридорам, от которых отходили проемы в анфилады коридоров или огромные залы. Все стены коридоров и залов в изобилии были увешаны кораллами и жемчугом. Такого обилия даров моря с лихвой бы хватило, чтобы утолить желания всей женской половины человечества без исключения и еще бы кое-что осталось в загашнике. Вот уж воистину, «не счесть жемчужин в море полуденном…». Кроме изобилия коралловых кустов и жемчугов, украшением дворца служили и развешанные гирляндами по стенам, совсем как на стендах Зоологического музея, морские звезды, ослепительных цветов и самых разнообразных нежнейших оттенков. Я, раскрыв от изумления рот, совсем как в свое первое посещение Эрмитажа, глазел на эти изукрашенные стены и потолки. Вот только дверей в этом причудливом дворце нигде не было. Получался самый настоящий лабиринт. И как только можно не заблудиться во всех этих ходах и выходах! Я остановился, пораженный невиданной красотой, но Саидка меня одернул нетерпеливо:

— Потом, все потом, у тебя теперь много времени будет, насмотришься еще… Нептун ждет!

На «Перекопе» еще совсем недавно мы всей командой отмечали день ВМФ. Как и положено, в этот день, к нам пожаловал Нептун в окружении работниц камбуза и официанток, выряженных русалками, и всех остальных персонажей, обязательных на таком празднике. В Нептуна был наряжен наш боцман — Александр Иванович. Нептун был неотразим! Огромного роста, громогласный, слегка подвыпивший, с пеньковой бородой, прикрывающей его необъятный живот, и рыжими прокуренными усами. В руках у него были самые настоящие деревенские вилы, непонятно каким образом попавшие на военный корабль и имитирующие трезубец Морского Владыки. До того дня я ни одного Нептуна в глаза не видел, и потому Александр Иванович произвел на меня неизгладимое впечатление. Теперь мне не терпелось воочию увидеть самого, что ни на есть настоящего Нептуна, чтобы я смог по достоинству оценить высокохудожественное перевоплощение нашего боцмана.

Тронный зал представлял собой огромную комнату, украшенную теми же кораллами, жемчугом и звездами. Только коралловые заросли здесь были гуще и кустистее, жемчуг — крупнее, и кроме обычного белого, изобиловал розовый и черный. Морские звезды, налипшие по стенам — были солиднее и ярче. Вдоль стены за троном, почему-то протянулась длинная вереница старинных сундуков и ящиков. От огромных, напоминавших бабушкин комод, до маленьких, наподобие ларцов. Кое-где сундуки громоздились друг на друге. Они явно не вписывались в интерьер зала, убогим видом нарушая гармонию изящной торжественности. Дерево на них потемнело от времени и влаги, кованные когда-то углы, ручки и заклепки проржавели до такой степени, что кое-где зияли дырами. Все они были давно и плотно обжиты мелкими морскими обитателями и растениями. «Что они рухлядь тут собрали? Весь вид испортили», — невольно подумал я.

Нептун уже ожидал нас. Он могучим утесом восседал на огромном троне, таком же величественном и великолепном под стать дворцу. В правой руке, как и положено, Нептун держал настоящий золотой трезубец, размерами напоминавший скорее гарпун китобойцев. На клокастых, заросших по пояс густых и нечесаных, похожих на свалявшуюся паклю, волосах красовалась золотая корона размером чуть поменьше колеса от Жигуленка. Сам Владыка морской был так огромен, как два брата Кличко, вместе взятые, только ростом, наверное, повыше их будет. Лица его толком было не разглядеть, потому что оно все, за исключением глаз, поблескивавших синими лукавыми топазами, скрывалось под могучими зарослями бороды, закрывавшей не только лицо, живот, но и все остальное. Из-под ее зарослей выглядывали лишь босые ноги Владыки. Я так и не понял, в чем же он одет — казалось, что волос было больше, чем его самого.

Сразу же после нашего появления, как по команде, в зал с двух сторон грациозно начали вплывать самые настоящие, живые русалки!

— Дочки Нептуна! — восторженно шепнул мне Саидка.

Русалки тем временем привычно и бесшумно выстраивались в длинные ровные шеренги направо и налево от трона. «Ага, хлам прикрывают, чтобы бардак в глаза не бросался», — догадался я. Их тут было чело…, рыбами их тоже назвать трудно, скажем так, особей около сорока. Точное число сказать не могу, так как постоянно сбивался в счете. Да, силен, видать, Нептун-батюшка по мужской части! Русалочки были все, как на подбор, блондинистые, с длинными волосами, шлейфом струящимися за их движениями. Хороши несказанно! Как есть топ-модели, только вместо длинных, мосластых ног — пышненькие бедра, плавно переходящие в изящные хвосты. Если отбросить всякую предвзятость, то свободно можно было представить себе, что это выстроились в шеренгу барышни-балерины и стоят себе в первой позиции, плотно сдвинув грациозные ножки и разведя стопы в разные стороны. Эти девочки — одна краше другой, с обнаженными торсами, все как одна, синхронно и очень даже эротически покачивали своими, переливающимися и поблескивающими чешуей хвостами, причем, заметьте, не самыми кончиками, а начиная где-то от бедра. Создавалось впечатление, что я попал не на прием к владыке морскому, а на конкурс «Мисс Вселенная». Эти откровенные покачивания бедрами и оголенные торсы с торчащими грудками совершенно выбили меня из колеи. Наглядевшись на них, у меня кровь прилила не только к лицу, но и к мозгам, и я чуть было не брякнулся в обморок. Ну, нельзя же, честное слово, так шутить с курсантом, который в месяц имеет всего четыре дня увольнений! И это еще при условии, если ты учишься на «отлично». Я уже не говорю про месяц практики, где, кроме камбузных работниц, похожих на колобки, вообще никаких особей женского пола не встретишь. Ведь так и до беды недалеко! Хорошо, Нептун вовремя заметил мое неадекватное состояние и, оглянувшись на своих дочек, сурово прикрикнул на них:

— Прикрыть срамоту! Не видите, молоденький совсем попался! Не привык еще к нашим порядкам. Свиристелки!

А мне ободряюще кивнул:

–Ничего, ничего, парнишка, ты, главное, не стесняйся! Не телесной наготы надобно стыдится, а душевной черноты. У нас тут, понимаешь, напряженка с одеждой — тонут мало, а в воде все быстро истлевает, потому и ходим нагишом, или вон, как Садко, водорослями обматываемся, но это у кого на них аллергии нет. Так, что, привыкай, привыкай! Через годик, другой, глядишь, и ты у нас оголишься. — Утешил он меня.

Русалки, как по команде, прикрыли свою наготу длинными золотистыми струями волос. Я немного пришел в себя, а Саидка взял слово. Он опять встал в позу памятника Ленину на Финляндском вокзале, и, вытянув правую руку в сторону Нептуна, торжественно провозгласил:

— Всемирный Владыка пяти океанов, всех морей и водных ак-ак-акв.… Прости, владыка, опять я это слово забыл… — смешался он.

— Акваторий, — милостиво подсказал ему Нептун.

— Именно, — подтвердил Саидка, и, поменяв руки, представил теперь меня. — Курсант второго курса Морского института — господин Зю!

Нептун поднялся со своего трона и скалой повис надо мной. У меня оказался неплохой глазомер: со своими метр восемьдесят я не дотягивал ему до плеча. Да, наш Александр Иванович явно проигрывал ему!

— Как же я рад! Ну, как же я рад! А ну-ка, Зю, дай я тебя разгляжу поближе!

И он принялся меня вертеть, теребить и мять, осматривая со всех сторон, даже зачем-то приподнял, словно взвешивая, и все приговаривал при этом:

— Вот это улов, так улов! Ну, хорош улов, ничего не скажешь! А, Садко, как он тебе?

Садко принял такой гордый вид и так важно надулся при этом, словно в том, что я попал сюда, была только его заслуга: как будто он меня только что с крючка снял и притащил в подарок Нептуну. «Есть, что ли, меня собираются?» — закралась в голову страшная догадка. А старикан все продолжал мять и тискать мои ребра… Я вообще-то не переношу щекотки, но остановить Нептуна мне было неудобно. Как-никак, все же большой начальник. Не скажешь же ему:

— Дедок, давай завязывай со своими шуточками!

А визжать, хохотать, или отмахиваться от него в присутствии русалочек мне не позволяло мужское достоинство. Хоть и морские, но все же девицы. Они и без того о чем-то недвусмысленно перешептывались и ехидно хихикали, наблюдая эту сцену. Не хватало еще мне, будущему морскому офицеру, ударить перед этими рыбинами лицом в грязь! Не дождетесь! И потому я терпел, стиснув зубы, но чувствовал, что еще совсем немного, и я не выдержу: либо брякнусь от разрыва сердца прямо тут же, либо полезу в драку. Я уже совсем запутался в двухметровой, не меньше, сто лет не чесаной бородище Владыки, от которой противно воняло рыбой и тиной. Мелькнула мысль: «Вот так, наверное, дельфины защекотывают до смерти свои жертвы»… Но тут, к моему счастью, Нептун, кажется, полностью насладился осмотром моих достоинств и соизволил, наконец, поставить меня на место. Видать, он остался доволен увиденным, потому что напоследок дружески так звезданул меня лапищей по спине, что я едва удержался на ногах.

На ногах-то я еще как-то удержался, а вот от хохота, когда Нептун величественно прошествовал на трон, я уже удержаться не смог. Вид, который открылся мне сзади, был действительно уморителен! Если Владыка в фас с головы до ног был покрыт бородищей и космами, то с кормы, то есть сзади — ха-ха-ха! — он царственно сверкал голой попой! В голове искрой вспыхнуло любимое бабушкино выражение: «миллионер голож…ый». Это она так говорила папе, когда он бессмысленно тратил деньги. Так вот именно такой миллионер и вышагивал у меня прямо по курсу, с царственным достоинством неся свою голую попу!

— Ты чего? — успел шикнуть на меня Саидка, дернув за рукав.

А Владыка царственно обернулся, в грозном недоумении приподняв бровь. Саидка от его взгляда окаменел. Даже русалки прекратили свои перешептывания и хиханьки, с интересом наблюдая, чем же закончится неслыханная вольность: так непотребно ржать над самим Владыкой морским! Представьте себе на минутку, чтобы стало со мной, если бы я так гоготал над Владыкой земным, или, на худой конец, над каким-нибудь адмиралом? Представили? Я тоже, и мой неуместный смех сам собой, как-то очень робко затих.

— Простите, ваше…ваше…ство, вы одеться забыли, — виновато объяснил я.

— Не забыл, а не во что. — Спокойно разъяснил ситуацию Нептун. — Говорю же тебе — с одеждой у нас напряженка.

Все облегченно вздохнули. То ли Владыка сегодня был в благостном расположении духа, то ли это я его так обаял, но гроза, не успев начаться, кажется, миновала. Да, надо быть внимательнее на будущее. Субординация, она и на дне морском субординация.

— Ты уж извиняй, Зю, Владычица не сможет тебя сегодня принять. — Кивнул Нептун на пустующий рядом трон поменьше габаритами. — На сносях она у меня, понимаешь ли. Стесняется в таком виде на люди показываться. Ну, присаживайся, рассказывай все, как есть.

— А что рассказывать-то? — уточнил я.

— Все: где родился, где учился, где институт твой находится, в котором таких бравых мореходов готовят? — поинтересовался Нептун, восседая на трон.

После казуса с моим хохотом, я вопросительно взглянул на Саидку. Тот кивнул головой, говори, мол, теперь можно.

— В Питере, Ваше… ваше…, — замялся я.

Не разбираюсь я, честно сказать, во всех этих величествах, высочествах, сиятельствах, светлостях. Когда и к кому они применимы, сам черт не разберет.

— Зови меня просто — Владыка. Мы тут без церемоний. — Милостиво разрешил Нептун. — В Питере, говоришь? А как же тебя из Балтики-то в наши края занесло? Да ты присаживайся, присаживайся, курсант, в ногах правды нет. Разговор у нас, я думаю, будет долгий, торопиться тебе теперь некуда.

Я присел на краешек валуна, формой напоминавший кресло и такой же мягкий по причине того, что весь оброс губками, полипами и водорослями.

— Так практика у нас… Целый месяц уже. Назад как раз должны были возвращаться, в Питер, а я вот тут… застрял…Наверное, ищут уже меня…

— Знаю, знаю, как же, доложили уже. И «Перекоп» твой я самолично оглядел. Целехонький стоит, ничего ему не сделалось. Тебя, видать, ищут, не уходят никак. Только вот хрен найдут. — Довольно хмыкнул Нептун. — Какие же настырные люди, ты скажи! — обратился он к Саидке. — Ну, поискали часиков пять, и идите себе своим путем. Так нет же, и лазают и лазают по дну, словно бы он живой до сих пор был бы. Всю воду вокруг перемутили, рыб всех перепугали до смерти. Сколько инфарктов, инсультов, больницы рыбьи переполнены! А они все никак не угомонятся…

— Простите, Владыка, — робко перебил я, — Так я что, выходит, не живой уже?

— Должен быть неживой, но тебе крупно повезло, курсант. Прямиком во владения мои попал. Резиденция у меня здесь как раз находится. Видать, из счастливчиков будешь. Промажь ты метров на сто, не беседовал бы сейчас со мной. Ты присаживайся. — Предложил он опять, заметив, что я скромно жмусь на самом краешке «кресла». — И ты, Садко, садись, посиди с нами…

Нептун подождал, пока мы усядемся.

— Во-первых, бытовые вопросы надо решить: с жильем, где столоваться будешь. Я так мыслю, а не пожить ли тебе, Зю, пока во дворце, а там уж организуем тебе какой-нибудь гротик небольшой…

— Позвольте, Владыка, слово молвить, — робко вмешался Саидка.

— Ну, говори, — милостиво разрешил Владыка.

— Я предлагаю: пусть Зю пока у меня поживет. Временно.

— У тебя, говоришь? — почему-то насторожился Нептун.

— Зю — человек новый в нашем государстве, ничего о подводной жизни не знает, — заторопился Саидка. — А я помогу ему, ознакомлю с окружающей обстановкой, с нашими законами, введу, так сказать в курс дела…

— Ну что ж, пожалуй, дело говоришь. Пусть пока поживет у тебя, а там посмотрим. Ну, а столоваться — милости прошу во дворец! Саидка подскажет, когда, что и как. Ну что ж, я думаю, бытовые вопросы мы решили, теперь о серьезном поговорим. Не будем откладывать в долгий ящик. Есть у меня к тебе деловое предложение, курсант. Как ты посмотришь, если я назначу тебя Министром обороны?

— Как, прямо так сразу? — опешил я.

— А что? Чего же тут тянуть-то? Все-таки, не каждый день к нам военные люди попадают.

— Министр обороны?.. А от кого же обороняться, если вы — Всемирный Владыка всех морей и океанов? Какие у вас в таком случае могут быть неприятели?

— Да есть тут один… — замялся Нептун. Он долго молчал, видно раздумывая, стоит ли мне говорить. — Посейдон, гречишка паршивый! Слыхал, небось, про такого? Тоже ведь, прыщ выискался! Все туда же — на Всемирное господство претендует!.. Вот его мы и будем воевать!

У меня от удивления челюсть отвисла.

— Ну, вы даете, Владыка! Ведь это же одно и тоже: у греков — Посейдон — морской Бог, а у римлян — Нептун! Какая разница-то? Только имена разные. Выходит, вы сами с собой воевать будете? — хмыкнул я, ничего не понимая. — Галиматья какая-то получается!

— Ты мне тут хрен с редькой не путай! — грозно рыкнул на меня Владыка, — Кто этот грек, а кто — я! Сказано тебе, Посейдона воевать будем, и баста! — Владыка так треснул со злости своим трезубцем об пол, что гул прокатился по всему дворцу, и вода пошла крутыми волнами. Бедные русалочки, уставшие стоять по стойке смирно и рассредоточившиеся экзотически-живописными группками по старым сундукам, даже взвизгнули от неожиданности.

— Согласен, согласен. Противник имеется в наличии. — Поспешил я замять опасную тему. — Только, в таком случае, возникает вопрос: а чем воевать-то будем? У вас ведь ни оружия, ни флота, ни армии нет…

— Ну, это не скажи, милок! Оружия, конечно, у нас такого, как у вас на Земле, нет, согласен. Но насчет армии, уж тут не сомневайся! Инженерные войска — рыбы-пилы, молоты, крабы со своим инструментом, — начал загибать пальцы на руке Владыка. — Психические войска — дельфины — защекочут так, что мало не покажется. Химические войска — мурены, осьминоги, значит, и прочая там ядовитость. Даже тяжелая артиллерия есть — киты и прочие гиганты — как навалится такая туша, от врага только мокрое место и останется. Я уж не говорю, про группы быстрого реагирования, куда акулы всех видов входят и рыбы-мечи. Да что тут говорить, даже спецподразделение у нас есть — скаты электрические! Ну, этих мы на самый крайний случай держим, сами их побаиваемся, если честно сказать. Еще долбанет по своим, а кругом сырость, понимаешь ли… А насчет того, с кем воевать, ты не сомневайся, это мы найдем, была бы армия! — обнадежил меня Нептун. — Так что, курсант, принимай командование!

— Какое командование! Какое командование! — заволновался я, начиная понимать, что это не пустые разговоры. — Да у меня всего два курса института, я еще ничего толком не понимаю в военном искусстве. И вообще, я — всего-навсего уши…

— То есть? — заинтересовался Нептун.

— Локаторщик, значит. Ни тактики, ни стратегии военного искусства я не знаю. — Занервничал я.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Маслопупы — механики.

2

Прогары — кирзовые ботинки.