Дорога к рассвету – 3. Снова любить

Елена Васильева

Единственным и мучительным желанием Егора становится избавиться от привязанности к своей бывшей жене. И вот появляется Настя – девушка, которая снова научит его любить жизнь и выведет из мрака отчаяния к свету.

глава четвёртая. Откровения

Запомни: всё на земле — пустяк, пока ты жив

и стоишь прямой. Беги легко мимо грубых фраз,

насмешек колких, чужой молвы…

Растопи ледяной покров, свой айсберг —

груз подари морям.

Стань крепче, звонче, ещё сильней,

не верь бессмысленной болтовне, и вопреки

беспроглядной тьме, иди по солнечной стороне.

Джио Россо

Уже этим же вечером он напился, но не один, а с соседом. Они сидели до полуночи на кухне и пили водку, а на следующий день в субботу Егор не вышел на работу.

После полудня Настя ждала Егора в гараже леспромхоза, где они ещё накануне договорились встретиться, чтобы поехать в город. Так и не дождавшись его и узнав, что на работу он ещё с утра не вышел, Настя вернулась домой. Но сердце её было не на месте. Не тот человек Егор, чтобы так подводить. И, оставив все сомнения насчёт неудобств и приличий, девушка сама пошла к нему.

Когда Настя зашла в дом, то увидела и пустые бутылки на столе и пьяного соседа, спавшего здесь же на диване в углу кухни. Егор был в комнате, сидел в кресле и бесцельно нажимал на кнопки пульта от телевизора и переключал каналы. Картинки мелькали на экране телевизора, один канал быстро сменялся другим.

— Егор, — позвала его девушка, стоя в дверях.

Мужчина обернулся, посмотрел пустыми глазами на девушку. Настя вздрогнула. Уж лучше бы в этих серых глазах плескался гнев, досада, боль, только не холодная пугающая пустота!

— Настя, извини, совсем забыл, что сегодня нам надо ехать, — произнёс он.

Девушка отметила, что и Настей он назвал её впервые. И то, как он произнёс её имя, хлестнуло девушку по душе, как плёткой. Он всегда, с самой первой минуты, как узнал её имя, называл её только ласково — Настенька. И вдруг, холодное и равнодушное — Настя.

— Или уже не надо, — продолжил Егор, не дождавшись её ответа. — Как же это всё надоело…

Настя подошла к нему и, немного помедлив, решилась. Она опустилась перед мужчиной на колени. На миг в его равнодушных глазах вспыхнуло удивление, вспыхнуло — и сразу погасло, взгляд снова стал безразличным, неживым. Девушка заглянула снизу вверх в эти холодные пустые глаза и сказала:

— Егор, это не решит проблем. Наоборот, всё станет ещё хуже. Вы всё правильно делали, не срывайтесь сейчас. Этим вы причините боль вашему сыну. Ему будет очень тяжело от того, что его отец спивается. Поверьте мне, я знаю это по себе.

— Ему безразлично. И ей тоже, — произнёс Егор жёстко.

— Нет! Ему — нет! — с горячностью воскликнула девушка, её глаза увлажнились, в них загорелся протест. И этот огонь в её глазах отразился в серых глазах Егора. Его взгляд ожил, лёд в них растаял. А Настя продолжала, — Он должен вас уважать, а не стыдиться. Егор, я вас очень прошу, не нужно, остановитесь! В своё время я отца умоляла бросить пить, на коленях вот так же, как сейчас вас, умоляла! Только всё уже было напрасно.

Егор обхватил ладонями лицо девушки, пристально посмотрел в её глаза, произнёс с волнением в голосе:

— Тебе не всё равно?

— Мне не всё равно, — чётко и твёрдо произнесла она.

Что-то переменилось во взгляде Егора, серые холодные глаза потеплели, зажглись жизнью, исчезло напряжение с лица, даже ладони, прикасавшиеся к её лицу, стали подрагивать.

— Поднимись с колен, — тихо сказал он.

— Обещайте больше не делать этого! — упрямо и отчаянно потребовала девушка.

— Обещаю, — произнёс Егор. — Настенька, встань. И не называй меня больше на вы. Говори мне — ты.

— Хорошо, — с готовностью согласилась она, осторожно отстранила его руки и поднялась с колен, смущённо поправила подол платья и предложила, — Сейчас я кофе сварю, приберусь на кухне.

— Там Михалыч спит, — заметил Егор.

— Пусть спит. Он мне не помешает.

— Всё равно не надо тебе там прибираться, я сам, — возразил Егор и добавил снисходительно, — Вот кофе можешь сварить, это я тебе разрешу.

Пока Настя доставала чашки, кипятила воду и варила кофе, Егор вынес пустые бутылки, убрал всё со стола и сам помыл посуду. Сосед Михалыч спал пьяным непробудным сном на диване. Настя молчала, не приставала с вопросами и не пыталась завести беседу. Только раз спросила:

— Есть, конечно, не хочется? Или приготовить что-нибудь по — быстрому?

— Не нужно, Настенька, — отозвался Егор, вытирая полотенцем стаканы. — Ещё тебе не хватало со мной возиться.

— Да мне не трудно, Егор, — с лёгкой улыбкой повернулась к нему девушка, поставила на стол кружки с кофе и смущённо добавила, — Для того друзья и существуют, чтобы поддерживать друг друга.

Егор опять как-то странно и внимательно посмотрел на неё, а затем спросил:

— Настенька, ты считаешь, что ты мне просто друг?

Девушка смутилась, села за стол и посмотрела на свои руки, нервно теребившие складки на подоле платья.

— Я надеюсь, что ты считаешь меня своим другом. Мне бы этого очень хотелось, — тихо ответила она.

Егор сел напротив, пододвинул к себе чашку с кофе и сказал:

— Сейчас ты мне единственный близкий человек во всё мире. Я дорожу тобой, очень.

Настя подняла глаза, посмотрела в лицо мужчине, и решилась спросить о том, что не давало ей покоя:

— А эта девушка… Полина… Ты очень её любишь, да?

— Ненавижу её, — резко и неожиданно произнёс Егор и ещё решительней повторил, — Я её ненавижу.

— Это то же самое, что любить, — с горечью возразила Настя.

— Мне тяжело всё, что с ней связано. Говорить о ней, вспоминать её, видеть её с ним, — произнёс Егор.

— Это из-за неё ты вчера напился, — скорее утвердительно с горечью произнесла девушка, — После того, как ты её увидел в клубе, ты сам не свой был. Ты любил её, она тебя не дождалась из тюрьмы, да?

— Не совсем так, — поправил её Егор. — Она не ждала меня с зоны. Между нами всё закончилось до того, как меня посадили.

— Егор, извини, если встреваю не в своё дело, просто, мне кажется, ты должен поговорить об этом. Я видела вчера твоё состояние, ты сам не свой был. Ты был как одержимый. Расскажи, что между вами произошло. По чьей вине вы расстались?

— Это я ей жизнь сломал, — с горечью произнёс Егор. — Если бы не этот Вовка… Он её спас тогда. Я понимаю, что теперь у меня на неё нет никаких прав. Но мне тяжело видеть её с ним… Я не могу их видеть вместе!

Егор обхватил руками голову, сжал виски. Настя ничего не ответила, терпеливо ждала, когда мужчина продолжит говорить. Некоторое время он сидел молча и неподвижно, затем снова посмотрел на девушку и, наконец, продолжил:

— Ненавижу её за то, что она с ним, за то, что так и не смогла простить меня.

— Есть за что прощать, Егор? — пытливо спросила Настя.

— Я не могу сейчас об этом с тобой… Настенька, не настаивай. Я всё разрушил тогда, но я пытаюсь, каждый день пытаюсь искупить свою вину перед ней. А она этого не замечает, не видит! Не хочет видеть и замечать. Не даёт мне ни малейшего шанса. И к детям не подпускает.

— Егор, — голос Насти прозвучал звонко и строго, наверно, именно таким тоном она объясняла непослушным своим ученикам какие-то очевидные истины. — Если ты её любишь, смирись! Потому что, если ты этого не сделаешь, то разрушишь всё — свою жизнь, её жизнь и, главное, жизнь ваших детей. Ты знаешь, — она сделала паузу, посмотрела на мужчину взглядом, в котором вспыхнуло волнение, продолжила нервно. — Я так тебе завидую! Да, Егор! Не удивляйся, — пресекла его протест девушка. — Ты как-то спросил меня, где отец Никиты. Помнишь? Я ничего тогда не смогла ответить. И ты, наверно, решил, что он бросил меня с ребёнком. Так вот, теперь я уже могу об этом говорить. Почти три года уже прошло, как я стала вдовой.

Егор поднял голову, опустил руки на стол и удивлённо переспросил:

— Вдовой?

— Да, вдова в восемнадцать лет… И беременная его ребёнком. Но это я уже потом узнала, когда Гриши не стало… Это и спасло меня тогда. Гриша, он… Он в милиции работал, с очередного задания не вернулся. Гриша пообещал в тот день, что вернётся… Но уже не вернулся. Вот и не стало отца у Никитки… Даже не видел своего отца ни разу… Я часто думаю о том, что пусть бы он лучше ушёл от меня к другой женщине, но остался бы живой… Так страшно терять любимого человека! Я тогда почти ничего не помню, как мне сообщили, что Гриша погиб. Не помню, как отреагировала. Только помню, что как-то в больнице оказалась. Мне капельницу делают, а я ничего не чувствую. Ни боли, ни слёз, ничего. И только, когда анализы показали, что я беременна, я смогла расплакаться наконец-то.

Егор внимательно слушал девушку, его рука накрыла её подрагивающие пальчики и крепко сжала. Настя продолжила запальчиво:

— Женщина, которую ты любишь, счастлива! Ты не представляешь, как это хорошо, Егор! Отпусти её, дай ей жить, как она сама хочет. И тогда тебе станет легче! А ещё у тебя сын. Такой серьёзный, надёжный мальчик. Я видела его, он мне очень понравился. И на тебя очень похож, — добавила девушка с улыбкой. — Мы должны жить ради наших детей.

Мужчина внимательно смотрел на Настю, теперь в его взгляде не холодное равнодушие, а сочувствие, смятение, нежность. Не отпуская её пальцев из своих рук, он произнёс:

— Ты не разучилась улыбаться, Настенька. А я вот так и не смог научиться… В тебе такая лёгкость, беззаботность, как будто ты и горя никогда не знала. Наверно, это мудрость. Ты, девочка, намного мудрее меня, мужика, который старше тебя на тринадцать лет.

— Лёгкость… — с грустной улыбкой повторила девушка, метнула взгляд синих глаз в его серые глаза. — А иначе мне нельзя, Егор! Иначе я не выживу. Если хоть на минуту позволю себе слабость и начну себя жалеть, то пропаду. Мы с мамой отца похоронили, он от водки сгорел. Потом у мамы с сердцем плохо стало. И её я рано потеряла. Тётя Валя к себе взяла, воспитывала. А этим летом и её не стало… Последний близкий мне человек покинул меня. Если я позволю себе поддаться отчаянию, то уже не выберусь из этой бездны. Уже не смогу.

Взгляд Насти стал серьёзным и печальным, но слёз в её глазах не было. Егор разжал свои пальцы, начал осторожно поглаживать тонкие запястья девушки, сказал тихим, приглушённым голосом:

— Иногда мне кажется, Настенька, что я уже всё прожил. И ничего хорошего уже больше не будет. Но стоит мне только вспомнить твои серьёзные большие глаза, и желание жить опять возвращается ко мне. Воля к жизни возвращается. Вот недавно я у тебя в тетрадке стихи вычитал. Знаешь, как будто про меня они. Слово в слово.

— Какие стихи? — с нетерпеливым интересом спросила Настя.

Егор начал читать по памяти:

Плачет метель, как цыганская скрипка.

Милая девушка, злая улыбка,

Я ль не робею от синего взгляда?

Много мне нужно и много не надо.

Так мы далеки и так не схожи —

Ты молодая, а я все прожил.

Юношам счастье, а мне лишь память

Снежною ночью в лихую замять.

Я не заласкан — буря мне скрипка.

Сердце метелит твоя улыбка.

— Это Есенин, — сказала девушка и с горечью добавила, — Я понимаю, тебе так невыносимо мучительно вспоминать Полину.

— Я про тебя думал, когда их читал, — Егор пытливо посмотрел на девушку, которая мгновенно смутилась. — Если не брать в расчёт строку про злую улыбку, то всё так верно и точно сказано. Ты такая чистая, нежная, как первый цветок. Знаешь, Настенька, в тайге растут такие цветы в начале мая, сон-трава называются?

— Их здесь называют подснежниками… — всё так же сильно смущаясь, произнесла Настя.

Конец ознакомительного фрагмента.