Алийское зеркало

Кира Измайлова, 2017

Верно говорят, ничего в жизни случайно не происходит. Казалось бы, что за надобность была ключнице Марион спасать алийского посланника, прибывшего в герцогский замок? Вроде никакой! Вот только оказалось, что было у него к ней дело, и очень важное. Касалось оно таинственного волшебного ключа, когда-то отданного алиями на хранение еще ее бабушке, а теперь вот понадобившегося назад. И кто теперь объяснит, почему ключ так важен и какую дверь он должен открыть или, наоборот, запереть? И правда ли, что раньше он принадлежал жадным и злобным феям, бежавшим из этого мира? А самое главное: сможет ли теперь Марион жить по-прежнему или однажды ей придется бросить всё и отправиться скитаться, спасая самое драгоценное, что только у нее есть на свете?

Глава 3

Деньги я и впрямь получила тем же вечером: увесистый кожаный мешочек принес слуга его великолепия. Многие не верят, что алии тоже бывают в услужении, но не могут же все они родиться знатными? Конечно, их слуги перед людьми тоже нос дерут будь здоров, да не только перед челядью, а и перед господами, но этот не показался мне особенно чванливым. Разговоров мы с ним не разговаривали, он просто отдал деньги из рук в руки и тут же испарился. Ну, с таким господином, как его великолепие, мешкать не стоит…

Всю ночь я проворочалась с боку на бок, а уже утром, когда причесывалась перед зеркалом, твердо решила, что всех денег матушке не отдам. Они с отчимом к таким деньжищам непривычны — или спустят на ненужную ерунду, или, чего доброго, ограбят их! Иные и за медную монетку зарежут, что уж о сотне золотых говорить? А у матушки язык за зубами не удержится, это уж точно, похвастает неожиданно привалившим богатством… А даже если и смолчит, все равно заметно будет — в деревне народ глазастый, вмиг приметят обновки, покупки… Ту же лошадь за пазухой не утаишь! Ну а там… слово за слово, матушка и сболтнет, откуда на них такое счастье свалилось, а как знать, кто может это услышать? Ключница, значит, из замка матери сотню золотых дала? А у нее такие деньжищи откуда? Украла или кто-то за что-то отблагодарил? Этак слух может дойти и до того, кто охотился за господином Ирранкэ! И вдруг он концы увяжет да и заявится ко мне выспрашивать, что у меня за дела с алиями?

Нет уж, довольно будет матушке и пяти золотых для начала, а остальное получит по мере надобности. Про такие деньги еще можно сказать, что скопили немного, я кое-что дала, а может, наследство от дальнего родственника досталось — отчим не местный, его семью тут никто не знает, можно придумать какого-нибудь дядюшку-бобыля, облагодетельствовавшего племянников.

Себе-то я эту награду не оставлю, мне своего заработка хватает… Но именно что хватает, выкроить из него лишку удается с трудом: не такое уж у меня большое жалованье, как многие думают. Конечно, я все равно помогала деньгами семье, но то были сущие крохи. Опять же, и о себе думать нужно: случись что, оказаться без медяка в кармане и врагу не пожелаешь, а на господскую милость лучше не рассчитывать — сегодня ты у них любимая служанка, а назавтра они о тебе и думать забыли!

Ну ничего, теперь лучше дела пойдут…

Матушка не обманула, заявилась еще до рассвета, отдала мне нечто, завернутое в мягкую тряпочку, взамен получила кошелек с монетами (я озаботилась разменять золото на серебро с медью, а то ведь и на этом ее обмануть могут!), пересчитала и ахнула:

— И впрямь богатый господин попался! Теперь-то уж точно лошадь купим, а может, и телочку еще одну…

— Лучше тот лужок за ручьем возьмите, — посоветовала я. — Я слышала, на будущий год там запруду будут строить, так у вас его втридорога выкупят. Не продешевите только! Я узнаю, сколько за него сейчас просят, если по-честному, и вам скажу, так что не торопитесь.

Она закивала, расцеловала меня и была такова, только подол платья мелькнул, того самого, синего…

Теперь бы не оказалось только, что вещь — совсем не та, что нужна его великолепию!

Я развернула тряпочку, чтобы получше рассмотреть безделушку: странная это была вещица, вроде бы из серебра, только больно уж тяжелая… А работа до того тонкая, что просто не верится! Людям такого не сделать, это уж точно.

И, главное, никак не разобрать, что это такое и для чего оно нужно? Сперва поглядела — на дамскую брошку похоже: с одного конца полураспустившийся цветок наподобие розы, внутри бутона — то ли птичка, то ли бабочка, такая крохотная, что ее в зрительное стекло надо рассматривать, как ювелиры делают! Но и так, если хорошенько приглядеться на свету, видно, что у этой птички-бабочки каждое перышко видно (а может, чешуйку?) и черные глазки-камушки размером с маковое зернышко блестят. А с другого конца «стебелька» — острие, вроде как у стрелы, только зазубренное (хотя вроде бы и такие бывают, я слыхала, нарочно, чтобы из раны так просто не выдернуть). Но уж больно зазубрины странные, неровные какие-то…

Чуть иначе повернула — и не заколка это никакая, а, скорее, ключ. Стержень змейка обвивает, и это у нее на голове то ли крылышки пристроены, то ли веточка плюща, на которой сидит птичка. А бородка узкая, прихотливо вырезанная, и даже представить трудно: какой же это мастер мог сделать замок, для которого этот ключ подойдет? Есть умельцы, конечно, которые и для крохотных шкатулочек делают замочки, но такой тонкой работы я никогда не видала!

Я долго вертела эту безделушку в руках, но так и не поняла, зачем она нужна… и как на самом деле выглядит. Да мне и не нужно понимать, если уж на то пошло! Я снова завернула вещицу в тряпочку, спрятала в карман и отправилась искать его великолепие.

Алий снова стоял на галерее, будто нарочно поджидал (может, и поджидал), а увидев меня, ни о чем не спросил, но посмотрел так, что стало ясно: его разбирает нешуточное любопытство, вот только к нему примешивалась и нешуточная тревога, и даже страх почему-то. Хотя разве алии чего-то боятся? Вот странно…

— Господин, — сказала я, поприветствовав его великолепие и вовремя сообразив, что знать его имя, а уж тем более произносить вслух там, где это могут услышать, мне не положено. — Я нашла то, что вы искали.

«Надеюсь, это именно оно», — добавила я про себя.

— Не вздумай достать это при всех, — негромко произнес он, глядя в сторону. — Слишком много любопытных вокруг.

Что верно, то верно, в замке соглядатаев полным-полно, и не известно еще, кому они служат.

— Придешь ночью на старую галерею. В два часа пополуночи, — сказал он и удалился.

«Дивно придумано, — только и вздохнула я. — В два часа пополуночи… А спать-то мне когда прикажете, ваше великолепие? Я уж и не помню, когда в последний раз высыпалась! В детстве разве что, когда болела…»

Но разве с алием поспоришь? Придется идти… И хорошо, если я не останусь там, на этой галерее. Как знать, может, заполучив эту вещь, он прикажет от меня избавиться?

— Чего это от тебя его великолепие хотел? — любопытно спросила Трикки, одна из горничных герцогини, симпатичная кудрявая девица моих лет.

— Сказал, в комнатах душно и постельное белье сырое, — ответила я. — И что было через слуг не передать? Нет ведь, не побрезговал, высказал лично!

— Поди пойми этих приверед, — покачала она головой. — Их светлости не жалуются, а этим все не так: то вино кислое, то хлеб не пропечен, то дичь костлявая, а теперь постели им не угодили! Интересно, как это они у себя живут? Небось на перинах из лебяжьего пуха спят и шелковыми одеялами накрываются! А пьют, не иначе, росу и цветочной пыльцой закусывают…

— Да кто же знает, — вздохнула я. — Кто у них в гостях бывал? Послы разве что, да и тех, говорят, дальше порога не пускали и уж в княжеский замок на ночлег не приглашали.

— А интересно… — Похоже, Трикки хотелось почесать языком, а я пока никуда не торопилась, вот и задержалась.

Вдруг скажет что-нибудь интересное? У нее ушки на макушке, а поскольку она всегда вертится подле герцогини, то слышит много любопытного!

— Что тебе интересно?

— Ну… какие они… — Трикки принялась выразительно накручивать блестящую каштановую прядь на палец. — Да где там! Вон, позавчера один баронессе Илене от ворот поворот дал, да так грубо! Она даже заплакала, можешь себе представить?

— Неужели? — удивилась я.

Баронесса Илена числилась первой красавицей: она лишь в прошлом году прибыла ко двору, но уже снискала расположение герцога. Герцогине, разумеется, это было весьма не по нраву, и я знала, что юной баронессе недолго осталось порхать, словно бабочка: ее светлость лично озаботилась поиском супруга для бойкой девицы, желательно, такого, чтобы держал жену в отдаленном поместье.

Увы, борьба герцогини за внимание мужа была бесконечной и заведомо проигрышной: она, хоть была знатна и принесла ему немалое приданое, не говоря уж о важных политических и торговых связях, не могла похвалиться красотой. О нет, дурнушкой ее никто бы не назвал, но герцог наш предпочитал дам стройных и легких что сложением, что нравом, а ее светлость была несколько… тяжеловесна. Рослая, статная, монументальная даже, с горделивым профилем и царственной осанкой, она прекрасно смотрелась на парадных портретах и легко родила герцогу наследника и четырех дочерей. Вот только воспитана ее светлость была в строгости и не любила увеселений, от которых не мог отказаться ее муж, и уж тем более не одобряла его увлечения юными красавицами. Увы, о супружеской верности герцог рассуждал, как о сказочном звере единороге: возможно, он и существует, но кто из ныне живущих видел его воочию?

Возможно, именно потому ее светлость благосклонно относилась ко мне, что мы были чем-то схожи: я думала о своих обязанностях, а не о симпатичных придворных, как большинство горничных и служанок, и меня не в чем было упрекнуть.

–…а он выставил ее за дверь в одной кружевной сорочке, — закончила Трикки, а я поняла, что прослушала всю душераздирающую историю о злосчастной баронессе Илене, обиженной жестокосердным алием. — И, разумеется, она занемогла от простуды!

— Бедняжка, — сказала я, хотя полагала, что баронесса отлеживается в своих покоях вовсе не из-за простуды, а лишь потому, что эта история уже стала достоянием всего замка. Ей просто хотелось подождать, пока сплетни о ее приключении немного поутихнут, чтобы не стать всеобщим посмешищем. — Надеюсь, она скоро поправится.

— Да уж, небось, не при смерти, — фыркнула Трикки. — Ладненько, отдохнула маленько, теперь побегу, не то ее светлость мне задаст!

Я посмотрела ей вслед и вздохнула: я помнила Трикки еще маленькой, она тоже была дочерью служанки и выросла в замке. Сперва помогала на кухне, потом стала подручной у матери, а там и сама сделалась горничной. Глядишь, герцогиня и ей подыщет хорошего мужа, не из дворян, конечно, но и не крестьянина. А может, оставит при себе: хорошую горничную еще поди поищи… Что так, что этак, Трикки внакладе не останется, это уж точно!

* * *

До самой ночи мне даже присесть не удалось, и я только боялась, как бы не заснуть и не проворонить время встречи. Этак вот опоздаешь или вовсе не явишься, а его великолепие с тебя голову снимет…

Но обошлось: я все же сумела урвать часок, чтобы вздремнуть, а на галерее оказалась ровно тогда, когда часы на башне отбили без четверти два.

Там было пусто, даже парочки не обнимались в укромных уголках. Ну да на старую галерею редко кто забирается: ее давно не подновляли, камни кое-где шатаются, а парапет, того и гляди, обвалится, если на него облокотиться. Герцог давно уже подумывает снести и галерею, и самое старую башню: проще выстроить новую, чем латать эту древность, но все руки не доходят. Впрочем, подозреваю, он просто ждет, пока башня обрушится сама: нанять людей разгрести обломки всяко станет дешевле, чем платить им за то, чтобы разобрали эту рухлядь по камушку.

В старой башне давно уже живут разве что совы да летучие мыши, слишком уж тут неуютно, да еще и дует изо всех щелей: скреплявший камни раствор давным-давно выкрошился, и держится это сооружение на честном слове, мастерстве древних строителей да на плюще и диком винограде, обвившем стены сверху донизу. Да еще осина подпирает, проросшая у подножия стены и нахально просовывающая ветви в узкие окошки-бойницы.

Да вот и на галерее что-то растет в трещине меж камней, заметила я. Похоже на клен: видно, семечко-крылатку принесло ветром, оно и зацепилось. Воды тут после дождей предостаточно, земли ветром нанесло… Клены растут быстро, и если дело так пойдет, то вскоре галерея и впрямь обрушится, когда корни раздвинут камни…

— Ты уже здесь, — раздалось за спиной, и я невольно вздрогнула: алий приблизился совершенно бесшумно, не потревожив ни камушка, не задев ни единой ветки плюща. — Похвально.

— Вы приказали быть здесь в два, господин. Я пришла пораньше — тут лестница опасная, пока вскарабкаешься…

— В самом деле? Не заметил, — едва заметно усмехнулся он. В свете прибывающей луны алий казался каким-то… ненастоящим, будто морок или привидение. Может, он вовсе и не поднимался по осыпающимся и крошащимся от времени ступеням, а соткался из лунного света прямо здесь, у меня за спиной? — Где?..

— Вот, господин.

Красивая безделушка легла на требовательно протянутую ладонь алия, и глаза у него вспыхнули такой радостью, что я поняла — это именно та вещь, которая была ему нужна.

— А тебе… — Он неожиданно взглянул мне в глаза, и было в его взгляде не только всегдашнее презрение к людям, а и что-то еще. — Тебе не хотелось оставить ее себе?

— С чего бы, господин? — удивилась я. — У меня нет привычки присваивать чужие вещи.

— И тебе не жаль с ней расставаться?

— Ни капли, — пожала я плечами. — Вот тот человек, у которого она обнаружилась, — тому жаль было, привык, должно быть… А мне-то она зачем?

— Просто так. Женщины ведь падки на красивые безделушки, разве не так?

— Мне не пристало украшаться такими вещами, господин. Она разве что герцогине впору, а я всего лишь ключница.

— Отчего же сразу «украшаться»? — В глазах у него отражалась луна, и выглядело это… жутковато. Наверно, так выглядит море в полный штиль. — Просто любоваться, как любуются цветами или звездами… Тоже нет?

— Позвольте откланяться, господин Ирранкэ, — сказала я вместо ответа. Мне не понятны были его вопросы, тем более я высказалась достаточно ясно. — Час поздний, а мне с утра снова нужно приниматься за работу.

— А из-за моего поручения ты не выспишься… — негромко сказал алий. — Я не подумал о том, что люди не могут не спать сутками, как мы. Извини, Марион.

Я удивилась — мысли он умеет читать, что ли? Потом опять удивилась — он назвал меня по имени, а то все «эй, ты»… Они, алии то есть, и господ-то наших не всегда по имени зовут, что уж о прислуге говорить!

— Мне кажется, на тебя можно положиться, — добавил его великолепие. — Ты похожа на Берту. Ты не откажешь мне еще в одной услуге?

— Разумеется, нет, господин Ирранкэ, — ответила я, окончательно переставая что-либо понимать. Какие такие услуги понадобились от меня алию? — Что вам угодно?

— Пока — ничего, — помедлив, произнес он. — Но, возможно, в будущем я обращусь к тебе с просьбой. Обещай, что выполнишь ее.

— Я постараюсь сделать все, что будет в моих силах, господин Ирранкэ, — осторожно ответила я. — Но не стану ничего обещать вам заранее.

Да уж, так вот наобещаешь…

Бабушка не была любительницей сказок, да и некогда ей было мне их рассказывать, однако иногда она выкраивала минутку для какой-нибудь волшебной истории. Я уже плохо помнила, о чем в них говорилось: наверно, о прекрасных принцессах и отважных рыцарях, огнедышащих драконах и прочих дивных существах… Вот об этих дивных существах я и подумала: бабушка всегда особенно упирала на то, как глупо поступает человек, безоглядно доверяя какому-нибудь волшебному созданию, явившемуся из ниоткуда и предложившему помощь почти что даром. Подумаешь, какое-то обещание, которое, может, и вовсе не придется выполнять! А помощь — вот она, бери да пользуйся! Только ничем хорошим этакие сделки не заканчивались: даже если история заканчивалась, как ей и полагается, свадьбой и пиром на весь мир, никак не получалось забыть, что волшебный помощник все еще где-то рядом… И уж он-то никогда не забудет уговора, хоть сто лет прождет, а получит то, что так беспечно пообещал ему герой!

— О чем ты задумалась? — спросил алий, пристально взглянув на меня.

— Об опасности, — ответила я. — Простите, господин, но я повторю: я ничего не стану вам обещать. В конце концов, может выйти так, что, вернувшись сюда, вы уже не застанете меня в живых, как это вышло с бабушкой, и какой тогда будет прок от обещанного? Ну а в ином случае, как я уже сказала, я постараюсь сделать, что сумею.

— Понимаю, — произнес он после паузы. — Вижу, ты и впрямь удалась в Берту, и это хорошо. Ну что ж… В таком случае — до встречи.

— Доброй ночи, господин Ирранкэ, — сказала я и направилась было к лестнице, осторожно придерживаясь рукой за стену, но алий остановил:

— Не торопись.

«Да что тебе еще от меня нужно?» — мысленно вскричала я и вздрогнула, когда он крепко взял меня за локоть и сказал негромко:

— Упадешь, чего доброго. Я забыл, что вы не видите в темноте, а лестница и впрямь, того и гляди, рухнет.

— Не стоит беспокойства, господин, — выговорила я, но он, конечно, слушать меня не стал, и как я оказалась внизу, и по сию пору не могу вспомнить.

— А теперь… — он повернулся ко мне, — закрой глаза.

— Что…

— Закрой.

Я повиновалась и почувствовала невесомое прикосновение — это алий провел кончиками пальцев по моему лбу, векам, едва заметно притронулся к губам.

— Вот теперь можешь идти, — кивнул он, неожиданно теряя ко мне всякий интерес.

Я повиновалась и признаюсь, еле добралась до своей комнаты, так меня клонило в сон! Не проспать бы…

Утром, однако, я встала раньше обычного с таким чувством, будто проспала от заката до восхода, а не бродила полночи невесть где… Неужто алий что-то начаровал? Поговаривали, они это умеют…

Как бы там ни было, больше господин Ирранкэ ко мне не обращался, и я была этому очень рада. Ходили слухи, будто он все-таки утешил баронессу Илену — она достаточно быстро оправилась от недомогания, узнав, что алии задерживаются в наших краях. Впрочем, все ее истории следовало делить на дюжину, по меньшей мере, да и Трикки уверяла, что Ирранкэ красавицу и на порог не пустил. Вернее даже, не он сам, а тот его слуга, который вроде бы с интересом поглядывал на саму Трикки. Ну да она тоже соврет — недорого возьмет!

На наше счастье, их великолепия вскоре распрощались с герцогом и отбыли восвояси. «Скатертью дорога», — подумала я и принялась за обычные свои дела, но сама нет-нет да и вспоминала необыкновенные глаза его великолепия, господина Ирранкэ. Да не я одна, надо думать, а и все придворные дамы…