Стреляй вверх – не промахнешься

Кирилл Казанцев, 2012

Спецоперация в Таджикистане едва не провалилась. Слишком большую цену пришлось заплатить спецназу за уничтожение наркодельца Бобошерова. Бойцов «подставили» как местным спецслужбам, так и наркоторговцам. Они чудом вернулись в Россию, потеряв одного из своих боевых друзей. Банковские счета, на которых хранились деньги для проведения операции, оказались заблокированными. А те, кому было выгодно обречь спецназовцев на смерть, находятся на самом верху власти… Но бойцы не привыкли проигрывать. И их командир, майор Рождественский, принимает решение продолжить боевые действия. Он хочет найти тех, кто пытался погубить спецназ…

Все события, имена, фамилии, названия стран, населенных пунктов, учреждений и коммерческих организаций — порождение фантазии автора. Любые совпадения случайны, аналогии — неправомерны.

Пролог

1991 год. Лето

Майор Старостин сегодня не стал брать машину, недавно купленную им модную «девятку». Оставил ее возле дома. Сам же поехал на метро. Не из врожденной или приобретенной за годы службы склонности к мазохизму. В часы пик в толпе спешащего на работу народа гораздо легче затеряться. Вот и прыгал. С поезда на поезд, с направления на направление. В вагоне, мчавшемся темным тоннелем, до боли в глазах вглядывался в лица попутчиков — а не мелькнет ли ненароком знакомое, то, что уже виделось ранее, в другом вагоне или на другом перегоне. Не мелькало… Хотя это ровным счетом ничего еще не значило — те, кто мог преследовать майора, были профессионалами и не позволили бы себя «выкупить» так просто и даже глупо. Потому и приходилось нарезать круг за кругом, прорисовывая свой маршрут в самых невероятных загогулинах и кренделях.

А потом, когда возможные преследователи должны были немного расслабиться, мотая уже третий по счету круг, резкий уход в сторону. Проходной подъезд, проходной двор, другая улица, таксист-частник, везущий Старостина в одну сторону. После выхода из машины — новый каскад проходняков, почти бегом, на пределе. Снова такси — благо, сейчас время такое, что каждый автолюбитель старается лишнюю рублевку-другую срубить — и на противоположный конец города.

Только после этого майор немного успокоился. Даже если хвост и был — что вовсе не факт, а нечто из области предположений, — он его успешно отсек. Наружка, собственно, таким образом и отсекается — обозначается ложное направление движения, а потом, с помощью «домашних заготовок», заранее разработанных маршрутов, насыщенных разного рода ловушками и неожиданными поворотами, уходишь от наблюдения.

Теперь можно и не спешить. Время до встречи еще есть, и Старостин решил немного пройтись. Шел не спеша, отдыхая, расслабляясь после нервного напряжения, в котором пребывал несколько часов, и предельной концентрации внимания. Тоже, знаете ли, работа. И не самая простая.

А вот и нужный дом. Тихий дворик, подъезд во дворе укрыт густыми зарослями кустарника. Дверь подъезда приоткрыта, как будто приглашает, как кавказский шашлычник на рынке: «Захады, дарагой!» Можно и зайти. Осторожно ступая, внимательно оглядываясь по сторонам, чутко вслушиваясь в звуки подъезда — а не мелькнет ли среди обычного, ничего не значащего дыхания многоэтажного дома нечто лишнее, несвойственное этому месту, означающее опасность? Вроде как все спокойно.

Тем не менее в лифт Старостин не пошел. Нечего в лифте делать. Тесная кабинка легким движением руки — недоброжелательной, разумеется — легко превращается… Превращается… В элегантную ловушку. Так что пешком. Для майора, следящего за своей физической формой, седьмой этаж — не проблема. Однако бежать нельзя. Если ты ничего не услышал и не увидел внизу, это еще не значит, что никто тебя не ждет, затаив дыхание, наверху.

Ну вот наконец-то и нужная квартира. Быстрые взгляды налево-направо, вверх-вниз. Старостин повернул ручку и шагнул в темную прихожую.

Из светлого прямоугольника дверного проема впереди кто-то выглянул. Прозвучал недовольный брюзгливый голос:

— Дверь заприте, Андрей Михайлович. Я больше никого не жду.

Можно и запереть. Тем более что особых усилий, умственных и физических, подобное действо и не требует.

— Проходите, присаживайтесь. — Старостин вошел в комнату, и человек, его здесь ожидавший, широким жестом радушного хозяина указал на кресло. Как непроизвольно отметил майор, очень глубокое и низкое кресло. Такое, из которого, случись что, не сразу и выберешься. Кресло-ловушка. Впрочем, это уже похоже на паранойю. Последствия утренних игр с возможной «наружкой» некоего неназванного вслух противника. Так что можно и присесть.

— Надеюсь, вас не проследили? — Человек, к которому шел Старостин, был далеко не молод. Чуть выше среднего роста, тучный и одышливый, он уже давно достиг того возраста, который в этой стране называют пенсионным. Однако ничего общего с обликом пенсионера, вышедшего в тираж, в его внешности не было — кожа лица гладкая, молодая. Да и в глазах не погасли еще задорные искорки. Розовая лысинка в венчике седеньких волос… Старик… Вот только подбородочек приподнят гордо, да и во взоре читается этакая властность, привычка не говорить, а изрекать, не просто ходить, а возвышаться над землей, над толпой серого тупого быдла. Человек из тех, кто знает, как и что делать правильно. Ну и что хорошо для масс, к которым он сам никакого отношения не имеет.

— Никак нет, — ответил Старостин уставной формулировкой.

Толстячок недовольно поморщился:

— Оставьте официоз, Андрей Михайлович. Сейчас, когда страна катится в пропасть, не до уставщины. Попробуем поговорить как старые добрые знакомые, люди, которые доверяют друг другу во всем.

Пожилой прошелся по комнате, потом развернулся к креслу, в котором обосновался Старостин:

— Наверное, вас удивляет, для чего мы решили побеседовать с вами?..

Старостин в ответ лишь пожал плечами. Вопросы какие-то задавать просто глупо. Захотят — скажут сами. Не захотят… Все равно наврут.

— Посмотрите вокруг! — Пожилой повел рукой в сторону окна. Вообще, он себя вел сейчас так, будто находился на трибуне, во время очередного если уж и не съезда — не тот уровень, — то как минимум пленума. — Страна рушится! Там сейчас идет гулянье, празднование… Чего?.. А кто его знает, что они там празднуют…

Собеседник, который в процессе разговора так и не счел нужным представиться, потер ладонью лысину:

— Вообще-то сейчас они думают, что празднуют победу. Они не спали пару ночей, пили водку, пели песни, строили никому не нужные баррикады, кричали демократические лозунги в объективы камер западных телекомпаний. И сейчас, преисполненные гордости, считают себя победителями…

Голос пожилого окреп, усилился:

— Глупцы! Они еще не понимают, что проиграли! Не догадываются, что именно они потеряли и сколько им еще предстоит пережить потерь! Впереди их ожидает безвременье, правление фигляров и временщиков, для которых эта страна никогда не была и не станет родной… Которые сейчас хотят только одного — запустить руки поглубже и грабить, грабить, грабить…

Пожилой поперхнулся, закашлялся, рука его нырнула под легкий пиджак, к сердцу. Поглаживая и массируя грудь слева, он продолжил:

— Все это — временно. Год-два — от силы. Потом народ поймет, что его обманули, что ему предложен путь в никуда. Нашу страну ожидает еще одна, третья революция. Возможно, что нам придется даже уйти в подполье… А все это требует серьезных финансовых средств. Поэтому…

Он опустил руки по швам, выпрямился, еще выше поднял подбородок.

— Вам, Андрей Михайлович, оказано большое доверие. Вы будете одним из тех, кто должен сберечь, сохранить необходимые финансовые средства для грядущего!

Он замолчал. Только смотрел на Старостина с явным ожиданием. Тот откашлялся — слишком уж неожиданно было все, что он здесь услышал, — потом осторожно сказал:

— Я, конечно же, благодарю… Но… Каким образом мне придется это делать? Сидеть на мешках с деньгами, как скупому рыцарю?

Пожилой оскалил прекрасные вставные зубы, показывая, что шутку понял и оценил:

— Не так уж все сурово, Андрей Михайлович. Все намного проще. Есть деньги. На счетах, номера которых вы сегодня получите. Необходимо будет их не только сохранить, а еще и приумножить. Для этого вы откроете кооператив…

— Извините! — позволил себе Старостин перебить пожилого. — Но только я… Как бы это сказать? Не деловой человек. Я — офицер. И этим все сказано.

— Мы, — пожилой вновь подчеркнул это слово, — учли этот вариант. Вот три человека…

Откуда-то в руках его появился обычный лист бумаги, который он передал Старостину.

–…Здесь их данные. Все выпускники Плехановки. Все — перспективные, амбициозные, дерзкие, умеющие мыслить нестандартно. Все — провинциалы, которые были бы не против зацепиться в столице. Вы встретитесь с каждым из них, побеседуете, оцените… После этого выбранный вами человек откроет кооператив и приступит к работе. Вашей задачей будет, присматривая за ним, создать такой механизм, при котором он не посмеет присвоить не свое. Из органов вам придется уволиться. Ну да это, думаю, и к лучшему. Когда мы вернемся — а мы вернемся! — вам все это зачтется и даже войдет в общий стаж.

Пожилой потряс в воздухе пухлым кулаком:

— Мы никому ничего не забудем! Предатели будут наказаны, ну а те, кто в тяжелые времена сохранил преданность идее, будут вознаграждены по заслугам. — Он подошел к столу, достал оттуда тоненькую папочку, протянул ее Старостину: — Вот. Здесь реквизиты счетов, средствами с которых вы можете пользоваться.

Андрей Михайлович повертел папочку в руках, вложил в нее лист с данными кандидатов в новые русские.

— Все. — Пожилой развел руками. — Вы — офицер. Задача вам поставлена, можете приступать к ее выполнению.

Старостин понял, что аудиенция закончена. Выбрался из кресла, постоял немного.

— Способ связи?

— К вам придут, — усмехнулся пожилой. — Может, я. Может, кто-то другой. В качестве пароля приведут некоторые детали этого нашего сегодняшнего разговора. Я думаю, вам не надо напоминать о том, что о нем знаем только вы и я?

Андрей Михайлович кивнул.

— Вот и хорошо. Я думаю, другим о нем знать ни к чему. В том числе и вашему руководству. Просто подавайте рапорт на увольнение. Пока пройдут все формальности, вы как раз успеете подобрать нужного человека.

— До свидания. — Старостин не стал подавать руки. И пожилой — тоже. Отошел к окну и, глядя на Москву за ним, ответил негромко:

— До свидания…