По эту сторону неба. Непростая книга для взрослых

Руслан Нургасимович Камалов

Книга о непростом поиске себя и ориентиров в современной обществе. Вера в собственные силы, в Бога, в Любовь, в Судьбу, в Друзей – что первостепенно? Ответьте сами, узнав историю героев. Содержит эпизоды реальных событий. Возрастной критерий: строго 16+

20 июня

Дане давно хотелось побывать здесь. Белая безымянная дверь, с матовой латунной ручкой, отполированной до блеска ладонями входящих. Судя по всему, Док обитает именно там, внутри. Это его кабинет.

Дана редко выходила из своей палаты и прогуливалась по коридорам. Длинные, белые с серыми бетонными полами, в которых, хаотичной мозаикой, были вкрапления из кусков разбитого мрамора.

В стенах, через каждые несколько метров были полуприоткрытые двери в другие пустеющие палаты. Двери были комбинированные — верхняя половина деревянной двери была стеклянной и можно было разглядеть что происходит внутри. Дана заглядывала внутрь, каждый раз ощущая мурашки. Но, к счастью, там не было ничего «интересного», просто такие же пустые помещения без мебели с заколоченными окнами.

Двери покосившиеся, скрипучие стонали не только при каждом прикосновении, но и просто так, от сквозняков. Они начинали наперебой поскрипывать так, словно говорили друг с другом, посмеивались или жаловались. А может, секретничали о двух одиноких одушевленных обитателях. Дана, в такие моменты, спешила убежать к себе в палату, благо там их говор был неразличим.

Коридоры образовывали контур замкнутого квадрата, в одном из углов которого находилась единственная глухая дверь. Белого цвета, как и все остальные. В верхней части двери была еле различимая прямоугольная часть более светлого тона. Видимо от таблички, которую сняли. Раньше эта дверь всегда была закрыта, но сегодня Дана, прогуливаясь, вдруг заметила, что и она слегка приоткрыта внутрь.

«Интересно, что там?» — подумала она

Дана воровато тронула ручку с еле различимым усилием, но так, что дверь поддалась, чиркнув нижним краем. Она взглянула вниз и увидела сектор окружности на полу, многократно расчерченный дверью. Заглянула внутрь, правда отсюда что-то различить было сложно, в комнате было темнее, чем в коридоре. Ссутулившись, она сделала шаг внутрь и замерла.

Интерьер был минималистичен и, в целом, легко читался, благодаря свету, вошедшему вслед за ней. Небольшая комната правильной формы с кушеткой у стены, промятая в центре, с валиком в изголовье. Окно — занавешенное тяжелыми занавесками, как в палате Даны.

Посредине возвышалось кресло. Белое, большое и вальяжное, оно привлекало внимание, красуясь монументально и надменно. У кресла лежала белоснежная овечья шкура, придававшая первому оттенки роскоши. Они были похожи на друзей снобов, иронизирующих в душе друг над другом, но не способных существовать друг без друга, без обоюдной лести.

Рядом стояли торшер и маленький столик, на котором лежали чистые листы и карандаши. Пригубленный стакан с водой.

В углу комнаты, этажерка с книгами и старыми дисками. Стены угадывались в тонах теплого, бежевого цвета, стена перед креслом занавешена тяжелыми портьерами. Вот, в принципе, и все аскетичное убранство.

Вдруг, Дана ощутила взгляд, но не обернулась. Она чувствовала, как он рассматривает ее с интересом.

«До чего же тихо он вошел, — подумала она, — Ни тебе стука или шагов в коридоре.»

Дана поняла, что «застукана» на месте преступления и решила вести себя как ни в чем не бывало.

— У тебя мило, — сказала она

— тебе нравится? — спросил голос из сумрака

— Нет… Вернее… я бы не смогла жить в такой комнате. Но, в целом, все очень по делу, все на своих местах, — сказала она, проводя взглядом по обстановке.

Дана села на кушетку

— ты спишь здесь? — спросила она

— да

— тут жестко, — Дана припрыгнула несколько раз и поморщилась. — неужели удобно?

— я мало сплю, — ответил он, — 3—4 часа в сутки.

— а что делаешь все время? Почему не спишь?

— не могу

— Бессонница?

— ну, что-то вроде, но не совсем.

— А что?

— Это сложно описать

— Попытайся. Давай я сегодня побуду твоим доктором. Позволишь?

— Ну, давай, попробуем, — сказал он с легкой усмешкой.

Дана почувствовала мурашки. Его улыбка, скрытая медицинской повязкой, все больше ее интересовала.

— Ну, так что? — она пародийно скрестила руки на груди, — больной, опишите симптомы. Что мешает вам спать?

Он показал пальцем на свой лоб:

— Мысли.

— Мысли? — Дана нахмурилась с недоверчивым выражением лица, — не понимаю вас.

— Да мысли.

— а что с ним не так?

— Я не могу остановить их

Она нахмуренная, откинулась назад на кушетке, оперевшись на руки за спиной. Контуры ее груди, обозначились округлыми холмами.

Его взгляд скользнул по ее телу, бессменная повязка на его лице двигалась в такт его дыханию

— Подробнее, больной, говорите — говорите, я слушаю.

— Гмм, попробую объяснить.

Он замолчал, задумчиво уставившись на пол.

— Ну, это примерно, как ты пытаешься уснуть в комнате, где за стеной кто-то громко включил музыку. Ты не можешь выключить эту музыку, и тебе приходится слушать ее.

— Ну уж нет, я или снесу ему дверь и вырву провода или просто вызову полицию!

— Кстати, в этом нисколько не сомневаюсь, — он снова невидимо улыбнулся.

— Ну я поняла, о чем ты. Надеюсь только ты не слышишь голоса, в которых Господь говорит с тобой, — усмехнувшись сказала она, но, спохватившись, тут же сделала серьезное лицо.

— Нет! Это совсем не то. — отрезал он — Я же не псих.

— Ты действительно так думаешь? — Дана игриво подмигнула.

— Перестань. Вот представь. О чем человек думает обычно? — спросил он и сам же ответил на свой вопрос, — например, о том, что увидел недавно, или, может, о проблеме, или вспоминает что-то из прошлого, а может ему стыдно за то, что у него грязные ботинки, или один из них порван и ему кажется, что все окружающие вокруг указывают на эту дыру пальцем. Мало ли о чем он может думать, но факт, что его мозг работает. Без остановки. Даже если человек думает, что не думает, он думает.

Дана кивнула.

— интересно, я не размышляла над этим. Это, конечно, больше похоже на больной бред, но, как ваш лечащий врач, тактично соглашусь. Ты прав. Дальше.

— Это еще не все. Это только один человек так думает. А вот, например, ты едешь в метро и видишь людей в вагоне, которые сидят, стоят, входят и выходят. А ведь каждый их них сейчас думает о чем-то! Сто человек вокруг тебя и сто цепочек мыслей сейчас витает над ними. Одновременно, в один и тот же момент. Они витают, сплетаются друг с другом. Ведь ты можешь мысленно понять, о чем думает человек напротив и тоже начать думать в том же направлении.

— Ну да я поняла, — прервала его она с усмешкой — это как ты смотришь на мое тело, и я понимаю, о чем ты думаешь?

Его взгляд снова скользнул по ее груди.

— Похоже, я права?

Он замялся, виновато спрятав взгляд.

— Доктор, давайте не будем отвлекаться, — сказал он дипломатично, предусмотрительно не поднимая глаз

— а ну да, хорошо, больной, вы говорили про мысли в метро.

— Да, в метро… — он не сразу смог продолжить, видимо сбитый с толку, — так вот. Все эти мысли существуют в некоем другом измерении. Мы их не видим, не слышим, но уверены в их существовании. Они где-то наверху, образно, над нами, существуют по своим собственным законам. Ты можешь замечать их или нет. Отрицать. Им без разницы. Но когда, например, что-то в темноте испугало нас, нам проще подумать, что это приведение. Но ведь испугал нас не звук или шум. Испугала нас мысль, что именно может быть источником шума. Без мысли мы бы не испугались. Мы бы просто отмахнулись и пошли дальше. Мысли живут в нашем мире как неупокоенные духи, они иногда пугают тебя, ты говоришь с ними, споришь, ругаешься, прогоняешь. У мысли может быть свой характер, убеждения, и она может засесть внутри. Если мозг принадлежит тебе, и ты сам его контролируешь, почему не можешь сдержать свои мысли?

Он замолчал, но Дана чувствовала, что он не закончил.

— Я, честно, не знаю природу мыслей, почему они такие — продолжил он, — но я знаю, что произойдет, если мысли всех рядом стоящих, отправятся в один мозг. Это вроде аккумулированной информации о происходящем. Ведь люди думают о том, что видят, осмысливают. А в твоей голове — нейромашина. Она чувствует происходящее вокруг: в лицах, в мыслях, в чувствах людей. Ты видишь мир миллионами чужих глаз.

Он замолчал, взгляд его задержался на полу.

— Все это стекается в меня, — безысходно подытожил он, — они разрывают мой мозг.

Дана склонилась к нему со взглядом, полным сопереживания. Ей не важно, правда это, бред или что-то еще. Ей важно, что это происходит с ним. С человеком, который находится в центре ее настоящей реальности. Все это время, она не могла представить, какие сложные переживания скрываются за невозмутимой белой маской.

— Так вот почему ты здесь, — прошептала она, — ты прячешься в этом безлюдном городе от всех этих мыслей.

Он не ответил, он просто встал и прошел в другую часть комнаты, отвернувшись.

Дана с тревогой посмотрела на него:

— значит, здесь ты слышишь только мои мысли? Ты можешь читать их?

Он мотнул головой:

— нет, я не вижу конкретных мыслей, я вижу аккумулированную картину. Что-то вроде будущего, но не совсем. Прогноз, миллионы прогнозов людей. Это позволяет предвидеть все возможные варианты развития событий, понимать как ты, вероятнее всего, поступишь.

— да? Ну и что я сделаю сейчас?

Он усмехнулся.

— если я скажу, что ты сделаешь, то ты в любом случае поступишь иначе.

Она сжала губы

— то есть ты видишь будущее?

— Не совсем будущее. Цепочки связанных событий, которые возникнут при принятии отдельных решений.

— Не понимаю, как это?

— Хмм, — он подпер подбородок рукой задумавшись, — боюсь это будет еще сложнее объяснить. Ты готова?

— Да

Он задумчиво потер рукой, висок

— попробую объяснить на примере компьютера. Внутри компьютера есть центральный процессор. Так? Так вот. Мы думаем, что он считает: складывает, умножает и так далее. Именно так и было долгое время, пока разработчики не поняли гениально простую вещь: не нужно считать дважды! Если что-то уже было рассчитано, и таких типовых расчетов несколько, то можно просто запомнить их, как готовый шаблон, магистраль, портал! Процессор больше не считает в этом случае, не тратит время на одинаковые повороты, пробки и светофоры, он просто телепортируется из пункта А в пункт Б!

— Не понимаю.

— Ну, представь, ты просыпаешься утром. Ты, скорее всего, будешь делать похожие действия, что и вчера: умоешься, почистишь зубы, выпьешь кофе, оденешься и, через час, выйдешь на улицу. И мне не нужно знать цепочку всех этих действий, если я «просчитал» ее вчера. Мне нужно только знать твое первое действие — «проснуться утром» и я, с большой долей вероятности предскажу, что через час ты выйдешь на улицу! Вуаля — я пророк!

— Но ведь я могу проспать или передумать выходить!

— Да, но вероятность этого в сотни раз ниже. Процессор оценивает вероятность наступление события с высокой долей вероятности. К тому же у него этих цепочек — тысячи. На случай, если за окном плохая погода, или сегодня выходной и так далее.

Дана нахмурилась:

— подожди, то есть ты хочешь сказать, что компьютер занимается предсказаниями?

— Да! Более того, у него есть специальный блок внутри, который занимается именно цепочками прогнозов и формирует готовые магистрали и порталы. По сути, процессор занимается предсказаниями, пока на уровне формул и расчетов, но, кто знает, возможно, через десятилетия у нас будут цифровые оракулы.

— Уффф, бред какой-то. Ну, а к тебе то это имеет какое отношение?

— Я, в каком-то смысле, процессор, вижу цепочки и могу предсказать вероятности.

Дана покачала головой:

— Башка кругом. У тебя тоже есть блок предсказаний?

— Нет, я беру все это от тех самых людей в метро, на улице — тех, кто рядом, они и есть мой блок предсказаний. Я вижу все варианты развития событий их глазами, объединяю и, в каком-то смысле, могу предвидеть будущее.

— И какое же мое будущее?

Она вызывающе подняла голову

— Что именно тебя интересует?

— Ну, мое будущее…

— Ты хочешь знать будешь ли ты богата, как ты умрешь или сколько у тебя будет детей? Что именно?

Она замялась:

— Не знаю… странно, я думала точно знаю, что хочу узнать о своем будущем.

Он понимающе кивнул:

— тебя пугают ответы

— Ничего меня не пугает! Давай! Хочу знать все.

— Хорошо, тогда ты умрешь, когда…

— Стоп! Вот это точно не интересно!

— Ну а что тогда, что?

Она замолчала. Это оказалось непросто — задавать вопросы о своем будущем. Для этого, сначала, нужно заглянуть в себя и понять, а что для тебя действительно важно.

— я выйду отсюда?

— Да

— Когда?

— Скоро. Совсем скоро.

— Я буду любить?

— Да

— Меня?

— Да

— Взаимно?

— Да

— Кто?

Он замолчал, сверкнув глазами, и она пристально посмотрела в ответ. Глубочайшая пауза. Прозвучало невысказанное взаимное признание.

Она ждала его слов

— Тебя будут любить многие мужчины, — медленно произнес он.

Дана ждала еще несколько секунд. Он молчал.

Тогда она резко встала, чтобы уйти. Что скрывать, она ждала другого ответа. Но поняла, что это глупо. Если он читает ее мысли он все понимает.

Она повернулась к торшеру, и включила его большой кнопкой на ножке. Свет мягко разлетелся по комнате, озаряя кресло, столик, и этажерку. Стены словно шагнули в тень, увеличивая комнату. Она стала на порядок больше.

Дана остановилась на этажерке, посмотрела на небольшую библиотеку, и стала нарочито, по складам, подтрунивая, читать имена авторов с верхней полки.

— ар-ту-ропе-ресри-ве-рте, умбе-рто эко, Дос-тоев-ский. Ого! Хеми-нгуэй. Не может быть! Маки-авелли, Мар-кес, Баль-зак, Ка-фка, Борис Пастер-нак. Кто это?

Она бросила ироничный взгляд на нижние полки

— Ммдааа….ты что все это прочитал?

— нет, далеко не все, — ответил он,

— и какая книга тебе больше всего понравилась?

— каждая по-своему впечатляет. Эко, Хемингуэй, Пастернак — они все настолько разные и насколько глубоки каждый в своем, что открывают внутри тебя новый этаж библиотеки.

— а зачем тебе это? Зачем ты тратишь на все это вымышленное, ненастоящее свою реальную жизнь? То время, когда бы ты мог добиваться чего-то, любить, двигаться вперед?

— Рей Бредбери, — сказал он в ответ — 451 градус по Фаренгейту

— и что?

— В ней ответ на твой вопрос.

— Ну уж нет! я не буду тратить время на эти пылесборники

Она прошла вперед и плюхнулась в кресло:

— Меня раздражают люди, которые считают, что сливание времени на чтение книг или посещение театров, делает их какими-то особенными, аристократами, не знаю, интеллектуальной элитой. Все это бред! Мир двигают люди, которые реально делают что-то, а не сидят с книгой у окна! В крайнем случае, они читают книги не литературные, а профессиональные, чтобы стать умнее в том, что делаешь. Те, кто работает, кто действует. Ты уж прости меня, за прямоту, но просиживание штанов с сопливой книжкой не делает тебя мужчиной.

— Мы говорим про разные вещи. Твои книги обращаются к разуму, мои — обращаются к сердцу. Сравнивать их глупо.

Дана иронично покачала головой, подняв примирительно ладонь, как делают, когда признают, что обсуждать далее эту тему бессмысленно.

Она устало откинулась в кресле. Кожа кресла на ощупь была очень мягкой, теплой и податливой. Оно источало тончайшие, ласкающие оттенки уюта. Удобно. Очень удобно. Дана почувствовала расслабление, раскисла как тягучее желе, но, тут же, опомнилась и приняла соблазнительную позу, закинув ногу на ногу, поигрывая на носке тапочкой.

— слушай, здесь ты придумываешь свои задания для меня?

— Можно и так сказать

— что ты приготовил на сегодня?

— Честно говоря — ничего

— как же ты не подготовился, — укоризненно сказала она, ироничным тоном — в кои-то веки я сама к тебе пришла, а ты не готов. Садись — два.

Он задумался, приложив руку к подбородку.

— пожалуй, у меня есть на уме один тест, — сказал он, — он достаточно простой, но для разрядки, думаю, подойдет. Нужно просто включить воображение.

— Это именно то, что у меня отлично получается, — улыбнулась она и откинулась в кресле — Я могу закрыть глаза?

— Пожалуйста.

Дана элегантно раскинула волосы руками на спинку кресла, откинула голову, закрыла глаза.

Она сидела, глубоко дыша, сквозь приоткрытые губы. В удобном кресле ее тело расслабилось, плечи опустились, и вдыхаемый воздух проникал внутрь ее живота, завихряясь в нем, подобно раскрытому перевернутому зонту.

Теперь она уже выглядела не столько усталой, сколько готовой к любому развитию событий. Что-то исключительно женское есть в этой попытке усыпить свое восприятие реальности, усиливая ложное ощущение своей беззащитности перед ожидающим ее, слегка сексуально опасным.

Дана попыталась отдаться этому чувству. Кресло пленительно сковывало свободу ее движений. В контексте его шагов и шороха одежды у нее проснулось смутное дежавю. Знакомая волна проснулась в районе солнечного сплетения и разлеглась в груди. Она задумалась на секунду и поняла откуда это чувство. Тот сон. Когда он пришел к ней внезапно и не менее внезапно скрылся. Дана попыталась восстановить эмоциональную атмосферу того сна. Она сдерживала дыхание, вслушиваясь в звук его шагов, немного развела ноги стороны, пытаясь принять ту же позу.

Между тем, его шаги приблизились к ней, послышался шорох бумаги. «Берет листы со стола» — поняла она.

Снова шаги и вдруг он коснулся ее плеча. Дана подскочила от неожиданности, как пружина.

— Тебе надо расслабиться — сказал его голос

Дана почувствовала, что краснеет. Она сделала пару глубоких вдохов.

— Я постараюсь — сказала она, голос ее прозвучал виновато весело.

— Хорошо. Я буду говорить тебе какие-то вещи, а ты мне скажешь, что ты представила. Идет?

Она кивнула.

— Молодец. Итак, представь себе пустыню. Какие у тебя рождаются ассоциации?

Дана иронично пожала плечами.

— Жарко. Много солнца. Нет воды. Не знаю. Все желтое вокруг.

— Нет, не так, — сказал он, — Попытайся включить воображение, Дана, хорошо? Представь, что ты находишься там. Для начала, расслабь тело насколько это возможно. Я с тобой, все хорошо

Что за магия была в этих последних словах? «Я с тобой, все хорошо». Он попал в нужную точку акупунктуры, мгновенно отключив все ее страхи. Дана даже вздрогнула от неожиданности, но не открыла глаз, только еле заметно улыбнулась. Она максимально расслабила свое тело, руки и ноги. Сразу сделать это не удалось, и она расслабляла поочередно: сначала одна рука, потом другая, одна нога и другая. Конечности стали пустыми и слегка заныли, как будто затекли. Дана вдруг почувствовала, что проваливается в какую-то полудремоту. Но это был не сон, она все прекрасно оценивала.

И тут она увидела пустыню. Она почувствовала ее. В испепеляющей жаре, где клубами плавился воздух и обжигал легкие с каждым вздохом, золотистая поземка из мириадов крупинок, смертоносной змеей скользила по раскаленному песку. И всем здесь повелевало оно — огромное, струящее кипящее дыхание солнца. Оно предлагало только одно — склониться перед своей мощью. Ужасающим было то, что это нестерпимое давление было безмолвным. Без криков и угроз, в абсолютной тишине, вся твоя уверенность и своеволие испаряются, изнутри, из-под твоей кожи, на твоих глазах. С каждой минутой оно отнимает у тебя жизнь. То самое безобидное солнце, которое рисуют в детских книжках ярким желтым карандашом с незамысловатым смайлом, здесь оказалось изощренным методичным убийцей. В воздухе витал пугающий запах непроницаемой пустоты.

— Здесь ужасно, — сказала она, задумалась и тихо добавила, — пахнет смертью.

Она услышала, как зашуршал его карандаш по бумаге.

Голос ответил не сразу, словно осмысливая сказанное. Затем спросил:

— Почему?

— Здесь невозможно выжить. — сказала она упавшим голосом, — Настоящее пекло, нет воды, нет пищи, нет людей.

Он снова стал записывать что-то. Затем продолжил:

— А теперь, оглянись вокруг. И там, где считаешь нужным размести куб.

— что? Куб?

— Да, воображаемый Куб. Опиши его.

«Куб» — пробормотала она про себя.

Дана оглянулась по сторонам. Смотреть был тяжело, жара была невыносимой, обжигала ноги. Дана старалась глубже зарывать стопы в песок, туда, где еще можно было терпеть. Куб она увидела не сразу. Он криво лежал в песке, занесенный песком, так, что его сложно было различить, если не искать целенаправленно.

— Вижу, — сказала она, — Вон он — лежит на песке.

— Как именно?

— Его зашвырнули сюда. Он упал, лежит криво, занесен песком.

— Какой он? Какие формы?

Дана нахмурилась всматриваясь.

— Он изогнут. Похоже пострадал при приземлении, некоторые грани помяты. Одно из ребер выломано. Совсем.

— Из чего сделан?

Дана сделала несколько шагов, чтобы подойти поближе

— грани металлические, а стороны, непонятно. Похоже на полиэтилен. Мутный. Он местами расплавлен. Висит такими складками. Где-то более, где-то менее. На углах особенно.

— Куб полый или наполненный?

— Внутри песок, где-то до половины. Похоже он зачерпнул его через образовавшиеся дыры. В нем еще какие-то предметы внутри, не могу разобрать. Похожи на… Нет, не знаю, не видно

— Ничего страшного. — его карандаш не переставая шуршал по бумаге, — Далее. Видишь лестницу?

— Лестницу? Какую? Деревянную или каменную?

— ты сама должна сказать это мне.

Дана посмотрела по сторонам:

— Нет тут лестницы ни деревянной, ни вообще никакой

— Ты уверена?

Дана замолчала. Она пыталась визуально расположить ее в воображаемой пустыне

— Да, — сказала она, — ей тут даже нет места, она тут совершенно ни к чему. Такое возможно?

— Да. Тогда последнее — нужно отыскать лошадь.

Она шумно выдохнула, как будто хотела сказать: «Ну ты вообще загнул!»

Дана оглянулась вокруг. Становилось легче дышать. Солнце стало заходить, жара немного спала. Лошади нигде не было видно, но, почему-то, у Даны было навязчивое ощущение, что она здесь. Где-то здесь, надо только найти. Дана решила попытаться подобраться к кубу и заглянуть за него. Возможно она там.

Песок горячо просачивается сквозь ее пальцы на ногах, когда она делала глубокие шаги. Что сейчас с ней происходит? Сон? Но ведь она отдает себе отчет в своих действиях и может контролировать события. Она слышала его голос, шуршание его карандаша и понимала, что находится в комнате, а здесь только ее фантазия, только очень реальная, будто ей в пустыне снится, что она в какой-то комнате.

Дана подошла к кубу. Вот он. Оказывается, не так уж он и мал, как виделось издали. Почти с нее ростом. Дана провела рукой по горячим граням. Гнутые, кое-где на излом. Он предстал бездомным калекой, сидящим на земле, с вытянутой вперед грязной рукой сломанного металлического ребра. Следы ее ног, как одинокие монеты лежат вокруг него, а он даже не пытается их собрать. Взгляд потухший, пустой, отрешенный. Поверх зрачков, бельмом мутного полиэтилена, отпечаток пережитого, похожий на засохший в глине глубокий след сапога с рифленой подошвой, втоптавшей в окаменевшую жижу, высохший пучок придорожной травы.

«Бедный, — подумала она, вздрогнув всем телом, — что с тобой стало»

Она ощутила болевой всплеск. Ей стало безумно жаль эту фигуру. Куб был близок ей, как родной человек, которого она встретила спустя десятки лет разлуки. И теперь всей душой разделяет его горе. Дана припала к нему щекой, неуклюже растянула руки, чтобы обнять его и ее пальцы ощутили жалкие полиэтиленовые лохмотья.

Внутри сновал ветер. Он влетал извне через рваные дыры, завихрялся и раздувал мягкие, мутные бока. Но затем просачивался через бреши и куб сжимался.

«Он дышит, — подумалось ей, и она вслушалась в это дыхание, как человек вслушивается, кладя голову на грудь лежащего.

— Ничего, мой хороший, — неслышно прошептала она, чувствуя ком в горле, — Все хорошо. Потерпи. Все будет хорошо».

Дана прикоснулась к нему губами. Заходящее солнце сквозь мутный полиэтилен, напоминало открытую сверху баночку с красной гуашью.

Внутри Куба был странный рисунок. Песок был пронизан паутиной барханов, по центру пролегала чернеющая полоса из сморщенного жженого полиэтилена, пролегавшим вдоль, кривым рукавом. Его частички, черными точками усыпали весь песок внутри. И в самом центре образовалась непонятная впадина.

Она оттянула разорванный материал, и впадина стала отчетливее, похожая на горловину слива. Дана не удержалась и пальцами проникла внутрь, коснувшись белеющего дна. Песок схлынул в стороны и Дана вскрикнула, быстро отдернув руку — на нее косилась пустая глазница. Это череп, засыпанный песком!

Дана зажала рот рукой. Череп, был плоский, видимо, какого-то животного.

— Лошадь здесь! — вдруг закричала она от страшной догадки — Док, она здесь! Лошадь в кубе!

Дана открыла глаза и попыталась вскочить. Но бесполезно. Руки и ноги, вмерзшие в снег, не собирались ей повиноваться. Она лежала, глотая слезы. Комната была пуста.