Времена и судьбы

Дмитрий Александрович Соснин

Судьбы потомков немецкого инженера-минера Андреаса Маулвурфа, приехавшего в Россию еще при Иване Грозном, описаны во времени с 1552 г. Тогда обласканный царем молодой немец получил в дар за подрыв Казанской крепостной стены восемь десятин вологодской земли да сто душ крестьянского люда. Маулвурфы быстро обрусели и, получив дворянство, стали носить редкую русскую фамилию Кротиковы. Последний потомок немецкого минера – советский летчик капитан Кротиков Д. А. – погиб в 1943 году.

Часть вторая. Война. 1943 год

1943 год. Идет война. Затишье между двумя кровавыми битвами — Сталинградской и Курской. Город Одоев, даже не город, а крупное сельское поселение городского типа. Он входит в зону Тульского укрепрайона. Здесь, в трех километрах от города, на колхозном поле, базируется 133-й истребительно-авиационный полк, входящий в резерв ставки Верховного Главнокомандования. Идет обучение молодых летчиков умению воевать на новых истребителях Як-7Б. Война где-то далеко, на Кавказе, а здесь затишье. Летчикам по воскресеньям разрешено ходить в город на танцы. Все тихо, спокойно, в рамках порядка военного времени. И вдруг гнуснейшее чрезвычайное происшествие: 15-го июня 1943 года, офицер местной комендатуры расстреливает в упор на школьном выпускном вечере начальника связи 133-го истребительного авиационного полка, инженера-капитана Дмитрия Андреевича Кротикова.

Событие настолько неординарное, что между боевыми офицерами полка, сталинскими соколами, и тыловыми офицерами военной комендатуры, еще тогда прозванными «тыловыми крысами», возник вооруженный конфликт. Офицера, совершившего убийство, летчики избили так, что можно сказать — изуродовали. Усмирением сторон занимались и военное командование, и Военная Прокуратура, и СМЕРШ Тульского укрепрайона, и Тульский НКВД, и Обком ВКП (б). Конфликт, спущенный на тормозах, утих, но капитана Кротикова не вернуть. Похоронили на местном городском кладбище с воинскими почестями. А подлеченного офицера из местной комендатуры, по званию старшего лейтенанта, разжаловали в рядовые и отправили в штрафбат. В приговоре был указан мотив убийства — ревность. Но в штрафбате офицер, совершивший убийство, не воевал. Его дело было затребовано в ОО НКВД Тулы, и куда он делся потом — неизвестно.

1. Капитан Кротиков

Советский военный летчик, капитан-инженер Дмитрий Андреевич Кротиков, одиннадцатое колено в родословном списке древнего дворянского рода. Его отец Андрей Дмитриевич Кротиков, помещик в Вологодской губернии, в царское время инженер-полковник артиллерии при генштабе русских войск. В 1914 году после ранения на Западном фронте, вышел в отставку, и последние годы жил с детьми и женой в фамильном поместье Кроты, что на южном берегу Белого озера.

Отставной полковник Кротиков и его жена русская графиня Светлана Владимировна Курмина, летом девятнадцатого года были растерзаны и сожжены в разграбленном имении «раскрепощенной» деревенской беднотой. Командовал погромом и экзекуцией пропившийся до рваного тулупа на голом теле, и поэтому действительно самый бедный крестьянин, Гаврило Будун. Всё совершалось под лозунгами классовой борьбы с эксплуататорами. Барская усадьба Кроты перестала существовать. Хозяева убиты. Их юная дочь Елена и двенадцатилетний сын Дима, за неделю до бунта под надзором «своего человека» были отправлены в Брест, с письмом полковника к своему бывшему товарищу по службе генералу Белобородову, который получил разрешение от Советской власти покинуть Россию на правах легального эмигранта. К письму Андрей Дмитриевич приложил все фамильные драгоценности, ордена и награды и просил старого приятеля вывезти детей за границу подальше от «нового русского сатанизма». «Свой человек», подпоручик Шимякин, бывший адъютант полковника, постарался «потерять» детей на минском вокзале. Письмо и драгоценности унес с собой.

Так, будущий военный советский летчик, а тогда мальчик Дима, и его сестра Елена, оба по матери — из графского рода, а по отцу — из русской военной знати, оказались брошенными на произвол судьбы без документов и без каких-либо средств к существованию.

Что случилось с дочерью полковника неизвестно. Ее брат Дмитрий почти год бродяжничал в среде беспризорной вокзальной шпаны по белорусским городам, научился пить, курить, драться, играть в карты и ругаться белорусским матом. Но, в конце концов, во время облавы в городе Могилеве, был пойман милицией, записан как сын могилевского рабочего и отправлен в детскую коммунистическую школу, трудовую коммуну имени Крупской. Здесь таких как Дмитрий, было немало. Но Советская власть малолеткам за их отцов не мстила, надо было думать о будущем.

В коммуне учились и работали. Дмитрий прошел курс средней школы и получил рабочую квалификацию электромонтера. В 1922 году вступил в комсомол. После окончания коммунистической школы в 1923 году был распределен в город Самару, где работал электриком на главпочтамте. Здесь же, окончив спецкурсы в 1927 году, получил квалификацию электротехника. Увлекся авиацией, в 1928 году учился на летчика-наблюдателя (летнаба) в Самарском аэроклубе ОСОАВИАХИМ. В 1929 году был призван в Рабоче-крестьянскую Красную Армию (РККА) и два года служил красноармейцем в городе Ульяновске в 7-ой отдельной радиороте Приволжского Военного Округа (ПриВО). Остался на сверхсрочную службу. Прошел курс обучения в Окружной школе младших командиров, получил первое офицерское звание «младший лейтенант» и был назначен начальником радиостанции.

С 1932 по 1935 год учился в Ленинградском высшем военном училище связи (теперь это Военная академия связи), получил профессию радиоинженера и звание лейтенанта. В 1934 году женился на студентке Ленинградского политехнического института Евграфовой Антонине. После окончания училища получил направление в 21-ю Авиабазу СКВО, которая базировалась в Ростове-на-Дону. Здесь 15 июня 1935 года у Кротиковых родился первенец — сын Андрей. В мае 1937 — дочь Лариса. В мае 1938 — второй сын Вячеслав.

Поступая в Ленинградское высшее военное училище связи, потомок царского полковника, сын русской графини, в заявлении написал следующее:

«Я, Кротиков Дмитрий Андреевич, родился в 1907 году в городе Могилеве. Русский. Мать моя рано умерла, мне о ней ничего неизвестно. Отец погиб на фронте в 1914 году, революционно настроенный офицер. Родственников нет. Оставшись без родителей, бродяжничал по Белоруссии. Умирал от голода. По направлению Губчека учился и работал в Коммунистической школе имени Крупской для беспризорных детей. Хорошо знаю электротехнику. Учился летать на самолете У-2 в Самарском аэроклубе ОСОАВИАХИМ. Комсомолец, мечтаю стать авиационным радиоинженером».

Так дети бывшей русской интеллигенции, буржуины по критериям того времени, перерождались в пролетариев, полноправных граждан нового Советского государства. В их числе и Дмитрий Кротиков с рабочей профессией, с новой метрикой и с новой биографией. От предков осталось только священное чувство преданности Родине.

Окончив училище, служил добросовестно и быстро рос по службе. В 1938 году получил звание старшего лейтенанта и, после лётной спецподготовки, удостоверение военного летчика-наблюдателя. 23-го февраля 1939 года принял новую военную присягу, досрочно получил звание капитана и вступил в ряды ВКП (б).

За 10 лет службы в РККА, Д. А. Кротиков прошел путь от рядового красноармейца до военспеца 3-го ранга (капитан-инженера). Окончил военный вуз и получил специальное высшее образование. Впереди блестящая карьера кадрового офицера, почет, уважение и воинская доблесть. Но завтра была война.

***

Когда началась финская эпопея, кадровый офицер Красной Армии, капитан-инженер военно-воздушных сил Кротиков Дмитрий Андреевич, тот самый отпрыск дворянского рода и тот самый могилевский беспризорник, служил в Третьей авиационной армии особого назначения (3-АОН). В это специальное воинское соединение летчиков и специалистов отбирали особенно тщательно и строго. Армия участвовала в боевых действиях на Карельском перешейке, но, к сожалению, заметных успехов не показала, и в октябре 1940 года была расформирована. Капитана Кротикова эти неурядицы не коснулись, более того, он был награжден орденом «Красной звезды» за организацию умелого и успешного прослушивания радиопереговоров противника.

После окончания боевых действий капитан-инженер Кротиков какое-то время работал в военном НИИ-6, в Ленинграде, а затем был переведен в ЗакВО в Управление 25-ой истребительной авиационной дивизии (25 ИАД) на должность помощника начальника отдела связи.

К началу Отечественной войны полки 25-й ИАД базировались на военных аэродромах грузинских городов. Управление и штаб дивизии в абхазском поселке Эшеры под Сухуми, здесь же базировался 133-й истреительно-авиационный полк. Перелетая с места на место, полки дивизии воевали на разных фронтах: Кавказском, Крымском, Калининском, Брянском. Понеся большие потери, 25-я ИАД летом 1942-го года была расформирована. Уцелевшие части вошли в состав 266 штурмовой авиационной дивизии, которая в феврале 1943 года тоже была расформирована. После оснащения новыми самолетами и пополнения молодыми летчиками, остатки истребительных полков 266-ой ШАД, в том числе и 133 ИАП, были включены в состав 234-й истребительно-авиационной дивизии, которая была рассредоточена по городкам и поселкам Курской области. Здесь формировался стратегический резерв ставки Верховного Главного командования.

2. Абвер в работе

Берлин. Абвер. 24 февраля 1943 года. Кабинет адмирала Канариса. Совещание. Присутствуют: адмирал Фридрих Вильгельм Канарис, помощник Канариса, начальник отдела «Z» полковник Ганс Остер, начальник отдела «А-1» полковник Ганс Пикенброк, начальник отдела «А-2» полковник Эрвин фон Лахаузен-Виврмонт, начальник отдела «А-3» подполковник Франц фон Бонтивенви, стенографистка. Все офицеры в военной форме, адмирал — в гражданском костюме. Говорит Канарис:

— После поражения под Сталинградом Генеральный штаб и Верховное командование Вермахта начали разработку плана наступательной операции возмездия на период летней компании 1943 года. Операции присвоено кодовое название «Цитадель». Местом для проведения нового стратегического наступления на восточном фронте Гитлер выбрал выступ оборонительной линии войск Красной армии в районе города Курска. Этот выступ в западном направлении охватывает значительную часть Курской области и получил название «Курская дуга». Наши военные стратеги обещали фюреру обязательную и безусловную победу Вермахта сокрушительными ударами немецких армий одновременно с юга и севера под основание курского выступа.

— Догадываясь о готовящейся операции возмездия в районе Курска, Советское Верховное командование оказалось перед выбором, — либо упредить удары Вермахта неожиданным и мощным наступлением, что «советам» не под силу, — либо перейти к глубоко эшелонированной стратегической обороне по всей линии фронта с целью изматывания наших войск с последующим переходом в контрнаступление. Наиболее вероятно, что советским верховным командованием будет выбран второй вариант, и в самые ближайшие дни начнется скрытое формирование стратегических резервов русских войск на Курской дуге.

— Мы должны ответить значительным усилением разведывательной работы в этом районе. Начиная с сентября 1942 по февраль 1943 года, наши спецшколы подготовили и забросили на территорию СССР более 5 тысяч агентов, из которых только малая часть вернулась после выполнения задания. Остальные, были выловлены советской контрразведкой, или, по большей части сами, сразу же являлись в органы НКВД. Наш план на «тотальный штурм» русских тылов агентами Абвера пока работает крайне плохо.

Канарис открывает зеленую папку, которая лежит на столе, достает лист с текстом и обращается к присутствующим:

«Я только что вернулся с совещания у Гитлера, где в присутствии ближайшего штабного окружения, получил от него строгое предупреждение о низкой эффективности агентуры Абвера на территории СССР. Вот стенограмма его речи».

Читает: «Работа Абвера под Москвой и особенно в Сталинграде была недостаточно результативной, если не сказать — совсем никакой. Под Москву из Сибири были переброшены свежие дивизии, а немецкая фронтовая разведка пряталась от морозов по русским избам. Под Сталинградом Жуков собрал в один кулак три фронта, а бездельники Абвера даже не заметили этих грандиозных перемещений. Я должен предупредить Вас, адмирал (Канарис глубоко вздохнул), — продолжил Гитлер, — что поражения фон Бока под Москвой, а Паулюса на Волге, лежат и на Вашей совести. Ваша хваленая ставка на „тотальный штурм“ русских тылов боевиками и агентами из числа русских военнопленных, себя не оправдывает. Пленного русского вояку перековать в немецкого агента вашим школам не под силу. Большинство из них только и думают о том, как бы поскорее снова оказаться дома. Получается так, что Абвер готовит не фронтовую разведку для Вермахта, а возвращенцев для русской армии». (Канарис перевернул страницу).

После паузы фюрер продолжил: «Теперь о контрразведке. Гиммлер сообщает, что подготовка к нападению на Курск уже не секрет для русских. Я только подумал о новых самолетах и танках для битвы под Курском, а Советы уже выпускают новые противотанковые орудия и новые истребители. Это тоже Ваш огромный минус, адмирал. (Пауза). Совершенно очевидно, что Сталин стянет под эту чертову дугу немалые силы. Отсюда новая задача для Абвера: Ваш „тотальный штурм“ надо усилить не только количественно, но, главным образом, — качественно. Взрывы и диверсии под Курском надо прекратить. В эти дни здесь больше будут нужны скрытность и тишина. Обеспечивать непрерывное поступление проверенной оперативной информации о всех перемещениях русских войск и военной техники в районе курского выступа надо уже сегодня! Да-да, уже сегодня. Вот Ваша стратегическая задача, адмирал. Надо включить в работу подростков оккупированных нами территорий, родители которых репрессированы „советами“, а также всех ранее засланных в Россию агентов. Этот ваш „довоенный фонд“ пора пробудить от спячки, обеспечьте их всем необходимым и главное новыми средствами радиосвязи, и обещайте больше денег и наград. Ничего не жалейте. Операция „Цитадель“ на Курской дуге — это моя окончательная победа над Советами». (Канарис встал из-за стола).

— Вот такая, можно сказать, директива фюрера. Прошу каждого высказаться и доложить о проводимых мероприятиях в рамках подготовки к операции «Цитадель».

Встаёт начальник отдела «А-1» полковник Пикенброк, он же руководитель стратегической радиоразведки Абвера:

«Господин адмирал! Радиопромышленность Чехии, которая вошла в состав Рейха, начала поставку новых полевых коротковолновых раций дальнего действия для нужд Абвера. Рация вместе с питанием легко помещается в солдатском ранце. Общее время работы на передачу — не менее двух часов. К этому следует добавить, что по данным подотдела Функабвер, который регулярно ведет дальнее радионаблюдение за территорией русских, в районах отдаленных от Москвы, в частности под Тулой, у противника пока нет нужной слежечной радиоаппаратуры и передвижных радиопеленгаторов».

Канарис поднимает усталые глаза на полковника: «Очень хорошо, Ганс! Ваша информация кстати. Этим надо воспользоваться. Садитесь». Обращается к начальнику второго отдела А-2.

— Полковник Эрвин фон Лахаузен-Виврмонт! (Тот встает). Вам надлежит срочно создать специальную разведгруппу на базе школы «2-ТЕ» для обучения молодых приволжских немцев и других эмигрантов из России, перешедших на нашу сторону еще до войны. Надо ускоренно подготовить из них радистов-коротковолновиков для работы на новых радиостанциях и забросить в русский тыл, под Тулу. Обещайте больше благ и наград. Бывших пленных в этой группе не должно быть. Таково требование фюрера.

Канарис посмотрел в свои записи и обратился к начальнику Третьего отдела «А-3» подполковнику фон Бонтивенви по имени: «Франц! Требования к соблюдению секретности на предприятиях и заводах военной промышленности Германии — это Ваша вотчина. В период подготовки к операции «Цитадель» здесь всё должно быть безупречным. Но сегодня и здесь не все в порядке. (Канарис помолчал). Присутствующий на совещании у Гитлера рейхсминистр вооружений Альберт Шпеер сообщил фюреру, что ему стало известно об утечке к англичанам секретной информации о рецептуре и свойствах танковой брони с металлургических заводов Круппа. При этом Гитлер грозно заявил: «Сегодня Крупп льёт сталь броневых листов для совершенно секретного самоходного орудия «Фердинанд», а также для усиления брони на танках «Тигр» (Пауза). А Шпеер, при этом, учтиво добавил: «Фердинанд — это Слон против русской моськи — танка Т-34. Но то, что у слона под брюхом и по бокам броня из тонкой поверхностно закаленной стали, русским об этом лучше не знать».

— Эта реплика рейхсминистра дорого Вам будет стоить, Франц. Ведь за секретность на танковых заводах Рейха отвечает Ваш Отдел А-3. Немедленно свяжитесь с охранным управлением Гестапо и наладьте совместную контрразведывательную работу так, чтобы больше не было нареканий. На привлечение Гестапо к работе Абвера настаивает Гитлер.

Адмирал Канарис сложил стенограмму обратно в зеленую папку и, обращаясь только к подполковнику фон Бонтивенви, продолжил:

«И особенно это относится к фирмам Круппа, Хенкеля, Порше, „МАN“, Демаг и других, непосредственно связанных с выпуском танков „Тигр“, „Пантера“ и новых самоходных орудий „Фердинанд“. Это главная ударная сила по противнику на курском выступе».

Шеф Абвера подошёл к своему креслу, но не садится. Помолчал, и стоя, обращаясь ко всем, закончил совещание словами:

«Фюрер ждет от нас успешной работы и не простит нам новых провалов. Все свободны».

Офицеры встают и выходят из кабинета. Канарис останавливает своего помощника полковника Ганса Остера и, когда все вышли, обращается к нему по имени:

«Ганс! Об агентуре в России ты знаешь все. Насколько я помню, мы год тому назад оставили в Курске в качестве резидента по региону нашего кадрового офицера, а с ним русского радиста. Я не ошибаюсь?»

— Это так, господин адмирал. Ваша память, как всегда, на высоте.

— Нужен надежный руководитель тыловой разведки в Курске. А что этот офицер?

— Господин адмирал! Это капитан Георг Шиман. Он мне хорошо известен. Шиман в нашей разведке с 1922 года и три предвоенных года работал в центральном отделе «Z» непосредственно под моим руководством. Бывший унтер-офицер русской царской армии. Георг Шиман рекомендован нам Военным отделом Русского эмигрантского центра. Прошёл обучение в центральной разведшколе Абвера. Исключительно надежный и многократно проверенный в деле сотрудник. Работает только по России и только под своим настоящим именем — Георгий Шимякин. Документы настоящие, это важно, а то, что он наш агент — русским неизвестно. Сейчас в Москве. Легализован как штатный вольнонаёмный сотрудник Главвоенторга, агент по снабжению. От воинской службы документально освобожден нами «по болезни». В Абвере имеет звание — капитан. В нашей картотеке под псевдонимом «Марк». Имеет знакомства и надежные связи с некоторыми руководителями советской торговли еще со времен НЭПа. Полагаю, что более подходящей кандидатуры для работы в тульском регионе, у нас нет.

— Хорошо, Ганс! Твоего представления достаточно. Срочно переведите Шимана из Москвы в Тулу. Дополнительно отправьте ему в помощь небольшую, но надежную разведгруппу с радистом и всю необходимую информацию по предстоящей работе. Запросите, в чем он нуждается в первую очередь. И пусть начинает, время не ждет…

«Центр — Марку — 01.03.43»

Предположительно на территории областей Орловской, Тульской, Курской в ближайшее время начнется сосредоточение русских войск с целью накапливания стратегического резерва. Немедленно возвращайтесь в Тулу. В Ваше подчинение 10.03.43 в 23.00 в лесной массив под Одоево будет десантирована разведгруппа из семи человек и радист с новой радиоаппаратурой. Продуктами на десять дней обеспечены. Для Вас, — сто тысяч рублей, три бинокля, два фотоаппарата — у старшего группы, псевдоним «Сват». Встречу поручите Каюру. Ваша задача организовать постоянное наблюдение за перемещением и местами дислокации танковых и авиационных дивизий противника на территории курского выступа. Диверсии не проводить. Радиообмен по действующему расписанию, код Ф-16.

«Марк — Филину — 04.03.43»

Десятого марта в лесной массив под Одоево в 23 часа 00 минут будет десантирована разведгруппа из семи человек и радист. Встречу поручите Каюру. Об исполнении доложите.

«Филин — Марку — 12.03.43»

Разведгруппа успешно приземлилась 10.03.43. Временно рассредоточена по лесным схронам. К местам назначения будут пробираться попарно. Агент Каюр сообщает о расчистке военными колхозного поля вдоль леса «Заказ» в трех километрах от Одоево, явно под взлетно-посадочную полосу. Ожидается прилет истребительного авиаполка предположительно 18—20 марта. Высадка разведгрупп в одоевском лесу более не допустима.

«Марк — Филину — 16.03.43»

По прибытию авиаполка поручите Каюру собрать сведения о количестве и марках самолетов, числе солдат, летчиков и офицеров, численности обслуживающего персонала, фамилии командиров. Ускорьте отправку двух агентов в Тулу. Пришлите фотоаппарат, в Туле начат выпуск новых противотанковых орудий.

3. Полевой аэродром «Заказ»

Ранним утром, в понедельник 22 марта 1943 года 133-й истребительный авиационный полк в составе трех эскадрилий приземлился на заброшенном колхозном поле в районе леса «Заказ», что в трех километрах от города Одоева. Командир полка летчик-майор Тимофей Федорович Амельченко и начальник связи полка капитан-инженер Дмитрий Андреевич Кротиков прилетели на двухместном учебном истребителе (в спарке И-16У) и приземлились на полевом аэродроме первыми. Вслед за ними друг за другом сели десять новеньких Як-7Б третьей эскадрильи, только что подаренных полку правительством Тувинской Республики, и двадцать таких же самолетов от тружеников Подмосковья — для первой и второй эскадрилий. В первой смешанной эскадрильи, помимо десяти новых «яков», были еще живы два довоенных «ишачка». Так летчики называли выпущенные до войны истребители И-16.

Ночью шел мокрый снег, раннее весеннее утро еще не совсем прогрелось от ночных заморозков, и летчики, покидая самолеты, поеживались, ожидая общего контрольного построения. Батальон аэродромного обслуживания БАО-168, прибывший автоколонной за три дня до прилета полка, спешно подготовил все необходимое: убрал с поляны талый снег, под ним прошлогоднюю траву с взлетно-посадочной полосы, расчистил площадку под ГСМ, оборудовал пищеблок, установил в глубине леса 10 палаток и широкий тент для столовой, обозначил территорию ПАРМа и гаража для автомобилей, установил мачту для конусной зебры и ветряного флюгера, в день прилета самолетов оборудовал посадочный знак «Т».

Через сорок минут после приземления все боевые машины уже стояли двумя длинными шеренгами по обе стороны огромного поля, а между рядами чернелась протоптанная колесами самолетов главная взлетно-посадочная полоса аэродрома по-весеннему еще грязная и сырая.

Длинная шеренга летчиков, инженеров и техников вытянулась вдоль самолетов, стоящих на краю леса. Командование полка: командир майор Амельченко, начальник штаба капитан Васильченко, комиссар и парторг капитан Круппа, помощник начальника штаба, он же начальник связи капитан Кротиков, вышли на середину перед строем личного состава и над полем зазвенел зычный голос начальника штаба:

— Полк, равняйсь! Смирно…

— Товарищ майор, личный состав вверенного Вам 133-го истребительного авиационного полка по случаю прибытия на новое место базирования построен. Отсутствующих нет. Начальник штаба полка, капитан Васильченко.

Амельченко пожал руку начальнику штаба и подал команду «Вольно».

— Во-о-льно! — громко и протяжно повторил команду капитан Васильченко. Общий строй летчиков и технического персонала чуть качнулся, принимая уставную позу. Командир полка сделал два шага вперед:

— Однополчане! Полк прибыл на новое место базирования — под древний город Одоев. Отсюда до Тулы всего 70 километров. Немец еще зимой прошлого года был здесь. Он и теперь в двух сотнях километров от нас. Наша задача быть начеку. Аэродром не должен быть обнаружен. Полк оснащен новыми самолетами Як-7Б, которые по ряду технических характеристик превосходят не только наши старые самолеты, но и немецкие «мессеры». И главное, Як-7Б оборудован более современным вооружением и новейшей радиоаппаратурой. Это позволяет эффективно вести воздушный бой в полном взаимодействии и под управлением командного пункта полка. Всему этому надо научиться. Начальник связи капитан Кротиков и его служба обучат всех летчиков, как работать с радиостанцией в бою. Командиры эскадрилий ответственны за огневую подготовку. На учебу отводится два месяца. Тренировочные полеты с имитацией боевой обстановки начнутся уже завтра. Мишени будут таскать старые истребители И-16, а сбивать их будут Яки. Поиграем в конусную войну. Управление боем и служебные переговоры — по радио. Маршруты полетов комэски получат от начальника штаба капитана Васильченко. Вылет за учебную зону категорически запрещается, и будет рассматриваться как неисполнение боевого приказа. Обучение летчиков полка умению воевать на новых истребителях является почетным и ответственным заданием ставки Верховного Главнокомандования и ориентировано на подготовку стратегического резерва для наступательных операций, предстоящих в ближайшее время. Секретность должна соблюдаться строго и неукоснительно. (Пауза).

Командиры эскадрилий, самолеты в парадный строй не ставить. Переместить к лесу под маскировочные сетки. Командиру БАО-168 лейтенанту Данилину ранее установленные палатки и другие демаскирующие сооружения немедленно, сегодня же, убрать. Здесь хоть и тыл, но не глубокий. В ближайшие два дня в прилегающем лесу откопать землянки и благоустроить их под жилье технического и обслуживающего персонала. Летчики и офицерский состав полка по договоренности с местным сельским советом будут размещены на проживание в домах местных жителей в трех ближайших к аэродрому деревнях. Командный состав полка и летчики третьей эскадрильи в деревне Николо-Жупань. Вторая и первая эскадрильи в деревнях Брусна и Боблово. Покидать место дислокации рядовому и сержантскому составу полка не разрешается. Увольнение летчиков и офицеров в город Одоев, что в трех километрах от аэродрома, только по воскресениям и только с разрешения командования полка и по согласованию с местной комендатурой. Комендатура города Одоева входит в состав Тульского военного гарнизона. На подготовительном совещании в Тульском обкоме присутствовал комендант Одоева гвардии майор Прокопенко. От нашего прибытия он явно не в восторге. Вот что он сказал: «Нам известно, что где начинается авиация, там кончается порядок (легкий шумок в строю, командир, помолчав, продолжает). Но запад Тульской области, — сказал он, — пока еще прифронтовая зона. Так что ваши летчики дальше аэродрома пусть лучше не высовываются».

Секретарь обкома товарищ Чмутов поправил коменданта, он сказал:

«Товарищ Прокопенко. Мы договорились, что воскресенье — день отдыха летчиков и офицеров полка. Пока на фронте в нашей зоне затишье, пусть приходят в город, им все будут рады. Ведь это боевые воины нашей Красной Армии».

Командир полка посмотрел на часы и закончил свою речь так:

— От себя добавлю. Офицеры комендатуры по большей части сотрудники Особого отдела Тульского укрепрайона. Их подозрительность иногда безмерна. При встрече с ними в городе, лучше соблюдать уставные отношения. Нам не нужны разборки, нам нужна скрытность. — Помолчав пару секунд, Амельченко скомандовал:

— Полк смирно! (Шеренга снова качнулась). Слушай приказ:

«С 23-го марта летчикам всех трех эскадрилий приступить к учебно-тренировочным полетам на новых истребителях Як-7Б».

***

Крайний дом в деревне Николо-Жупань. На крыльце стоят три человека: комполка Амельченко, начсвязи Кротиков и председатель местного сельсовета Нина Ивановна Покровская. Вечереет, но еще светло. Покровская говорит офицерам:

— Здесь живет наша немка. Самая строгая учительница в школе. Я хоть и председатель сельсовета, но и мне достается от нее «на орехи» за моего сыночка. Не дается ему немецкий. Зато любит географию и историю.

Стучит в дверь. Выходит женщина, еще молодая лет сорока, лицо строгое, с любопытством смотрит на офицеров. Говорит:

— Наш председатель командиров расселяет. Уже наслышана. Что же, раз надо, проходите.

Все проходят в дом. Большая прихожая, два окна, посредине длинный стол и четыре стула, над столом абажур из зеленого шелка. Между окнами старые фотографии. В углу этажерка с патефоном, над этажеркой икона. Шкаф, старое пианино, книги на полках. У другой стены диван. Над диваном копия какой-то старой картины в раме. В другом углу огромная русская печка, у печки традиционная деревенская лавка. Только эти два предмета говорят о том, что комната не городская, а в деревенской избе. Хозяйка сесть не приглашает. Вошедшие стоят вокруг стола. Обращаясь к мужчинам, говорит председательша:

— Вот знакомьтесь, Тамара Митрофановна Игнатьева. Учительница немецкого языка в нашей одоевской средней школе. Муж погиб в сорок первом. Сын на фронте. Родня, все одоевские, живут в городе. Так что Тамара в деревне одна, — поворачивается к Игнатьевой:

— Тамара, командиры просятся в твой дом, потому что он ближе к их штабу. Ну, так что, пустишь?

Учительница внимательно смотрит на офицеров. Спрашивает майора:

— Вы командир полка?

— Так точно, — по-военному отвечает майор. — Амельченко Тимофей Федорович. Я из Харькова. Мне сорок лет. Жена и дети в Москве. А это (кивает в сторону капитана) начальник связи и мой старый верный друг, Кротиков Дмитрий Андреевич. Мы с ним в авиации с самого начала войны.

— А вы что молчите? — Игнатьева с любопытством смотрит на капитана.

— Молодой еще, спрашивайте, отвечу.

— Вы тоже из Харькова?

— Нет. Я из Могилева. Это Белоруссия.

— И семья ваша там…

— Жена и двое детей остались в блокадном Ленинграде. Что с ними мне неизвестно. Надеюсь, что живы. А там, кто знает.

— Что ж, вижу мужчины вы семейные, пустить можно. Места у меня много, вот эта зала и еще три комнаты. Эта — побольше (ведет в другое помещение). Здесь мой сын еще год назад… умолкает. Если хотите вместе, сюда можно диван поставить. А можно и другую комнату занять. Она тоже пустует. Здесь сестра до замужества жила. Сейчас, в мужнином доме в Одоеве. Правда иногда из города приходит ее дочка, моя племянница. Когда приходит, здесь ночует. Но это редко.

Замечает, что офицеры смотрят на малый складной иконостас в углу комнаты. Говорит:

— Маша, моя крестница, это для нее иконка. Заканчивает в этом году школу. Она комсомолка, и даже при немцах носила под блузкой значок КИМ. Сейчас секретарь восстановленной комсомольской организации школы. Но в детстве, по русскому обычаю, как и все одоевские детишки была крещена в церкви, а я, ее крестная. Эта икона от моих родителей, чудотворная, Машеньку от бед защищает.

Все молчат. Игнатьева продолжает:

— Есть Бог, нет Бога, Вам летчикам на небе виднее. А в деревне Бог всегда был и есть. Когда в институте училась, о Боге не думала. А теперь, я хоть и учительница, а как мужики мои на фронт ушли — верю, Бог даст — вернутся.

Говорит председательша:

— Вот видите, товарищи летчики, в какой дом я вас устроила. С хозяйкой есть о чем поговорить, да и поспорить, — обращается к Игнатьевой:

— Томочка, насчет еды не беспокойся, офицерская столовая недалеко, им ничего готовить не надо. Если только твои домашние оладьи на праздник к Первому мая. — Говорит капитан:

— Оладьи и в Белоруссии праздничное угощение. А сгущенку летчикам по рациону положено. К оладьям обеспечим, правда, командир?

— Доживем до праздника, увидим, — был ответ.

— Уважаемая, Тамара Митрофановна, спасибо за кров, за доверие, за добрые слова о Боге. Мы хотя с ним не встречались, но и летчикам он защитник, раз мы еще живы. Сейчас нам надо в полк. К ночи будем дома. Не запирайтесь, теперь Ваш дом будет под охраной часового, наш штаб рядом.

Офицеры, а с ними и председательша, выходят на крыльцо. Говорит Покровская:

— Ну я в деревню, помогу комиссару летчиков устраивать.

— А нам в штаб, спасибо, Нина Ивановна, за заботу. — Расходятся в разные стороны.

— Что это ты, капитан, насчет жены и детей лукавил? Ведь они у тебя в Сухуми остались? И их у тебя трое.

— Тебе командир, сорок, а мне «тридцать с гаком». Учительница — вдова, а женщина, что надо. Соображаешь?

— Гулена ты, Митя, соображаешь?

— Я галантный кавалер. А не гулена. — Друзья весело смеются.

4. Враг рядом

«Марк — Центру — 24.03.43»

Истребительный авиаполк прибыл 22 марта. В составе 30 новых самолетов Як-7, 2 старых И-16, один У-2. Летчики в основном сержанты, офицеров 11 человек. Численность обслуживающего персонала один батальон. Номер части не установлен. Командир полка майор Амельченко. Поселился в деревне Жупань в доме учительницы Тамары Игнатьевой, вместе с начальником связи капитаном Кротиковым. Каюр поощрен — одна тысяча рублей.

«Центр — Марку — 26.03.43»

Установит личное знакомство с капитаном Кротиковым. Его вербовка крайне важна и перспективна. Необходимо также определить номер полка и дивизии, в которую входит прибывший полк. Место расположения штаба дивизии. Фамилию комдива. Директиву центра получите от Свата.

***

Среда. 31 марта 1943 года. Буфетный зал завода «Софр». За столом пьют пиво снабженец Военторга из Тулы Шимякин (Марк) и старший лейтенант Будунов (Филин).

Говорит Шимякин: «Сразу после того, как в Берлине стало известно, что в прилетевшем в Одоев авиационном полку служит капитан Дмитрий Кротиков, в прошлом сын царского полковника, русского барина и аристократа, я получил приказ завербовать его для работы на Германию. Абвер давно ведет за ним наблюдение, сразу после того как он был замечен в финском радиоэфире в 1940 году. Потом он работал в военном НИИ в Ленинграде. Известен как специалист по распространению радиоволн. Вербовка этого капитана возложена на Вас, товарищ старший лейтенант».

— Но почему Я? И как это можно сделать?

— Чтобы успешно провести вербовку кадрового офицера Красной Армии, нужны очень веские против него основания. И такие основания у нас есть. Пришла директива из центра с информацией на капитана. Вот, читайте.

Капитан Кротиков Дмитрий Андреевич сын полковника царской армии, Кротикова Андрея Дмитриевича, открыто не признавшего Советскую власть в 1919 году. Дочь полковника Елена, родная сестра капитана, в настоящее время проживает в Германии в семье барона Маулвурфа, дальнего родственника полковника Кротикова. В начале 20-х годов Елена пыталась разыскать брата через русское посольство, тогда и попала под наблюдение немецкой контрразведки. Теперь носит титул немецкой баронессы. Вступила во владения богатого наследства и явно проявляет приверженность к новому немецкому образу жизни. В архиве Абвера сохранилось письмо Елены Кротиковой к брату от 18-го ноября 1922 года с приглашением приехать на историческую родину в Германию и разделить с ней наследство предков. К письму приложена тетрадь с записями фамильных хроник семьи полковника Кротикова, которые составлены русской графиней Курминой, женой полковника. Тетрадь и письмо хорошо сохранились и после соответствующей обработки капитана Кротикова могут послужить основой к его возвращению в Германию и привлечению на службу в германскую разведку. Вербовка крайне желательна.

Прочитав директиву Будунов снова спросил: «Но почему Я должен этим заниматься?» Шимякин ответил так.

— Миссия вербовки советского офицера возложена на Вас не случайно. Вы сын крестьянского бедняка рождены в деревне Кустовка, что входила в родовое имение русских дворян Кротиковых. Ваш отец конюх Гаврило Будун был крепостным у полконика Кротикова, отца капитана. Вы может быть об этом ничего и не помните, но это очень кстати. Прошло много лет, и нет сомнения в том, что капитан Кротиков о далеком своем детстве, как и Вы тоже ничего не помнит. Но Ваше истинное прошлое, как и прошлое капитана, хорошо известно в «Отделе Z» Абвера. — Шимякин помолчал и закончил так:

— Есть приказ и мы с Вами должны его выполнить. Вот эта синяя тетрадь и письмо от сестрицы. Письмо приведено в современный вид, а дата написания исправлена на 18 ноября 1942 год, это последний 35-й день рождения капитана, что придает письму пикантную значимость. Давайте, Егор Гаврилович, — действуйте, у Вас для этого много возможностей. Ваша задача сблизиться с капитаном и вжиться в образ доброжелателя. Будьте крайне внимательны и осторожны. Провал недопустим. За выполнение операции вербовки Вы будете представлены к званию лейтенанта германской военной разведки. Такая награда, это только начало карьеры в Абвере, а далее, после войны, счастливая жизнь в Германии.

***

Москва. 31.03.1943. Научно-исследовательский институт радиотехники. По лестнице центрального входа поднимается капитан Кротиков. Останавливается возле массивной входной двери, открывает ее, входит в вестибюль, здесь часовой и встречающий прибывшего офицера сотрудник НИИ в гражданской одежде. Обращается к прибывшему:

— Капитан Кротиков? Кротиков отдает честь:

— Так точно! Зам. начальника связи 234 истребительной авиационной дивизии, капитан Кротиков. Тульский укрепрайон. Прибыл на совещание по вызову Главного Управления связи РККА. Вот документы.

— Здравствуйте, капитан! (Жмет руку, проводит через «вертушку» у часового). Я подполковник Звягинцев, начальник 7-го отдела, в котором Вы служили сразу после финской компании. Теперь весь наш институт из Ленинграда переведен в Московский НИИ-радиотехники.

— Я Вас помню, товарищ подполковник. Но тогда в Ленинграде Вы были старшим инженером и, кажется, майором в лаборатории профессора Берга.

— Все верно. В 1941 году Бергу было присвоено воинское звание инженер-контр-адмирала, и теперь Аксель Иванович научный руководитель нашего НИИ. Вы вызваны по его приглашению.

Идут по коридору. Звягинцев открывает дверь в свой служебный кабинет, приглашает Кротикова к широкому письменному столу, на котором лежит выпускная работа капитана (диплом) после окончания Высшего училища связи. У стола стоит молодая женщина, лицо строгое, молчит.

Говорит Звягинцев: «Вот, Дмитрий Андреевич, знакомьтесь, моя помощница, Гришина Валентина Владимировна. (Кротиков и Гришина обмениваются рукопожатием). На время командировки, она будет работать с Вами. Здесь Ваш секретный диплом (трогает рукой диплом, лежащий на столе). Он привезен из ленинградского училища связи и хранится в нашем первом отделе. Здесь же (показывает на тонкую папку, которая лежит рядом с дипломом) два Ваших изобретения, которые тоже засекречены. Валентина Владимировна все это взяла в первом отделе на свое имя, чтобы не тратить время на режимную волокиту, и чтобы Вы могли как можно скорее восстановить в памяти свои работы восьмилетней давности.

В понедельник, 2-го апреля, то есть послезавтра, Вам надлежит сделать обстоятельное сообщение по теме Ваших исследований на заседании секции «Распространение радиоволн» и ответить на вопросы наших специалистов. Жить будите здесь, в моем кабинете, спать вот на этом диване. От выхода в город и телефонных разговоров надо воздержаться. Библиотека института на втором этаже. Первый отдел там же. Все что будет нужно, Вам принесут. Помогать Вам будет Гришина. Она инженер первой категории, кандидат технических наук. В рамках диссертационной работы, она, как и Вы, занималась вопросами распространения ультракоротких радиоволн в особых условиях, а теперь руководит группой инженеров-разработчиков по этой тематике».

После паузы Звягинцев продолжил:

— Как нам стало известно, немецкая радиопромышленность по заказу военной разведки Абвер приступила к выпуску специальных радиостанций предназначенных для работы с использованием узконаправленных радиоволн в ультракоротковолновом диапазоне. Это позволит немцам надежно укрывать от наших средств радионаблюдения свои передачи из внутренних регионов СССР. Как они будут это делать, мы пока не знаем, ясно одно — они значительно опережают нас в радиоделе и в радиолокации.

Звягинцев обращается к Гришиной: «Валентина Владимировна! Просветите капитана в сути стоящей перед нами проблемы». — Говорит Гришина.

— Австрийская фирма «RADION» разработала и начала выпускать специально для нужд Абвера военные портативные радиостанции RS-3/20, которые работают на частотах выше тридцати мегагерц, а это длинна волны менее десяти метров. Средств радионаблюдения, работающих в этом диапазоне у нас нет. Перед нашим институтом поставлена задача незамедлительно, срочно создать все необходимое и защитить курский радиоэфир от использования немецкой разведкой. Для этого мы запросили у американцев суперсовременный слежечный радиоприемник, а у немцев приобрели, через третью страну, новую радиостанцию. В Главном Управлении связи РККА нам дали срок две недели, чтобы разобраться, что это за новая радиосвязь и срочно создать необходимый комплект слежечной и пеленгаторной радиоаппаратуры. Очень вероятно, что в ближайшее время новые немецкие рации начнут работать в зоне курской дуги, где к лету фашисты готовят свой очередной блицкриг, и где, как Вам известно, уже накапливаются наши стратегические резервы. Вы, как специалист и радиоинженер в действующей армии, ближе всего находящийся к месту предполагаемого появления новой немецкой радиотехники, должны помочь разобраться в сути дела и упредить замыслы врага. Для этого мы передадим Вам первый отечественный слежечный радиоприемник КВ-Вираж переделанный нами под западные аналоги, но с адаптацией под новую немецкую рацию.

Говорит Звягинцев: «Дмитрий Андреевич! Полагаю, что для начала достаточно. Сейчас сходите с Гришиной в столовую, потом отдохните пару часов с дороги, и приступайте. Командировочные документы давайте мне, надо отметить Ваше прибытие. И последнее. Если встретите старых знакомых по Ленинграду, постарайтесь не вступать с ними в разговоры. Пока всё.

***

Вечером, второго апреля 1943 года в Научной лаборатория НИИРТ состоялось заседание секции «Распространение радиоволн». Присутствовали Звягинцев, Гришина, еще четыре сотрудника НИИ, два военных из Главного Управления связи РККА, у доски с указкой и мелом в руках, докладывает капитан Кротиков Д. А.:

«В научном плане теория распространения ультракоротких радиоволн хорошо известна. Они распространяются в узком пучке и строго по прямой линии. Встречая на своем пути непреодолимое препятствие, такие волны или поглощаются этим препятствием, или рассеиваются. Но такое препятствие как ионосфера для ультракоротких волн является либо «глухой непроходимой стеной», либо прозрачной зоной, либо зеркально отражаемой поверхностью. Все зависит от состояния электрического потенциала ионосферы, который в очень сильной степени определяется температурой и «дрожанием» верхних слоев атмосферы, временем суток, многим прочим, а также частотой радиосигнала. В ночное летнее время ионосфера наиболее активна, стабильна и радиоволны с частотой до 27 мГц зеркально, почти без потерь отражаются от ионосферы, а потом и от поверхности земли обратно к ионосфере, что делает их пригодными для передачи сообщений на большие расстояния. (Пауза). Но при частоте выше 40—50 мГц радиоволны становятся ультравысокочастотными, свободно прошивают ионосферу в любом ее состоянии и уходят в космос. В недалекой перспективе УВЧ-диапазон будет применяться для связи, например с Луной. (Пауза).

— Возможен прием не только прямых и отраженных, но и рассеянных радиоволн, но дальность приема ограничивается одноразовым преломлением радиолуча направленного на тропосферу. Радиосвязь на тропосферном рассеянии, как и на ультравысоких частотах, пока далека от практического применения. В настоящее время наиболее перспективно применение ультракоротких волн с частотой до 30 мГц для радиосвязи в зоне прямой видимости. Радиус действия передатчика, работающего на таких волнах не превышает 20—30 километров и значительно зависит от рельефа местности, высоты и направленности антенны. Увеличить дальность действия УКВ-рации очень просто — надо стремиться к тому, чтобы антенна была установлена как можно выше над поверхностью земли. При этом надземная воздушная атмосфера почти не поглощает радиолуч и если его приподнять над горизонтом, то его действие в прямой видимости обнаружится за сотни километров от передатчика и на высоте от земли вплоть до самой ионосферы, а это 50—60 км. (Докладчик подходит к доске).

— Из прямоугольного треугольника с катетом высоты в 30 км. над кривизной земли 8000 км, показанного на доске, видно, что луч прямой видимости в атмосфере достигнет 650 км. Таким образом, если в Москве на Шуховской башне установить антенну УКВ-передатчика, а в Ленинграде поднять приемную УКВ-антенну с помощью стратостата на высоту 30 км., то обе антенны окажутся в зоне прямой видимости. Достаточно маломощного передатчика, чтобы радиосвязь на ультракоротких волнах между Москвой и Ленинградом состоялась. (Пауза).

— Эти идеи были мною высказаны в заявке на изобретение еще в 1934 году и защищены в дипломной работе. Но реализовать практически такую радиосвязь в те годы не было возможности из-за отсутствия высокочастотных приборов нужных габаритов и веса пригодных для подъёма на большую высоту стратостатом. Практических разработок в этом направлении пока ни у кого не было. (Пауза).

— Теперь фашисты опередили всех. В чем новшество их идеи? Они стали поднимать тяжелую и громоздкую радиоаппаратуру в воздух не на воздушных шарах, а на специально оборудованном самолете. Используется хорошо известная немецкая рама — самолет РК-155э.

— Дальше все понятно: слабая переносная рация у радиста-агента на земле, и высокочувствительная мощная радиостанция на самолете в удалении от агента на 400—500 км. Нужно только иметь узконаправленную антенную систему на самолёте и знать «время связи», «угол места» и требуемый «угол наклона».

Капитан Кротиков кладет мел и указку на стол, и говорит: «Это пока всё». Встает подполковник из ГУС РККА:

— Товарищ капитан! В принципе все ясно. Но остается один главный вопрос, как засечь такую узконаправленную радиопередачу в эфире и как запеленговать рацию агента?

— Отвечает докладчик:

— В непосредственной близости от рации, в 5—10 км., антенна передатчика излучает «боковой лепесток», который, как и обычная радиоволна, может быть услышан и запеленгован. Наша проблема в другом, у нас пока нет ни приемников ни пеленгаторов работающих в нужном диапазоне.

Подполковник из ГУС РККА возражает:

— Большинство авиационных дивизий стратегического резерва получили американские широкополосные радиоприемники PS-88. Янки разработали их ещё до войны, специально для радиолюбителей-коротковолновиков. Нам же представили по «ленг-лизу» как новую военную технику. Предполагается, что эти приемники можно использовать как слежечные.

Говорит Валентина Гришина:

— Можно, товарищ подполковник, но только в диапазоне до 28 мГц, чего для обнаружения новых немецких раций недостаточно. В институте есть и немецкая рация и американский приемник. Мы провели доработку и отправляем с капитаном Кротиковым в Тулу в действующую армию для испытания новый отечественный слежечный радиоприемник КВ-Вираж. Пеленгаторная приставка к этому приемнику разрабатывается и будет готова в ближайшее время.

Было еще много вопросов и ответов. Научное заседание секции продолжалось более трех часов. После заседания хозяева организовали для гостей приличное угощение. Было немного водки.

***

К десяти часам все разъехались по домам. Осталась Валентина Гришина, чтобы прибраться в лаборатории после застолья. Капитан Кротиков сидел на диване и ждал когда уйдет и она. Гришина прибралась в помещении, подошла к дивану, сняла рабочий халат, расстегнула пуговички блузки на пышной груди и села рядом с капитаном:

— Жарко! Я вся вспотела. — Машет ладонью на лицо. По бровям ползут капельки пота. Капитан достает из кармана платок и аккуратно обтирает брови женщины. Она наклоняется к нему лицом и, прищурив глаза, ласково улыбается:

— Спасибо, Дмитрий! Я так рада, что мы остались вдвоем. Я очень этого хотела. Я чувствую, что и я тебе нравлюсь. — Смотрит капитану в глаза и спрашивает: «Правда?»

— Правда, Валя! Я очень хочу тебя…

Рано утром, третьего апреля капитана Кротикова вместе с новой аппаратурой отвезли на аэродром. Там его ждал дивизионный самолет «У-2».

5. Все дни в апреле

Уже в начале апреля в Тульской области установилась сухая и теплая погода. Взлетно-посадочная полоса аэродрома «Заказ» быстро просохла, и учебно-тренировочные полеты в 133 ИАП проводились ежедневно с 7-ми часов утра до позднего вечера. Все дни, как один — похожи друг на друга. Вот пример.

Девятое апреля. Ближе к лесу командный пункт полка. На разборном столе полковая радиостанция, на подломанной ветке дерева подвешен репродуктор. У стола стоят: комполка Амельченко, слева от него с микрофоном в руках командир третьей эскадрильи Николаев. Идет работа его летчиков. Справа — начсвязи Кротиков, только что вернувшийся из командировки в Москву. Чуть позади, командиры первой и второй эскадрилий. Все, задрав головы вверх, наблюдают, как идет учебный бой. Высоко в небе над аэродромом пролетает «И-16», к посадочному костылю которого на длинной стропе привязан пустотелый конус из парусиновой ткани. На скорости конус разбухает и превращается в длинную «колбасу» — это мишень для учебной стрельбы. Идет отработка упражнения — атака самолета противника «в брюхо снизу». На цель выходит истребитель Як-7Б, за штурвалом летчик сержант Киров. Ошибается в вираже, стреляет и промахивается. Комэск Николаев кричит в микрофон:

«Коля, сукин ты сын, а не Киров! Под брюхо надо заходить раньше и плавно, а не вертикальной атакой. Это тебе не „Ишак“, нос „Яку“ задирать опасно, можно свалиться в штопор, да и стрельба твоя „в молоко“. Давай заходи на второй круг и не мажь больше».

В небе появляется второй «Ишак» с «колбасой». В атаку заходит самолет летчика Силаева. Это тоже третья эскадрилья.

Николаев спокойно говорит в микрофон: «Пятый, пятый — ты все слышал? Давай покажи как надо».

На этот раз стрельба заканчивается успешно и отрубленная «колбаса» падает в дальнем конце поля.

— Молодец «Пятый» — заходи на посадку.

Время к обеду. В полетах образовался перерыв. Начсвязи выключает рацию и со всеми отходит в тень к лесу. Командир полка говорит: «Перекур». (Спрашивает капитана Кротикова) «Ну что, „связь“, какие новости в столице?»

Говорит Кротиков: «В Москве новостей нет. А вот замечания к учебным полетам имеются. Комэски, записывайте. Первое. Ругань и мат из радиопереговоров должны быть исключены. К этому трудно привыкнуть, но — надо. Второе. Называть пилота по имени — категорически запрещено. Каждый из них в бою имеет свой номер. Не исключено, что немец слушает наши разговоры. Третье. У летчика в самолете вместо микрофона — на горле угольные ларингофоны. Ему надо привыкнуть говорить громче. Но на земле, радиостанция оборудована микрофоном направленного действия, поэтому говорить надо точно в рупор, а орать не надо. И четвертое. Передатчик на земле отрабатывает свою функцию только при нажатой кнопке на рукоятке микрофона (показывает кнопку на микрофоне). Часть сообщений лейтенанта Николаева осталась у него на языке. А в другое время, передатчик работал „в холостую“, и пилот не слышал своего командира. Кнопкой микрофона надо научиться работать правильно. Это пока все».

Говорит Амельченко: «Так, мои боевые товарищи, все ясно? А теперь в столовую, время к обеду. После обеда посмотрим вторую эскадрилью. Погодка пока позволяет. Комэск лейтенант Петров, готовь своих парней в бой».

Говорит Петров: «Товарищ майор! Бой — это хорошо. Все, что надо — выполним. Но летчики уже три недели без отдыха. Только сон, еда и полеты. Сильно устают. Стали спрашивать об обещанном воскресном увольнении в город. Послезавтра как раз воскресенье».

Командир полка ответил: «Ладно. Я позвоню в дивизию. И с местной властью согласовать надо. Без разрешения нельзя».

***

Первое увольнение в Одоев состоялось в воскресенье, 11-го апреля. Группа наиболее отличившихся в учебе летчиков, в составе девяти человек под командованием начальника связи полка капитана Кротикова, была приглашена на вечер отдыха в клуб одоевского завода фруктовых соков (Завод «СОФР» — соков фруктовых). Директор завода Котов обещал угостить летчиков пивом собственного производства. Комендант города майор Прокопенко прислал на завод патрульный наряд, так было положено по законам военного времени. Командовал патрулем офицер комендатуры — старший лейтенант Будунов.

Молодые ребята — летчики, танцуют в клубном зале с заводскими девчатами под старый граммофон, а два командира, капитан Кротиков и старший лейтенант Будунов сидят тут же за маленьким столиком, пьют пиво и мирно беседуют. Обслуживает их буфетчица Оля. Сидят давно, на столе шесть пустых кружек. К столику подходит буфетчица с еще двумя полными кружками:

— Угощайтесь, товарищи офицеры…

Подняв на нее глаза, говорит капитан:

— Заводское пиво легким не назовешь, градусов под семь-восемь. Так что нам хватит. За угощение спасибо. — Офицер комендатуры возражает: «Еще с парочкой мы, пожалуй, справимся. Ставьте, ставьте, душечка. А пустые заберите», — обращается к летчику:

— Вы откуда родом, товарищ капитан?

— Я из Белоруссии, город Могилев.

— А я вот вологодский, деревня Кустовка. Может, слышали?

Капитан поперхнулся, откашлялся и ответил:

— Нет, в Вологде я никогда не был.

— А семья Ваша, где? Осталась в Белоруссии? Там ведь теперь немцы…

— Семья моя в Ленинграде. Но и там сейчас очень плохо…

— А я холостой-неженатый. Но здесь у меня есть невеста. Она об этом пока не знает. Учится в десятом классе. Вот, закончит школу и я буду свататься. Через два месяца выпускные экзамены. А через три — ей исполнится 18 лет, и тогда я мешкать не буду. Хочу остаться в Одоеве.

— Да, свадьба — событие важное и веселое. Но ведь война. Убить могут, время не совсем подходящее.

— Моя война, товарищ капитан, окончилась. Одоевская комендатура — местечко тихое, это не окопы Сталинграда. Хотя и здесь работы хватает, правда без пальбы и атак. Так что, моя Маша безмужней не останется.

Услышав имя Маша, капитан спросил у Будунова:

— Вашу невесту, зовут Маша Степанова? — Будунов насторожился.

— А Вы её откуда знаете?

— Я квартирую у её тетки в Николо-Жупани. Но Маша у тетки сейчас не бывает. Она живет у матери здесь в Одоеве.

Будунов поднял кружку со стола к глазам и молча, пьет пиво. Через край кружки смотрит летчику в лицо. Настроение его явно изменилось. Опустив кружку, с затаенным подозрением спрашивает:

— Товарищ капитан, где-то я Вас видел. Вот только где?

— Навряд ли. Под Сталинградом я не воевал, а до этого служил на Кавказе. Ведь Вы там не были, или были?

— Да на Кавказе мне не приходилось. Но лицо мне Ваше знакомо.

— Что же, я всегда на кого-то похож, мне это часто говорят.

Допивает пиво из ребристой кружки, встает из-за стола, и говорит:

— Однако, моим парням домой пора. Давайте прощаться.

Обходит столик и протягивает руку Будунову. Будунов сразу руки не подает и, наклонив голову, тихо говорит:

— По-дружески советую Вам из избы Игнатьевой переселиться, чтобы случаем не познакомиться с Марией Степановой. Мужчина Вы интересный, да еще боевой летчик, завлечь любую сможете, не то, что я рыжая головушка. А иначе Вы мой противник, я ревнив и злобен. Договорились? — Только теперь подает руку капитану. Но капитан отдает честь и уходит.

***

Вечером, придя домой, Будунов написал донос на капитана Кротикова заместителю начальника Особого отдела НКВД капитану Госбезопасности Хромову в виде письма «Лично в руки»:

Уважаемый, Алексей Михайлович, здравствуйте!

В дислоцированном под Одоевом 133-м истребительно-авиационном полку служит капитан Кротиков Дмитрий Андреевич, он начальник связи полка. Несмотря на запрет отлучаться из части этот капитан подозрительно часто бывает в Одоеве, посещая буфет завода СОФР, где в продаже всегда имеется свежее пиво, а «из-под полы» и водка. Пьет много, и часто в долг. Сильно пьянеет. Болтает — что попало, и о новых самолетах — тоже. В городе посещает сомнительных женщин. Зачем? — не установлено.

При личной встрече с капитаном я опознал в нем сына бывшего полковника царской армии Кротикова Андрея Дмитриевича, который с 1914 года после выхода в отставку жил с семьей в фамильном поместье своих предков в усадьбе Кроты, что возле деревни Кустовка под Белозерском. Мой отец крестьянин Гаврила Будунов и вся наша семья батрачили на полковника. В 1919 году я был свидетелем тому, как барин отправил своих детей Елену и Дмитрия за границу в Германию к своим дальним родственникам. Вскоре полковник Кротиков был убит крестьянской беднотой, а усадьба Кроты сожжена за укрывательство в ней белогвардейского офицерского конного отряда. Когда и как потом вернулся в Россию сын полковника Дмитрий Кротиков, я не знаю. Но полагаю, что его мораль и поведение не соответствуют образу офицера Красной Армии. Не исключено, что он замаскировавшийся враг Советской власти, или засланный шпион. Он связист, а немцы, как Вы знаете, сейчас особенно активно ведут против нас войну в радиоэфире. Буду рад, если на счет капитана Кротикова я ошибаюсь.

С товарищеским приветом — Егор Будунов. 12.04.1943 года.

***

Следующая поездка летчиков на вечер отдыха в Одоев состоялась в воскресенье 18-го апреля. Возглавлял команду начальник штаба полка капитан Васильченко.

Как и в прошлый раз, молодые пилоты танцевали с одоевскими девчатами, в перерывах курили, пили заводское пиво, а командиры наблюдали за молодежью со стороны. Когда встреча подходила к концу, между командирами состоялся такой разговор.

Спрашивает Будунов:

— Товарищ капитан! Вы хорошо знаете своего помощника, капитана Кротикова? Он у Вас еще и начальник связи.

— Нормальный мужик и как военспец — лучший в дивизии.

Васильченко помолчал, задумался, спросил:

— А Вы, почему о нем меня спрашиваете?

— В прошлое воскресенье он был здесь. Вот, как и Вы, пил со мной пиво. Но Вы от второй кружки отказались, а начсвязи Ваш осушил аж пять штук. И от водочки не отказался. В автобус его волоком поднимали летчики. Он что, больной, или просто забулдыга?

Васильченко ответил:

— Скажу так! Капитан любит выпить — это правда. Летчики все выпивохи. Но, чтобы он в гостях перебрал лишнего, этого не бывало. Алкоголь плохо на него действует, но он знает свою норму. Я к его слабости отношусь с пониманием и кляуз на него никогда не сочинял.

Говорит Будунов:

— А я, как офицер Одоевской комендатуры обязан был доложить о Вашем капитане в Тулу. И это не кляуза, а долг службы.

Васильченко, внимательно глядя в глаза Будунову, продолжил:

— Если же Ваша служба сводится и к тому, чтобы писать докладные на офицера, приглашенного в гости, то я не завидую вашей работе. — Помолчал, продолжил:

— Впрочем, долг службы превыше всего, так что, может быть, Вы поступили правильно. Наверное, так и надо. — Встает из-за стола.

— Простите, нам пора домой. О Вашем сообщении доложу командиру полка.

Начальник штаба капитан Васильченко докладывать командиру полка о разговоре с Будуновым не стал. Он поступил по другому: все рассказал капитану Кротикову. Зная вспыльчивый его характер, Васильченко не без оснований надеялся, что его помощник при случае устроит Будунову взбучку. А Будунов в очередной раз напишет рапорт в Тулу. Неприязнь к своему помощнику капитан Васильченко испытывал давно, но явно против него никогда не выступал. Во-первых, капитан Кротиков был любимцем молодых летчиков, а во-вторых, давним другом командира полка. Но два капитана на один маленький полковой штаб — многовато. И капитан Васильченко, не имея высшего военного образования, относился к своему помощнику с осторожностью, и если и «подмачивал» ему репутацию, то только «из-под тишка».

***

Воскресенье, 25-е апреля. В этот день состоялась очередная поездка летчиков 133-го истребительно-авиационного полка в гости на одоевский завод фруктовых соков. Командир полка майор Амельченко назначил старшим группы, повторно — капитана Кротикова. Это было связано с тем, что помимо обязанностей старшего группы, капитан Кротиков, как начальник связи, получил задание от комполка передать коменданту Одоева пакет с грифом «Для служебного пользования».

Еще с аэродрома капитан Кротиков позвонил в комендатуру Одоева и заранее узнал, что майора Прокопенко на службе нет. Используя этот факт, начсвязи решил сыграть с Будуновым «свою игру». Чем-то, он не нравился капитану.

Как и в первый раз, офицеры снова пили пиво, но с оплатой через буфетчицу. Настороженный Дмитрий Кротиков весь вечер был сдержан, на вопросы Будунова отвечал односложно — «да» или «нет», но больше молчал. Будунов тоже старался не нарушать напряженности, спросил только «Как пиво?», на что Кротиков с ехидцей ответил: «На этот раз без ерша». И спросил: «Что в буфете, водка кончилась?» Будунов ответил: «С водкой все в порядке. Хотите?» Кротиков: «Пью только дома и в кругу своих друзей». И снова сидели молча. В конце встречи капитан Кротиков встает из-за стола, показывая Будунову, что встреча окончена. Старший лейтенант Будунов тоже встает. Капитан, как бы спохватившись, говорит:

— Да, вот что еще. Командир полка майор Амельченко поручил мне передать коменданту Одоева гвардии майору Прокопенко приглашение с просьбой посетить полк Первого мая. Я заезжал в комендатуру, но Вашего начальника не застал. — Достает из голенища сапога пакет. — Вот письмо. Раз Вы здесь, передаю приглашение через Вас. Кстати, если сможете, приезжайте тоже.

Будунов кладет письмо в офицерскую полевую сумку и говорит:

— Это навряд ли. Если комендант отлучается, то я чаще других офицеров остаюсь за него в городе. Неофициально я его помощник.

— Ну, хорошо. Тогда сами решите, кто из вас будет нашим гостем. — Капитан отдает честь и, не подав руки, поворачивается к Будунову спиной, собираясь уйти. — Говорит Будунов:

— Капитан! Задержитесь еще на пару минут. У меня к Вам есть сугубо личный разговор. Не совсем простой, но важный. Присядьте, пожалуйста. — Капитан, ничего не подозревая о намерениях старшего лейтенанта, садится на свое место. Будунов помолчал и тихо начал так:

— Мне известно, что Вы сын бывшего царского полковника Андрея Кротикова. Матушка Ваша из графского рода, а Вы, стало быть, их отпрыск. тоже буржуй, хотя и бывший. Надо полагать, что этот факт при поступлении в комсомол Вы скрыли. Теперь Вы член ВКП (б). — Будунов умолк и, ожидая реакции капитана, внимательно вглядывается в его лицо. Но никаких эмоций не последовало и Будунов, прищурив глаза, продолжил:

— Что Вы скажите по этому поводу, товарищ капитан, если Вас спросят, например, в Особом отделе НКВД? — Кротиков, еле заметно улыбаясь, продолжал молчать. Будунов, приподнимаясь над столом и наклоняясь в сторону капитана, снова заговорил:

— Тогда скажу я. — Сел на место. — Первое. Пока о Вашем прошлом знаю только я. И я не случайно прошлый раз спрашивал Вас о белозерской деревне Кустовка. Хотя Вы говорите, что там и не были, но там фамильное поместье ваших немецких предков, усадьба Кроты. В НКВД об этом пока неизвестно, ведь согласно анкете Вы родились в Белоруссии. Тоже ложь, Вы, как и я, родились в Кустовке. Только Вы в барском доме, а я в сарае на конюшне. Отец мой был конюхом у вашего батюшки, может, помните? — Капитан продолжал молчать. Будунов продолжил:

— Теперь второе. То, что Вы из дворянского рода, да с немецкими предками сейчас это очень важно. Немцам нужны такие офицеры в Красной Армии, особенно радисты. И платят золотом. У Вас отличная перспектива, и Ваша сестра Елена живет в Германии. От неё к Вам есть послание. — Капитан резко поднял голову и с прищуром посмотрел на Будунова. Тот выжидательно молчал. Молчание нарушил Кротиков:

— Откуда ты, лейтенант, все это накопал? Про сестру ничего не знаю даже я. Да и предков у меня в немцах нет. Никак ты меня в шпионы вербуешь? Так знай: шантаж твой дохлый, могу и по зубам вмазать, и оттащить куда надо.

— Наконец Вы открыли рот, товарищ капитан, и с честью выдержали мое провокационное испытание. Не горячитесь и не кричите так громко, я еще не все сказал. Да, такие офицеры как Вы, — находка для Абвера. Но это и нам очень кстати.

— Кому это вам, — снова вставая из-за стола, и расстегивая кобуру пистолета, грозно спросил капитан.

— Сядьте на место и слушайте, слушайте, Дмитрий Андреевич. (Пауза). Советской контрразведкой задумана глобальная дезинформация немцев. У Вас, и таких как Вы, есть перспектива стать «немецким шпионом» в пользу Советского Союза. Дело интересное и выгодное. Да и сестра ждет Вас не дождется. — Будунов умолк. Долго молчал и капитан Кротиков. Потом он сел на место и с ехидцей спросил:

— А как же мои пять кружек пива «за раз», да еще оказывается с водочкой? Кажется, так ты сообщил моему начальнику штаба? Разве Абвер возьмет такую пьянь к себе на услужение? И почему о таком важном деле говоришь со мной Ты, офицер комендатуры Одоева, а не начальник Особого отдела Тульского укрепрайона или хотя бы особист 234-ой авиадивизии? О том, что Ты с Кустовки мне ни о чем не говорит. Отца твоего, смутно помню, а Ты для меня «белое пятно», и кто Ты на самом деле, я не знаю. Полагаю, что берешь на себя слишком много, или и есть сам шпион, только не в пользу Советского Союза.

Будунов ответил:

— Ваша бдительность похвальна, — помолчал, отпил из кружки пива. — Я штатный сотрудник Четвертого управления НКВД, отсюда мои знания о Вашем прошлом. Показывает удостоверение. Откомандирован в комендатуру Одоева для работы с тыловыми офицерами Красной Армии. — Кротиков возразил:

— Я тебе не верю. — В упор смотрит на Будунова. — И не тыловой офицер, а боевой командир. А ты, провокатор и шантажист. Насчет твоего шантажа скажу следующее. О том, что я из дворян, хорошо известно в политотделе. В учетной карточке члена ВКП (б) есть соответствующая запись. О том, что я родился в Белоруссии, так это из записей в документах Могилевской коммунистической школы имени Крупской. Так тогда записывали всех беспризорников, кто попадал в эту школу без документов после уличных облав. Полагаю, что теперь у меня есть все основания доложить о твоем предложении (капитан задумался) куда следует.

Как ни в чем не бывало, Будунов улыбается и заканчивает разговор так:

— Мне, конечно, попадет за мое служебное рвение, не стоило говорить Вам о новых планах контрразведки. Но в НКВД Вам лучше не обращаться, там не любят тех, кто знает слишком много лишнего. Впрочем, для меня это не важно, если хотите — попробуйте. — Держит паузу, саркастически ухмыляется, потом говорит:

— «Шпион» из Вас — никудышный. Немцы такого, как Вы, действительно не взяли бы. Это я, доложу куда надо. Рад за Вас, Дмитрий Андреевич…

Будунов сел обратно за столик и заказал еще кружку пива. Капитан Кротиков, не прощаясь, вышел из-за стола и пересел за стол к лейтенанту Петрову, командиру 2-ой эскадрильи. Когда закончился танец, комэск Петров встал и громко, чтоб слышали все, скомандовал:

— Товарищи летчики! Вечер отдыха окончен. Нам пора домой. Прощайтесь с дамами, простите — с девушками, и все — в автобус. От имени командования, благодарю хозяев за угощение и за радушный прием. Всем большое спасибо…

***

Дождавшись, когда автобус с летчиками уехал, Будунов достал из полевой сумки перочинный ножик и письмо для коменданта, аккуратно подрезал наклейку с печатью и развернул лист с текстом:

Военному Коменданту Одоева, гвардии майору Прокопенко. Товарищ гвардии майор! Вчера, 24-го апреля (суббота) поздно вечером в 21 час 08 минут полковой радиостанцией была зафиксирована работа коротковолнового передатчика в довоенном радиолюбительском диапазоне. Передача была очень короткой. Сигнал достаточно энергичный. Передатчик где-то рядом. О факте сообщено в Особый отдел дивизии. Чтобы не вызывать в Одоеве излишнего беспокойства, Вы приглашены на завтра (26.04.43 г.) к 10-ти часам на аэродром. Здесь и обсудим общее дело. Комполка, м-р Амельченко. 25.04.43 г.

Будунов сложил письмо и вложил его обратно в конверт. Достал из полевой сумки листок бумаги, что-то написал. Полушёпотом пробурчал: «Вот так новость». Буфетчица Оля, принесшая пиво, не все расслышала и переспросила:

— Какая новость, Егор Гаврилович?

— Пиво у тебя горькое, Ольга Васильевна! Вот какая новость. Передай своему брату пусть сегодня же вечером после 23-х часов зайдет ко мне домой. Это очень важно. Теперь второе. Завтра утром, как обычно в понедельник, за пивом для Тульского военторга на завод приедет снабженец Шимякин. Прямо сейчас отнеси в отдел сбыта для него от меня записку и мою фуражку. В записке просьба, заменить мою фуражку с малиновым околышем на общеармейскую. На словах передай, если такую фуражку надо купить в их магазине — пусть привезет, я оплачу. — Встает, уходит.

Волкова берет со стола фуражку Будунова и пустую кружку, уходит за прилавок, отгибает подкладыш, достает оттуда узкую полоску бумаги, на которой запись открытым текстом:

Рация запеленгована. Каюр на грани провала. Вербовка Кэпа невозможна. Прошу указаний. 25.04.1943.

Снабженец Шимякин (агент Марк) отреагировал на провал радиста Василия Сомова моментально. В Берлин полетела радиограмма:

«Марк — Центру — 26.04.43»

Вербовка Кэпа невозможна. Рация Филина запеленгована. Радист на грани провала. Я вне подозрений, возвращаюсь Москву.

«Центр — Марку — 26.04.43»

Возвращением Москву воздержитесь. Вербовку Кэпа следует повторить, возьмите это на себя. Указания передаст «Сват». При невозможности реализации вербовки до двадцатого июня реализовать вариант «Финиш».

6. Василий и Ольга Сомовы

В двенадцатом часу ночи, когда на улице абсолютная темень, в калитку дома, где квартировал Будунов, вошёл местный пастух Васька Сомов. Его сестра Ольга сообщила брату о вызове и вот он явился. Во дворе на крыльце сидит одетый «по-домашнему» Егор Будунов, курит и гладит огромного пса по загривку, чтобы тот помалкивал. Но пес зарычал на пришедшего, хотя лаять не стал. Будунов отвел пса к будке, посадил на цепь, потом вышел на улицу, огляделся, вернулся во двор, запер калитку на засов и пришедшему Сомову сказал: «Проходи в дом, только тихо, не разбуди хозяйку».

Что между ними общего? Василий Сомов в конце января 42-го года, вернулся с фронта инвалидом. На заводе «СОФР» было небольшое подсобное хозяйство, две лошади, телега, командирская двуколка для районного начальства, сани, плетеные корзины и прочая утварь для заготовки фруктов и ягод по осени. Директор завода взял парня на работу в качестве пастуха к двум лошадкам, а сказал так: «Будешь завхозом». В Одоеве для Василия другой работы не было, и он согласился. Гулять лошадей — дело нехитрое, к тому же Сомов нанялся пасти домашний скот у тех крестьянок, которые чудом сохранили кто коровёнку, кто козу, а кто и пару овец. В целом, стадо получилось немалое, заводские лошади, две коровы, пять коз, да один козел — тоже Васька. Хозяйки платили по два рубля за крупную и по рублю за мелкую скотинку. Плюс харчи, а иногда и масло для Ольги и ее малолетнего сына. И это, не считая заводского заработка.

По возвращении с фронта Сомов жил у сестры в старом доме на краю глухой деревни Хутор. Так называли три дома, стоящих на отшибе в семи километрах от Одоева. Мужик сестрин, возчик на заводе «СОФР», погиб в первые дни войны, а его родители, чей был дом, умерли еще в довоенное время. Ольга работала в буфете на заводе фруктовых соков, так что не голодали и не бедствовали.

Еще до войны, в тридцатые годы Вася Сомов окончил Тульский железнодорожный техникум и остался жить в Туле. Увлекся радиотехникой, стал членом тульского клуба радиолюбителей. В июле сорок первого, когда пришел приказ сдать радиоприемники, радиоклуб стал пунктом сбора, а Сомова назначили приемщиком. Всё это знали все, и в НКВД — тоже. Но вот то, чего не знал никто.

***

Деревня Хутор. Декабрь 1941 год. Двор деревенского дома Ольги Волковой. Во дворе немецкий танк Т-4. Командир немецкого танка Отто Фишнер, крепкий молодой парень, прилично говорит по-русски. Другие два танкиста, чем-то заняты возле танка. На крыльцо выходит Ольга Волкова и машет рукой немцам. Весело кричит:

— Фрицы! Ком, ком, на хаус! Курка кушать.

Фишнер обращается к Волковой на русском языке.

— Олга! Можно я приглашаю к завтрак мой друг? Он хорошо знает по русскому. — Волкова безразлично пожимает плечами. Два немца моют руки в бочке с ледяной водой и вслед за Волковой входят в дом. Фишнер вытаскивает из открытого танкового люка шлемофон с радиогарнитурой и говорит на немецком языке.

— Георг, вчера я говорил тебе, что здесь есть для тебя работа, по твоему ведомству. Возьми, что надо и приезжай прямо сейчас. Ты же знаешь куда — крайний дом в деревне Хутор. Жду. (Идет в дом.)

Комната в деревенском доме Волковой. За столом два немца заняты разделкой сваренной курицы. Входит Фишнер, раздевается, проходит к стенке, где между окнами семейные фотографии. Рассматривает их, якобы впервые. На стене фотография молодого мужчины, а рядом с фото регистрационный бланк радиолюбителя-коротковолновика в рамке. Немец и сам до войны увлекался радиолюбительством и сразу сообразил, что к чему. У Ольги спрашивает.

— Это твой муж?

— Нет. Это мой брат. А муж, вот на этой фотографии.

— И где они тепер?

— Муж погиб, а брат еще летом пропал, где-то под Смоленском.

— Про документ видно, что твой брат «гуд» радист. Бланки эта серия имели только профи.

— Это правда, он был известным спортсменом и получил для работы хорошую радиостанцию. Кажется ваш «Филипс».

— «Филипс», это не немец, а голландия фирма. А где теперь эта Филипс?

— Когда началась война, все радиоприборы надо было сдать. Вася, мой брат, тоже сдал и получил документ. Перед уходом на фронт, вышло так, что рация осталась у него. Он притащил ее в деревню, сказал, что она неисправна и что ему велели рацию сохранить. Врал, конечно. Просто украл хорошую вещицу.

— Притащил деревню, это здес?

— Да, она и теперь здесь на чердаке.

— У мой дома в Германия тоже «Филипс». Посмотрю можно (заволновался, но виду не подал).

Открывается дверь, входит Георг Шиман в форме немецкого капитана. Снимает шинель и фуражку, проходит к столу. Обращаясь к Фишнеру, говорит по-русски.

— О! Твоя хозяйка настоящая фрау, знает чем угостить немца. Так что коньяк я принес кстати. (Обращается к Волковой). — Вас зовут Ольга? Очень приятно. Шоколад Вам (подает плитку шоколада Ольге). Говорит Фишнер:

— Георг, вот посмотри здес (указывает на бланк радиолюбителя Сомова). Это Сомов, брат Олга. Может быть жив. У нас на плен Смоленск.

— Госпожа Волкова! Я капитан немецкой военной разведки Георг Шиман. Если Ваш брат Сомов жив и у нас в плену, то я обещаю вернуть его домой на родину. Скоро здесь будет новая немецкая Россия. По тому, как Вы относитесь к Отто, я вижу Вы достойны быть его подругой и навсегда с нами. Надеюсь, что и Ваш брат будет тоже с нами, когда снова окажется дома. И мы будем о Вас заботиться.

— Спасибо, гер-капитан» (Улыбается Шиману.)

Шиман подходит к столу. По немецки приказывает двум танкистам выйти. Те уходят. Шиман достает из внутреннего кармана военного френча заклеенную банковскую пачку денег, из другого кармана золотой гарнитур женских украшений в пакетике, все демонстративно кладет на стол и говорит.

— Здесь десять тысяч рублей от германского командования. И золотые украшения для Вас, лично от нас с Отто. А вот в этом документе надо расписаться (кладет расписку на стол).

Ольга пытается уклониться от каких-либо подарков и обязательств.

— Я не достойна такой чести, господин гауптман. И таких подарков. Что я скажу людям. Откуда у меня деньги? (Помолчала, подумала, наигранно заулыбалась) — А немцев и без этого я обожаю.

Гауптман Шиман как бы доверительно, без напора, замечает.

— Есть директива доктора Гебельса, всех русских мальчиков и девочек в возрасте от пяти до восьми лет отправлять в Германию в богатые немецкие семьи для воспитания в немецком духе. — (Помолчал и спросил): — А Вашему сыну сколько?

Больше напуганная женщина не упрямилась и подписала все подсунутые ей бумаги, только злобно спросила:

— Теперь, что от меня требуется?

— От Вас потребуется только одно: — принять в нужное время посланца с приветом от Отто, и передать этому посланцу рацию Вашего брата. Мы ее посмотрим и приведем в порядок. За это надо выпить.

Сам достает рюмки из посудного шкафчика. Шиман и Фишнер садятся за стол, Шиман разливает коньяк в три рюмки, одну предлагает Волковой, та отказывается, но за стол садится, молчит и слушает мирную немецкую речь двух офицеров. Те пьют коньяк, порою смеются и не обращают внимания на Волкову.

Так сотрудник Абвера Георг Шиман отметил свой успех с танкистом Отто Фишнером бутылкой французского коньяка. Ольга Волкова стала невольной пособницей немецкой военной разведки.

На следующий день Ольга отвела сына к матери в Одоев, а сама, не стесняясь соседских деревенских баб, флиртовала сразу с тремя фашистами. За домом Сомовых потянулась дурная слава.

Спала ли, или просто флиртовала, но когда танкистов через четыре недели вышвырнули из одоевских деревень, грязная слава о Сомовой быстро расползлась и по городу. Женщина она была смелая и дерзкая, так что всех посылала многоэтажным матом.

***

Заинтересованность немцев, проявленная к рации Сомова, была не случайной. Несмотря на суровое поражение под Москвой, Гитлер все еще был абсолютно уверен в своей окончательной победе над «советами». После Москвы победный реванш Вермахту был необходим, «как воздух». Особая роль отводилась Абверу. Наряду с общеизвестными приемами разведывательной работы, по указанию адмирала Канариса, была разработана тактика ведения радиоразведки с использованием довоенных радиолюбительских каналов связи. Новаторская идея состояла в следующем. Радиолюбительские диапазоны коротких волн лежат далеко от диапазонов волн, принятых для работы войсковых радиостанций. Связано это с тем, что радиосвязь на частотах выше 27 мГц исключительно капризна, близкого действия, ненадежна и в течение суток неустойчива, именно поэтому она была отдана радиолюбителям. Однако, со временем было установлено, что короткие волны длинной в 10,5—11,2 м уверенно и без помех распространяются на значительные расстояния летом в позднее дневное время, когда ионосфера, от которой отражаются короткие радиоволны, особенно активна и находится в устойчивом состоянии. Но работа в 10-ти метровом диапазоне долгое время была затруднена еще и тем, что радиопередатчик для этих целей получался громоздким из-за отсутствия специальных высокочастотных генераторных радиоламп. Когда такие радиолампы в конце 30-х годов появились, голландская фирма «Филипс» разработала и стала выпускать супер-коротковолновую радиостанцию «RS-39» для продажи радиолюбителям. Помимо передатчика, в состав рации входил широкополосный радиоприемник, с перекрытием всех коротковолновых, и не только радиолюбительских, диапазонов.

С точки зрения военной разведки, недостатком такой радиостанции была невозможность ее использования «в полевых условиях», так как для своей работы она требовала наличия промышленной сети переменного тока. Но в особых случаях, например в глубоком советском тылу, там, где готовится сосредоточение войск, стационарная рация имеет значительные преимущества. С помощью широкополосного слежечного радиоприемника можно «слушать» радиоэфир и накапливать информацию, «не сходя с места» и не обнаруживая себя. Сброс информации в «Центр» — на никем не используемой супер-короткой радиолюбительской волне. Тем более что слежечных широкодиапазонных радиоприемников, а значит и нужных пеленгаторов, к началу войны в СССР не было. По плану Абвера дело оставалось «за малым»: оснастить своих агентов в России нужной стационарной радиоаппаратурой и обеспечить им «постоянную прописку» в крупных городах и в тех зонах, где предполагалось скопление войск Красной Армии. В этом отношении, «сомовская» рация в Одоеве для Абвера была «золотой находкой». Сотрудник фронтовой немецкой разведки Георг Шиман отпраздновал свою маленькую победу.

После визита к Волковой, в Берлин, в оперативный отдел Абвера «А-1» Шиман отправил радиограмму, в которой сообщил об удачной вербовке в Одоеве сестры радиста-коротковолновика Василия Сомова, который, очень вероятно, пленен под Смоленском, и находится в лагере для военнопленных.

«Марк — Центру — 09.12.1941»

Проведена удачная вербовка в Одоеве Волковой Ольги. Это сестра радиста-коротковолновика Василия Сомова, сержанта Красной армии, который, очень вероятно, пленен под Смоленском и находится в лагере для военнопленных. Радиолюбительская станция Сомова «Филипс RS-39» сохранена и укрыта в Одоеве. Прошу указаний.

Из Берлина последовал приказ:

«Центр — Марку — 11.12.41»

Срочно вылетайте Смоленск разыщите радиста Сомова. Он курсант школы АК-203. Легализуйте и отправьте в Одоев, как тяжело раненного красноармейца, непригодного к воинским обязанностям. Обеспечьте деньгами, дайте псевдоним «Каюр», сестре псевдоним «Дона».

Через три дня Шиман нашел Василия Сомова, но не в лагере для военнопленных, а в смоленской спецшколе +АК-203-R. Здесь Абвер готовил агентов-радистов в основном для заброски в Советской тыл.

***

Сомов попал в немецкую разведшколу при следующих обстоятельствах.

10-го июля 1941 года в бою на подступах к Смоленску, немцы танковой атакой разгромили последнюю линию обороны советских войск с южной стороны города. В этом бою был тяжело ранен радист 31-ой пехотной дивизии старший сержант Василий Сомов. На следующий день в полумертвом состоянии он был найден в заваленном блиндаже немецкой поисковой командой рядом с разбитой рацией. Военных специалистов, попавших в плен, таких как саперы, снайперы и, особенно, радисты, немцы даже раненных не добивали, а переправляли в распоряжение Абвера. Так Сомов сначала попал в немецкий военный госпиталь, где через два дня пришел в сознание, и только здесь понял, что кисти на правой руке у него нет. Лицо также изуродовано. Но, несмотря на увечье, а может быть благодаря этому увечью, через три недели Сомова перевели в смоленскую спецшколу Абвера. В октябре немцы вплотную подошли к Москве и, потерявший веру в своё возвращение на Родину, Василий Сомов, после непродолжительной обработки, дал согласие работать на немцев.

***

В конце января 1942-го года Сомов с прекрасно изготовленными документами на непригодного воевать инвалида, был выброшен с парашютом в лесистый массив под Одоевым, и без проблем вернулся в дом Ольги Волковой. Вид его ужасный. На правой руке нет кисти. Левый глаз выбит. Хмурый, худой как ободранная кошка, обиженный на всех. Молча, пьет водку. Волкова рассматривает документы брата.

— Вася! Я так и не возьму в толк, ты был в плену, или они нашли тебя в госпитале? Документы у тебя наши, советские. А привет принес от немцев.

— Оля, ты подруга танкисту Отто, или его жена? — Собирает свои документы со стола и кладет их в карман гимнастерки.

— Значит и ты с ними. А не боишься, что нас с тобой повяжут? За такие дела, сам знаешь — стенка. Я бы лучше пошла в НКВД, а ты?

— Сестрица! Вот послушай. Когда в мою рацию под Смоленском попала минометная граната, и я потерял сознание, меня бросили умирать в обвалившемся окопе. Меня даже не пристрелили. А через два дня я очнулся в госпитале. Думал в нашем. Но, только это был немецкий. Правой кисти нет, морда вся забинтована. Из-под бинтов один глаз торчит, другого нет. Голова, как пустая тыква. Ничего не слышу и почти ничего не вижу. Болел долго. Но выхаживали как своего и выходили. Что я полковой радист, записано в моих документах. Радистов немцы берегли для шпионской работы. Отправили меня в разведшколу, где всему и хорошо учили, но главное — парашютному делу и работе на ключе левой рукой. Научили. Потом я учил других. Мысль о том, что меня рано или поздно забросят в СССР, меня не покидала, и я без колебаний был готов прийти в НКВД. Но вот под новый сорок второй год за мной в школу заявился офицер Абвера капитан Шиман и очень подробно рассказал мне о твоих забавах с немецкими танкистами и о том, что моя радиолюбительская станция ждет меня в Одоево. Чтоб совсем доконать показал мне Шиман твою расписку, где и ты дала согласие работать на Германию. Вот так, дорогая сестренка. А ты говоришь — «Я пошла бы»…

— Вася! Миленький мой, дорогой. (Почти плачет). Я попала в пособницы к немцам не по своей воле. Прости меня, если я и перед тобой виновата. Но ведь ты был готов пойти к чекистам. Может так и надо сделать? У нас с тобой Ванечка, мой сынок и твой племянник. Может, нас на много не посадят, как думаешь?

— Оля! Не надейся. Дадут на полную катушку. Для тебя — это расстрел за блуд с немцами, а для меня каторга — за похищенную рацию. Так «будь, что будет». Да и победить немца, у нас шансов нет. Я видел, как и чем они воюют. Пока наш солдат убьет одного фрица из мосинской винтовки, немец положит пятерых из автомата «шмайсер». Уже под Смоленском ни танков, ни самолетов у нас практически не было. А у немцев этой техники — немеренно. Так что нам с ними не справиться. Еще один шаг, и они будут далеко за Уралом. И «Новая немецкая Россия» обязательно будет. Тогда твой Отто — это гарантия, что нас не повесят, особенно меня как комсомольца. А деньги, что тебе дали, сейчас кстати. И золотишко, оно и у немцев — золото. — О том, что он — Василий Сомов — завербован для работы на немецкую разведку, подробно сестре рассказывать не стал, и Ольга надолго умолкла, а потом в сердцах сказала:

— Все-таки гады мы с тобой, братишка.

В дверь постучали. Входит комендант Одоевского гарнизона, гвардии майор Прокопенко и его помощник — старший лейтенант Будунов. Майор обращается к Сомову:

— Здравствуй Вася! Живой значит вернулся. Хорошо, что живой. А вот Миша Волков, — пришла похоронка. (Молчит) Когда прибыл?

— Вот только вчера и добрался.

Сомов достает из кармана гимнастерки солдатскую книжку, справку об увольнении по ранению, военный проездной аттестат и все передает коменданту. Тот все внимательно рассматривает и, наконец, говорит.

— Да, Сомов! Не пощадила тебя война. (Возвращает документы). У тебя здесь все в порядке. Слава Богу, хоть в плену не был. Отправляйся в Одоев, на учет встать надо. (Прокопенко смотрит на Волкову).

— Ольга Васильевна! А мы не к Василию, а к Вам. Пришло указание задержать Вас в связи проживанием в вашем доме немецких танкистов. Старший лейтенант отвезет Вас в Тульский НКВД. Собирайтесь, наш «Газик» во дворе. Сомов, качаясь встает из-за стола:

— Я тоже с вами. Мне одному здесь делать нечего.

***

В Туле Ольга Васильевна Волкова пробыла всего три дня. Возвратилась, и как ни в чем не бывало, приступила к своей прежней работе в буфете завода «СОФР». В феврале сорок второго, с возвращением в Одоев Советской власти, у Ольги появился ухажер — старший лейтенант Егор Будунов. Тот самый, который месяц тому назад отвозил Волкову в Тулу. До войны он служил в НКВД, но в 1939 году, по ряду обстоятельств был выведен за штат. Теперь в 42-м, он был фуражиром в конной дивизии генерала Белова, которая освобождала Одоев. По «смешной» болезни попал в дивизионный лазарет, а после ухода дивизии, как и другие раненные и больные конники, был оставлен на долечивание в местной больнице. Комдив Белов оставил своему фуражиру коня с полной амуницией и велел догонять дивизию. Но после выздоровления, все конники были направлены в распоряжение местной комендатуры для дальнейшего продолжения службы в создаваемом тульском укрепрайоне. Так Будунов попал в одоевскую комендатуру на должность командира патрульного взвода. Коня передали в заводское подсобное хозяйство, под надзор местного пастуха Василия Сомова, чему тот был бесконечно обрадован. Все органы Советской власти в городе быстро восстановили.

После этого прошел слух, что с немцами Ольга блудила по заданию советской военной разведки. Ясно, что сплетни быстро поутихли. Будунов переселил Ольгу к ее матери в Одоев и стал за ней ухаживать, даже обещал жениться. После того, как сестра переехала в город, Васька ночевал, где придется. То дома в деревне, то в сарае у той бабы, чью скотину пас днем, а то и просто в поле под боком у своего верного пса Бурана. В городе у матери ночевал крайне редко. Там чаще, тайно, бывал Будунов. Так что, с пастухом Васькой этот Будунов был почти родственником.

В марте сорок второго года, когда Гитлер успешно гнал свои армии на Юг, к Ольге пришел посланец от Отто Фишнера — офицер из одоевской комендатуры, в форме советского старшего лейтенанта — Егор Гаврилович Будунов. Тот самый, который полтора месяца назад приходил с комендантом Прокопенко арестовывать Волкову. Назвал пароль, и по заданию Абвера проинструктировал Волкову, как вести себя и что говорить в «чека». Предупредил, что повторный вызов неизбежен. Сообщил также о том, что ее брат Василий — основной радист одоевской разведгруппы Абвера и что он уже три месяца успешно работает на своей любительской радиостанции, а руководит группой гаутман Шиман. Сказал, также, что этот немецкий капитан давно ему, Будунову, известен как бывший нэпман Шимякин Георгий Петрович. Еще с довоенного времени, он — глубоко законспирированный агент Абвера — имеет неплохие связи в коммерческих кругах советских торговых работников, что помогло ему в январе 1942-го года, сразу после того, как немцы покинули западную часть Тульской области, зацепиться за тульский военторг в качестве вольнонаемного агента по снабжению. В Абвере этот «снабженец» уже давно имеет более высокое звание — капитан военной фронтовой разведки.

На послед Будунов сказал Волковой: «Для нас Шиман резидент. Мы под его началом. Войне скоро конец, и немцы обязательно вернутся. Твой Отто передает тебе тысячу настоящих немецких марок на ближайшее счастливое будущее. Теперь в Одоеве нас трое, твой Васька тоже с нами».

Вот такие были знакомцы Будунов и Сомовы.

7. Нет радиста — нет связи

Добротный деревенский дом за глухим досчатым забором с такими же глухими воротами с калиткой. Поздняя ночь. К калитке подходит Василий Сомов, открывает и входит. Во дворе на крыльце сидит одетый «по-домашнему» Егор Будунов, курит и гладит огромного пса по загривку, отводит пса к будке, сажает на цепь, выходит на улицу, огляделся, возвращается во двор, запирает калитку на засов и пришедшему Сомову говорит:

— Проходи в дом, только тихо, не разбуди хозяйку.

Тихо войдя в избу, и подходя к двери своей комнаты, Будунов взял Сомова под руку и в полголоса сказал:

— Не оступись, здесь порожек. Баба Варя спит чутко.

Вошли. Будунов поправил на окне штору и зажег свет. С января сорок третьего года электричество в центре Одоева в ночное время не выключали. Будунов подошел к столу, сел на стул, и, указывая на стул рядом, сказал Сомову:

— Садись Вася! Дела наши плохи. Пока не было у нас аэродрома, все шло как надо. Но в эту субботу тебя засекла полковая радиостанция летчиков. Рация твоя теперь не секрет.

Сомов возразил:

— Этого не может быть. Летчики не работают в любительском диапазоне. У них совсем другие частоты.

Конец ознакомительного фрагмента.