Глаза ее куклы

Екатерина Неволина, 2019

Смысл ее жизни составляли куклы. Увлечение ими пошло от старинной немецкой куклы Гретхен, привезенной дедушкой из Германии после войны. Но однажды ей встретился красивый мужчина с необыкновенными ярко-синими глазами, и к ней, казалось, пришла настоящая любовь. Кто же знал, что эта встреча тщательно срежиссирована, а все действующие лица – лишь фигурки на шахматной доске, где властвуют семейные проклятия и человеческая подлость.

Глава 5

Наше время, начало мая

Мы с Ником договорились встретиться на следующий день, поэтому почти всю ночь я просидела за работой, спеша закончить два рисунка и коллаж, а с самого утра принялась за уборку. Навести порядок в однокомнатной квартире, казалось бы, дело нехитрое, однако меня не устраивал обычный результат. Хотелось, чтобы все было безупречно — все отмыла, начистила паркетный пол до блеска. Да и кукол привела в надлежащий вид — достала с антресолей коробки со своими любимицами. К сожалению, куклы в доме занимают довольно много места, поэтому приходится ссылать их наверх и доставать только по особым случаям.

Гретхен я тоже привела в порядок. Осторожно умыла специальной губкой с мягким очищающим раствором, почистила щеточкой одежду, расчесала жесткие белокурые волосы. Кукла стойко терпела эти манипуляции и не смотрела на меня. Мне показалось, что она не меньше меня ждет Ника.

— Он из Германии, как и ты, — сказала я. — Приятно увидеть земляка после стольких лет?

И вдруг подумала о том, что Гретхен и других людей, кроме членов нашей семьи, никогда не видела. Я ни разу не возила ее ни на одну выставку и только около месяца назад впервые опубликовала ее снимки на одном специализированном сайте. Это было отчасти потому, что я за нее боялась, мучилась от мысли, что кто-нибудь, даже неосознанно, может причинить ей зло. Но имелась и вторая причина — казалось ужасным, что на нее станут смотреть чужие люди, до ее хрупкого тела дотронутся чьи-то пальцы… Я хотела, чтобы Гретхен была моей все время, как я себя помню.

Мне исполнилось тогда пять. С утра комната оказалась заполнена разноцветными шарами, а мама, папа и дедушка с бабушкой с папиной стороны, приехавшие пораньше специально, чтобы меня поздравить, держали в руках большую коробку и красивый торт, в который было воткнуто ровно пять крученых розовых свечек.

— С днем рождения! — поздравили меня родные хором.

— Иди, мы тебя поцелуем, — позвала мама.

Я подошла, косясь на большую коробку. Я уже видела у бабушки с дедушкой Гретхен и в этот момент поняла, что в коробке лежит именно она. Гретхен! Синеглазая красавица, которую мне никогда не разрешали держать самой, уверяя, что я еще слишком маленькая. Теперь я большая, мне пять. Значит, время пришло.

— Посмотрите, она хочет подарок! Ну не мучайте же ребенка! — басовито рассмеялся папа.

— Осторожно! — предупредила мама, кладя коробку на мою кровать.

До сих пор помню, что на постельном белье у меня были смешные разноцветные слоники, играющие на разных музыкальных инструментах.

Мои пальцы не слушались, и я долго не могла справиться с противным бантом.

— Что там, как ты думаешь? — спросила ласково бабушка Лена.

Я смотрела на нее и от волнения не могла говорить.

— Ну открывай, — поощрительно улыбнулась мама и, наклонившись, помогла справиться с бантом.

Комнату наполнял прозрачно-медовый солнечный свет, такой сладкий, что его можно было лизать, как мои любимые леденцы.

Я набрала побольше воздуха в грудь, потянула вверх крышку и… не поверила своим глазам.

В коробке лежала совершенно чужая кукла! Я не помню ее лица, не помню, в какое платье она была одета. Главное — это оказалась не Гретхен!

Горло в тот момент сдавила невидимая петля, а по щекам быстрыми ручейками побежали неудержимые слезы, впадая где-то во вселенскую реку несбывшихся надежд. Я ревела так отчаянно, что первые минуты взрослые даже не пытались меня утешить, совершенно не понимая, что происходит.

Но потом мама подхватила меня на руки, принялась качать, успокаивать, все повторяла, что я уже большая и плакать не нужно. И от этого хотелось рыдать все горше и горше.

— Что случилось? — спрашивала мама. — Почему ты плачешь?

А я никак не могла ответить, захлебываясь рыданиями. Наконец, спустя некоторое время, успокоилась, и маме по большому секрету удалось узнать причину моих слез.

— Зачем тебе Гретхен? Эту куклу очень любила твоя прабабушка. Гретхен не для игры, понимаешь? — пыталась убедить меня мама.

Но это, конечно, привело только к новому потоку слез.

Когда я снова успокоилась, взрослые удалились на кухню для совещания, со мной остался лишь папа, который безуспешно пытался отвлечь меня какой-то глупой игрой. Я слушала доносившиеся из-за неплотно прикрытых дверей голоса и никак не могла понять, что происходит и подарят ли мне Гретхен.

Наконец торжествующая процессия появилась, чтобы возвестить непостижимую для моего понимания вещь: куклу мне подарят, но, пока я не подрасту, Гретхен будет по-прежнему жить у бабушки, а я смогу ходить к ней в гости, когда пожелаю.

Разумеется, я пожелала немедленно. Даже попытки соблазнить меня тортом позорно провалились, и мама, зная мое упрямство, посоветовала ехать немедля.

Мы сели в машины. В то время папа водил серый «Шевроле», а у дедушки Бори и бабушки Лены была старая «Победа». Дорога показалась мне ужасающе долгой, хотя на самом деле папины родители жили в том же районе, что и мы, так что ехать пришлось едва ли больше минут пятнадцати-двадцати.

И вот, наконец, мы в гулком подъезде старого сталинского дома. Обитая дерматином дверь бабушкиной квартиры кажется мне прекраснее райских врат. Мы входим в бывшую коммуналку, где мой дед прожил всю свою жизнь и куда принесли моего папу сразу после того, как он появился на свет. Я в нетерпении пробегаю длинный коридор, заставленный книжными шкафами, и останавливаюсь на пороге комнаты с ручками в виде львов, держащих во рту медные кольца.

— Ну вот и Гретхен! — говорит бабушка Лена, улыбаясь.

А дедушка Боря отворачивается. Мне кажется, он не любит кукол.

Тот день оказался самым счастливым и самым несчастным для меня.

До рокового случая в тот миг оставалось менее часа.

Трель дверного звонка вернула меня к реальности. Я поспешно спрятала тряпку, которую все еще держала в руках, поправила кружево на платье Гретхен и поспешила открыть.

Как и при первом взгляде, Ник поразил меня сиянием синих глаз. Я уже почти забыла их, вернее, стала сомневаться, действительно ли его глаза производят магический эффект, но теперь еще раз убедилась в этом.

— Привет! — он улыбнулся, принеся в мою маленькую квартиру запах раскаленного на солнце янтаря — по крайней мере, именно такое сравнение пришло мне в голову.

Ник пришел с цветами и изящной коробочкой конфет ручной работы. И то, и другое удивительно подходило именно мне. Ну ладно, про цветы я призналась ему в начале нашей странной игры, но с конфетами он угадал.

Я приняла подарки, на миг пожалев, что на мне обычные джинсы и черная футболка, а не романтичный наряд, а гость вопросительно посмотрел на меня.

— Можно я помою руки? Ну, чтобы не трогать ее грязными руками? — спросил он, словно извиняясь.

Пашке никогда не пришло бы такое в голову, это чувствовал лишь настоящий коллекционер.

Я кивнула и принесла пушистое полотенце с серебристым цветком облетевшего одуванчика.

Странно, мне показалось, будто Ник волнуется.

Он тщательно вымыл руки, намыливая трижды, затем вытер их, а уже на пороге комнаты на миг остановился. Это тронуло меня едва ли не до слез.

— Проходи, — и посторонилась, давая ему дорогу.

Он вошел и сразу же увидел Гретхен. Она произвела на него сильное впечатление, я почувствовала это не по эмоциональной реакции, напротив, по его полной неподвижности и внезапно выделившимся, словно одеревеневшим скулам. Обратив внимание на его руки, я заметила, что тонкие сильные пальцы напряжены и сжаты.

Неужели он, как и я, осознает, что это не простая кукла? Неужели и он улавливает исходящую от нее энергетику и чувствует ее взгляд?

Ник смотрел на Гретхен так, словно для него больше не существовало ничего на свете, — издали, не приближаясь.

— Хочешь посмотреть поближе?

Он едва заметно вздрогнул, словно успел забыть о моем существовании, а потом кивнул.

— Она потрясающая. Можно я возьму ее в руки и взгляну на клеймо?

Я, конечно, разрешила и с удовольствием наблюдала, как бережно и даже ласково Ник держит куклу, словно это хрупкое живое существо. Впервые в моей жизни появился такой мужчина. Тот же Паша, я это прекрасно понимала, считал мое увлечение пережитком детства, чем-то легкомысленным. В его серьезном и, конечно, до донышка реальном мире не находилось места хрупкой, почти болезненной красоте кукол или красоте бабочкиного крыла.

— Несомненно, это работа того же мастера, — проговорил Ник глухо. — Это особенная кукла. Береги ее.

— Я знаю.

Стоя в отдалении, я старалась ему не мешать. Он дотронулся до волос куклы, словно слепой, провел пальцем по ее лицу, коснувшись сияющих сапфировых глаз, а затем решительно, но аккуратно посадил Гретхен на место и тут же отвернулся от нее, бросив:

— Не угостишь ли чаем?

Меня удивило это внезапное равнодушие, но, разумеется, я не показала виду и пошла ставить чайник.

Ник сел за стол и огляделся:

— Хорошо у тебя.

Посмотрев на свою старую кухоньку словно чужими глазами, я внезапно смутилась. Пожалуй, пора бы сделать ремонт. Обои выцвели, мебель старая. Боюсь, красота интерьера занимала слишком малую часть моего внимания. Правда, на чайной полке сидели три куклы, я слепила их одними из первых, назывались они чайными сестричками, и, признаюсь, несмотря на очевидное несовершенство, я очень их любила.

— Как их зовут? — Ник тоже заметил кукол.

— С белыми пушистыми волосами — это Ванилька. С шоколадными — Горчинка. А розоволосая — Клубниченка. Они отвечают у меня за сладкий стол.

— Значит, стол в надежных руках! — Ник склонился к куколкам, разглядывая их. — Какие хорошенькие. Знаешь, они похожи на брауни — тех фейри, что живут в людских домах и следят за хозяйством. Я имею в виду, что они немного проказливы, но очень домовиты.

И снова я удивилась, насколько точно он все угадал.

— Ты прав, — я улыбнулась, — это чайные сестрички. Благодаря им в этом доме всегда вкусный и свежий чай. Вот попробуй, — я поставила перед ним белую гостевую чашку и положила на блюдечко засахаренные апельсиновые дольки и миндаль в горьком шоколаде.

Ник медленно отпил глоток, взял сладости и задумался.

Я замерла: неужели не понравилось?

— Божественно! — наконец изрек он и поклонился в сторону полки. — Мое почтение и искренняя благодарность, Ванилька, Горчинка и Клубниченка! Именно то, что нужно.

Я стояла у стены, прислонившись спиной к светло-лимонным обоям, словно чужая в собственной квартире, и смотрела на этого человека. В голове был полнейший сумбур, мне хотелось, чтобы Ник оставался здесь целую вечность. Вот так, по-хозяйски спокойно и неторопливо пил чай и смотрел на меня пронзительными синими глазами. Чтобы время текло медленно и было похоже на танцующие чаинки в прозрачном заварочном чайнике, а солнечные лучи, преломляясь в стекле, желтой теплой рекой стекали к нашим ногам и щекотали пальцы, как пушистые игривые котята. Чтобы завтра никогда не наступало.

Наверное, в моей жизни не было минуты прекрасней, а если и была, я напрочь о ней позабыла.

Ник, словно прочитав мои мысли, встал и подошел ко мне. Я вдохнула аромат его туалетной воды и запах его волос, а он обнял меня, прижал к груди, и внутри меня что-то взорвалось, дыхание перехватило, а время и вправду замерло.

Он очень медленно провел рукой по моим плечам. Я ощущала его мягкое, но сильное прикосновение каждой клеточкой тела, задыхаясь от восторга и предвкушения. Я сходила с ума. Я ничего не знала об этом человеке, я видела его всего второй раз в жизни и не думала о том, увижу ли еще. Я никогда не позволяла себе подобного, но сейчас мне буквально сорвало крышу — словно я была хлипкой соломенной хижиной и налетевший ураган играючи развеял всю мою прошлую жизнь. Я задыхалась, вдыхала запах этого мужчины и не могла надышаться.

Ник, глядя в мои глаза, медленно-медленно приблизил свои губы к моим. А мне хотелось изо всех сил вцепиться в его плечи, вместе с поцелуем впитывая в себя его силу. Прежде чем он меня поцеловал, я умерла, наверное, тысячу раз. А потом я умерла в тысячу первый и воскресла возрожденная. Мое прошлое — все неудачи, робость, сомнения остались далеко-далеко, и мне не было до них дела.

Не было ни прошлого, ни будущего.

Наконец я жила только настоящим.

Его губами, прикосновениями его рук.

Его дыханием, стуком его сердца.

Я жила от мгновения до мгновения, умирая и возрождаясь.

Когда он подхватил меня на руки, я поняла, что ждала этого с самой первой секунды нашей встречи. Ждала и знала, что это непременно случится.

Комната качалась у меня перед глазами.

Я целовала его, как сумасшедшая. Кажется, я не могла уже дышать просто так и получала кислород только от его поцелуев.

Футболка, джинсы, его джинсы… Наша одежда, казалось, тоже хочет как можно плотнее прильнуть друг к другу, сплестись в единый клубок, накрепко связаться между собой штанинами, рукавами… Быстрее! Еще быстрее!

Ник провел губами по моей шее, обжигая горячим дыханием, и я снова почувствовала, что задыхаюсь без его губ. Не знаю, как я дышала без него все это время. Очевидно, вполсилы. В голову пришла внезапная дурацкая мысль, что вот сейчас я впервые изменяю Пашке, и мне стало ужасно смешно. Это отношения с Пашкой были ошибкой и изменой — если не Нику, то самой себе, — и только сейчас я делаю все правильно, поступаю так, как должна.

Его сила вливалась в меня, а я тянулась к нему, словно была умирающим от жажды путником и никак не могла напиться. Ник прошептал мне на ухо что-то по-немецки хрипловатым, очень личным голосом, и я, хотя учила в школе немецкий, не разобрала слов, но понимала смысл, потому все границы между нами были стерты.

— Я ждала тебя так долго! — пробормотала я, изо всех сил впившись пальцами в его плечи, пытаясь вжаться в него еще плотнее, хотя это было невозможно…

А потом я тихо, чтобы он не заметил, целовала его в родинку, расположенную чуть выше левого соска, и думала о том, что мне больше совершенно нечего желать. И в этот момент, когда мне было так хорошо, как никогда, я внезапно почувствовала на себе холодный, презрительный взгляд.

Медленно повернув голову, я встретилась глазами с Гретхен.

В ее взгляде было холодное презрение, а изящные губки искривила усмешка. Она презирала меня и в то же время, кажется, ревновала.

— Что-то не так? — Ник приподнялся на локте.

Оказывается, он не спал.

— Все нормально, — отозвалась я, все еще не в силах отвести взгляд от куклы.

— Она нас осуждает?

Я не удивилась, что Ник прекрасно понял, что именно происходит. Любой другой бы не понял, но только не он.

— Она просто не знает тебя, — пробормотала я, уже понимая, что говорю глупости. — Ты будешь смеяться, и это правильно. Она же всего лишь кукла.

Конец ознакомительного фрагмента.