НА ИЗЛЕТЕ, или В брызгах космической струи. Книга третья

Анатолий Зарецкий

C РКК «Энергия» я по-прежнему связан как акционер нашего предприятия. Да еще связывает память о грандиозной работе, которая много лет увлекала настолько, что порой не обращал внимания на козни окружавшей меня кучки негодяев и вдохновенно делал свое дело вместе с коллегами, о которых до сих пор храню самые светлые воспоминания.

Глава 30. Накануне больших дел

В августе мои научные изыскания были прерваны неожиданным отпуском. С тех пор как меня выдавили из профсоюзных лидеров, мгновенно и навсегда иссяк и поток профсоюзных подачек, а потому сообщение жены о том, что ей выделили семейную путевку в дом отдыха на Украине, было воспринято с энтузиазмом.

На работе меня не удерживали, а потому уже через неделю мы выехали в Киев. Как ни странно, до той поездки я ни разу не был в столице Украины.

Киевский вокзал и метро не впечатлили. И лишь когда мы выскочили из-под земли и поехали по метромосту через Днепр, перед нами во всей красе предстала Владимирская горка с еле заметными золотыми куполами храмов, скрытых в густой зелени деревьев, и, совсем некстати, гигантских размеров монумент, разрушающий гармонию киевской старины. Сразу вспомнил все, что когда-либо читал об этих местах, которые воочию проплывали вдали со скоростью перемещения вагона метро.

А вскоре автобус уже мчал нас по шоссе, направляясь в небольшой городок Остер Черниговской области, где располагался дом отдыха. Так что первое знакомство с Киевом оказалось шапочным.

Часа в три пополудни мы уже были на месте. Тихий зеленый городок. Чудесная погода. Неспешный ритм жизни. Неповторимый аромат разнотравья, пьянящий нас, городских жителей, привыкших к недостатку кислорода и смраду выхлопных газов.

Нас разместили в маленьком домике с тонкими фанерными стенками, где была лишь открытая веранда и небольшая комнатенка с низеньким потолком, в которой стояли три койки и платяной шкаф. Ни стола, ни стульев.

Бросив вещи, тут же отправились на экскурсию по территории. Среди раскидистых деревьев то здесь, то там виднелись домики, похожие на наш, но были сооружения посолидней — как оказалось, столовая и клуб.

И все же главной достопримечательностью оказался пляж. Чистенький песочек и малочисленные группки отдыхающих на пологом берегу чудесной речки Десны. Неширокая, неглубокая с чистым песчаным дном и быстрым течением ее мутноватых вод. Поразил необычный загар завсегдатаев пляжа — красивый золотистый цвет, словно они только что вернулись с пляжей Азовского моря. Позже узнал, что воды Десны насыщены йодистыми соединениями — продуктами жизнедеятельности каких-то то ли инфузорий, то ли дафний, то ли еще каких рачков, проживающих в них испокон веков.

Кроме отдыхающих, на пляже разместились, в ожидании чего-то значительного, огромные коты, рядом с которыми, не обращая на них внимания, бродили, искоса поглядывая на воду, местные черные вороны. А вскоре выяснился и предмет интереса всей этой зоологической публики. Вверх по течению медленно прошла огромная самоходная баржа, от которой по кромке пляжа прокатились мощные волны, в полметра высотой, вынесшие на прибрежный песочек тучи мелкой рыбешки. И пошел пир на весь мир.

— Папа, они ее едят! Срочно спасай рыбок, — бросилась ко мне дочь.

Посмеявшись в душе наивности ребенка, поспешил на помощь. Увы, мы успели спасти лишь по десятку-другому рыбьих душ, остальных «спасли» друзья наши меньшие, которые были гораздо проворнее нас и никого не боялись. Насытившись, они с чувством собственного достоинства медленно покинули пляж до следующего дня — баржа проходила туда-сюда два раза в сутки четко по расписанию, которое твердо усвоила местная фауна. Все последующие дни операция по спасению рыбок стала для нас с дочерью традицией.

Прогулялись мы и по уютным улицам городка, который напоминал большую деревню. Повсюду бродили по своим делам куры и утки. Периодически голосил петух.

— Это я пою, — шутила Татьяна, удивляя и смеша Светланку, которая не верила ее заявлению и удивленно поглядывала то на петуха, то на нее.

И еще моих девочек поразило то, что фруктовые деревья росли не только во дворах жителей, но и перед заборами с уличной стороны. Яблони были усеяны великолепными плодами, да и повсюду из-под травы под ними выглядывали румяные бока падалицы.

— Папа, а их можно подобрать? — спросила дочь, пораженная изобилием «ничейных» фруктов.

— Не знаю, но думаю, хозяева не обидятся, — ответил ей, поскольку по своему деревенскому опыту знал, что рядом с дворами ничейных деревьев не бывает, — Возьми парочку, но их все равно мыть надо, — разрешил дочери.

И тут наш взор упал на стоявший на лавочке большой таз, доверху наполненный великолепными яблоками.

— Наверняка продают, — сказал жене, показывая на него.

— А где хозяева? — спросила она.

Я заглянул во двор и увидел женщину, спешащую к нам.

— Здравствуйте, берите яблочки, — выйдя из калитки, предложила она.

— Здравствуйте. А сколько вам за них? — спросила Татьяна.

— Та нисколько, — удивила нас ответом хозяйка, — Такой урожай в этом году. Не знаем, куда девать. Закапываем, закапываем, а они все падают и падают. Угощайтесь. Вкусные яблочки. Падалица, правда.

— А что же вы их не продаете? — удивилась жена.

— Та кому ж они тут нужны? У всех яблони ломятся в этом году. Некуда девать.

— Не могу я так брать. Сколько вам заплатить? — настаивала Татьяна.

— От чудные люди. Берите ж так, — настаивала женщина. Но она не знала Татьяну, которая, конечно же, категорически отказалась брать бесплатно, — Ну, давайте хоть десять копеек и берите, — сдалась хозяйка тазика.

— А сколько здесь килограмм? — спросила жена, доставая деньги и начиная отсчитывать мелочь.

— Та почем же ж я знаю, — удивилась хозяйка, но, поняв замысел Татьяны, рассмеялась, — От чудные люди. Та за весь тазик десять копеек, а то берите так, — махнула она рукой.

Мы пересыпали яблоки в сумку, поблагодарили хозяйку и довольные «покупкой» отправились к себе. А у ворот дома отдыха увидели занятную картину — несколько женщин продавали точно такие же яблоки, правда, чуть крупней и не падалицу. Каково было удивление, когда узнали, что продают поштучно — по двадцать пять копеек за яблоко. Отдыхающие с удовольствием брали…

Три недели рая проскочили незаметно. Купание в теплой Десне, игры на мягком песочке у воды и чудесные вечера за разговорами с новыми знакомыми перемежались экскурсиями в Чернигов, Нежин и ближайшие окрестности Остра. Ездили только взрослые. Детей на это время занимали в клубе, где Светланка быстро нашла свое место и подруг, с которыми ей вдруг стало интересней, чем с нами.

— Чем же вас развлекают в клубе? — спросил как-то дочь, когда она прямо с утра снова заторопилась туда, предпочитая его пляжным играм и даже забыв об утренней операции по спасению рыбок.

— Нас не развлекают. Мы вас будем развлекать… Но это пока тайна, — ответила Светланка и убежала по своим таинственным делам.

Ее подруга Лера тайн хранить не умела, а потому от ее дедушки и бабушки мы тут же узнали, что дети готовят концерт для родителей, и Светланка будет не только танцевать, но и читать стихи.

В том, что дочь будет танцевать, мы не сомневались — балетная школа как никак. Но тяги к художественному чтению у нее, увы, не замечали. Что ж, теперь хоть понятно, почему Светланка вдруг так заинтересовалась моей книгой «Английская поэзия в русских переводах», которую взял с собой в дорогу. Интересно, что она там нашла?

На концерт мы, как ни спешили, все же опоздали. Но едва вышли из экскурсионного автобуса, который доставил нас прямо к клубу, услышали звучавший из репродуктора голос дочери:

Варкалось. Хливкие шорьки

Пырялись по наве,

И хрюкотали зелюки,

Как мюмзики в мове.

Бурные аплодисменты засвидетельствовали не только успех ее выступления, но и то, что мы застали лишь его финал.

— Не говори, что мы опоздали, — предупредил жену. Она согласилась со мной. Мы поспешили в зал.

— Ну, как, понравилось? — вскоре нашла нас в зале Светланка.

— Молодец, — искренне похвалил дочь. Читала она действительно хорошо, — А кто такие «мюмзики»? — спросил, косвенно подтверждая, что мы были свидетелями ее успеха.

— Это такие маленькие жучки, в траве сидят и поют, — пояснила довольная Светланка, — А танец понравился, где я одна танцевала?

— Ну, конечно, понравился, — обняла ее Татьяна, — Мы же видели его на вашем концерте в музыкальной школе.

— Там я по-другому танцевала, — удивленно посмотрела на нее дочь.

— Я это заметил… Мне понравилось, — быстро выкрутился я.

— Правда? — обрадовалась довольная похвалой Светланка. Я обнял ее вместо ответа…

А как нам понравился однодневный поход, в котором были в основном дети!.. Из родителей взяли только нас с Татьяной и дедушку с бабушкой Леры, да и то, как потом поняли, для хозяйственных нужд.

Паромом мы перебрались на высокий берег Десны и двинулись в сторону леса. Примерно через час пешего хода наша растянувшаяся метров на сто колонна, наконец, добралась до его опушки. Здесь, в тени раскидистых деревьев был объявлен привал, который оказался первым и последним.

После короткого отдыха, ребята вместе с физруком, руководившим походом, быстро поставили палатки. Нас, взрослых, и несколько ребят постарше тут же отправили в лес за хворостом. Светланку и Леру, разумеется, взяли с собой.

Сухие ветки обнаружили неподалеку. Там же оказались заросли спелой ежевики.

— А почему здесь малина черная? — удивились девочки.

— Это не малина. Это ежевика, — пояснил им.

— Ежиковая малина, ежиковая малина, — обрадовалась дочь. Под таким названием она и запомнила вкус той ягоды. Ее там было видимо-невидимо.

В поисках сушняка мы вдруг набрели на остатки заброшенной дороги. Широкий тракт вел в никуда и прерывался, едва углубившись в чащу, хотя насыпь, на которой росли вековые деревья, свидетельствовала, что когда-то он явно проходил через этот лес напрямик. Так и оказалось. Наш физрук, который по совместительству был и экскурсоводом, пояснил, что это остатки Екатерининского тракта, по которому императрица ездила в Крым. Именно вдоль этой дороги, сооруженной вдали от населенных мест, строились фальшивые «потемкинские» деревни.

Заготовив дрова, мы отправились к озеру набрать воды для приготовления походной каши и чая. Что это было за озеро!.. Чистейшая ледяная вода, в которой росли белые водяные лилии — кувшинки.

Но больше всего нас со Светланкой поразили маленькие щурята, резвившиеся прямо у берега, у самой поверхности водной глади — в прогретых солнцем ее верхних слоях. Не удержавшись, дочь потихоньку от меня опустила в воду пальчик, и одна из юных хищниц не заставила себя ждать. От неожиданности Светланка отдернула руку, и маленькая щучка оказалась на берегу. Мы не стали ее наказывать за укус и спасли, как и всех других рыбок на Десне.

А потом ели кашу, запивая ее горячим чаем. После походного обеда ребята забрались в палатки, и оттуда все время раздавались их звонкие голоса и дружный смех. Отдохнув, ребята свернули свои временные жилища, и колонна участников похода тронулась в обратный путь…

Последняя неделя отдыха прошла в томительном ожидании отъезда домой. Неожиданно резко похолодало. Мало того, что сразу же закончился пляжный сезон, по ночам стало настолько холодно, что нам выдали дополнительные одеяла. Но и они не спасали. И всю неделю мы спали одетыми, положив Светланку в серединку.

Часть отдыхающих уехала в Киев, но на следующий день почти все вернулись, уставшие и сердитые. Оказалось, в канун сентября попасть на поезда в сторону Москвы нереально.

Но все кончается. В день, когда мы покинули Остер, выглянуло солнышко и слегка потеплело. Жаль, что наш отдых в этом чудесном городке окончился так нелепо.

В Киеве мы сдали вещи в камеру хранения и полдня побродили по центру города. Побывали и на знаменитом Крещатике. Честно говоря, Киев не впечатлил. Возможно потому, что как сказала жена, Москву не удивишь черепками, но, скорее всего оттого, что нам так и не удалось попасть к древним святыням Киевской Руси, почувствовать душу города…

Едва вышел на работу, вызвал Бродский:

— Анатолий, тут огневые технологические испытания предлагают заменить какими-то холодными. Разберись с этим делом и доложи.

Мой поход к двигателистам и в Службу Главного конструктора лишь подтвердил слова Бродского, но разобраться с предложением не представлялось возможным. Все находилось в стадии проработки, и подключиться к этой работе, чтобы направить ее в необходимом направлении, было самое время. Предстояло лишь убедить начальство.

Вскоре разрешение Бродского было получено, и я присоединился к разработчикам пневмогидравлической системы «Бурана», занимавшимся этим вопросом. По сути, это были те же диагностические проверки, алгоритм управления которыми разработал еще для харьковчан, но теперь они должны были проводиться не на контрольно-испытательной станции МИКа, а на стенде-старте с применением реальных компонентов топлива.

На первый взгляд могло показаться, что это более сложная задача, чем та, которой занимался раньше. Но лишь на первый взгляд. Прежде всего, на стенде имеется АСУ, которая сможет управлять процессом. Есть и разработанный для нее аппарат законов управления, с помощью которого гораздо легче организовать любой требуемый процесс. А главное, появился практический смысл в том, о чем размышлял накануне отпуска — о применении новой методики к проблемам диагностики сложных технических систем.

Мой доклад Бродскому вызвал у него неожиданную реакцию:

— Очень хорошо, Анатолий. Тут Гарбузов внял критике и решил поучиться. Присоединяйся к нему, не возражаю.

Оказалось, что с октября Гарбузов должен учиться на факультете повышения квалификации МАИ. От него узнал, что срок обучения девять месяцев, но самое главное — направление обучения — совпадало с кругом моих интересов. И я присоединился…

Как всегда, стоило приступить к учебе, меня тут же отправили на полигон. Предстоял очередной вывоз макета на стенд-старт. Снова отправили в качестве технического руководителя с неясными задачами и обещаниями вскоре заменить с тем, чтобы я продолжил обучение в институте.

В тот раз нас с Рабкиным поселили в маленькой гостинице на жилой площадке гагаринского старта. Как же нам там не понравилось!.. Нет, сама гостиница и номер в порядке, но на всей площадке ни одной знакомой физиономии. Да и по вечерам просто некуда податься. И мы бродили с Виктором Семеновичем, нарезая круги вокруг исторических домиков Королева и Гагарина. А на обед мы неизменно ездили на сто тринадцатую площадку в свою столовую и ежедневно справлялись в гостиницах, ни освободился ли номер на двоих.

Наконец нам повезло, и мы переселились в привычную обстановку родной площадки. Едва мы с Рабкиным успели ознакомиться с предстоящими работами и наметить план действий, как в нашу комнату вошли оба Филиных — Филин Главный и Просто Филин.

— А вот, Анатолий, и твоя смена прибыла, — обрадовал меня Вячеслав Михайлович, показывая на Бориса Николаевича. Тот лишь молча протянул руку для приветствия, — Введи его в курс дела и можешь быть свободен, — выдал он последние указания.

Мы тут же вызвали машину и, несмотря на то, что уже темнело, помчались на стенд-старт. Борис Николаевич одобрил все, что мы сделали, и принял техническое руководство предстоящими работами.

С утра оба Филиных появились в кабинете Данилова в необычном виде — на обоих были строительные каски. Не удержавшись, мы с Рабкиным рассмеялись. Филины посмотрели на нас, потом друг на друга и тоже рассмеялись. Особенно смеялся Филин Главный:

— Ну, Борис, у тебя теперь две головы. За двоих будешь думать, — показал он на каску Просто Филина, надетую им прямо на шляпу, отчего действительно казалось, что движется нечто двуглавое.

Немного поговорили о делах, я распрощался с коллегами и отправился в гостиницу готовиться к отъезду в аэропорт. Улетал в твердой уверенности, что в том году уже точно не возвращусь, но никак не мог предположить, что это была моя последняя поездка на полигон, и я покидал те места навсегда…

— Зарецкий, что там у вас происходит? — раздался в телефонной трубке голос Шульмана, — Кто такой Отто? Почему он лезет ко мне с какой-то ерундой? — засыпал он вопросами в первый же день после полигона.

— Отто мой начальник. Что происходит, не знаю. Сегодня первый день на работе после полигона.

— Узнай все и доложи! — озадачил мой самодеятельный начальник…

— Михалыч, с чем ты ходил к Шульману? — тут же спросил я Отто.

— С проектом закона управления, — ошарашил он неожиданной новостью.

— С каким?!

— Который разработал.

— Ты что-то разработал?! — возмутился я.

— А что?

— Кто тебе поручил? Что за самодеятельность?!

— Я сам себе поручил. Имею право. Мазо меня поддержал.

Продолжать было бесполезно. Отто снова решил отличиться. Пошел к Бродскому.

— Эмиль Борисович, мы что, хотим провалить работу?.. Отто и Мазо сделают это непременно, — попытался вразумить Бродского.

— А ты помогай им, Анатолий. Они твои начальники.

— Да не нужна им моя помощь. Отто решил все делать лично, а Мазо поддержал его заблуждение.

— Ну и пусть делает. Это его право. Что тебе делать нечего, Анатолий? Я же тебе дал ответственное поручение. Занимайся, — прекратил нашу дискуссию Бродский.

Что ж, мое поручение тоже связано с законами управления. А эти неучи пусть делают, что хотят, решил я. В конце концов, никаких официальных поручений мне не было. Юридически разработка закона управления поручена Отто. Если не справится, сам и ответит за свое упрямство. Шульману звонить не стал. Надо будет, позвонит…

Размышляя над создавшейся ситуацией, вдруг интуитивно отметил, что в комнате что-то изменилось. Оглядевшись, не обнаружил настенных плакатов, которые вот уже несколько лет коллекционировал Миша Бычков. Ежегодно партийные функционеры разносили по комнатам рулоны этой макулатуры. Миша отбирал наиболее «выдающиеся» и вешал на стену. Так у нас постепенно появилась плакатная галерея, в которой даже была целая серия, посвященная текущим годам пятилетки: «Решающий год пятилетки», «Определяющий год пятилетки», «Завершающий…» и, наконец, наиболее всем понравившийся «Сердцевинный…»

— Сердцевинный, — с выражением прочел Миша, когда принесли тот плакат, — Образно сказано, сердцевинный… Все равно как винное сердце, — засмеялся он и вышел из комнаты…

И вот нет больше его коллекции образчиков идиотизма партийной пропаганды.

— Миша, — спросил Бычкова, — А где твои знаменитые плакаты?

— Партком изъял. Что-то они там порочат. Вот бы никогда не подумал, — ответил он и рассмеялся, — А ты глянь на свой иконостас.

Я взглянул на стену у моего стола и удивился. Несколько лет назад я украсил ее портретом С. П. Королева. Вскоре сделал стилизованное обрамление из лакированных деревянных планок темного дерева. Чуть позже закрепил два горшочка с комнатным плющом, который со временем так разросся, что мой импровизированный иконостас, как назвал его еще Кузнецов, оказался в обрамлении живой зелени. Теперь же его главный объект отсутствовал.

— А портрет кого не устроил? — возмутился я.

— Все тех же, Афанасич, — захихикал Миша и вышел в коридор.

Я порылся в столе в поисках чего-либо подходящего и обнаружил свою фотографию, сделанную несколько лет назад для Доски Почета. Недолго думая, временно повесил ее на место изъятого портрета, дабы не портить гармонию моей «икебаны».

Каких только вопросов ни наслушался за неделю, пока висел мой портрет. Главным требованием со стороны всевозможных общественников было немедленно снять фотографию. И ни одного аргумента, поясняющего, почему. На мое ответное требование вернуть фото Королева, отвечали одним и тем же — не положено.

И все же неделя борьбы завершилась победой. Однажды глянул на стену и обомлел — вместо моего фото на стене висел портрет С. П. Королева. Кто подменил фотографию, мое ли фото СП мне вернули, или совсем другое и куда делось мое фото для Доски Почета, узнать так и не удалось…

У нас появились два молодых специалиста — Женя и Алексей. Как всегда, их подготовку поручили мне. Но уже на следующий день Женю Буслаева перевели к Гурьеву.

— Афанасич, может, и ты перейдешь? — предложил Прокопыч.

— Куда, Прокопыч? К тому же ты, оказывается, склочник. Ученика вот у меня забрал. И законов управления у тебя нет, — пошутил со своим бывшим начальником. Он, как всегда, лишь улыбался, слушая меня, и совсем не обижался моим шуткам…

С оставшимся Алексеем пришлось повозиться. Если Женя мои указания воспринимал как нечто, само собой разумеющееся, то Алексей буквально все воспринимал в штыки.

— Прочел материалы? Есть вопросы? — спросил его через день после выдачи первого задания.

— Нет. Я не могу просто так читать, — заявил молодой специалист.

— Так ты что, даже не читал? — удивился я.

— Нет, — спокойно ответил молодой лоботряс.

— А чем же ты занимался в рабочее время? Почему сразу не заявил свои претензии? Каким образом собираешься осваивать документацию? — завалил его вопросами.

— Дайте мне конкретное самостоятельное задание, тогда освою все, что потребуется, — вполне резонно потребовал ученик.

Тут же выдал простое задание, которое сам выполнил бы в полчаса. Ему же назначил трое суток и оставил в покое.

— Алексей, покажи, что сделал, — подозвал ученика через трое суток.

— Ничего, — как ни в чем ни бывало, ответил он. Это уже был вызов.

— Доложи, почему не выполнено задание? — сдерживая себя, спросил нерадивого ученика.

— Я не могу его выполнить. У меня недостаточно знаний, — ответил он.

— Знаю… Более того, мне кажется, у тебя их просто нет. К тому же ты не умеешь работать… А еще подозреваю, что ты обыкновенный сачок… Решение следующее. За срыв важного задания на первый раз делаю замечание… Выполняй первое задание. Завтра спрошу. Не выучишь материал назубок, церемониться не буду. Просто набью морду, — решительно заявил молодому человеку крепкого телосложения, на голову выше меня ростом.

Он с удивлением посмотрел на меня, но в его глазах, как ни странно, кроме удивления отметил скрытый испуг. Похоже, попал в точку. Видел я подобных крепышей в армии, которые на поверку оказывались заурядными слизняками. Этот из их числа. Уверен, теперь будет работать, если ни за совесть, так за страх.

Так и вышло. Со скрипом и скрежетом телега обучения молодого специалиста все же сдвинулась с места. Он и позже доставлял мне одни хлопоты и неприятности, но всему свое время…

Махнув рукой на план, с головой погрузился в новые для меня предметы — факторный анализ, планирование эксперимента и все в том же духе. К удивлению, узнал, что несколько сотен стендовых испытаний двигателей проводятся зазря. Ту же информацию можно получить, испытав лишь несколько десятков тех же двигателей. Что ж, весьма полезная информация.

Съездив в Химки, не узнал бывшее КБ Глушко. Живая работа преобразила там буквально все. И, прежде всего, заметно изменились люди. В их глазах сиял огонь познания истины. Мне по-прежнему были рады, но теперь наши позиции радикально переменились — я спрашивал, а они отвечали. А ведь совсем недавно было наоборот. Опыт есть опыт. Молодцы.

Мне подтвердили, что проведено около четырехсот стендовых испытаний двигателей, и их уже начали поставлять в Днепропетровск, но для другой ракеты. Скоро начнутся поставки для блоков А «Бурана».

Попытался узнать, слышал ли кто о методах факторного анализа, способных сократить объем стендовой отработки на порядок. Специалисты лишь недоверчиво отмахивались или смеялись — можно, но не нужно.

Не дождавшись решений разработчиков ПГС, придумал свою методику холодных испытаний. Какая разница, в конце концов. И я начал разрабатывать закон управления холодными испытаниями блока Ц. Важно, как говорят, «набить руку».

Через месяц показал свое произведение Шульману.

— Ну, это же совсем другое дело, — обрадовался он и тут же потащил меня к Земцову, — Игорь Владимирович, посмотрите, что они уже сделали, — показал он тому мои черновики.

— Пошли к Караштину, — встрепенулся Земцов.

— Игорь Владимирович, это не то, что вы думаете. Это мои наброски холодных испытаний, — попытался остановить его порыв.

— Ну и что. Важно, что все как надо. А то ваш Мазо такую ерунду приносил, мы с Шульманом уже не знали, что думать.

— Игорь Владимирович, в том то и дело, что они с Отто продолжают разрабатывать ту ерунду. Я говорил с Бродским, но и он не понимает. Поговорите, пожалуйста, с ним, — попросил Земцова.

— Нет уж, — вмешался Шульман, — Пусть они принесут мне это еще раз, я от них камня на камне не оставлю. А ты, Зарецкий, иди, работай. Из твоих наработок можно будет что-то сделать. Мы попробуем, Игорь Владимирович, — обратился он к Земцову.

На том и порешили. Я ушел окрыленный, убежденный в том, что двигался в правильном направлении.