Не жена

Ирина Щеглова, 2012

На что надеется любовница семейного человека? Конечно же, на то, что жена не стена, можно и подвинуть. На что надеется мужчина, заводя роман на стороне? Конечно же, на получение дополнительных удовольствий, менять устоявшуюся жизнь он не собирается. Но однажды необременительные внебрачные отношения становятся проблемными. Игорь оказался как раз в такой ситуации, разрываясь между женой и двумя любовницами. Нелегко приходится всем участникам игры. Хорошо, когда на помощь может прийти друг – дипломированный, хотя и не практикующий психолог.

Сергей

10. Море

Ненавижу поезда.

Скоростные, европейские — еще туда-сюда, или «Сапсан», например. Но вообще предпочитаю самолеты. Дорого, зато быстро.

Мне удалось купить билет до Анапы, из аэропорта до места добирался на такси. Дальше от поселка по берегу семь километров. Можно на лодке, но я пошел пешком.

Семь километров безлюдного побережья, дикая красота: горы и море. А после города так просто наизнанку всего выворачивает.

Сосны, чудом удерживающиеся на осыпях… Каменные глыбы, сорвавшиеся со скал, а теперь мирно лежащие у берега, лениво облизываемые вечерним морем. Заходящее солнце, розовые облака, тени и золото лучей на камнях… А воздух! Нагретая хвоя и фантастический, ни с чем не сравнимый морской аромат.

Я нашел местечко с удобным заходом: широченная каменная плита полого уходила под воду. Быстро сбросил с себя оттянувший плечи рюкзак и одежду. Вот оно — счастье!

Вошел в море, вода ласково тронула щиколотки, подобралась по ногам, накрыла живот, грудь, я вдохнул и нырнул. Проплыл под водой несколько метров, вынырнул, отфыркиваясь. Глаза с непривычки защипало от соли.

— Кайф! — вслух произнес я.

Вот он — потерянный рай!

Выходить не хотелось. Море удерживало, заигрывало. Ласковое оно было, доброе. Я погладил воду.

— Спасибо тебе! — поблагодарил я.

Рай, конечно, раем, но есть все-таки хотелось, а после купания особенно.

Вылез из воды с сожалением. Натянул одежду, взвалил рюкзак. Однако идти стало гораздо легче. Как будто море смыло усталость целого дня.

«А вот и Ева, — подумал я и улыбнулся своим мыслям, — и даже не одна…»

Издалека заметил людей, идущих навстречу. Оказывается, меня ждали. Уже успевший загореть Максимка, прыгая по камням, подбежал первым.

— Привет! — закричал он. — А я нырял с маской!

— Круто! — я хлопнул его по плечу, после чего мы солидно пожали друг другу руки.

Подошла жена, с ней рядом оказались Лена с Костей, не знал, что они приехали, и еще одна незнакомая женщина, высокая, худенькая, с ребенком на руках.

После тишины я мгновенно очутился в водовороте слов, рукопожатий, знакомств, вопросов, взглядов…

Жена тоже порядком одичала и была похожа на девчонку с выгоревшими волосами, во фривольной майке и таких же шортах.

— Сережа, а мы тебя ждем, ждем, — щебетала она, — представляешь, Лена с Костей вчера приехали, а это Надя, — указала она на незнакомку с ребенком. — Ты колбасу купил?

Я еле успевал отвечать:

— Привет… здорово, что приехали… очень приятно, Сергей… да, купил две палки копченой, как ты просила…

Ну, вот все и встало на свои места.

Я снова чувствовал себя мужем и отцом семейства, в рюкзаке лежали гостинцы и заказы, вокруг прыгал неугомонный Максимка, жена шагала рядом, крепко держа меня за руку.

— На ужин ты не успел, ну и ладно, ребята привезли мясо, у Нади есть решетка, сейчас сделаем шашлык. Ой, как я рада, что ты наконец приехал! Сейчас увидишь, какой у нас чудесный домик! Просто сказка!

Кажется, я тоже был рад тому, что наконец приехал.

Пока мы шагали в сторону бухты, где располагалась турбаза, я выслушал все последние новости, рассказал о своей встрече с отцом Николаем и Игорем, исключив подробности личной жизни Игоря, разумеется. Сообщил о том, что, возможно, к нам присоединятся еще несколько общих друзей. Я уже не любовался красотами побережья, жена со товарищи поглотили мое внимание целиком.

Я и не заметил, как мы дошли до бухты. Увидел лодку на берегу, белый домик лодочной станции. Несколько человек, сидящих на пляже, равнодушно проводили нас взглядами.

Мы свернули на сосновую аллею, миновали склон с палаточным городком, спортплощадку, поднялись по тропинке и уже в сумерках добрались до нашего домика.

Жена с гордостью начала рассказывать, как ей удалось занять этот домик. Я огляделся. Да, действительно место очень уютное. Поляна, скрытая от посторонних глаз густым кустарником. Высоченные сосны у крыльца. Домик хоть ветхий, давно не ремонтировавшийся, но весьма колоритный, именно таким и должен быть дом на побережье. Высокий фундамент, веранда, маленькая кухня, две комнаты, печка. Причем печка, как мне объяснили, рабочая. Мебель самая простая. От прежних постояльцев остались причудливые коряги, расставленные на полке.

— Это был директорский домик, — рассказывала жена, — а потом, когда прошел сель, в нем никто, кроме сторожей, не жил. Здесь и туалет свой, не надо бегать в общественный. Здорово, правда?

— Правда, — согласился я, улыбаясь.

Мы разобрали рюкзак. Костя заявил, что будет заниматься шашлыком, но только пусть кто-нибудь сгоняет за дровами.

Я переоделся, и Максимка потащил меня вверх по склону показывать, где тут у них «залежи дров».

Пока мы таскали дрова, женщины прямо на поляне у костра накрыли стол. Закипел чайник. Нет ничего лучше, чем пить чай у костра, слушать звуки леса, негромко говорить о чем-нибудь, смотреть на звезды…

— Сегодня у Валеры показательные выступления перед туристами, — пошутила Лена, — на дискотеку пойдем?

— Почему бы и нет? — ответил Костя, переворачивая шампуры со шкворчащим мясом.

От мяса и углей шел нестерпимый аромат, я то и дело глотал слюну. Жрать хотелось неимоверно!

Лена принесла из домика местное вино. Это божественно: запивать горячее мясо молодым вином и знать, что в нескольких метрах от тебя сонно дышит море, вдыхать запахи нагретой за день хвои, слышать шорохи леса и думать о том, как идеально устроен этот мир…

Хорошо!

Надо обязательно сходить на дискотеку и поздороваться с Валерой — директором турбазы. Мы не первый год знакомы. Бывая в столице по делам, Валера останавливается у нас. Сам он живет в Геленджике, но в основном все свое время проводит здесь — на этой турбазе.

Сегодня он решил выступить перед туристами — это своего рода ритуал. Стоит пойти посмотреть.

Валерина гордость — дискотека: дощатый настил с навесом, выкрашенный финской краской (почему-то происхождение краски особенно подчеркивается). Отдыхающие тихонько сидят на скамейках, слушают, смотрят.

Валера прохаживается по настилу: синему, со звездами. Красный башлык сложенными крыльями колышется поверх черкески. Мягко ходит, развернув плечи. А туристы, особенно новички, те, кто в первый раз видит Валеру, разинув рты, слушают рассказ об адыгах, населявших когда-то эти берега, о черкесах, Кубанском казачьем войске, о шустрых турках, промышлявших пиратством и работорговлей.

Оно конечно, какой казак из Валеры — плюшевый. Но он старается, просвещает новичков. Туристы у него самые разнообразные — «цигуны», под предводительством их бессменного лидера — усатого мужичка в камуфляже, группа пестрая, люди из разных городов, в основном женщины, они у нас особенно легковерны и подвержены влиянию, ведутся на всевозможные оздоровительные практики. Затем группа психологов, зачем-то устроивших на турбазе выездную конференцию. Спортсмены-каратисты из Москвы — это постоянные Валерины клиенты. Публика разномастная, разновозрастная, разнополая. Кто-то потягивает пивко, кто-то ждет начала дискотеки, а кому-то действительно интересно слушать директора.

— Геленджик переводится как «невесточка»; здесь процветал невольничий рынок, отсюда увозили красавиц-черкешенок за море в турецкие гаремы. Казаки поставили крепость, разогнали турок, но название осталось… Спрос рождает предложение, — повествует Валера, — народ в здешних поселениях часто голодал. Что лучше — продать девчонку богатому турку или смотреть, как она от голода пухнет? Вот сюда, например, в нашу щель, приходили турецкие фелуки, их загоняли по прорытому каналу в такую яму-бассейн, маскировали, чтоб с моря не было видно, и грузили-разгружали. Место, где находилась яма, до сих пор сохранилось, можно посмотреть.

— А куда делись поселения? — спросил кто-то.

— Смерч полностью смыл оба аула на том и на этом склоне, — объяснил просветитель. — Это давно было, более двухсот лет назад. Только с тех пор здесь никто не селился, а щель прозвали Красной…

Давно…

…шелест моря, скрипичный концерт цикад, вдохновенные лягушачьи хоралы: и за всем этим почти неслышимое, неуловимое постукивание снастей укрытой в бухте фелуки. Дикая луна, резкие тени, очерченные горные склоны, тонкий запах дыма, смешанный с другими — влажными и пряными. Быстрые людские тени, негромкий говорок, незнакомый и в то же время словно бы понятный, известный и вечный язык…

Высокий старик в драной черкеске — босой, сутулый, редкобородый — равнодушно торгуется с суетливым турком; а тот торопится, поглядывая на сонное море с опаской, словно дерзкая луна вот-вот наколдует казацкий шлюп.

Рыжая луна пролилась тяжелыми каплями в море, разделила тусклым золотом, залила светом каменный берег, погасила звезды. Словно смотришь на мир сквозь темные очки, а на самом деле — что ни на есть солнечный день. Только лягушки поют свою долгую песню — радуются ночи.

Спать невозможно! Спать — грешно и нелепо. Море тянет к себе. Я подчиняюсь. Вода теплее воздуха. Я плыву с луной, по луне, к луне… На берегу парень поет одну за другой песни для своей подружки, поет, почти не прерываясь и не меняя интонаций. Лягушки, цикады, человек… Так тоже уже было, наверное… Было уже много, много раз.

Странное место, ей-богу. Сначала вроде ничего — как обычно: мусор на пляже, столовка под навесом, пересохшее русло горной речки — треснувшая дощечка на двух камнях перекинута, палатки желтые в зарослях кизила на склоне. Туалеты пахнут по-человечески: хлоркой и… чем еще пахнут туалеты? Туристический приют в ущелье с названием Красная щель, а по-другому — турбаза «Черномория». Тоже все по-человечески — смешные деньги, и живи себе, радуйся: море, солнце, кормежка трехразовая. Хозяин всего этого рая — Валера Савицкий. Мальчишки его Советским прозвали. На вопрос «почему» отвечают, что Валера, мол, любит все советское. Мальчишек много, как и девчонок: спортсмены из Питера, школьники из Твери, две группы из разных сибирских городов. В общей сложности набирается до ста человек вместе с преподавателями.

— А что это такое — советское?

— Ну, это когда все бесплатно и еще партсобрания были, — соображает кто-то. Другие мычат, удовлетворенные ответом. Для одних — целая жизнь, для других — краткий промежуток жестокой российской истории. Ленин — мифический герой, Сталин и Гитлер — близнецы-братья, больше похожие на голливудских вампиров. И ничего с этим нельзя поделать. Правда, патриотизм тоже имеется.

— Почему американцы хотят присвоить себе нашу победу над фашистами? Ведь это мы победили!

В этом «МЫ» чувствуется гордость великоросса, гены которого не ведают поражений.

О том, что было раньше, мальчишки не знают или почти не знают; да и сам Советский плохо помнит.

Он приехал сюда 27 лет назад — инструктором на студенческую практику, — и затянуло.

— Я юрист, — с гордостью говорит Валера, — у меня образование высшее, поэтому я все понимаю. Чего они теперь носятся со своим президентом? Смотреть противно! Демократы хреновы, развалили страну: этот алкаш, и тот еще был — меченый… Воры. Вор на воре. Собрались разбойники в Пуще и поделили. Оно им принадлежало? Они это собирали? Раньше идеалы были, а теперь? Жадность возвели в государственную идею. Уголовники! У меня друзей не осталось, все помешались на прибыли.

Жмурюсь лениво после только что поглощенного обеда. Валера сидит напротив и грузит меня по обыкновению.

— Валер, почему ты все время о политике? — удивляюсь я. — Тебе-то что?

— Как — что? Я историей увлекаюсь, книжки читаю. Вот кто сегодня модный писатель — Сорокин. О чем пишет — о говне. Вот она — главная идея, основа нынешнего рыночного общества. А был бы Сталин — всех этих говноделов давно бы к стенке поставил!

Столовский навес и густая листва заботливо укрывают нас от послеполуденного жара, шелестит море, стучит мячик — рядом играют в пинг-понг. Самое время пойти в домик, поваляться…

— Уже было…

— Что? — Он неумолим. — Значит, мало! Мешаешь жить — к стенке!

— Так ведь ты тоже кому-то мешаешь, — хмыкаю в ответ. — Значит, и тебя тоже?

Перспектива Валере явно не улыбается. Он не желает к стенке, он хочет жить в обществе людей достойных, поступающих только по справедливости. Таких людей, как он сам, — ведь он, несомненно, человек достойный и справедливый… Некоторое время он молчит, наклонив над столом голову. Наверное, я, сам того не ведая, подтачиваю Валерину теорию всеобщего счастья. Он знает, реализация любой идеи требует жертв. И Валера готов жертвовать, ратуя за свою мечту. Распрямившись, глядя прямо мне в глаза, он говорит:

— Значит, и меня!

— Нет, — вздыхаю, — не проходит твоя доктрина. Нам не стрелять друг друга надо, а хоть немного очухаться. Генофонд восстановить.

Он задумывается, встает и молча уходит. Наверное, переваривает услышанное, чтобы снова как-нибудь, сидя со мной в столовке или поймав на пляже, поделиться новыми мыслями о том, «как обустроить Россию».

Так проходит несколько дней. А потом прибывает Саша Локтев — мы с ним познакомились на тех самых театральных тренингах. Саша и Игорь учились в разное время у одного мастера.

Но о Саше надо подробнее.

Он появился как раз во время ужина.

Длинный, тощий, с громадным рюкзаком за плечами. Он ввалился в столовку, увидел нас, обрадовался.

— Ребятушки! — раздался радостный возглас. — Я вас нашел!

Ужинающие туристы побросали ложки и уставились на него с любопытством.

Я представил приятеля Валере. Тот кивнул, осведомился, где он хочет жить, в домике или палатке.

— Не, у меня все с собой, — Саша кивнул на рюкзак, — вы лучше покажите, где у вас можно встать?

— «Дикарей» не пускаю, — отрезал Валера. Потом придирчиво осмотрел и разрешил пока пожить в пустующей палатке, даже денег с него не взял.

Саша, естественно, поселился, питался кашей, оставшейся от завтрака, и бродил по побережью в поисках халявной стоянки. Таковой не обнаружилось. Тогда предприимчивый Саша договорился с Советским об аренде поляны, а точнее, островка, намытого горной речкой. Валера и это разрешил, с одним условием: не должно быть младенцев. Это условие жестко оговаривается Валерой со всеми туристами: на базе нет врача, до ближайшего поселка семь километров, змеи и огонь-трава. Кроме того, Валера панически боится детей. Мы все знаем, что у него есть сын, которого отец видел в последний раз, когда мальчику было лет пять. Может быть, из-за этого при виде младенцев директор сатанеет?

Правда, на турбазе вместе с мамой, той самой Надей, новой приятельницей моей жены, живет годовалый младенец, но он — сынишка Валериного друга. Советский поселил маму с ребенком подальше от глаз, в домик на отшибе.

Валера подробно инструктирует Сашу:

— У нас туристический приют. Существуют определенные правила, которые нарушать нельзя: никаких детей младше семи лет! У нас не комната матери и ребенка, случись что — меня по головке не погладят. Комиссии каждый день, — он раздраженно машет рукой в сторону моря, — я вас селю, потому что за вас поручились, — теперь кивок в мою сторону. Саша слушает внимательно, медленно, с достоинством соглашается. Его прямо-таки распирает от солидности и понимания.

— Конечно. Ты не волнуйся. Моему сынишке уже восемь. Остальные все взрослые. — Они расходятся довольные, пожав друг другу руки. Саша бежит на берег сбрасывать эсэмэски друзьям.

Первыми приезжают Сашин шеф с семейством. Груженная продуктами и вещами лодка привозит моложавую тещу шефа, пока он сам с женой и дочерью идет по побережью, любуясь красотами. Саша у них за проводника, разумеется.

— Не встревай, — советует мне жена, — потом не отвяжешься. Ты уже все сделал.

Я соглашаюсь. Но перед ужином иду на берег. Одинокая женщина в кокетливом джинсовом костюме сидит на горе рюкзаков, кастрюль и сумок.

— Здравствуйте. Вы к Саше?

— Да, — удивленно отвечает она.

— Сейчас я позову кого-нибудь, чтобы помогли вещи отнести.

Моя жена обреченно качает головой. Подбежавшие мальчишки — Валерины племянники — быстро перетаскивают на арендованный островок пакеты с картошкой, выварки с салом, тюки, сумки… Я помогаю. Костик не участвует, поглядывает равнодушно.

Советский успокаивается окончательно. Правда, ему непонятно, отчего такие солидные люди не хотят платить за полный пансион, но, видимо, решив, что это не его дело, Валера отступает. Он разрешает взять лишние настилы для палаток, и на островке поселяются первые дикари.

С утра Валера в белых брюках, красной рубахе и портфелем под мышкой уехал встречать новую группу. Вернулся расстроенный. Нашел меня на пляже, присел на выкинутое штормом бревно.

— Что случилось, Валер?

Он достал платок из кармана, вытер пот со лба. Помолчал.

— Да ну их!

— Кого?

— Туристов! Ждал, ждал, по всему вокзалу бегал, троих так и не нашел.

— Взрослые люди, сами доберутся.

— Нет, ну до чего народ у нас дурной! Ведь сказано же: будет автобус. Нет, двое на частнике уехали, а еще одна даже не знаю где. Ведь обдерут как липок!

Думать о заплутавших туристах не хочется, не стоит оно того. Солнце уже низко. Нежное море лениво готовится к закату. Прохладные горные тени прогнали дневное пекло. Благословенные часы, когда каждая клеточка живет в полной гармонии с окружающим миром. Мы молчим, закрыв глаза, теплый воздух гладит кожу, осторожно, не спеша раскрашивает тело бронзой. Хорошо…

Я поворачиваюсь на бок и вижу, как по берегу в нашу сторону бредет женщина.

— Смотри, какая странная.

Советский приложил ладонь ко лбу и разглядывает некоторое время приближающуюся тетеньку. Она абсолютно голая, если не считать двух тонких платков: на плечах и бедрах. Женщина тащит тяжеленную сумку.

— Не твоя потерявшаяся, случайно?

Советский хмыкнул, но остался сидеть на месте, ожидая, пока женщина подойдет поближе. Вскоре сомнений не осталось, она направлялась прямо к нам.

— Здравствуйте, — голос у нее низкий, с хрипотцой. Она сбросила с плеча сумку, выдохнула с облегчением и уселась рядом с Валерой. — Вы директор? — спрашивает она.

— А вы отставшая? — в свою очередь интересуется Валера.

— Да.

— Как же вы добрались? — Он разглядывает ее, не смущаясь, скорее чуть раздраженно. Женщина успела обгореть, пока протопала семь километров. Плечи и живот стали малиновыми, солнце обожгло ей лицо и покрыло красными пятнами небольшую отвисшую грудь.

— Ничего, нормально, — отдуваясь, отвечает она, — только сумка тяжелая.

Советский сокрушенно покачал головой.

— Пойдемте, я вас оформлю. — Она поднялась поспешно, попыталась подхватить свою поклажу. Советский опередил ее.

— Там еще пакеты, — сказала женщина, — я бросила их на пляже. Сейчас сбегаю…

— Оставьте, — поморщился Советский, — я скажу, вам их принесут.

Вечером были шашлык, вино и знакомство с новенькими. Отставшую женщину зовут Валей, а по профессии она — экономист. Я почему-то так и подумал…

Новенькие словно с цепи сорвались. Всю ночь турбаза стояла на ушах, народ надрался до изумления. Кто-то тоскливо кричал из темноты: «Люди! Где я живу? Кто-нибудь!» Снизу по склону пыталась подняться женщина, закутанная в одеяло. Она шла на свет от фонаря, но у нее никак не получалось преодолеть подъем, она тянула вперед руки и всхлипывала: «Помогите…» Я протянул ей руку и помог подняться. Терпеть не могу пьяных женщин!

— Проводите меня, пожалуйста, до палатки, — лепетала она.

— Какой у вас номер?

— Не знаю…

— Господи боже! Ну, хоть примерно, — взмолилась Лена.

Женщина тяжело сопела, честно пытаясь вспомнить номер.

— Кажется, пятая.

— Идемте! — Лена позвала Костю, и они, тихонько чертыхаясь, пошли провожать перебравшую.

Потом сверху шумно скатился упавший юнец, он долго возился в тщетных попытках встать на ноги. Подобрали и его. В довершение ко всему появилась парочка.

— Ты от меня не уйдешь? — громко вопрошала она.

— Не волнуйся, я тебя доведу, — тихо обещал он.

— Ой, как писать хочется… Нет, стой! Стоять! — крикнула она.

— Да я стою…

— Знаю я вас, — проворчала женщина. — Дай руку.

Судя по звукам, она писала и, видимо, держала его за руку, чтобы не смылся. Чуть позднее он все-таки оторвался от нее и шумно убежал не разбирая дороги, преследуемый ее гневными криками. Кажется, Валя-экономист упустила местного инструктора.

А утром пошел дождь.

За завтраком народ тяжело похмелялся, разливая принесенное под столом.

Я отправился проведать «дикарей». На островке пополнение. Приехали Сашины знакомые. Две женщины и маленькая девочка. Они пришли по берегу. Валера сделал вид, будто никого не видел.

Штормит.

Одинокая экономистка лежит неглиже на туристическом коврике, сердитое море бросается волнами, окатывает ее ноги. У всех проходящих мимо женщина кокетливо спрашивает «который час».

Мы загораем далеко от пляжа, там, где прибрежная скала пьет соленую воду длинным каменным языком, окруженным тремя рядами белых клыков; обточенные морем валуны с кварцевыми наконечниками, пасть дракона.

— Вы не подскажете, обед во сколько? — радостно спрашивает Валя со своего коврика.

— В половине второго, — вежливо отвечает Лена.

— Хорошо здесь, не правда ли?

— Замечательно.

— Кстати, вы будете участвовать в Дне Нептуна? Директор обещал устроить нечто грандиозное.

— Вряд ли. — Жена тянет Лену прочь от навязчивой экономистки. Мы с Костей быстро ретируемся.

— А вы не знаете, где это все будет проходить? — доносится нам вслед.

— Нет, не знаем, — отзывается моя жена.

— Хорошо вам, у вас компания… Директор обещал сделать фотографии, — вспоминает она. — Приходите на праздник, будет интересно.

— Знаете, у нас такая работа, что мы, наоборот, стараемся избежать компании хотя бы на отдыхе.

— Понимаю, конечно, — она обреченно вздыхает. Мы уходим, оставив позади драконью пасть.

Во время обеда Валера распекает новеньких, особенно достается самым молодым. Причина — вчерашняя поголовная пьянка.

— Хотите орать, — идите на берег и орите! — чеканит слова Советский. — Вы здесь подчиняетесь правилам общежития. Нет — возвращаю деньги, путевки, и до свидания!

На скамейке в стороне ото всех сидят: медсестра Эля, сторож Олег Федорович и инструктор Юра. Им досталось от разгневанного начальника за продажу водки туристам. Валера не пьет, не курит и не переносит алкашей. Почти все работники базы родня Советского — его сестры, племянники и племянницы или люди по особым рекомендациям от друзей. Олег Федорович и Юра относятся к спасателям, они назначены местной администрацией, с которой ссориться Советский не хочет, оно и понятно.

Юра, загорелый до черноты, полнеющий и стареющий блондин. Ходит в шортах, на морщинистой шее толстая цепь, наверное, золотая. У него есть машина, на которой он возит желающих на экскурсии. По молодости, видимо, был избалован курортными романами; теперь, не заметив, как постарел, пристает к молоденьким женщинам, смотришь на него — смешно и жалко. Сказать? — не поймет.

Олег Федорович — маленький сухой дедок. Запойный алкоголик, но человек очень хороший. В периоды трезвости жарит на своей кухоньке оладушки для отдыхающих, ловит сетью рыбу. Если попросить, то может приготовить вкуснейший шашлык на углях. Зарплата копеечная, около 30 долларов, вот он и подрабатывает как может.

Эля — другое дело; единственный случайный человек, нанятый впопыхах, потому что прежняя медсестра не смогла приехать.

Конец ознакомительного фрагмента.