Галера для рабов

Кирилл Казанцев, 2013

Высокопоставленные чиновники со всей России, приехавшие поразвлечься в Сочи, даже не могли представить себе, что их ждет. Десять «слуг народа», включая госслужащих и полицейских, оказались на дрейфующей посреди Черного моря яхте. Вельможи понятия не имеют, как сюда попали. Не знают они, куда подевались их документы и мобильные телефоны. На следующий день каждый обнаруживает у себя разоблачительное письмо с описанием совершенных коррупционных злодеяний. Чиновники даже не подозревают, что все это – проделки дерзких мстителей, которые следят за ними, и что судно нашпиговано видеокамерами. А когда невольные пассажиры начинают один за другим бесследно исчезать, на яхте начинается паника…

Можно все время дурачить некоторых, можно некоторое время дурачить всех, но нельзя все время дурачить всех.

Авраам Линкольн

Тьма накрыла самый веселый город на Земле. Ворчливо рокотал прибой, пологие волны, растерявшие к ночи свою экспрессию, облизывали сваи причала. Вздымалась безбрежная масса соленой воды, прозванная таврами Темной пучиной, древними греками — Морем Негостеприимным, арабами — Карадениз, а суровыми русскими — просто Черным. За бетонным причалом жил ночной жизнью курортный город — излюбленное место проживания богатых и наделенных властью людей. За охраняемым эллингом и шеренгой прогулочных шхун стояла вместительная моторная яхта. Она относилась к разряду крейсерских, рассчитанных на дальние туристические походы, имела среднее водоизмещение и среднюю длину. В лунном свете поблескивали белоснежные борта. Прямой, без перегибов, нос, клинообразный форштевень, придающий судну схожесть с акулой. Двухуровневая надстройка смещалась к корме, вследствие чего удлинялась передняя палуба и сокращалась задняя. На первом уровне надстройки размещалась кают-компания — наклонные окна и стреловидные элементы обшивки навевали что-то футуристическое. Над кают-компанией возвышался кокпит — капитанский мостик. А венчала элегантную посудину пирамида радиолокационного оборудования, придающая эксклюзивному изделию весомый и убедительный вид. На борту просматривалась лаконичная надпись — «Ковчег».

Фонари в данной части причала не работали. Обзор со стороны ближайшего ресторана, где еще гулял народ, заслоняли пышные магнолии и вереница молодцеватых кипарисов. Изредка дефилировали отдыхающие, смеялись, кто-то пел, отчаянно фальшивя: «И я готов расцеловать город Сочи…» Кто-то проходил шатаясь, произнося невразумительные звуки. На яхту у причала народ не обращал внимания. В данной местности глаз бы резал старый ржавеющий катер. В Сочи, как в Москве: не хочешь выделяться в общей массе — купи себе «Хаммер». На «Ковчеге» работали дежурные фонари, освещался блеклым светом переброшенный с причала трап. В ходовой рубке, озаренной подсветкой приборных панелей, курили, созерцая причал, капитан и его помощник. Один из мужчин раздраженно повел плечами: в глубинах судна что-то упало, прорезался пьяный мужской голос. Загулявший господин порывался выйти на свежий воздух, но плохо представлял, где здесь выход и куда его вообще занесло.

— Где я, люди? — бубнил он под нос, воюя с рослой приступочкой. Его поддерживала женщина, она хихикала, не давала партнеру упасть.

— Дорогой, дорогой, ты уже все забыл, — лепетала она. — Не ходи туда, держись за меня. Пойдем-ка в кроватку, я тебе там такое покажу, ты просто обалдеешь…

— А ты кто, блин? — стал возмущаться сильно пьяный мужчина, хватаясь за выступающие части тела обольстительницы.

— Я Ира, — хихикнула девушка вполне определенного поведения. — Имею честь представиться, дорогой, — отдельная сексомоторная компания города Сочи, как ты и заказывал, — и залилась заразительным смехом. — Такси уже уехало.

— Да ты что? — поразился загулявший клиент. — Так т-ты вроде русская… А я т-точно помню, была к-ки… к-ки… таянка… м-молоденькая, н-ну, в натуре, м-мечта педофила…

— Она в астрале, скоро к нам присоединится, — успокаивала девица, икая от смеха. — Не волнуйся, девочка уже совершеннолетняя. Давай же, разворачивайся, возьми верный курс, нас ждет уютная постель. Вот умница, вот молодец, ах ты мой единственный…

Шум на палубе затих.

— Черт знает что, — проворчал капитан. — От таких клиентов сплошные убытки. Вози их, катай, ублажай, а они тебя в грош не ставят, хамят, портят мебель и оборудование — быдло, блин, финансово обеспеченное…

Шевельнулся помощник капитана, окутанный сизоватым дымком.

— Вас это не сильно удивляет, Петр Ильич. Вы просто констатируете.

— Заметно, Андрюша, что ты у нас человек новый, без году неделя, — усмехнулся капитан. — Вроде не безусый юнец, а вот ни хрена не смыслишь в городе Сочи. Все в порядке, успокойся, — и заказчик, не желающий демонстрировать свою личину, и уйма денег, выброшенная на ветер, и даже приказ взять на себя управление чужим судном — под чью-то там ответственность. Тут вечные причуды — их, богатых, не поймешь. То ли разыгрывают кого-то, то ли сюрприз готовят. Нам заплатили — мы возим, потакаем капризам и помалкиваем в тряпку. А заплатили нам, прямо скажем, щедро, даже не верится. Одного не пойму, почему такое странное условие… — капитан задумчиво помолчал. — Клиент, которого я в глаза не видел, забраковал моих людей и отправил в рейс работников, которых я практически не знаю. Вот это действительно странно. Будем надеяться, что они умеют справляться со своими обязанностями…

— Вы правы, Петр Ильич, — поддакнул помощник. — Обычной блажью богатых этот поступок не объяснить. Даже мы с вами, получается, едва знаем друг друга. Хочется верить, что сработаемся.

— Да уж, — пробормотал капитан, включая подсветку часов. — Долго еще эти черепахи тянуться будут?

И снова послышался нетрезвый вокал на набережной. Мужчина шел зигзагом — по всей ширине тротуара — и горланил что-то застольное. Под локоть его придерживала фигуристая женщина на высоких шпильках. Поравнявшись с яхтой, она придержала кавалера, стала что-то вкрадчиво ему втолковывать. Пьяница заткнулся, переваривал услышанное. Потом изумленно протянул:

— Да-а-а? — После этого дама потянула кавалера за локоток, и через минуту трап прогнулся под весом двух тел.

Закачались кипарисы, затряслась магнолия, и из парковой зоны на набережную вывалилось двое пьяных. Похоже, яхта «Ковчег» в эту ночь притягивала исключительно тех, кто уже ни в зуб ногой.

— Где мы? — пробормотал один из них, пытаясь определиться в пространстве. Он встал, расставив ноги, чтобы не упасть, затряс головой, одновременно вращая ею. — Слышь, братан, а чего мы сюда приперлись, а?

— Димон, ты отличный парень, — проговорил приятель, хлопая его по плечу. — Давай еще по одной — и на боковую. Я знаю одно отличное местечко — это здесь, совсем рядом… — он схватил собутыльника под локоть и поволок к гостеприимно переброшенному трапу.

Только эти двое скрылись в переходах второй палубы, как приглушенно заурчал мотор, и рядом с яхтой остановился невзрачный седан. Водитель выключил фары, двигатель продолжал работать. На сей раз пьяной была женщина — она выбралась с заднего сиденья, растрепанная, с неплохой фигурой, куда-то побрела, волоча за ремешок сумочку. Встала, как лошадь перед барьером, словно о чем-то вспомнив, стала растерянно озираться. Неожиданно подвернулась шпилька, женщина чуть не упала, но вовремя выпрыгнул из машины подтянутый паренек, подхватил ее под мышки. Она пробормотала, еле ворочая языком:

— Сладенький мой, ты еще здесь… Возьми меня, мой мальчик, прямо здесь, скорее, я уже не могу… Ну, что же ты… Блин, или могу? Эй, эй, не снимай с себя ответственности, раз уж завел такую важную даму… — Она захихикала и полезла пареньку в штаны. А у того, по-видимому, были другие планы. Он посмотрел по сторонам и повел женщину к трапу. При этом он претерпевал неудобства: женские ноги путались в его ногах, что грозило падением и последствиями, а ее рука продолжала изыскания в его штанах.

— Не могу на это смотреть, — проворчал капитан, отходя от окна. Он еще раз глянул на часы. — Ладно, Андрюха, пойду проверю машинное отделение, а ты, как все соберутся, дай мне знать. Заказчик утверждал, что общее число клиентов десять.

— Отлично, Петр Ильич, семеро уже здесь, — отозвался помощник, раздавливая сигарету в подвесной пепельнице. Он курил нечасто, удовольствия от процесса не получал, а если брался за сигарету, то только ради компании. Мужчина проводил глазами удаляющуюся спину капитана, вновь припал к иллюминатору.

А с яхты на берег спустились две смешливые девчушки. Цокая каблучками, весело переговариваясь, они припустили по тротуару. Проводили глазами очередную неприметную машину, притормозившую у «Ковчега», — оттуда извлекали нетрезвого «клиента». Одна из девчушек приглушенно прыснула:

— Ой, умора…

И обе побежали дальше. Удалившись от набережной, они свернули на примыкающую аллею. Там стояла машина с погашенными фарами. Опустилось переднее стекло, девушки прильнули к дверце. Захрустели новенькие банковские купюры. Каждая взяла сколько ей причиталось.

— Ну, парнишка, добавь еще, — жалобно протянула девчушка. — В качестве бонуса — за точность и исполнительность. Ты даже не представляешь, как мучительно хочется денег…

Обе прыснули. Ухмыльнулся человек в машине, добавил каждой по две банкноты, и обрадованные девчушки, весело чирикая, зацокали дальше. Поднялось стекло, водитель погрузился в ожидание…

На пятидесятой минуте пополуночи в машинном отделении «Ковчега» проснулась жизнь. Заработал румпельный двигатель, оживляя рулевой привод. Сутулая личность перепрыгнула на причал, отвязала швартовочный трос от чугунного кнехта. Вернувшись на яхту, член команды что-то нажал на панели, закрепленной у фальшборта: поднялся и сложился трап. Потащились металлизированные канаты сквозь швартовочные клюзы — вырезы в бортах, окаймленные литыми рамами. Зажглись сигнальные огни на капитанском мостике. Красавица яхта медленно отходила от причала задним ходом. Бурлила и пенилась вода под несущим винтом. Удалившись от берега метров на сто, рулевой застопорил винт, яхта медленно разворачивалась. Граненый, острый, как нож, форштевень, переходящий в иглообразный бушприт, нацелился на открытое море. Снова заработал двигатель, вспенилась вода за кормой. Убыстряясь, судно двинулось вперед и вскоре мчалось, разрезая волну, на максимальных сорока узлах. Оно удалялось в ночь, а за кормой таял город, прославленный в песнях, мечтах и статьях уголовного кодекса — не унывающий, хорошеющий год от года, город, где проматываются состояния, где проводятся пафосные кинофестивали, где ударными темпами возводятся олимпийские объекты, невзирая на разгильдяйство и повальное воровство…

Солнечный лучик пробился через толстое стекло иллюминатора, зацепил раздвинутые шторки, прыгнул на широкую кровать. Там он немного помедлил и все же перебрался на мужчину. Последний спал в одежде поверх покрывала. Он был жилист, относительно молод, имел спортивную фигуру. Одет был в легкий парусиновый костюм бежевой расцветки — явно не ширпотребовское барахло. Густые темные волосы, модельная стрижка, безвкусная челка через весь лоб. Мужчина выглядел неважно. Костюм испачкан, ботинки в грязи, лицо опухло. Глаза закрывали солнцезащитные очки с огромными пафосными стеклами. Зачем они ему понадобились во время сна, непонятно. Он словно почувствовал, что по нему хозяйничает посторонний — солнечный зайчик. Дернулась голова, он судорожно вздохнул, закашлялся. Подскочил, начал озираться. Со зрением что-то происходило, он пока не разобрался… Ругнулся, стащил с себя очки, изумленно на них уставился. У мужчины был неприятный продирающий взгляд. И лицо, отекшее и серое, не внушало симпатии. Он брезгливо отшвырнул очки в угол — что за бардак, никогда у него не было таких. Мужчина яростно потер глаза, скривился от боли, зацепив свежую ссадину под глазом — у него и ссадины такой не было! Он медленно приходил в себя, сжал кулаки и зубы, стал осматриваться. Колючий взгляд придирчиво ощупывал интерьер каюты — в принципе, неплохо, что-то вроде «пяти звезд». Сместился к иллюминатору, за которым простиралась безбрежная синь, сияло солнце, и в небе не было ни облачка. Он вскинул руку с часами — утро, начало одиннадцатого. Все правильно, понедельник, первое июля… Какое, на хрен, правильно! Мятущийся взор уткнулся в грузное мужское тело — оно лежало на второй половине кровати и зловеще сопело, разметавшись во сне. Голова сновидца была отвернута. Такой же мятый, в безразмерной канареечной рубахе поверх хлопковых брюк, взъерошенный, основательно за сорок, в волосах поблескивали капельки седины. Зловещее сопение перерастало в прерывистый храп.

Мужчина в парусиновом костюме недоверчиво таращился на мужика, с которым проспал всю ночь. Смирившись с мыслью, что это не сон, прошептал:

— Ну, зашибись… — и сжал голову, в которой с треском рвались снаряды. Он справился с болью, прислушался. Нюх на неприятности подсказывал, что судно находится в открытом море, но двигатель не работал — как он ни вслушивался.

Напрашивался логичный вывод: судно никуда не плывет. Спохватившись, он принялся обшаривать карманы. Документов и телефона не было. Он проверил еще раз, точно не было! Дьявол! Зато деньги на месте. Мужчина выудил из внутреннего кармана мятую пачку тысячерублевых купюр, уставился на нее, потом сунул обратно. И в чем, скажите, логика? Он, пошатываясь, добрел до зеркала, со злостью воззрился на свое мятое и опухшее отражение. Кто это?! Прикоснулся к засохшему порезу под глазом. Кровь запеклась, не трагедия, зарастет за несколько дней. Послюнявил палец, стер кровь с царапины, причесался пятерней.

Потом резко повернулся и прокричал:

— Эй, мужик, подъем, утро уже!

— Это не утро, это глубокая ночь… — прохрипел утонувший в кровати здоровяк. И вдруг мотнулся, сел, вонзившись в незнакомца, застывшего у зеркала, осоловевшим взглядом. Голова трещала, он непростительно долго вникал в ситуацию. Обозрел интерьер, мятую койку, на которой проснулся, подозрительную фигуру стоявшего рядом мужчины. Физиономия багровела, во взоре стало зарождаться что-то осмысленное. Он недоверчиво и как-то опасливо себя ощупал.

— Что, уважаемый, тоже потеряли веру в маленьких зеленых человечков? — ядовито осведомился обладатель легкомысленной челки. Он едко засмеялся, хотя и не испытывал никакого веселья. — Ну и рожа у вас… Свежий взгляд на вещи, уважаемый?

Взгляд здоровяка переместился на иллюминатор. Он побагровел еще больше.

— Что за хрень за бортом? — прохрипел он.

— За бортом на редкость ясная и понятная погода, — не меняя саркастического тона, отозвался товарищ по трудной жизненной ситуации. — В отличие от феномена, с которым мы столкнулись…

— Падла, где мой телефон?! — взревел здоровяк, убедившись в отсутствии столь важного в повседневной жизни устройства. — Это ты его, сука, прибрал? Ну, ладно, держись… — Он спрыгнул с кровати, демонстрируя похвальную упругость, сжал кулаки, намереваясь броситься в бой. Но противник тоже не дремал, принял стойку — сжатые кулаки посинели от напряжения.

— Спокойно, уважаемый, спокойно, — забормотал он. — Вы сильно ошибаетесь, если полагаете, что сможете меня раздавить. Мы напрасно потеряем время, валтузя друг дружку. Не брал я ваш телефон, будь у вас богаче с мозгами, вы бы это поняли.

— Вот хрень… — Плотный господин обмяк, ноги подкосились, он сел на кровать, принялся массировать мясистыми пальцами пылающую голову. Мужчина в парусиновом костюме расслабился.

— Проверьте еще раз — у вас пропал только телефон?

Здоровяк что-то фыркнул, но снова начал себя обшаривать.

— Паспорт увели… — убитым голосом сообщил он. — Еще служебное удостоверение.

— Но деньги, вероятно, на месте, — ухмыльнулся собеседник.

Тот привстал, сунул руку в задний карман брюк, извлек обмусоленную пачку банкнот, среди которых «затерялись» несколько стодолларовых купюр, угрюмо на нее вперился. Втиснул обратно. Поднял на собеседника тяжелый взгляд.

— А ты откуда, падла, знаешь?

— Со мной подобная история, уважаемый. И оставьте эти ваши «падла», «сука» для более подходящих клиентов, — он брезгливо поморщился. — Вы же не на параше в зоне, ей-богу. Полагаю, мы в равных условиях в одной и той же непростой ситуации. Я проснулся за минуту до вас и тоже теряюсь в догадках.

— Где мы? — проскрипел здоровяк. — Я ни хера не помню, башка трещит, чувствую себя помятым…

— Аналогично. Не хотелось бы вас огорчать… Но чем еще заняться? — мужчина ехидно прищурился. — Судя по виду в иллюминаторе, мы находимся в открытом море.

— В каком еще море? — простонал здоровяк.

— Ну, не знаю, — пожал плечами собеседник. — Если вчера мы с вами были на Черном море, не думаю, что это какое-то другое.

— Ладно, не хамите, — плотный господин со скрипом поднялся и доковылял до мини-бара, пристроенного к тумбочке с телевизором. Опустился на корточки, извлек из нее литровую бутылку минеральной воды, сорвал крышку и выпил всю.

— Ну, вы даете, — покачал головой наблюдающий за ним мужчина. — Еще есть?

— Держите, — здоровяк швырнул ему такую же бутылку. В его движениях появилась уверенность, взгляд обрел осмысленность. — Ладно, простите, что нагрубил, — проворчал он, с неприязнью озирая присосавшегося к бутылке незнакомца. — С чего вы взяли, что мы в открытом море? Это судно может стоять у причала, который мы не видим.

— Интуиция, — вытерев губы, объяснил мужчина. — Не знаю, как объяснить, но я это чувствую… — и оба с опаской уставились на закрытую дверь в коридор, за которой царила тишина. Возможно, там был выход из трудного положения, но оба не спешили из него выходить. — Не могу избавиться от ощущения, что мы с вами в глубоком дерьме… Ума не приложу, что здесь происходит, как мы здесь очутились, по какой причине… Держу пари, что это яхта.

— Да уж, не сухогруз… — отозвался упитанный мужчина.

— Вы кто, уважаемый?

— Я полковник полиции, — с нотками превосходства ответил здоровяк, смерив собеседника пренебрежительным взглядом.

— Неплохо, — согласился тот. — Я всего лишь майор.

— Полиции?

— Да.

— Во хрень, коллега… — здоровяк немного подобрел, пошарил в баре и выудил жестяную банку перечного лимонада. Щелчком раскрыл, припал к живительной влаге. Срыгнул, расслабился. Но цепкие глазки, не уступающие по «хватательной способности» глазам собеседника, продолжали его придирчиво ощупывать. — Полковник Костровой Федор Иванович. Начальник районного управления внутренних дел города Челябинска. А вы что за хрен с горы? — он, похоже, не умел долго держаться в рамках приличия.

— Желтухин Олег Михайлович. Управление по экономической безопасности и борьбе с коррупцией. Владивосток.

— Далеко же вы забрались…

— Да и вы, собственно говоря, не местный… М-да уж, Федор Иванович, неласковые мы что-то оба. Отдыхать изволите?

— А по мне не видно? — развел руками Костровой, и оба нервно засмеялись. — Чем нас опоили, Желтухин? У меня такое ощущение, что это банальный клофелин.

— И не только у вас, Федор Иванович. Вы где вчера были? — он смерил глазами оживившегося полковника и усмехнулся. — Впрочем, судя по вашему виду, вы были везде.

— На себя посмотрите, Желтухин, — огрызнулся полковник. — У вас такой вид, словно вы беспробудно бухали неделю… Подрались с кем-то? — присмотрелся он к царапине под глазом.

— Хотелось бы знать, с кем, — усмехнулся Желтухин. — Так что насчет вчерашнего вечера, Федор Иванович? Хоть что-то вы помните? Полагаю, вы пребываете в заслуженном оплачиваемом отпуске…

— Смутно, — полковник насупился. — Мы с женой живем в «Жемчужном ожерелье». Танька сгорела на пляже, из отеля теперь ни ногой. Но я ведь не обязан сидеть при ней как привязанный, верно? Спустился в бар, посидел немного. Потом переправился в другой — вниз по улице. Уже хорошенький был — девчонка подвалила. Ну, до того глазастая…

— Можете не продолжать, — помрачнел Желтухин. — И у сурового челябинского полковника все перевернулось в груди. Пили, смеялись, потом вдруг закружилась голова — и полный улет в памяти… Обломались вы по полной программе, Федор Иванович.

— Вы тоже на отдыхе? — предпочел не обижаться Костровой.

— В командировке, — отмахнулся Желтухин. — Некогда отдыхать. Да и отпуск будет только в августе — если вышестоящее начальство подобреет.

— Неслабо, — ухмыльнулся полковник. — Командировка в Сочи. Из далекого Владивостока.

— Самому нравится, — кивнул Желтухин. — Долго объяснять, полковник. Вам оно нужно? Вы что-то смыслите в экономических преступлениях и географии деятельности тех, кто этим занимается? Управление работает по мошеннической группе, отмывающей деньги на нелегальной перевозке автозапчастей из Японии. Звучит, конечно, несолидно, но речь идет о паре-тройке миллиардов рублей. Жульническая схема — просто гениальная песня. Мошенников собирались закрыть в Сочи, не далее как завтра… — Желтухин побледнел, глаза затравленно забегали.

— Вы что-то недоговариваете, да мне и плевать, — заключил полковник. — И что же случилось, майор? Телку подцепили в преддверии сложной операции? Решили расслабиться перед ответственным делом?

— Никого я не цеплял… — Желтухин отвернулся к иллюминатору. Неспособность скрыть свои эмоции вылилась в злость, которую он, впрочем, не стал выплескивать на коллегу из другого города, справился с ней самостоятельно. — Вопросы с местными товарищами из отдела по экономическим преступлениям мы уже утрясли, ОМОН озадачили. Забежал под вечер в гостиничный бар пропустить стаканчик, и там у барной стойки проститутка привязалась, страшная, просто жесть… С такими трахаться — себя не уважать. Ума не приложу, как она умудрилась мне что-то в бокал подсыпать, видимо, когда отвернулся к бармену… Потом туман — она меня куда-то вела, на улице заехал в рожу какому-то кренделю, а он, вероятно, мне… К черту вчерашний вечер, товарищ полковник. — Желтухин резко повернулся, краска прилила к побледневшим щекам. — Вы уже набрались храбрости, не так ли?

— О чем это вы? — набычился Костровой.

— Пойдемте отсюда. — Желтухин поборол нерешительность и шагнул к двери. — Не находите, что выйти отсюда — давно назревшее решение, и сейчас оно особенно актуально? Пора начистить на этом корабле кому-то рожу…

Первый же претендент на «выпуск пара» встретился за дверью, едва они вышли из каюты. По коридору, устланному мягкой дорожкой, словно у него подкашивались ноги, передвигался маленький рыхлый субъект с плешивой головой, лоснящейся от пота. Он был бледен, тяжело дышал, облизывал губы. Мужчина не ожидал и подскочил от страха, когда раскрылась дверь, издал неприличный звук и застыл, словно кролик под гипнотическим взглядом удава.

— Гы-гы, — хохотнул Костровой, перекрывая плешивому путь к отступлению. Тот окончательно струхнул, прижался к стене, словно собрался ее продавить и спрятаться в другом измерении.

— Фу, гадость, — поморщился Желтухин, отодвигаясь подальше. Одного взгляда на это жалкое существо хватило понять, что это не тот объект, которому пора начистить рожу. — Вы что за феномен, любезный?

— З-зачем вы меня пугаете? — заикался толстяк. Он обливался потом, маленькие глазки затравленно перепрыгивали с одного полицейского на другого. — М-меня нельзя пугать…

— Потому что боитесь? — гоготнул Костровой. Он уже вернулся в свой образ и не видел повода не поострить.

— З-зачем вы и-издеваетесь? — лопотал толстяк. — Я важный человек, я работаю в…

— Т-с-с… Нас не волнует, где ты работаешь, — прошипел Желтухин, выстреливая пальцем в съежившегося человечка. И тот затрясся, словно в него прицелились как минимум из базуки. — Фамилия!

— А-аркадьев… Зиновий Филиппович Аркадьев… П-послушайте, со мной вчера такое стряслось, я в полном трансе… Меня напоили, похитили… Я очнулся в какой-то каюте, с больной головой, документы выкрали, забрали телефон… Господи, да что такое происходит? Со мной был шофер-телохранитель, я не знаю, где он… Послушайте, это… не вы меня похитили? — толстяк позеленел от страха, сморщился, как спущенный мяч.

— К сожалению, нет, Зиновий Филиппович.

— А вы к-кто?

— Полиция.

— Слава богу, ну, наконец-то… — и осекся, не обнаружив в хмурых лицах даже намека, что господа при исполнении.

— Нашему полку, полагаю, прибыло, Желтухин, — констатировал полковник.

Распахнулась дверь по диагонали напротив, Желтухин резко повернулся, вскинув кулак. И долговязый взъерошенный тип с глазами навыкат, в мятой рубашке, вылезшей из брюк, в страхе отпрянул. Кулак, поколебавшись, опустился, не проложив дорогу до цели.

— А это что за тип? — удивился Костровой. Желтухин злобно хохотнул.

— Вы не смеете, я министр! — взревел долговязый.

— А нам насрать, — не очень-то любезно отозвался Желтухин, отступая назад. — Выходите, господин министр, или как вас там, не стесняйтесь. Здесь вы, как в бане — без регалий и ответственных должностей. Чего вы там зависли? Не буду я вас бить.

Но тот уже передумал выходить в коридор. Собрался захлопнуть дверь и забаррикадироваться у себя в каюте. Но Желтухин выставил ногу и схватил долговязого за грудки, поволок к себе. Желание набить кому-то морду не давало покоя. Кажется, он нашел «желающего».

— Вы не имеете права, я буду жаловаться, вы об этом сильно пожалеете… — бормотал долговязый, выпучивая глаза до предела. — Моя фамилия Глуховец, меня зовут Николай Юлианович, я региональный министр здра… — он пулей вылетел в коридор, вопя, как базарная баба. — Безобразие! Что вы себе позволяете?! — ударился о стенку, отлетел от нее словно мяч и всей своей нехилой массой обрушился на ногу полковника, которая не была рассчитана на подобные перегрузки. Федор Иванович взревел, как гром небесный, оттолкнул от себя долговязого и издал такую закрученную тираду, что удивились все и даже Глуховец.

— И куда прокуратура смотрит? — усмехнулся Желтухин.

Раздались размеренные и отчетливые хлопки в ладоши. Приятный женский голос произнес:

— Браво, одно из богатейших выражений планеты.

Обернулись и застыли все четверо. Полковник покраснел, как китайский флаг. В глубине коридора, недалеко от выхода на палубу, стояла привлекательная молодая женщина с хорошей осанкой. Она не выглядела помятой, впрочем, брючный костюм, подчеркивающий изгибы фигуры, был сшит из практически немнущейся материи. У нее были темно-русые волосы до плеч, на плече висела сумочка, которую она сжимала за ремешок. Приятное лицо с ямочкой на щеке и сжатыми губами казалось спокойным, только жилка в височной области слегка подрагивала, но это мог заметить лишь человек с хорошим зрением.

— Доброе утро, господа, — она казалась спокойной, но голос позванивал, выдавая волнение. — Подозреваю, вы все оказались в одинаковом положении. Вам не хватает рассудительности и сдержанности, держите себя в руках. Что же касается вопроса, куда смотрит прокуратура, то довожу до вашего сведения — в данный момент она очень пристально смотрит на вас. Прохоренко Евгения Дмитриевна. Живу и работаю в Калининграде. Прокурор Балтийского района, советник юстиции. В данный момент нахожусь в отпуске… — голос зазвенел на высокой ноте, женщина замолчала.

— Мэм? — как-то неопределенно брякнул Желтухин, ухмыляясь.

— Простите, я тоже волнуюсь… — женщина перевела дыхание. — Подтвердить свои слова не могу, пропали документы, которые я всегда ношу с собой… Я очнулась в пустой каюте — видимо, раньше вас. Набралась смелости, вышла на палубу… Когда я проснулась, судно шло, работал мотор. Сейчас оно никуда не идет. Мне казалось, я слышала рассерженные голоса. Но палуба была пуста. Мы находимся на дорогой яхте. Ее название — «Ковчег». Мне пришлось перегнуться через борт, я едва не свалилась в море… На что-то большее мне мужества не хватило, я вернулась сюда. Если вы настоящие мужчины, господа, по крайней мере, хоть кто-то из вас… Давайте выясним, кто мы здесь — пленники, заложники, гости? Это глупая шутка? Смелый розыгрыш? Надеюсь, мы не сами себя обвели вокруг пальца?

— Евгения Дмитриевна, оставайтесь на месте, мы уже идем к вам, — встрепенулся полковник, разворачивая грудь колесом. — Сейчас мы выясним, что за абракадабра тут творится…

Но путь до женщины был тернист и непредсказуем. Не успела вся компания прийти в движение, как за спиной что-то заскрипело. Охнул Аркадьев, прячась за широкую спину полковника. Подкосились ноги у рослого Глуховца. Напрягся майор, развернулся, вскидывая кулак. В дальнем конце коридора, ближе к корме, послышались шаги. Похоже, там имелась лестница в трюм и узкая дверь. Из нее задним ходом выбирался молодой человек в белоснежной униформе стюарда. Перед собой он держал две картонные коробки — не очень объемные, но высокие. Коробки стояли одна на другой, а чтобы они не развалились, он придерживал верхнюю подбородком. В таком положении молодой человек и засеменил по коридору, скромно потупив глаза. «Пассажиры» впали в ступор. Отвесил челюсть Глуховец. Прошамкал что-то Аркадьев, прижимаясь к стене. Стюарду было лет тридцать или около того, гладко выбритый, весь какой-то лоснящийся. Не сказать, что он никого не замечал — покосился влево-вправо и уткнулся в свою коробку. В переносимой им ноше что-то многозначительно позвякивало.

— Есть минутка, милейший? — вышел из оцепенения Желтухин.

— На месте стой — раз, два, — более конкретно выразился полковник, перекрывая стюарду дорогу. Тот поежился, когда над ним зависла туша, стал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.

— Господа, у вас проблемы? — заблеял он слабеньким голоском с лакейскими нотками.

— Ну, в общем-то, да, — допустил Желтухин, — если можно так выразиться. Не сомневаюсь, милейший, что, судя по вашему благородному лицу, ваши умственные способности несколько ограниченны, но, думаю, вы в состоянии ответить на пару простых вопросов.

— Простите, господа, я всего лишь здесь работаю, я ничего не знаю, у меня свой круг обязанностей… — пугливо забормотал стюард. — Мне некогда, вы можете поговорить с капитаном, он вам все расскажет… Петр Ильич на судне, он никуда не отлучался…

И стюард совершил великолепный маневр, просочившись под рукой нависшей над ним глыбы, что, учитывая переносимую им тяжесть, заслуживало аплодисментов. В следующий миг он уже семенил по коридору, наращивая скорость. Евгения Дмитриевна не стала его задерживать, отпрянула к стене, чтобы тот не задел ее своими коробками. Все пятеро недоуменно провожали его глазами. Стюард пропал за изгибом коридора — видимо, выбрался на палубу.

— Ну же, мужчины, вторая попытка, — насмешливо произнесла Евгения Дмитриевна. — Не хотелось бы вас критиковать, но вся проделанная вами работа пока равна нулю. А вдруг не все так страшно, как нам кажется?

— Это, похоже, не баба, — желчно пробормотал Желтухин, вглядываясь в женские очертания, — а снайперская винтовка с оптическим прицелом…

— Ах да, — спохватился полковник, бросаясь на призыв представительницы слабого пола. Но сделал лишь два семимильных шага и встал, навострив уши. За дверью, мимо которой он пролетел, что-то заерзало и упало. Он сделал сосредоточенное выражение лица, вернулся, распахнул дверь и бесстрашно вошел в каюту. Вслед за ним туда же втиснулся Желтухин. Остальные не решились, выглядывали из-за косяка.

Внутри была женщина, которая только что поднялась с постели, обнаружив, что кровать не ее. Встав, она зацепила резной венский стул, тот красиво ухнул, и с него отвалилась подушка, призванная доставлять комфорт мягким человеческим местам. Мужчины оторопели от удивления. Посмотреть тут было на что. На мордашке пепельной блондинки, возможно, ей было лет тридцать с небольшим, застыло выражение первородного ужаса. Она присела от страха, безудержно икала, глаза наполнялись слезами. Одета была в какую-то серенькую блузку, в небесно-голубые, еще не потрепанные джинсы. На кровати лежала приоткрытая сумочка из крокодиловой кожи. Женщина выглядела неважно: растрепанная, волосы дыбом, под глазами набухли мешки — хотя, возможно, без всех этих «излишеств» она оказалась бы привлекательной. Женщина смотрела на вторгшихся мужчин, как на какой-то Армагеддон по собственную душу.

— Вот так разлюли, — восхитился вернувшийся к жизни полковник. Про женщину в коридоре он, кажется, забыл. — А уже не так тоскливо, согласитесь, Желтухин? Смотрите, какая хорошенькая панда.

— Воистину, полковник, — ухмыльнулся майор. — К четырем прибавить два называется… Вернее, две. Нас уже шестеро.

Он шагнул вперед, чтобы, как истинный джентльмен, подать женщине руку, но та отшатнулась, забралась с ногами на кровать и обняла свою сумочку.

— Не подходите… — всхлипывала она. — Кто вы такие, что вам нужно?

— Не плачьте, дитя мое, — сказал полковник. — Глазки вытекут.

— Попробую догадаться, — ощерился Желтухин. — Вы отдыхали в Сочи, вечером что-то случилось, вероятно, вы встретили прекрасного незнакомца, который вам очень понравился. Потом был ужин с алкогольными напитками, вы расслабились — причем настолько, что очнулись только здесь. Вы не знаете, где вы, не помните, чем закончился памятный вечер, у вас пропали документы, сотовый, но почему-то сохранились деньги…

— Откуда вы знаете? — прошептала блондинка, теребя сумочку.

— Догадался. Но вы обязаны помнить, кто вы такая и как вас зовут.

— Рита… Маргарита Юрьевна Статская…

— Какая видная фамилия. Позвольте еще раз догадаться. Вы занимаете ответственный пост в одной из государственных структур…

— Не занимаю я никаких ответственных постов! — взвизгнула блондинка и закашлялась, театрально взявшись за грудь (не самого, кстати, ничтожного размера). Откашлявшись, она несколько раз вздохнула и сделала тщетную попытку обрести душевное спокойствие. — Я работаю в районном управлении по налогам и сборам города Барнаула. Исполняю обязанности заместителя начальника управления. Советник налоговой службы первого ранга…

— Послушайте, Желтухин, вам не кажется, что в этом просматривается нездоровая тенденция… — сглотнув слюну, заметил Костровой.

— Я тоже обратил внимание, полковник, — бросил помрачневший майор. — Оттого и спросил, не работает ли эта крошка на ответственной должности в государственной структуре.

— Да кто вы такие, черт возьми? — набравшись храбрости, возмутилась дама. Возможно, находиться в вечном страхе и не было ее коньком, но с нервами у нее были проблемы.

— Мы тоже пострадавшие, — объяснил Желтухин. — Собирайтесь, Маргарита Юрьевна, вы пойдете с нами, — он развернулся, двинул к выходу, обернулся на пороге, а когда обнаружил, что блондинка и не думает шевелиться, раздраженно рявкнул: — Женщина, освободите помещение!

Возможно, все действительно было не так плохо? Шестеро растерянных людей по лестнице, устланной дорожкой, выбрались на левый борт. Ослепительно сияло солнце, по небу плыли перистые облачка. Море под лучами светила было спокойным, простиралось до горизонта и было всячески лишено посторонних предметов (во всяком случае, с данного ракурса). Двигатель не работал, судно дрейфовало, сносимое морским течением. Справа за изгибом надстройки — открытая палуба на носу, но полковник Костровой повернул налево, услышав шум. Желтухин сунулся за ним, не желая отставать от событий. В электрическом щитке, подвешенном к надстройке, ковырялся угрюмый тип в недавно стиранном, но уже замасленном комбинезоне. Обычный тип, ничего примечательного, если не считать угрюмости и сутулости. На щеках и подбородке серебрилась трехдневная щетина. В отличие от стюарда, вынужденного вертеться на публике, этого типа ничто не обязывало одеваться с иголочки. Он искоса глянул на столпившихся за спиной людей и снова зарылся в провода, платы и таинственные коробочки.

— Ты чьих, холоп, будешь? — мрачно бросил Костровой.

— Чего это? — ворчливо отозвался тип.

— Фамилия, говорю! — разъярился Федор Иванович. — И должность! Отвечать внятно и вразумительно! И не перечить, когда с тобой полковник полиции разговаривает!

— Какие мы страшные, — пробормотала дышащая в затылок Евгения Дмитриевна. — Вы сущий трехзвездочный маньяк, полковник… там, где это не нужно. — И стало как-то непонятно, на чьей она стороне.

— Панов, — сварливо отозвался человек, ковыряющийся в щитке. И принялся монотонно перечислять свои должности. — Матрос, механик, наладчик оборудования…

— И все в одном флаконе, — прокомментировал Желтухин. — Три в одном. Здесь экономят на зарплатах?

— А я-то чо? — как-то нелогично отозвался матрос-механик.

— Хрен через плечо! — Желтухин тоже разозлился. — Ты, конечно же, мил-человек, ничего не знаешь, занимаешься своим делом, имеешь тут круг обязанностей, и по всем возникающим вопросам следует обращаться к капитану. Так?

— Ну, — пробормотал матрос.

— Потрясающе… — вымолвила блондинка Статская. Она, похоже, возвращалась в этот мир, чего нельзя было сказать о подавленных Аркадьеве и Глуховце. Оба растерянно озирались, не зная, куда деть руки.

— Почему не плывем? — поинтересовался Желтухин.

— Сломались. И бензин кончился.

— Это как? — не поняла прокурорская работница. — Мы что, на трассе? Пойдем с бутылочкой до ближайшей заправки?

— Скоро починимся, — проворчал Панов.

— И бензин зальем — заправщик прибудет! — снова разъярился полковник. — Ты что, издеваешься над нами, матрос?

— А я-то чо? — проворчал работник.

— Дать бы тебе по шее, — в сердцах сплюнул Желтухин. — Да руки пачкать неохота.

— А я, пожалуй, испачкаю, — зловеще процедил полковник, сжимая огромный кулак.

— Ладно, полковник, оставьте его, не убежит, — сказал Желтухин и принюхался.

Потом шагнул еще левее и вторгся на камбуз, откуда проистекали разные запахи. Вся толпа машинально подалась за ним. Женщина в переднике, орудующая в средоточии кастрюль и прочего вспомогательного оборудования, собралась пресечь вторжение, но такой наплыв посетителей ее нешуточно испугал. Она застыла с занесенным кухонным ножом, которым кромсала пучки зеленого лука. За спиной попыхивала печка, на которой стояли две высокие кастрюли. Бесформенные одежды на поварихе не позволяли оценить качество фигуры. Возможно, фигура была и неплохой. Сама она тоже не разменяла возраст, после которого женщины начинают отчаянно молодиться. Ее волосы были спрятаны под белой шапочкой. Смышленые глаза скользили по человеческим лицам. Забавно морщился курносый нос. Возникла пауза — похоже, люди в корне меняли свое представление о судовых поварихах. Затем от группы отделился полковник Костровой — вкрадчиво ступая, вышел вперед, глаза поварихи при этом расширились от изумления — и через несколько секунд здоровый кухонный нож, отточенный до блеска, сменил владельца. Перечить она не стала, проводила, моргая глазами, удаляющуюся спину.

— А… зачем? — хрипловатым грудным голосом спросила кок.

— Пассажиру виднее, — иезуитски осклабился Желтухин. — Ведь это не последний нож в хозяйстве? Только два вопроса, сударыня. Как вас зовут и что сегодня на обед?

— Виолетта Игоревна, суп с клецками, креветками и кальмарами… — сглотнув, отозвалась миловидная женщина.

— И это все, что вы, Желтухин, хотели у нее спросить? — шипела в затылок прокурорская работница, когда майор повернулся и поволокся прочь.

— А что я должен был спросить? — огрызался Желтухин. — На кого она работает и сколько ей заплатили, чтобы она изобразила кока? Я вам вот что скажу, Евгения Дмитриевна… — Он резко повернулся к женщине, подался вперед, оскалив зубы, хотя при этом не улыбался. Их лица почти соприкоснулись. Женщина оторопела и подалась назад. — Вы вроде не тупая, так давайте такой и останетесь, договорились? Во-первых, эта женщина — настоящий кок, во всяком случае, готовить ей не в диковинку. Во-вторых, если нам всем и угрожает опасность, то отнюдь не от банды диких пиратов, размахивающих трезубцами, а от чего-то другого, чью природу мы еще не уяснили. На вашем месте я бы воздержался от вздорных замечаний, а побольше мотал на ус.

На носовой палубе под южным солнцем было хорошо. Плетеные диванчики вдоль бортов, ротанговые столики, стулья. Аляповатое смешение «стекло-металла» с соломенной непосредственностью. За столом под зонтиком сидели двое, мужчина и женщина. Они тянули что-то желтоватое из трубочек и вели размеренную светскую беседу. Отдыхающие настороженно покосились на живописную компанию, особенно на полковника Кострового, чей брутальный облик в эту минуту хорошо подчеркивался кухонным ножом. Женщина сглотнула, отставила наполовину пустой граненый бокал. Она не отличалась привлекательностью, хотя особого неприятия ее внешность не вызывала. Ей было, возможно, под сорок. Одета была в клетчатый жакет, юбку, фигура сносная для ее возраста. У женщины было сухое продолговатое лицо. Темно-каштановые крашеные волосы не очень аккуратно были уложены на затылке, утыканы заколками, чтобы не развалились. Она носила очки с дымчатыми стеклами — в данный момент они были опущены на переносицу. Дама в отпуске время не теряла — кожа отливала бронзовым загаром. Хотя, вполне возможно, ее просто качественно прожарили в солярии. Она казалась спокойной, но если присмотреться, можно было заметить, что представительницу слабого пола что-то гнетет. Ее спутник нахмурился, подобрался. Внешний вид мужчины внушал уважение: одет неброско, но ладно сложен, широк в плечах, он обладал густыми бровями, придающими убедительность цепкому взгляду. Он тоже отставил стакан и нервно забарабанил пальцами по столу, уставившись на нож в руке полковника.

— О, господи, хоть бы эти двое были ответом на наши молитвы… — взмолилась блондинка Статская. Евгения Дмитриевна поперхнулась и закашлялась.

— Доброе утро, — поздоровался Желтухин, исподлобья озирая парочку. — Погодка супер, не правда ли, господа?

— Кому как, — неуверенно произнесла дама. — Лично мне уже хватит, — она показала большим пальцем на небо, — этого желтого карлика.

— Почему вы с ножом? — проворчал крепыш, не сводя глаз с полковника, который напоминал разбойника с большой дороги.

— Не помешает, уважаемый, — процедил Федор Иванович.

— Я же говорила, что он трехзвездочный маньяк, — усмехнулась Евгения Дмитриевна.

— А вы бы лучше сопели в тряпочку, Евгения Дмитриевна, — резко повернулся к ней полковник. — Сначала вы мне понравились. Теперь я точно не уверен. Давайте не будем искушать судьбу, добиваясь, чтобы я окончательно взбесился.

Женщина немного побледнела, но это не помешало ей с насмешкой выдержать взгляд.

— А как нам себя вести, когда вокруг сплошной терроризм? — проговорил долговязый Глуховец. — Нас выкрадывают, спаивают бог знает чем — да так, что мы чуть концы не отдаем, увозят черт знает куда, похищают наши документы, средства связи, бросают в вонючих каютах…

— Вот именно! — взвился толстяк Аркадьев. — Мы протестуем! Это скотское обращение! Я занимаю ответственную должность, я просто так это дело не оставлю, я приму самые жесткие меры! — и, оборвав свою визгливую руладу, на всякий случай спрятался за спину полковника, где было спокойнее и безопаснее.

Женщина за столом беспокойно шевельнулась. Крепыш, сидящий напротив, сурово свел брови, он сделал вид, что напряженно думает.

— Знаете, — неуверенно начала женщина, переглянувшись с мужчиной, — мы с Дмитрием Валентиновичем оказались в схожей ситуации. Очнулись, как вы выразились, черт знает где, черт знает на чем… Вероятно, мы проснулись раньше вас. Примерно четверть часа назад к нам подходил помощник капитана — на вид приличный молодой человек по имени Андрей… его фамилия Шварц, он сказал, что мы гости и не стоит волноваться. Просто у человека, который нас пригласил, довольно своеобразное чувство юмора…

— Вроде как шутка, — проворчал низким голосом крепыш. — Хреновая, безвкусная, но все же шутка. Сюрприз. Да уж, удался, ничего не скажешь… Но мы не пленники и не заложники. Официантка предложила завтрак, но куда уж после вчерашнего, кусок в горло не лезет…

— Обломались, Маргарита Юрьевна, — осклабился Желтухин, наблюдая, как вытягивается от разочарования мордашка блондинки. — Эти двое не ответят на ваши молитвы.

— Да шли бы вы, Желтухин, — дерзко буркнула Статская и отвернулась. Майор стерпел, смерил блондинку раздевающим взглядом.

— Вы ведь путешествуете не инкогнито, верно? — осведомился Костровой. Похоже, он начинал догадываться, что с ножом в руке выглядит глуповато.

— Бобрович Дмитрий Валентинович, — не очень любезно представился крепыш. — Начальник районного управления министерства по чрезвычайным ситуациям. Геленджик.

— Есаулова, — дама с бронзовым лицом подняла голову. — Полина Викторовна Есаулова. Живу и работаю в подмосковном Старотроицке. Руководитель городской администрации.

— Леди мэр? — удивился Желтухин.

— Ладно, не бомж, — пошловато хрюкнул полковник.

— Это вы так съязвили? — предположила дама. — Да, если угодно, «леди мэр», — произнесла она с нажимом, испепелив взглядом развязного Кострового. — В моем подчинении, к вашему сведению, серьезный город, большой производственный и научно-технический центр, в который вкладываются колоссальные инвестиции. А я тут…

Она вздрогнула, и все остальные тоже. Дружно повернули головы. По лестнице, сбегающей на палубу от кают-компании, нескромно виляя бедрами, спускалась худенькая официантка в легкомысленном кружевном переднике и с забавной мордашкой. Такое ощущение, что она нарисовалась прямо со съемок немецкого порнофильма, посвященного нелегкому бытию официанток. Девушка помахивала пустым подносом. Юбочка на ней была такая короткая, что короче просто некуда. Легкая, воздушная, с точеной сексуальной фигуркой — она спрыгнула на палубу и, ничуть не смущаясь, аппетитно покачивая чреслами, направилась к компании. Задорно цокали высокие каблучки. Девушка улыбалась. Возможно, она и не была красавицей в обычном понимании, но с такой фигуркой, с такими экспрессией, обаянием, шармом, летящих на крыльях впереди нее… быть красавицей просто излишество. Люди застыли. Приверженцев нетрадиционной сексуальной ориентации (во всяком случае, среди мужчин) в коллективе не было.

— Вот черт… — потрясенно пробормотал Желтухин.

— О, страна тысячи улыбок… — как-то невпопад промямлил Костровой, машинально освобождая даме проход. Она очаровательно улыбнулась полковнику, изобразила что-то вроде благодарного книксена. Забрала со столика пустые бокалы, составила их на поднос и удалилась с гордо поднятой головой. Люди провожали глазами убегающие аппетитные формы. И лишь когда захлопнулась дверь в кают-компанию, они вернулись к привычному «деловому» ритму.

— Нужно было попросить что-нибудь выпить, — посетовал Глуховец. — А то уставились на нее, языки проглотили…

— Шлюха, — презрительно высказалась «госпожа мэр» Есаулова.

— Да пошла она… — фыркнула блондинка из налогового управления.

— Отличное непуганое дитя, — усмехнулась прокурор Евгения Дмитриевна. — Когда-нибудь поймет, что жизнь — не только кокетство и виляние задом. Боже правый, а вы еще кто такой? — она от неожиданности отпрянула, обнаружив под боком на плетеном стуле постороннего мужчину.

Все дружно в изумлении повернули головы.

— Какого черта? — возмутился полковник Костровой. — Вы чего тут подкрадываетесь, словно оппозиционер какой-то?

— Это я-то подкрадываюсь? — возмутился мужчина. Он сидел напряженный на стуле. — Это вы шары закатили, пялясь на эту шалаву — слух и зрение, блин, потеряли. А я поднялся на палубу и сел. Ну, извините, — развел он дрожащими руками, — сирену и проблесковый маячок с собой не захватил.

Он выглядел не очень здоровым. Помятый, в топорщащейся сорочке, в домашних (!) брюках с серебристыми лампасами. Обут был в шлепанцы с пряжками на босу ногу. Довольно молодой, хотя и не сказать, что мальчик. Асимметричная физиономия, под которой подрагивали лицевые мышцы, беспокойный, мечущийся взгляд. Он то и дело вскидывал руку, чтобы глянуть на наручные часы, словно торопился на важную встречу.

— Представьтесь, мил-человек, — предложил Бобрович.

Тот дернулся, сглотнул.

— Только воздержитесь от повествования, как вы тут оказались в пустой каюте, как вас опоили, ограбили, вся фигня, — хмыкнул полковник. — Это понятно и уже оскомину набило.

— А заодно просветите нас, какую государственную должность вы занимаете и из какого города прибыли на отдых, — проворчал Желтухин.

— Почему я обязан занимать государственную должность? — нервно среагировал прибывший.

— Вы не обязаны, — сказала, побледнев, Евгения Дмитриевна. Похоже, она тоже начинала вникать в общую направленность «темы». — Но вы ведь занимаете, верно?

— Да, я занимаю ответственную должность в государственной компании «Военсервис», непосредственно связанной с Министерством обороны Российской Федерации… — как-то судорожно, но в целом пафосно возвестил господин. — Моя фамилия Зуев, зовут Павел Гаврилович, я проживаю в Москве на Мосфильмовской улице… Объясните, пожалуйста, что здесь происходит? Я всего лишь вышел из номера гостиницы, чтобы купить сигареты…

— Дерьмо… — пробормотал Желтухин. — Вы как хотите, господа дорогие, а я бы сейчас чего-нибудь хлопнул… в смысле, выпил, — он отметил краем глаза белое пятно у ограждения, решил, что это опять стюард в униформе. — Эй, милейший, — небрежно бросил он, — тащите-ка сюда всю выпивку, что есть в этом доме, и немедленно зовите капитана. Боюсь, у нас накопились вопросы…

— Ничего себе, — прозвучал насмешливый голос. — Вы, наверное, занимаете серьезную должность, если хотите, чтобы вам прислуживал заместитель губернатора. Вы не замещаете президента Российской Федерации?

И теперь уже взоры всех присутствующих обратились в другую сторону. На палубу, держась за поручни, поднялся представительный подтянутый мужчина в белоснежном летнем костюме, прислонился к фальшборту и скрестил руки на груди. Он внимательно, с затаенной усмешкой наблюдал за собравшимися. Этот тип заметно отличался от остальных, осанистый, из породы тех, что нравятся женщинам, на вид вполне спокойный. Впрочем, если присмотреться, и у этого товарища были проблемы. Пребывание в образе давалось с трудом. Густые волосы были не расчесаны, а приглажены пятерней. Мешки под глазами выдавали потрясение и плохое самочувствие. С пиджака оторвалась пуговица, и в складках благородной ткани просматривалась грязь. Элегантные туфли с остроносыми носками покрывало ненавязчивое напыление.

— Вы как песец, — проворчал полковник, — тоже подкрадываетесь незаметно. Отрекомендуйтесь, раз пришли. Из какого дерьма вы такой нарядный вылезли?

— Потрясающе, — пробормотала Евгения Дмитриевна. — Всегда считала, что в мужчине должна быть какая-то загадка…

— Альфонс напыщенный, — фыркнула мэр Есаулова. — Все в дерьме, а он, блин, на белой лошади.

— Ну, это, по крайней мере, лучше, чем предыдущая кочерга, — с какой-то нехарактерной задумчивостью произнесла блондинка Статская, и все обратили к ней взоры.

— Потрясающая реакция на появление человека, желающего выглядеть прилично в любой ситуации, — сухо рассмеялся прибывший. — А вам, дамы, требуется хороший психотерапевт. Причем всем троим. Ваши комплексы как на ладони. Спешу представиться — Вышинский Роман Сергеевич, заместитель губернатора Омской области, руководитель департамента транспорта и дорожного строительства. Если вас не устраивают мои молодые годы, то лично меня они устраивают, — он как-то вымученно улыбнулся. — Стыдно признаться, господа, но когда я обнаружил, что не один такой несчастный, мне стало значительно легче. Простите. Но этот мужчина, по-видимому, офицер полиции, — он кивнул на мрачнеющего Желтухина, — решительно прав — выпить нужно.

— Фамилия у вас какая-то зловещая, — заметил Желтухин.

— Не выбирал, — пожал плечами Вышинский. — И к карательным органам, в отличие от вас, отношения не имею. Хотя всемерно с ними сотрудничаю. Попробуй только с вами не посотрудничать… — добавил он неприязненно, понизив голос.

— Мне кажется, что все собрались, — медленно произнесла Евгения Дмитриевна. — Других не будет. Этот человек прав — в толпе как-то спокойнее…

— Где капитан? — взревел полковник.

— Думаю, появится, — предположил Желтухин и принялся исподлобья обозревать всех собравшихся. Люди ежились от дурной энергии, исходящей от его колючих глаз, чувствовали себя неловко, нервничали — даже те, кто лез из кожи, чтобы сохранить независимый вид. Разволновался толстяк Аркадьев под прицельным взглядом, заблестела от жирного пота плешивая голова.

— Теперь мы знаем, с кем нам посчастливилось оказаться на одном борту, — сказал Желтухин недобрым голосом. — И только с вами, Зиновий Филиппович, полная неясность. Сообщите, пожалуйста, аудитории, где вы работаете.

— Но вы же сказали, что вам плевать, где я работаю! — возмущенно выкрикнул толстяк.

— Мне — возможно, но вот другим…

— Господи, да какая теперь разница, — отмахнулся Аркадьев, и плечи его обмякли. — Не такая уж у меня и заоблачная должность. Я работаю начальником управления муниципального земельного контроля сочинской городской администрации…

— Не столь заоблачная должность, сколько хлебная, — отозвался полковник Костровой.

— На что вы намекаете? — взвизгнул Аркадьев, становясь пунцовым.

— Да помилуйте, — фыркнул полковник. — Мне ли намекать? Я вас впервые вижу. И еще бы лет триста не видел.

Настала тишина. Люди уныло разглядывали друг дружку.

— И вот их стало десять? — вдруг как-то надрывно констатировала блондинка Статская.

Она уже не казалась такой взвинченной и испуганной, как полчаса назад. А по поводу отсутствия ума и умения делать выводы сомнения возникали и раньше — не могут пустоголовой особе доверить серьезную должность в серьезном ведомстве. Не все так просто, как кажется. Присутствующие опомнились и со страхом уставились на блондинку — что она несет? Пусть не всем, но изрядной доле собравшихся пришла в голову одна и та же мысль…

Капитан и его помощник долго запрягали, но быстро ехали. Они уже спешили к гостям — и волновались так же, как и те. Помощник скатился с капитанского мостика, капитан примчался откуда-то с нижней палубы — и так уж вышло, что подошли они к растерянным пассажирам почти одновременно. Оба были в форме — сиреневые рубахи со знаками отличия, отутюженные брюки. Капитану было далеко за тридцать — хотя, возможно, его немного старили приглаженные усы. Помощник был моложе, он сутулился, смотрел настороженно.

— Все в порядке, господа, не надо нервничать, — объявил капитан неровным баритоном, покосившись на полковника с ножом, готовящегося к прыжку. — И не надо, умоляем, на нас бросаться, мы ни в чем не виноваты, просто выполняем свою работу. Я капитан, моя фамилия Руденко, зовут Петр Ильич. Я уже двенадцать лет в гражданском флоте и прекрасно разбираюсь в своем деле. Это мой помощник — Андрей Шварц. Господа, давайте спокойно во всем разберемся.

Но этими словами капитан никого не успокоил, поднялся галдеж. Люди закричали, перебивая друг друга, выплескивая все, что накипело. «Вы понимаете, что совершили уголовное преступление?» — вопрошал, махая кулаками, Глуховец. «Сколько вам заплатили?» — надрывался пухлый Аркадьев. «Вы соображаете, на кого руку подняли?» «Да я к вам лично с налоговой проверкой завтра приду, и вы у меня попляшете!» — грозно обещала Статская. Зуев, имеющий отношение к Министерству обороны, грозился прийти уже сегодня со столичным спецназом, которому долететь из Белокаменной — пара секунд. Даже прокурор Прохоренко в общем запале что-то выкрикнула, а невозмутимый Вышинский ее поддержал. Толпа окружила офицеров гражданского флота, сжимая вокруг них кольцо. Но с кулаками никто не бросался, каждый держал дистанцию, надеясь, что начнут другие. А потом наступила тишина, люди выдохлись.

— Спасибо, — кивнул капитан Руденко, опасливо отодвигаясь от кухонного ножа, зависшего над ним, как дамоклов меч. — Теперь давайте по порядку, уважаемые граждане. Мы понятия не имеем, кто вы такие и где работаете. Не знаем, кто доставил вас на судно. Меня и господина Шварца наняло на яхту неустановленное лицо через посредника. Было заявлено, что обеспеченный, немного эксцентричный предприниматель хочет собрать своих старых друзей, отдыхающих в данный момент в Сочи. Богач сорит деньгами и любит розыгрыши. Так что членам команды ничему не следует удивляться, проявлять любопытство, все со временем разрешится, и гости будут рады. Мне выдали документы на судно, признаться, я без понятия, кому оно принадлежит, а также заверения, что по этим бумагам я имею полное право им управлять, контролировать ситуацию на борту и руководить экипажем. Это туристический тур — покрутиться по морю — максимум два-три дня. Иначе говоря, нам заплатили, чтобы мы немного покатали «хороших людей». Собирался ли к вам присоединиться человек, оплативший заказ, я не знаю…

— Вы врете, как Гидрометцентр, Петр Ильич, или как вас там, — пронзительно глядя ему в глаза, изрек Желтухин.

— Мужик, ты чего нам лапшу вешаешь? — прошипела Есаулова. У дамы лопалось терпение, и способности к рефлексии и аутотренингу уже не спасали.

— Вы как реклама, капитан, — поддакнул Вышинский. — Ни одному вашему слову не верю.

— А если надавить на сонную артерию?.. — задумался Костровой.

Шварц вздрогнул, неприязненно уставился на полковника полиции.

— Это бред! — заныл Аркадьев. — Лично у меня нет таких безответственных друзей.

— Да у вас, по ходу, никаких друзей нет, — покосился на него Зуев.

— Воля ваша, господа, верить или нет, — у капитана напряглась кожа на скулах, дрогнул желвак. — Но я говорю вам чистую правду. В сделанном мне предложении не было ничего криминального. Сумма оплаты показалась несколько завышенной, но это ведь не повод бежать сломя голову в органы? Я должен был следовать инструкциям: принять навязанную мне команду, дождаться загрузки на борт всех клиентов в количестве десяти человек и привести судно в заранее обозначенные координаты. Дополнительные инструкции — по рации. Судно оборудовано всем необходимым для комфортного плавания. В холодильниках и барах — большой запас еды и напитков.

— Минуточку, — нахмурился полковник, решивший вспомнить о своих профессиональных обязанностях. — Что означают ваши слова «принять навязанную команду»? Разве вы не сами набираете людей, с которыми ходите в плавание?

— Это было одно из условий, — недовольно поморщился капитан. — Принять работников со стороны, которых мне рекомендуют. Я получил уверения, что они хорошие специалисты, и нареканий на их работу пока действительно не было. С моим помощником, — он кивнул на насупленного Шварца, — мы водим шапочное знакомство, он порядочный парень и толковый специалист. Остальные друг друга не знают… за исключением официантки Алисы Кулагиной и стюарда Малышкина, у которых… гм, отношения. Собираются в обозримом будущем обвенчаться, если… — капитан усмехнулся, обнаружив, что люди недоуменно переглядываются, — не рассорятся окончательно. На судне, кроме них, механик Панов и кок Абрамцева Виолетта Игоревна. Первый хорошо разбирается в судоходстве и устройстве корабля, вторая вкусно готовит. Прошу поверить, господа, я не вру. Уверен, все закончится благополучно, и вы еще будете смеяться над своими опасениями. Если это розыгрыш или чья-то неудачная шутка за большие деньги, то мне очень жаль. На вашем месте не стоит так остро реагировать — я не вижу никакой опасности…

— Допустим, — прорычал полковник. — Что такое «заранее обозначенные координаты»?

— Это примерно то место, где мы сейчас находимся… — капитан сглотнул, ему становилось все труднее играть на публику. — Примерно двести морских миль к юго-западу от Сочи. Мы находимся в стороне от основных судоходных путей… Не знаю, почему нам поставили такое условие. Я могу озвучить координаты, если хотите, но станет вам легче от этих цифр? Вероятность встречи с другим судном в данном районе, мягко говоря, небольшая. Нет, рано или поздно мы, конечно, кого-нибудь встретим…

— Капитан, почему мы стоим? — нервно поинтересовалась блондинка.

— Это не совсем так, — капитан Руденко смутился еще больше. Его смущение выглядело не наигранным — либо он был хорошим актером, либо действительно переживал из-за случившегося. — Фактически мы дрейфуем по одному из местных течений. Нас сносит на юго-запад со скоростью примерно полтора узла…

И снова что-то неприятное забиралось в души людей. Нарастала нервозность. Пассажиры украдкой косились по сторонам. Со всех сторон, куда ни глянь, простиралось бесконечное море. На западе оно было больше бирюзовым, насыщенным глубокими оттенками, на востоке — лазоревое, плавно переходящее в небо. Ни островка, ни завалящего суденышка.

— Капитан, что за хрень вы тут городите? — понизил голос чуть ни до хрипа Желтухин. — Заводите свою шарманку, разворачивайте яхту и берите курс на Сочи. Что тут непонятного? Нам плевать на ваши инструкции и на вашего таинственного заказчика.

— Я не могу, — ответил капитан и окончательно побледнел. — Приборы и электрооборудование вышли из строя, связь отсутствует. И самое невероятное, что в баках кончился бензин, — нам горючего едва хватило, чтобы прийти в означенные координаты… Это какая-то нелепая ситуация. На яхте не было неисправностей, ее проверили перед плаванием. Словно кто-то намеренно вывел из строя оборудование и повредил радиоточку… — капитан покосился на помощника, и тот возмущенно запыхтел. — Я далек от мысли кого-то обвинять, но баки перед рейсом были полными — во всяком случае, так показывали приборы, такое ощущение, что топливо кто-то слил. В данный момент мы пытаемся починить оборудование и хотя бы наладить электропитание от запасного аккумулятора… Виолетта Игоревна готовит обед на обычной угольной печке. Но не думаю, что мы сможем тронуться с места без горючего…

Люди потрясенно молчали, оценивая масштаб бедствия.

— То есть нареканий на работу команды с вашей стороны не было? — насмешливо напомнил Вышинский. Капитан не ответил, только пожал плечами.

— А нас это каким образом касается? — взвился Аркадьев. — Что за чушь вы несете? Капитан, вы уволены! Вы больше и дня не проработаете на флоте!

— Заткнитесь! — вдруг рявкнул Бобрович, и сочинский чиновник поперхнулся, начал тихо икать. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, капитан, — нахмурившись, сказал Бобрович. — Перед рейсом баки с горючим вы не проверили — удовлетворились показаниями приборов, которые кто-то подкорректировал. Вы выполнили инструкции — привели яхту в заданный квадрат. Вернее, почти в заданный. И именно здесь вы, к великому удовольствию, обнаружили, что кончилось горючее, замерли приборы и отключилась связь.

— Можете сами убедиться, если не верите, — проворчал капитан. — Горючее на нуле, аккумуляторные батареи полностью разряжены. Мы не можем даже отстучать в эфир позывные «SOS», поскольку примитивное оборудование давно вытеснили современные средства навигации и связи, питающиеся от центрального генератора. Могу лишь предположить, что мы попали в какую-то аномальную зону. Господа, я не собираюсь снимать с себя ответственность за случившееся…

— Вот именно, вы уволены! — взвизгнул Аркадьев в паузе между икотой.

— Да заткнитесь вы, неугомонный, — оборвал чиновника Вышинский, прочищая ухо. — Или говорите приятным баритоном, чтобы не травмировать окружающих.

— Ставьте парус, — подала гениальную идею градоначальница Есаулова.

Руденко не успел отреагировать, как злобно рассмеялся Зуев Павел Гаврилович, проговорив:

— Ваши познания в мореходстве поражают, мадам. Вы где-то видите мачту? Это моторная яхта, к вашему сведению.

— Боже, да сделайте хоть что-нибудь! — взвыл региональный министр Глуховец. — Я не могу здесь находиться, у меня семья в Сочи, жена волнуется, у меня дела, в конце концов! Сливайте спиртное в бензобаки! — обуяла его не менее гениальная идея. — На этой яхте ведь есть спиртное, признайтесь? Да его тут море разливанное!

— О чем вы говорите? — не выдержал помалкивавший до этой минуты помощник Шварц. — Уважаемый, здесь не снимают «Особенности национальной рыбалки», мы не сможем это сделать чисто технически, не говоря уж о том, что запасов спиртного не хватит даже на разогрев двигателя.

— Шлюпка! — прозрела блондинка Статская. — Здесь должна быть шлюпка!

— Вы нас уже покидаете, сударыня? — изумился полковник и покрутил пальцем у виска. — Считаете, что одной в открытом море вам будет комфортнее, чем в нашем приятном обществе — в окружении еды и благородных напитков?

— Да что вы несете? — начала выходить из себя Маргарита Юрьевна. — По мне так лучше одной, в открытом море, чем с вами! — Впрочем, яростный порыв иссяк, она представила перспективы «одиночного плавания», и чем-то они ее не устроили. Женщина погрузилась в нервозную задумчивость. Потом подняла голову, пробормотала: — Капитан, надеюсь, мы еще в России?

— Уже скучаете по родине, Маргарита Юрьевна? — ехидно среагировал Желтухин, и их злобные взгляды пересеклись.

— Мы находимся в нейтральных водах, — хмуро поведал капитан Руденко. — Боюсь, господа, что в данную минуту мы не можем ничего предпринять, нам остается только ждать, пока нас не возьмет на буксир проплывающее мимо судно. Еще раз хочу напомнить, мы не стоим на месте, мы медленно дрейфуем…

— Замечательно, — восхитился Вышинский. — Скоро столкнемся с айсбергом и высадимся на нем.

— Ну, хватит, — бросил полковник Костровой и вытянул руку. — Давайте свой мобильник, капитан. Сколько можно нам уже голову морочить?

— Телефонов нет, — подал голос помощник Шварц, на всякий случай отодвигаясь подальше. И капитан согласно кивнул, подтверждая его слова. — Это было одним из условий, выдвинутых заказчиком. Причем довольно строгим условием.

— Его нарушение грозило разрывом контракта и невыплатой причитающегося вознаграждения, — неохотно просветил Руденко. — Телефонов здесь нет, господа. А также компьютеров с выходом в Интернет. Я лично проверил багаж у членов команды, перед тем как «Ковчег» вышел в рейс.

— Бесподобно… — прошептала Есаулова, недоверчиво качая головой. — Это полный абсурд, мне кажется, я сплю…

— На судне есть кто-нибудь еще, кроме нас и шести членов экипажа? — спросил Желтухин.

— Никого, — дружно замотали головами капитан и помощник. — Это совершенно точно, в этом несложно убедиться.

— Убедимся, — пообещал Желтухин и принял напряженную позу. — А теперь внимание, капитан. Если вы сейчас заявите, что у вас, вашего помощника и прочих членов команды отсутствуют при себе личные документы, поскольку это тоже было условием контракта, я с удовольствием дам вам по морде.

— Не дадите, — капитан сам с трудом сдерживался, чтобы не взорваться. — Что за бред вы несете, уважаемый? Разумеется, у членов команды есть с собой документы. Как мы можем выходить в рейс без докуме…

— Тогда живо! — опередил Желтухина разъяренный полковник. — Мы не намерены больше ждать, капитан! Ксивы на бочку! И ваши тоже! И чтобы через три минуты все эти долбанные бездельники и лоботрясы, числящиеся под вашим началом, стояли тут по стойке смирно! И не прекословить, капитан, у вас нет никаких прав! Перед вами полковник и майор российской полиции!!!

Абсурдность ситуации просто не вмещалась ни в какие рамки. Пассажиры изнывали от головной боли и неопределенности. Бразды правления забирал полковник Костровой. Желтухин активно ассистировал, с усмешкой поглядывая на коллегу и не помышляя о перевороте. На палубу выбрались все члены команды, сбились в кучку. Костровой тасовал, будто карточную колоду, стопку паспортов, вглядывался в их лица с откровенной нелюбовью. Стюард Малышкин был тише воды ниже травы, косился по сторонам, испытывая незатейливое желание провалиться сквозь палубу. Мялся механик Панов, убрав испачканные руки за спину, исподлобья глядел на полицейских, как партизан на фашистов, односложно отвечал: не знаю, не привлекался, пытаюсь отремонтировать… Заразительно зевала и кокетливо вертелась сексапильная официантка Алиса. Потом ей это надоело, она нашла среди блуждающих по палубе лиц самое привлекательное с ее точки зрения (им оказался элегантный Вышинский) и принялась энергично строить ему глазки. Переминалась с ноги на ногу миловидная повариха Виолетта Игоревна — нетерпеливо притоптывала, а потом уверила собравшихся, что если ее немедленно не отпустят, то на обед (да, собственно, и на ужин) она подаст дорогим гостям горелые корки!

Полиция входила в раж. Полковник затребовал у капитана ключи от всех помещений, получил обе связки — одну от кают, другую от подсобок и технических закутков.

— Вторых экземпляров нет, — предупредил капитан.

— Почему-то я не верю! — оскалился Желтухин.

— Точно нет, — пришел на выручку капитану помощник Шварц. — А если есть, то нам об этом ничего не известно. Пора бы усвоить, господа полицейские, что мы сами на этом корыте — на птичьих правах.

Полиция обшаривала яхту сверху донизу, методично двигаясь от трюма к верхним палубам. Все остальные, боясь оставаться в одиночестве, гуськом ходили за ними, давали ценные указания и активно путались под ногами. Аркадьев чуть не потерялся в машинном отделении, сунувшись не в ту дверь, а потом провалился в румпельный отсек. Блондинка Статская грозилась, что ноги ее не будет в этом царстве хаоса, мазута и непонятных агрегатов, но лезла в каждое отверстие. Из безмолвного машинного отделения вереница людей, вооруженных фонарями, перебралась в трюм, забитый пустой тарой без опознавательных знаков. Зуев порвал трико, дылда Глуховец испуганно шептал, что его огрели канделябром по голове и, кажется, держат за горло. Вышинский, нервно посмеиваясь, опустил кронштейн на вертикальной штанге погрузочного устройства, избавив Глуховца от терзающих его демонов. Полина Викторовна Есаулова в дальнем углу сделала страшную находку, возвестив о ней жалобным кудахтаньем. Бобрович бросился спасать даму, подцепил стальным прутом высушенную (и, естественно, дохлую) крысу. Внимательно рассмотрел, отшвырнул подальше и нескладно пошутил, что если трюм большой холодильник, то крыса — мышь, которая в нем повесилась. Евгения Дмитриевна Прохоренко задумалась вслух: «С глубоким маразмом, господа присутствующие! Вы уже на «ты», не пора ли понизить уровень энтропии?» — и первой стала пробираться к выходу.

Закутков на нижней палубе хватало. Лестница из кормовых отсеков трюма поднималась на вторую палубу, где находился коридор, гостевые каюты, а за изгибом (уже в носовой части) — помещения для членов экипажа, в том числе капитанское жилище. К коридору примыкали три прохода на улицу — один на корме, другой — во фронтальной части надстройки, в двух шагах от камбуза, третий — между ними. На задней лестнице между палубами взвинченный Зуев докопался до электрического щита, встроенного в стену. Он пытался его открыть, но металлические створки не поддавались. Зуев нервничал, тужился, обливался потом.

— Качались в шахматной секции? — съехидничал Желтухин, отпихивая его плечом и проворачивая рукоятку, не заметить которую было довольно странно. Из щитка вывалился ворох проводов. Потайное помещение не просматривалось.

— Чего хотели-то? — покосился Желтухин на пристыженного Зуева.

— Не ваше дело! — рявкнул тот и полез по лестнице, оттолкнув Глуховца. Кают в салоне бизнес-класса насчитали ровно дюжину. Именно в этих помещениях, со вкусом отделанных, обставленных, но не убранных, очнулись пассажиры пару часов назад. Большинство помещений были открыты, но люди оробели, предпочитали раньше полиции туда не соваться. Костровой и Желтухин входили первыми, сканировали обстановку, распахивали дверцы шкафов, выискивали потайные уголки. Похоже, кроме упомянутых лиц, на яхте действительно никого не было.

— Господи, господа… — ахнул, возникая из примыкающего отростка, стюард Малышкин. — Да разве так можно, господа? Все разбросали, натоптали. Я же неделю после вас буду порядок наводить.

— А ну-ка, иди сюда, умник, — зловеще поманил его пальцем Костровой.

Стюард поменялся в лице, проклял свою дерзость и испарился. Наведение беспорядка продолжалось. С особой тщательностью пассажиры вытаптывали каюты членов команды, расшвыривали вещи, переставляли мебель. На Желтухина что-то нашло. Злость, кипящая в организме, выплеснулась наружу — он распахивал шкафчики, выдергивал ящики из тумбочек, расшвыривал по полу их содержимое. Остальные помалкивали — физиономия майора наглядно свидетельствовала, что критику в данный момент он не приемлет и может физически уничтожить критикующего. У каюты капитана пришлось повозиться. Ключ, выполненный в форме винта, свободно прокручивался, и дверь не реагировала.

— Значит, не резьба, — ухмыльнулся Желтухин, отстраняя пыхтящего полковника. Он пяткой ударил по двери, и та распахнулась, расставшись с замком!

— Молодец, Желтухин, — иронично похвалила Евгения Дмитриевна. — Вы прямо гуру своего дела.

— Я тоже об этом подумал, — встрепенулся Вышинский и тихо добавил, чтобы не услышал майор: — Сколько эту полицию ни реформируй, а все равно получается милиция…

Пассажиры с упорством вьючных животных наживали себе врагов среди членов команды. В каюте капитана полицейские тоже не церемонились. Ничего не нашли, но получили моральное удовольствие.

— Замечательно, — манерно похлопала в ладоши Евгения Дмитриевна, предпочитающая не покидать коридор. — И куда теперь, господа пассажиры-испытатели?

Из среднего прохода, перед выходом на правый борт, имелся отворот на лестницу — здесь таился второй проход в кают-компанию — для тех, кто не желает выходить на улицу. Забавно было наблюдать, как пассажиры один за другим пропадают в чреве лестничного пролета, а последние усердно отталкивают друг дружку, чтобы не остаться в хвосте. Избежать коллапса не удалось. Неуклюжий Аркадьев сорвался со ступени, а схватившая его за шиворот работница прокуратуры пошутила, что российские чиновники научились обходить любые законы, кроме законов подлости. Металлические ступени оборвались на следующем уровне, образовался короткий коридор, затем еще одна лестница, очевидно, на капитанский мостик. Переходы на «Ковчеге» вились лабиринтами, из каждого более-менее общественного помещения имелись как минимум два выхода. От коридора кают-компанию отделяла глухая шторка. Полицейские, выступающие в авангарде, слышали, как в модно обставленной кают-компании переругиваются стюард и официантка.

— Ты такая мямля, Шурик, — громко выговаривала Алиса Малышкину. — И за что я тебя люблю, спрашивается? Тебя навозят, а ты даже не утрешься! Чего ты пресмыкаешься перед этой публикой? Ходишь весь такой покорный, забитый, с дурацкой улыбочкой, мол, чего изволите, уже бегу, спотыкаюсь и падаю… Тьфу, нашел перед кем унижаться! С достоинством надо ходить, Шурик, с достоинством! Всем видом давая понять, что ты человек, себя уважающий!

— Это как же? — ворчал ее любимый, гремя посудой.

— Как, как… Медленно и печально, блин!

— На себя бы лучше посмотрела, Алиска! — разозлился Малышкин. — Красуешься тут перед ними без одежды, задницей вертишь, сиськами трясешь — на хрена ты это делаешь, скажи? Думаешь, мне приятно смотреть, как ты изображаешь тут какую-то беспутницу? Да у них уже слюна с губ сочится! Смотри, довертишься!

— Это я-то без одежды?! — взбеленилась официантка. — Да я одета так, что ничего не видно, дорогой! Что бы ты смыслил в женской одежде! А если кто ко мне полезет, знаешь, как я ему врежу? Стоп, радость моя, — опомнилась девушка. — Ты кого тут беспутницей назвал, скотина неблагодарная?!

В споре уже рождалась истина, когда полицейские отогнули шторку и полковник первым ворвался в кают-компанию. Малышкин возился у застекленного бара, протирая запылившиеся от долгого неупотребления бутылки. Он отпрыгнул в страхе, словно занимался чем-то противозаконным. Пошатнулся поднос на ладошке у оторопевшей Алисы — она расставляла на столы граненые бокалы и пузатые фужеры. Кинулась его ловить под мелодичный перезвон стекла — и что отрадно, поймала. Подпрыгнула юбочка, мелькнули трусики с изображением дразнящего высунутого языка.

— Как серпом, блин… — сказала девушка, потом опомнилась, прикрыла рот свободной ладошкой. — Ой… Мужчины, вы такие внезапные. А если бы я уронила к чертовой матери весь этот хрусталь?

— История не знает сослагательного наклонения, несравненная наша, — буркнул Желтухин, не без удовольствия разглядывая точеные ножки. — Как тут у нас с коктейлями?

Алиса вымученно улыбнулась. Затосковал среди бутылок стюард Малышкин, втайне, видимо, вожделея о коктейле Молотова. Затем эти двое ненавязчиво испарились. Утомленная публика попадала на мягкие поверхности, издавая сладострастные стоны. Полицейские в сопровождении Бобровича поднялись наверх — на капитанский мостик, несколько минут оттуда доносился возмущенный гомон, шум, потом вся компания без необратимых потерь вернулась обратно. Желтухин брезгливо поджимал губу, полковник Костровой загадочно ухмылялся, а Бобрович потирал свежую припухлость на виске и злобно шипел:

— Мальчишка… сука… убью…

— Поздравляю, господа, — устало заметила Евгения Дмитриевна. — Вы наживаете себе врагов, вместо того чтобы наживать себе друзей. Ничему вас жизнь не учит.

— Переживем, — проворчал полковник, распахнул зеркальные створки бара и присвистнул, обнаружив за ними практически все, чем славится мировая ликеро-водочная промышленность. — Зуб даю, господа, не все так плохо, как нам пытаются доказать. Ну что, неблагополучная категория населения, выдалась минутка, как говорится? — Он выудил из бара увесистый штоф гавайского рома, подбросил на руке.

— И мне плесните, — проворчал Желтухин, протягивая бокал.

— И мне, — буркнул Бобрович.

— И мне тоже… — заворочался в кресле Глуховец.

— Самообслуживание, граждане! — объявил Костровой, плеснул Желтухину и на этом успокоился. Бурча и чертыхаясь, народ потянулся к живительному источнику, принялся растаскивать по углам содержимое бара. Лишь Евгения Дмитриевна Прохоренко проигнорировала соблазн — она сидела в кресле, сжав подлокотники, словно приготовилась к взлету, и о чем-то увлеченно думала.

— Выпейте, Евгения Дмитриевна, — посоветовал оживившийся Зуев. — Если не выпьете, то скоро обнаружите, что мир вокруг вас наполнен злобными и бесчувственными уродами.

— Спасибо, я уже обнаружила, — сухо кивнула прокурорская работница. — Если не возражаете, первый тост я пропущу.

— Послушайте, — сказала блондинка, выразительно хлопнув ресницами, — а может, это действительно чья-то злая шутка?

— В гробу я видал такие шутки, — проворчал Глуховец, пытаясь вскрыть бутылку виски, которая яростно сопротивлялась. Пальцы были скользкие, а крышка завинчена на совесть. — Ничего себе шуточки. Нас похитили, обобрали, разлучили с близкими, накачали какой-то гадостью и вышвырнули в открытое море, ничего не объяснив. Грубое попрание целого ряда статей уголовного кодекса. Так не шутят, господа.

— Да, будут приняты адекватные меры, и все виновные будут строго наказаны, — важно надув губы, выдал взъерошенный Аркадьев.

— А я и не сказала, что это добрая шутка, — фыркнула Маргарита Юрьевна, поднесла к глазам обе руки и стала рассматривать свои ногти. — Я сказала, что это злая шутка…

— Но женщинам оставили их личные вещи, включая косметички и прочие прокладки и гигиенические салфетки, — заметила Евгения Дмитриевна и обняла свою изящную сумочку, словно на нее кто-то покушался. — Вы не задумывались, о чем это говорит?

— О чем это говорит? — отозвался Бобрович.

— Это говорит о том, что среди похитителей, скорее всего, есть женщина, понимающая, что оставить без личных аксессуаров другую женщину — значит превратить ее в неуправляемую бомбу. А похитителям это не нужно.

Поперхнулась и закашлялась Полина Викторовна Есаулова. А третья представительница слабого пола пропустила сказанное мимо ушей. Маргарита Юрьевна с нарастающим ужасом разглядывала свой маникюр — вернее, то, что осталось от маникюра после бурной ночи и освоения машинного и трюмного пространства. Сморщенная мордашка исполнялась неподдельным отвращением — такое ощущение, что блондинка узрела доисторическое чудовище. Не говоря ни слова, она раскрыла сумочку, выхватила из нее прозрачную косметичку, кучу носовых платков, стала оттирать пальцы, загремела флаконами и щипчиками.

— Вот об этом я и говорю, — удовлетворенно кивнула Евгения Дмитриевна. — А что бы стало, не окажись под рукой необходимых аксессуаров?

— И боевой макияж не забудьте нанести, — проворчал Желтухин, растекаясь с бокалом по дивану. — Ваша косметика скроет от нас вашу истинную суть.

Блондинка, опечаленная испорченным маникюром, все же уловила в адресованном ей послании что-то недружественное. Она подняла голову, отыскала глазами говорящего. Майору в ответном взгляде что-то не понравилось, он беспокойно заерзал.

— Чем вас не устраивает моя истинная суть, Желтухин? — процедила блондинка. — Что вы можете обо мне знать? Мне вы тоже неприятны, но я же не оттачиваю на вас свое остроумие? Вы хотите неприятностей?

— А вы способны доставить неприятности? — изумился Желтухин.

— Ну, хватит, что вы как дети? — поморщился Вышинский. — Как будто больше не о чем поговорить. Мы все пострадавшие, оказались в чудовищно неопределенной ситуации…

— Позвольте, я продолжу, Роман Сергеевич, — полковник с бокалом, наполненным до краев (чтобы лишний раз не утруждаться), грузно выбрался в центр помещения и обвел тяжелым взглядом насторожившуюся компанию. — Не пора ли, господа, провести предварительный анализ случившегося? Итак, что мы имеем? Называя вещи своими именами, были похищены и вывезены в море десять человек. Впоследствии выясняется, что все эти люди, как один, — федеральные государственные служащие. Здесь нет бизнесменов, творческих и научных работников и прочих так называемых простых граждан. Не сказать, что все персоналии очень важные, но и не низовые работники государственного аппарата. Большинство из нас наделено полномочиями, должностями и суровой ответственностью. Произведем перекличку, господа? Ваш покорный слуга, Костровой Федор Иванович — начальник Центрального районного управления внутренних дел города Челябинска. Майор Желтухин — управление по экономической безопасности и борьбе с коррупцией — Владивосток. Госпожа Статская Маргарита Юрьевна (полковник демонстрировал неплохую оперативную память) трудится на ответственной должности в налоговом управлении города Барнаула. Прохоренко Евгения Дмитриевна — районный прокурор из Калининграда. Зиновий Филиппович Аркадьев — начальник местного, сочинского, департамента земельных отношений. Господин Бобрович… простите, не запомнил, как вас по батюшке?

— Дмитрий Валентинович, — буркнул Бобрович.

— Заведует чрезвычайными ситуациями в райском городе Геленджике. Глуховец Николай Юлианович — министр здравоохранения Самарской области.

— Саратовской, — поправил «господин министр».

— Один хрен, — отмахнулся Костровой. — Госпожа Есаулова Полина Викторовна — целый мэр какого-то захолустного подмосковного городишки…

— Сами вы из захолустного, — возмутилась Есаулова. — Да ваш задрипанный Челябинск в подметки не годится моему Старотроицку! Это двести тысяч населения! Это десятки промышленных предприятий, мощная научно-техническая база, в наш район инвестируются миллиарды долларов…

— Убедили, — хохотнул полковник. — Но все равно не понимаю, Полина Викторовна, не один ли хрен вам на этой яхте, чего и куда там инвестируется? Вышинский Роман Сергеевич — вы прямо картинка с выставки. Хотя отреставрировать уже пора. Заместитель губернатора Омской области, руководитель департамента транспорта и дорожного строительства — вот как. И наконец — ну, как же без Белокаменной, Первопрестольной, Златоглавой… Как там еще?

— Порт семи морей? — задумался Желтухин.

— Точно, — зло отозвался Костровой. — Вы же, столичные, в каждой бочке затычка. Без вас никуда, снова говорим и показываем, — он иезуитски уставился на набычившегося Зуева, раздосадованного отсутствием льда в бокале и поэтому пьющего виски с выражением легкой брезгливости. — Зуев Павел Гаврилович, важный чиновник из государственной компании, сросшейся с Министерством обороны. И, естественно, в драных трениках. Ну, Москва, как иначе…

— Полковник, вы не охренели? Чего вы тут несете? — со злостью уставился на него Зуев.

— А он хам первостатейный, — фыркнула Есаулова. — На таких полковников давно пора ввести полный запрет.

— Спасибо, Полина Викторовна, — учтиво кивнул женщине Зуев. — За ваше здоровье.

Полковник непринужденно гоготнул. Он не обиделся. Еще раз оглядел угрюмые лица.

— Ну и рожи у вас, господа. Удивительное дело, коллеги, здесь представлена почти вся наша необъятная Родина — от Владивостока до Калининграда. И что характерно, мы видимся впервые. До сегодняшнего дня мы даже не подозревали о существовании друг друга.

— Я в курсе о существовании господина Вышинского, работающего в команде омского губернатора, — пробормотала Маргарита Юрьевна, не отрываясь от своего маникюра. — Но никогда его не видела и даже не подозревала о том, как он выглядит. Откуда я знаю, что вы и есть господин Вышинский? — она вскинула голову и как-то неопределенно уставилась на удивленного красавчика. Блондинка оказалась с какой-то долей разума.

— В смысле, Маргарита Юрьевна? — изумился Вышинский.

— Она права, — подтвердила Евгения Дмитриевна. — Чем докажете, что вы и есть заместитель омского губернатора? Можете показать документы? Или позвоним лицам, способным вас идентифицировать? Мы не можем это проверить, Роман Сергеевич.

— Ну, знаете… — развел руками Вышинский. — Есть же множество способов… Я могу вам часами распинаться о деталях и тонкостях своей работы в департаменте и в команде Виктора Ивановича… Послушайте, а в чем, вообще, тема? Почему я должен доказывать, что я — это я? Мне это надо?

— Да ладно, — отмахнулась блондинка.

— Действительно забавно, — ухмыльнулся Костровой. — Нам остается лишь верить друг другу. Хотя ума не приложу, зачем кому-то здесь обманывать…

— Мы жертвы, неужели непонятно? — всплеснул руками Глуховец. — На вашем месте, господа полицейские, я бы внимательно присмотрелся к экипажу. Возможно, эти люди не все связаны с похитителями, но кто-то из них — наверняка.

— А вот тут я с вами, Николай Юлианович, решительно соглашусь, — проговорил растекшийся по дивану Желтухин. — Это ясно, как дважды два, иначе и быть не может. Лично я на месте Федора Ивановича применил бы к ним решительные меры. Яхта все равно никуда не плывет, народ бездельничает. Или вы забыли, господин полковник, как выбивать показания?

— И пусть признаются ВСЕ, — прыснул Вышинский, у которого от спиртного уже порозовели щеки. — Даже непричастные. Вы этого хотите, Желтухин? Или нам нужно выявить ИСТИННОГО преступника?

— Я думал об этом, — проворчал полковник. — Но в этом случае будет маленькая война. Там четверо здоровых мужчин, две непредсказуемые бабы. А сколько бойцов мы с вами выставим, Желтухин? Я думаю, лучше подождать. Влипли так влипли. В судовождении и этих чертовых агрегатах мы ни черта не смыслим, похоже, здесь и в самом деле все неисправно… Нужно ждать, когда появятся похитители и внесут ясность.

Вздрогнула блондинка, выронила кисточку и приглушенно выругалась.

— Но это бред собачий! — взвыла Есаулова. — Зачем нас кому-то похищать?

— Похищают обычно с целью выкупа, — дал подсказку Бобрович.

— Но мы же не бизнесмены, в деньгах не купаемся! — продолжала неистовствовать градоначальница. — Это глупо — похищать нас с целью выкупа! Мы всего лишь обычные государственные служащие!

— Да у меня вообще ничего нет! — взвился Аркадьев. — Живу на зарплату! А вы знаете, какая у меня зарплата? Да это не зарплата, это… это… — он чуть не подавился.

— Не зарплата, а моральное удовольствие, — подсказал Вышинский. — Денег хватает на пятнадцать секунд. Да, господа, у нашего брата денег действительно бывает или очень мало, или не бывает. Мы все живем за счет жен.

— Вот вы сейчас иронизируете или нет? — напряглась Евгения Дмитриевна.

— Нет, — покачал головой Вышинский. — Хотя, простите, допустил неточность. Отдельные из нас живут за счет мужей.

— Вы уверены, что скоро появятся похитители? — пробормотала Статская.

И снова воцарилось молчание. По логике вещей, если происходит похищение, то рано или поздно злоумышленники начинают себя проявлять. Но день уже перевалил на вторую половину, а злодеи не объявлялись. И снова подспудные страхи забирались в души. Выходить из кают-компании никому не хотелось. Лучшим лекарством от страха оставалось спиртное. Снова зазвенели бутылки, забренчали стаканы.

— Нас будут сегодня кормить, черт возьми? — ворчал Глуховец. — Они считают, что если нет электричества, то можно наплевать на свои обязанности?

— Капусту морскую пожуйте, я видела ее на кухне, — съязвила Евгения Дмитриевна. — Очень способствует пищеварению и выведению шлаков из организма.

— Ша, — встрепенулся Бобрович. — Может, не будем превращать эту каюту в дом Облонских? Во-первых, нужно немедленно распорядиться, чтобы капитан выставил человека следить за морем. И если появится судно на горизонте, отчаянно сигнализировать. Во-вторых, давайте, наконец, внесем ясность — как мы сюда попали? Ведь не может быть, чтоб никто ничего не помнил!

И снова началась суматоха на судне. Люди галдели, наперебой возмущались. Уровень шума в несколько раз превышал допустимый. Язвила блондинка — по поводу «настоящих мужиков», которых давно сняли с производства, и теперь некому защитить слабых женщин. Подобие порядка установилось лишь после того, как разъярившийся полковник хватил бутылкой по зеркалу, разбилось и то, и другое, а присмиревшая Евгения Дмитриевна робко пошутила, что это — «к неприятностям». Память у людей решительно бастовала, воспоминания не клеились. Многие юлили, пытаясь скрыть даже то, что помнили. Бобрович выпивал в баре, смутно помнил полузнакомые мужские лица — то ли по работе сталкивались, то ли из соседнего гостиничного номера. На улице развезло, он впал в состояние необъяснимого веселья, дальше — словно отрубило. У Глуховца аналогичная история, разругался с женой, благоверная удалилась из номера пятизвездочной ведомственной гостиницы, хлопнув дверью. Не дождался, бог ее знает, где ее носило и кто ее спонсировал, выбрался с горя «в народ» (что в обыденной жизни предпочитал не делать), забрел в ближайшее заведение. Пил у барной стойки, потом в деле фигурировала разбитная рыжая особа с лошадиной физиономией, с которой он пару раз вдарил на брудершафт… Вышинский отдыхал без супруги (хотя в природе таковая существует), подцепил по дороге с пляжа роскошную брюнетку. Та еще пожаловалась — мол, ну и времена, на пляже беременных мужчин больше, чем беременных женщин, и все такие утомленные солнцем. Мол, единственный приличный мужчина за день попался. Предлагала с чувством отдохнуть. «За деньги?» — осведомился Вышинский. «Боже, конечно, по любви!» — расхохоталась дама. Но закончилась встреча плачевно — потерей памяти. И зачем он отдалился от «ареала обитания»? Последнее внятное воспоминание: странная комната в странном доме, он лежит, разметавшись, на кровати, над ним склоняется полуобнаженное чудо с волосами цвета воронова крыла: дескать, уступи старушке место, красавчик. И как кастетом по голове. В общем, не пытайтесь это повторить. Чиновник Аркадьев ничего не пил и ни с кем не знакомился — во всяком случае, он на этом настаивал. Он вообще не ходок по этому делу. И совсем не потому, что ему «медведь на это дело наступил», как сумничал Желтухин. Просто у Зиновия Филипповича очень строгая жена. И не в отпуске он, а работает! Ехал на срочное совещание в мэрии из загородного дома, в машине были двое — он и шофер. В безлюдной местности под горой проголосовала девчушка в шортиках, с невинной мордашкой — он и сжалился над дитем, приказал шоферу притормозить. И вовсе не текли у него слюнки, хватит уже его оскорблять! Он исключительно из общечеловеческих побуждений — чтобы не заставлять девчонку тащиться по пыли да по жаре в город. Но как-то осложнилось все после того, как отхлебнули они с шофером освежающего напитка из предложенной баночки. Только и успел подумать — вроде жаловалась девчонка, что два часа страдает под солнцем, а тоник — холодный…

Женщины темнили до последнего. Пришлось додумывать самостоятельно — проявляя воображение и правильно расшифровывая намеки. Есаулова нагрянула в Сочи без мужа, так как у того научная конференция во Франкфурте. Прилетела практически инкогнито («Можно подумать, вас бы журналисты на кусочки растащили», — не преминул подколоть Желтухин), жила в пятизвездочной гостинице, в отличном люксе на пятом этаже. Познакомилась в лифте с приятным молодым человеком, с кем не бывает, она ведь тоже женщина, в конце концов… «Юг действительно расслабляет, — неохотно призналась Статская. Солнышко, пальмы, море — и ты вся из себя такая блондинка…» Статская рассказала, что муж до вечера укатил с мужиками на горную рыбалку, и события ее закружили, завертели, неожиданно она попала в объятия записного ловеласа, уверяющего, что он работает в аппарате правительства. Какого, к дьяволу, правительства?! Еврейской автономной области? Она клялась, что выпила всего два коктейля. А вот Евгения Дмитриевна выпила больше — чего ей скрывать? С мужем развелась, имеет право на две недели отключиться от изматывающей работы. И тут же стала скрытничать — мол, ни с кем не знакомилась, просто коктейль на вкус понравился. В нем не было ничего коварного — так уверял пляжный работник, бегающий по ее поручениям. Как там было не расслабиться — уединенный пляж, ласковый прибой, шезлонг… Впоследствии, правда, возник некий отзывчивый молодой человек, вызвался проводить даму до гостиницы. Вот только куда он ее на самом деле проводил, осталось невыясненным… И с чего эти тупые мужланы взяли, будто она вешалась ему на шею?!

— Невероятно, — покачал головой Вышинский. — Каждый из нас подцепил свою вредоносную программу — и вот мы здесь.

— Поражает другое, Роман Сергеевич, — сказал Желтухин, у него уже заметно заплетался язык. — Похоже, только я об этом подумал, м-да… Не слишком ли крупная по численности банда взялась за наши души? Нас охмуряли в одно и то же время разные люди. Плюс сообщники на подхвате, плюс информаторы, извещающие о наших перемещениях, плюс те, кто все это придумал… — Хмельное состояние не помешало майору полиции ужаснуться от осознания масштабности акции.

— Вы правильно мыслите, Желтухин, — с тонкой насмешкой сказала Евгения Дмитриевна. — Но это не мешает вам множить ошибки. Нас чем-то вчера опоили, мы еле оправились. А вы всем дружным коллективом продолжаете выпивать напитки неизвестного происхождения. Не боитесь, что вас второй раз отравят?

Воцарилось потрясенное молчание. Кто-то поперхнулся, кто-то торопливо поставил бокал на журнальный столик.

— Чушь, Евгения Дмитриевна, — подумав, отозвался Желтухин. — Этот ром до Федора Ивановича никто не вскрывал — уж поверьте наметанному глазу стабильно выпивающего мужика. А вот за остальные бутылки не ручаюсь…

— А мы на вас полюбуемся, — пьяно заржал полковник.

— Господи, да что же нам делать со всем этим? — схватилась за голову Маргарита Юрьевна.

Виолетта Игоревна подала обед, и вопрос «что делать, и кто за всем этим стоит?» временно потерял актуальность. Вплыла официантка Алиса с натянутой ангельской улыбкой, стала расставлять посуду. За ней вкатился суженый Малышкин, с двумя подносами, ахнул, пристроив свою ношу, выхватил из-за угла веник с совком и принялся сметать с пола осколки зеркала и стекла. Потом расставил в ряд несколько столов. Официантка бегала, как спринтер — вверх, вниз, успевая при этом строить глазки и расточать улыбки, что в состоянии полной неопределенности смотрелось как полное свинство. Сервировать стол она умела. А повариха неплохо готовила. Появился обещанный суп с креветками и кальмарами, прожаренная до румяной корочки свинина, индейка на пару, картофельное пюре в грибной заливке, несколько аппетитных с виду салатов.

— Ну, наконец-то, — брюзжал Глуховец, подъезжая к импровизированному столу. — Разродились, бездельники, ужинать уже пора… Мы еще проверим, соответствуют ли данные изделия санитарно-гигиеническим нормам и не чреваты ли они какой-нибудь бруцеллезной дрянью…

— Обязательно проверьте, Николай Юлианович, — бормотала оголодавшая Евгения Дмитриевна, набрасываясь на салат. — А то, не приведи господь, зафиксируем тут случай свиного гриппа.

— Да уж, обед без элементов гламура… — пыхтел Зуев, давясь индюшачьей костью. — Но в целом очень даже терпимо.

— Господа! — закричал полковник Костровой, стуча по тарелке позолоченной ложкой. — Наше внимание хотят отвлечь. И им это удается, черт возьми! Официантка, где салфетки?

— Полковник, не иначе вы подобрели? — недоверчиво поглядывала на Кострового Полина Викторовна. — Ну, конечно, путь к мужскому сердцу лежит через желудок.

— А к желудку — через харакири, — отрезал полковник, давая понять, что никакой он не добрый.

Но в целом обед протекал без эксцессов. Людей разморило, алкоголь и набитые желудки заставляли расслабиться. Притупилось чувство опасности. «Не забываем про этикет, господа, — пошучивал Вышинский, — вилки в левый карман, ложки в правый». Люди сыто срыгивали, расползались по сидячим местам, начинали позевывать. Кто-то уже менял положение в пространстве. Это странно выглядело, но человеческая природа неистребима. Народ потянулся — кто за виски (с содовой или без), кто за ромом, кто за мартини. Отдельные уже посмеивались. Полковник требовал сигарет, и официантка Алиса примчалась с блоком «Мальборо». Костровой снова принялся наезжать на москвичей, которые чем-то ему насолили. И Зуеву в последующие двадцать минут было чем заняться — хорошо хоть не подрались. Глуховец что-то занудливо внушал Аркадьеву — тот осоловело кивал и прикладывался к стопочке. Бобрович уже любезничал с Есауловой, а та вспомнила, что она женщина, временно оставшаяся без мужа, и тоже отвечала взаимностью. Вышинскому явилась в голову дикая мысль закадрить Прохоренко, и та его не гнала — помимо удивления, у рассудительной прокурорской работницы, видимо, сработал интерес — что же у парня получится? Желтухин в своей разболтанной манере подкатывал к блондинке, Статская смотрела на него, как кошка, которой не нравится человек, собравшийся ее погладить.

— Вот вы и улыбаетесь, Маргарита Юрьевна, — вкрадчиво шептал Желтухин. На что блондинка тут же стерла с лица выражение, ошибочно принятое майором за улыбку, и стала таращиться на него со злостью. — Не поделитесь своей улыбкой, Маргарита Юрьевна? А то мы с вами все грыземся да цапаемся. Как вы себя чувствуете — вам уже хорошо? Или еще удовлетворительно?

— Майор, отстаньте, — бормотала Статская, пресекая попытки Желтухина пристроиться к ней поближе. — Ну, послушайте же, — закатывала она мутнеющие глаза, — у меня нет желания иметь с вами что-то общее. Это ваше жизненное кредо — доставлять неудобства окружающим? Ну, чего вы на меня так смотрите? Я похожа на новые ворота?

Вскоре приступили к чайной церемонии, чая при этом было не меньше, чем спиртного. Время летело, на море уже опускались сумерки. Бестолковый обед плавно перетекал в ужин. Временами кто-то из гостей вываливался из кают-компании, блуждал по палубе и торопился забраться обратно. Даже алкоголь не позволял расслабиться полностью. За шторкой у бара — там, где начинался извилистый спуск на вторую палубу, какое-то время прятался помощник капитана Шварц. Он прислушивался к звукам веселья, собирал информацию. Потом зашагал к лестнице, чтобы обходным путем забраться на капитанский мостик, где капитан Руденко проводил почти все свое время. По другой лестнице, ведущей с носовой палубы, к кают-компании с гостями в это же время подкралась официантка Алиса. Она хотела войти, собрать посуду, с этой целью натянула на мордашку дежурную улыбку. Но передумала, спряталась за рамой, стала подглядывать. Выражение лица изменилось — дежурную улыбку сменила сосредоточенная мина. Она оправила крохотную юбку, стала пятиться обратно к лестнице и медленно спустилась спиной вперед. Ступив на палубу, она воровато пошныряла глазками и юркнула к проходу на правый борт. Девушка не подозревала, что за ней наблюдают. В аналогичном же проходе, только в левом, недалеко от камбуза, что-то шевельнулось, в сумраке очертилась невысокая фигура в бесформенных одеждах. Высунулась голова, застыла. А едва затих по правому борту перестук каблучков, на палубу кошачьей поступью выбралась обладательница мешковатого облачения. Лунный свет мазнул дрейфующий «Ковчег», и в желтоватом свечении прорисовалось лицо судового кока Виолетты Игоревны. Загадочно поблескивали глаза. Она пыталась прислушаться, что творится в кают-компании. А там надрывался громоподобный глас полковника, звенела и билась посуда. Что-то скороговоркой лепетала женщина. Виолетта Игоревна шагнула вперед, намереваясь подойти поближе. Но над головой хлопнула дверь, кто-то вывалился из кают-компании, некультурно харкнул, и если бы женщина вовремя не прильнула к надстройке, плевок попал бы ей в голову. Она прижалась к гладкому металлу, затаила дыхание. Донеслось нетрезвое бормотание, скрипел настил, щелкнула зажигалка, и невоспитанная особь мужского пола шумно выдохнула дым. Женщина не стала искушать судьбу — подалась обратно вдоль стеночки. Юркнула за угол, бесшумно заскользила к камбузу. А только закрылась за ней дверь, как из прохода, связующего палубу с основным коридором, выбралась новая фигура. Мужчина застыл, затем покосился на закрывшийся камбуз. Он на цыпочках подался к носовой палубе, но не стал на нее выходить, прильнул к лееру, укрывшись за фигурной колонной вертикальной опоры, слился с ней, застыл. В дрожащем лунном свете угадывалось хмурое лицо механика Панова. Он вглядывался в тихую морскую гладь. Насторожился, когда хлопнула дверь кают-компании, послышались сварливые голоса и заскрипела лестница. Кто-то из «отдыхающих» рискнул спуститься. Механик не шевелился — он сливался с элементами судовой архитектуры, и вряд ли его могли заметить с палубы…

Конец ознакомительного фрагмента.