Измерение

Елена Ист

Успешные и неуспешные люди в разных измерениях ходят? Можно ли взять да сменить свое? В жизни двух женщин происходят события с одинаковым отголоском. Только пока одна – Оксана – покупает красивый браслет, одалживает оперативнику скидочную карту и едет домой на заднем сиденье представительского авто, другая – Ксения, на одно лицо с ней, – закована оперативниками в полицейские «браслеты» и отправляется на заднем сиденье патрульной машины в отделение.

Творил

В своей машине Оксана так же рассеянно смотрела в окно.

— А девочка-то чего? — спросил муж.

— Что — чего?

— Зачем девочка-то пошла?

Оксана отвлеклась от окна, секунду всматривалась в него изучающим взглядом, наконец, ответила:

— Мы, конечно, учим детей обходить солитерных… Но ответственность на них двигать?

— Мама ей наверняка говорила…

Оксана вздохнула:

— В девочке дело ли? Вор грабит, у кого есть что грабить. Не одна — так другая. Или другой.

— Другой? — не понял муж.

— Мальчики будто не в группе риска. — И, помолчав, спросила: — Ты бы как своего остерег?

— Я? — тот задумался.

В том же торговом центре Оксана присела к девочке. По громкой связи в это время послышалось: «Юлия, мама Наташи, ваша дочь ожидает вас на восемнадцатой кассе. Повторяю…».

Мягко всмотрелась в лицо ей и скорей констатировала, чем спросила:

— Ты пошла с ним, потому что сказал, — мама прислала?

Наташа кивнула. Оксанин взгляд выражал глубинное сожаление. Покачала головой.

— Наоборот, хотел увести тебя от нее.

— Зачем? — Наташа смотрела недоуменно.

— Сделать больно, — в плавной, медленной речи Оксаны не было нажима. — И ей, и тебе.

— Почему? — продолжала недоумевать девочка.

— Отсталый, — объяснила Оксана общеизвестное, — тело выросло — мозг не сумел. — И, помолчав, спросила: — Какая фраза-пароль для тех, кто от мамы?

Наташа не нашлась с ответом.

— Нет такой?

Та покачала головой. Оксана продолжила мягко:

— Не ходи с тем, кого ты не знаешь, — это плохие люди. — И, выждав с мгновение, продолжала: — Дядя или тетя могут сказать: «Там котята в коробке одни, без мамы. Помочь бы…»

Она покачала головой, мягко прикрыв глаза:

— Нет.

Наташа продолжала внимательно слушать.

— «Дети, а у нас ежик в квартире. Хотите посмотреть?»

Выждав паузу, покачала головой:

— Нет.

Наташа слушала.

— Любишь мороженое?

Та кивнула.

— «У меня — целый холодильник. Племяшки не съели. Хочешь, — тебе отдам?»

Наташа смотрела, не отвечая. Оксана покачала головой:

— Нет.

Подождав немного, продолжила:

— Могут на машине подъехать как муж и жена: «Девочка, как проехать туда-то? Сделай доброе дело — покажи. А то крутимся, крутимся… Обратно тебя привезем. — Помолчав, прибавила: — Хочешь вот — денег дам?» — выждав мгновение, покачала головой: — Нет.

Наташа продолжала внимательно слушать.

— Здоровому — ничего не нужно. Уводит — что-то не так. Говори громко, чтоб все слышали, — с невозмутимостью в лице перешла на звонкий, пронзительный тон: — «Кто вы? Я вас не знаю! Вы не мой папа! Таких подруг я у мамы не видела!»

Несколько покупателей обернулись на ее голос, но она их проигнорировала и снова вернулась к спокойному тону:

— Быстро отстанет.

Мягко всмотрелась Наташе в лицо.

— А некоторые — так вообще интимные места лезут трогать, — еле заметно прикрылась рукой, отстраняясь. — Бр-р-р, — повела в отвращении лопатками. — Сразу радостные, довольные… А ты кто, дядя? — перешла на развязный тон. — Ты чо меня трогаешь? — хлестнула по незримой руке. — Себя трогай! — Вернулась к плавности. — И маме сразу скажи: дядя — совсем чикане.

Наташа внимательно слушала.

— Умеешь хранить секреты? — спросила Оксана.

Та кивнула.

— А если секрет мучает или пугает?

Та еще раз кивнула.

— А тебя разве заранее предупреждали, что это будет тяжелый секрет?

Та не нашлась с ответом.

— Такие — можно сразу рассказывать, — уверила Оксана.

На кассе послышались шум, возня, голоса. Растолкав очередь с той стороны, к кассе протиснулась дородная женщина лет тридцати.

— Я мама Наташи, где она? — и заметив Наташу рядом с встающей Оксаной, накинулась через зубы: — Сколько раз говорить, чтоб за мной шла?! Бестолочь!

Девочка сжалась вся под ее ненавистным взглядом. Наблюдая одними глазами, Оксана холодно срезала:

— Где вы были?

— Что? — недоуменно осеклась та.

— Где — вы были? — невозмутимо уточнила Оксана место потери ребенка и время. — Когда — потеряли ребенка?

— Я… — пыл женщины сдулся. Мгновение она не могла сообразить, но быстро вернула себе прежний апломб, — искала… хлеб!

— Он потерялся? — понимающе предположила Оксана, окинув ее фигуру.

Вернувшись к палете и взяв с нее униформенный козырек, Оксана заметила, что ее руки дрожат.

— Своих все предупреждают, — отозвался в машине муж, выслушав до конца.

— У-у-у, ты очень ошибаешься!

— Почему?

Оксана изобразила одеяло, натягиваемое на уши с опаской во взгляде, и девочковость в голосе.

— Им самим очень страшна-а. И где найти слова-а… — она задумалась. — А потом, никто ж не хватает ребенка — и в лес побежал. Солитерные ищут подходы. Чувствуют, когда малыш одинок. Это может быть и сосед, и мамин с папой знакомый. — Помолчав с пару секунд, добавила: — Видел бы — сам понял. — И, еще подумав, спросила: — Хочешь, кое-что почитаю?

— Что?

Она поискала в сумке, достала папку, нашла, зачитала:

— «Как вот, бывает, щекочешь и ласкаешь похохатывающего ребенка, и мои стонущие уста почти дотронулись до ее голой шеи, покамест я раздавливал об ее ягодицу последнее содрогание самого длительного восторга, когда-либо испытанного существом человеческим или бесовским. Вынув шелковый платок, я привел в порядок свои царственные ризы».

— Это что? — спросил муж.

— Набоков, «Лолита».

— А-а…

— Знаешь, как то же прочитает здоровый?

— Как?

Оксана подалась к просвету между сиденьями:

— «Зрелый мужчина посадил на колени ребенка и затеял игру. Девочка смеялась, а он терся хилым своим… пока не кончил. Достал платок и отер штаны».

— Там как-то поэтичнее было, — заметил муж.

Оксана мимически отразила «А то ж», вздохнув:

— Да, да, «…царственные ризы…», «…существом бесовским…» — И добавила понимающе: — Солитерные.

— И его напечатали при советской власти? — не переставал удивляться муж.

— Он эмигрировал в революцию. Там творил.

— А-а…

— Кончил… безвестность, ничтожность. А хоть бы и…

— А это не она его соблазнила?

— Девочка? Думать так, конечно, легко и приятно, — закрыв папку, Оксана стала убирать ее в сумку.

— Хорошо — этот только потерся.

— Там не только. А потом, если б он «только» потерся, опачкав собою тебя…

— Ладно, давай сменим тему.

— Что так? Нам тоже страшно? — невозмутимо спросила Оксана.

— Не, ну сколько можно? Поговорили — и хватит.

Молчание в ответ.

— М? — спросил муж.

Молчание. Оксана рассеянно смотрела в окно.

— Оксан?

— А? — спохватилась она.

— Что молчишь?

— Поговорили ж — и хватит.

— Есть что-то унизительное в этом… — начал муж.

— В чем?

— Заставлять вас работать продавцами. Почему не управляющим? Не гендиректором на день?

Оксана рассеянно глядела в окно.

— Ты, — думаешь, лучше? — бесконфликтно спросила.

— В смысле? — не понял муж.

— Ты… я… «в офисе».

Они поравнялись со снегоуборочной машиной с оранжевыми проблесковыми маячками, Оксана безучастно кивнула.

— Водитель снегоуборочной расчистит снег — люди смогут проехать. Продавец разложит товары — люди смогут купить все домой. Какую пользу приносишь ты? — это могло прозвучать вызывающе, если б не было сказано с таким безразличием. — Я? Половина наших коллег?

— Ну, знаешь. Чтобы кто-то убрал снег, кто-то должен организовать его.

— Снег? — уточнила Оксана.

— Технику. Рабочих, — в голосе мужа звучала издевка. — И так во всем городе. — Не дождавшись встречной реплики, продолжал: — Чтобы кто-то разложил те товары, кто-то должен их заказать. Кто-то — таможить. А кто-то — вообще создать производство.

Оксана перевела взгляд от окна. Неясно, то ли сдерживая порыв, то ли ей лень было продолжать этот разговор.

— Ну, вот и не надо зарываться. Мы администраторы… да и только. Организуем процесс, — она свела брови в насмешке. — Продавцом? Унижение? А в офисе унижений нет?

Воспоминания унесли ее.