Ежевичная зима

Сара Джио, 2012

Сиэтл, 1933. Мать-одиночка Вера Рэй целует своего маленького сына перед сном и уходит на ночную работу в местную гостиницу. Утром она обнаруживает, что город утопает в снегу, а ее сын исчез. Недалеко от дома, в сугробе, Вера находит любимого плюшевого медвежонка Дэниела, но больше никаких следов на заледеневшей дороге нет. Однако Вера не привыкла сдаваться, она сделает все, чтобы найти пропавшего ребенка! Сиэтл, 2010. Репортер Клэр Олдридж пишет очерк о парализовавшем город первомайском снежном буране. Оказывается, похожее ненастье уже было почти восемьдесят лет назад, и во время снегопада пропал мальчик. Клэр без энтузиазма берется за это дело, но вскоре обнаруживает, что история Веры Рэй переплетена с ее собственной судьбой самым неожиданным образом…

Глава 4

Клэр

Мы все по-разному переживаем травмы или тревоги. Во всяком случае, так говорит Маргарет, мой психотерапевт. Некоторые люди выплескивают свои страдания на окружающих. Другие все держат в себе: «закупоривают» свою боль и прячут ее глубоко внутри, позволяя ей настояться, нагноиться. Так было со мной после ужаса, случившегося в прошлом мае. А мой муж, Этан, как-то справлялся со своим горем, выплескивая его. Он с головой ушел в работу. Пил много виски. Задерживался допоздна с друзьями, причем должна сказать, что эти самые друзья еще год назад ничего для него не значили. И в марте он, повинуясь порыву, купил красный «БМВ». Маргарет сказала, что все это связано с его болью. Когда я увидела, как он возле офиса садится в машину с открывающимся верхом, мои глаза наполнились слезами. Меня встревожили не потраченные деньги, а его выбор. Этан был не из тех мужчин, которые покупают себе ярко-красные «БМВ».

Я попыталась уговорить его посещать вместе со мной еженедельные сеансы психотерапевта. Как мне казалось, если бы мы смогли вместе поговорить о прошлом, то мы оба перестали бы делать вид, что ничего не произошло, и оба научились бы принимать новую реальность, какой бы она ни была. Но Этан тогда только покачал головой. «Я к психоаналитикам не хожу», — отрезал муж. Так наши пути разошлись. Но любовь еще жила. Я чувствовала это и без слов: по тому, как он оставлял на виду зубную нить по утрам в ванной, зная, что я обычно о ней забываю; по тому, как он пристально смотрел мне в глаза, когда я желала ему спокойной ночи. Но пустота росла, словно раковая опухоль, и я боялась, как бы она не разрослась до такой степени, что мы уже не сможем ее контролировать. Судя по всему, наш брак стремительно летел к терминальной стадии.

— Доброе утро, Клэр! — весело приветствовал меня Джин, швейцар нашего многоквартирного дома. — Ну и погодка!

Я потуже затянула пояс легкого тренча, раздумывая, не вернуться ли в квартиру, чтобы одеться потеплее. Для начала надо взять шарф и перчатки, и еще — я посмотрела на свои кожаные сапожки до середины икры — стоит, пожалуй, надеть теплые сапоги. Надо было обуться во что-то устойчивое, но я даже подумать не могла о том, чтобы шнуровать кроссовки. Я не носила их после несчастного случая и думаю, что вообще никогда не смогу их надеть. Во всяком случае, пока мне это не по силам.

— Вы только посмотрите, снежная буря в мае, — обратилась я к Джину, недоуменно качая головой и глядя на улицу через двойные двери. — И почему только я все еще живу в этом городе!

Джин усмехнулся.

— Вы тепло оделись? — спросил он, кивком указывая на улицу. — Там арктический холод.

После происшествия он, да и все остальные, кажется, заботились обо мне, словно о маленькой потерявшейся птичке. Вам не слишком холодно? Не слишком жарко? Вы не боитесь идти одна в магазин на углу в сумерках?

Я ценила его заботу, но она действовала мне на нервы. Неужели на моей спине огромными буквами написано: Я ФИЗИЧЕСКИ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИ НЕ СПОСОБНА САМА О СЕБЕ ПОЗАБОТИТЬСЯ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ МНЕ!

Хотя Джина я за это не винила.

— Все будет отлично, — уверенно заявила я с натянутой улыбкой. — Пусть я и переехала сюда из Калифорнии, но я пережила уже немало северо-западных зим, чтобы не замерзнуть по дороге в офис.

— Все равно, наденьте это, — Джин достал пару митенок из кармана. — Иначе у вас замерзнут руки.

Я замялась, потом взяла творение из голубой и белой пряжи.

— Спасибо, — поблагодарила я и надела митенки только для того, чтобы доставить Джину удовольствие.

— Вот теперь хорошо, — одобрил он. — Теперь вы сможете слепить настоящий снежок.

Я вышла на улицу, и мои ноги тут же утонули в снегу. Не меньше восьми сантиметров! Пальцы на ногах мгновенно замерзли. И почему я не надела шерстяные носки? Прохожих на улице не было, только ватага ребятишек деловито лепила снеговика. Интересно, а кафе «Лаванто» открыто? Меня совершенно не привлекала перспектива идти несколько кварталов по холмам до моего любимого кафе, но я убедила себя, что горячее какао со взбитыми сливками того стоило. И потом, мне пока просто не хотелось идти в офис. Я могла бы оправдать свой поход в кафе поисками материала для очерка о снежной буре.

Спустя двадцать минут, оказавшись перед запертой дверью кафе, я уже проклинала и свое решение, и свои сапоги, промокшие насквозь и практически превратившие мои ступни в два замерзших куска льда.

— Клэр?

Я обернулась и увидела Доминика, владельца кафе «Лаванто», направлявшегося ко мне. Высокий мужчина со светло-каштановыми волосами и добрыми глазами всегда казался мне воплощением элегантности и мастерства, когда он находился за стойкой своего заведения. Хотя внешность Доминика совершенно не соответствовала его работе. Он больше напоминал мне моего преподавателя английской литературы в колледже, который подрабатывал татуировщиком.

— Благодарение богу. — Со вздохом облегчения я прислонилась к двери. — Я совершила ошибку, проделав весь путь до кафе вот в этом, — я указала на сапоги. — И теперь боюсь, что пальцы на ногах просто заледенели, так что обратно я вернуться не могу. Вы не будете против, если я тут у вас немного оттаю? — Я посмотрела на магазины и кафе, в которых не было ни души, хотя в обычное время в этот час в них яблоку негде было упасть. — Я просто не предполагала, что город вымрет.

— Вы же знаете Сиэтл, — усмехнулся Доминик. — Несколько снежинок, и начинается массовая эпидемия.

Он сунул руку в черную сумку и достал ключ от кафе.

— Я — единственный человек, который смог сюда добраться. Автобусы не ходят, машины едва передвигаются. Вы видели свалку на Второй авеню?

Я покачала головой и подумала об Этане.

Доминик вставил ключ в замочную скважину.

— Заходите, будем вас отогревать.

— Какое счастье, что вы пришли, — сказала я, входя следом за ним в кафе. — Сейчас Сиэтл напоминает город-призрак.

Мужчина покачал головой и запер дверь изнутри.

— Нет, я вряд ли открою сегодня кафе. Да и выходной мне бы не помешал. Но кто-то должен был проверить, как тут Паскаль.

— Паскаль?

— Кот.

— Вы хотите сказать, что я хожу сюда в течение шести лет и не знала о том, что у вас тут живет кот?

Доминик усмехнулся.

— Он старый ворчун, но питает слабость к брюнеткам.

Я почувствовала, что у меня защипало щеки: они начали отогреваться в теплом кафе.

— В любом случае Паскаль большую часть времени проводит наверху, в мансарде, — продолжал Доминик.

— В мансарде?

— Помещение не слишком велико, всего лишь кладовка, где мы храним запасы. У Марио, прежнего владельца, там был рабочий кабинет. А я подумываю о том, чтобы превратить мансарду в квартиру-студию и жить здесь, над кафе.

— Звучит заманчиво, — одобрила я и почувствовала, как в сумочке завибрировал мобильный телефон. Я проигнорировала звонок. — Я слышала, что вы не так давно приобрели это кафе, верно?

Доминик кивнул.

— Да. И я буду выплачивать долг, пока мне не исполнится сто пять лет. Но дело того стоит. Мне нравится это место. Хотя я планирую кое-что изменить. Начну с навеса над входом и меню для ленча. И обязательно изменю название.

— Вот как! А почему вам не нравится «Лаванто»?

— Это название не имеет никакого отношения к месту, никакой истории.

— И вы назовете кафе…

Доминик налил молоко в стальной кувшин и поставил его кипятить в кофемашину.

— Я пока не знаю, — ответил Доминик. — Может быть, вы поможете мне придумать что-нибудь хорошее. — Он подмигнул. — Вы же пишете, ведь так? Мастер слова?

В кувшине запенилось молоко.

— Вы помните?

— Конечно. Вы журналистка и работаете в «Геральд», я не ошибся?

— Правильно. Но если вы спросите мою мать, которая четыре года платила за мое обучение в Йеле, ожидая, что я стану как минимум штатным сотрудником «Нью-Йоркера», то я всего лишь жалкая писака.

Я потерла руки, чтобы согреть их.

— Полно вам, — с улыбкой откликнулся Доминик. — Вы слишком суровы к себе. Наверняка ваши родители вами гордятся.

Я пожала плечами.

— Я пишу всякие пустяки для местной газеты. Кстати, сегодня я именно этим и занимаюсь. Мне нужно собрать материал о снежной буре. Едва ли подобную тему можно назвать захватывающей.

— Что ж, мне кажется, что ваша работа очень интересная и важная, — Доминик облокотился на стойку. — В любом случае это лучше, чем в тридцать пять лет варить кофе для посетителей. Представьте, какие комментарии я слышу каждый год в День благодарения.

Мне понравилась его скромность.

— А чем вы занимались до этого?

Он поднял глаза от кофемолки, в которую только что засыпал зерна для эспрессо, блестящие и гладкие в свете ламп под потолком кафе.

— Всего лишь один фальстарт за другим, — ответил Доминик.

— Провалы закаляют характер, — прокомментировала я.

Он ответил не сразу, и я испугалась, что обидела его.

— Извините, — поспешила вставить я, — я совсем не имела в виду, что вы…

Зачем я только открыла рот?

— Что я безнадежный неудачник? Ну и ладно. Это место было не самым удачным деловым решением.

Я закусила губу. Во всяком случае, он улыбается.

— Но даже если я через год стану банкротом, — продолжал Доминик, — я об этом не пожалею. — Он с гордостью огляделся по сторонам. — Иногда нужно просто попытать счастья, особенно если это приносит хоть немного радости. — Доминик вздохнул. — Когда я начал этим заниматься, меня только что уволили из финансовой фирмы, где я работал сразу после окончания колледжа. Тогда у меня все шло прекрасно. Достойная зарплата, невеста, квартира и мопс по кличке Скраффлс.

Я подавила смешок.

— Скраффлс?

— Не спрашивайте, — ответил он с вымученной улыбкой. — Это была ее собака.

Я понимающе кивнула.

— Когда я потерял работу, она ушла.

— И забрала собаку?

— И забрала собаку, — кивнул Доминик, полируя белой тканью кофемашину.

Я слабо улыбнулась.

— И вы начали работать здесь?

— Да, сначала как бармен. Я думал, что это временно. Потом я понял, как мне все это нравится: руки, шершавые, в пятнах от кофе, наливают горячий напиток с идеальной пенкой в керамические чашки. Я не скучал по долгим часам на фирме, по бесконечным цифрам. Приготовление кофе стало для меня своего рода катарсисом. Звучит странно, но, судя по всему, мне это было нужно. Позже Марио предложил мне купить его бизнес, и я ухватился за этот шанс, хотя семья не советовала мне это делать.

Я улыбнулась.

— Что ж, тогда вам повезло. Вы знаете, сколько людей ненавидят свою работу?

Доминик перепрыгнул через стойку с коробкой сухого кошачьего корма в руке, щедро насыпал его в белую миску на полу у двери.

— Паскаль! — позвал он. — Иди сюда, котик!

Спустя несколько минут появился раскормленный черно-белый кот, с опаской посмотрел на меня и только потом принялся за еду.

— Что вам приготовить? — спросил Доминик, возвращаясь к огромной кофемашине. Забавно было быть единственной посетительницей в кафе, как будто я оказалась в театре за кулисами перед началом спектакля.

— О, вы не обязаны ничего для меня готовить, — сказала я.

Доминик повернулся к кофемолке, и зал заполнило ее гудение, успокаивающее, комфортное.

— Я настаиваю.

Я улыбнулась.

— Что ж…

— Никакого беспокойства, — заверил меня Доминик, — я все равно варю себе капучино. Вы любите горячий шоколад, верно?

— Вы помните?

— Конечно же, я помню, — ответил Доминик. — И я каждый раз вижу, как вы посыпаете пенку корицей. Если хотите, то я добавлю вам в какао несколько специй. Я могу сварить горячий шоколад по-мексикански. Вам наверняка понравится.

— Да, спасибо.

Доминик развернулся, чтобы достать банку с какао-порошком.

— Не подумайте, что я подглядываю, — начал Доминик, — но почему ваш муж… — он помолчал немного, — он ведь ваш муж, так?

— Да.

— Почему же ваш муж всегда недоволен, когда вы заказываете горячий шоколад?

Я глупо улыбнулась.

— Надо понимать, что вы слышали, как он надо мной подшучивает?

Доминик кивнул.

Я пожала плечами.

— Я замужем за самым большим кофе-снобом в Сиэтле.

Этан родился в Сиэтле и прожил здесь всю свою жизнь. Он впитал в себя культуру эспрессо и с подозрением относился ко всем тем, кто не разделял его любовь к кофе мелкого помола. Еще хуже он относился к тем, кто вместо эспрессо произносил «экспрессо». В нашей кухне «поселились» одиннадцать френч-прессов, итальянская кофеварка-перколятор XIX века, две традиционные кофеварки и кофемашина для приготовления эспрессо, стоившие больше, чем некоторые автомобили.

— То есть ему просто надоело обращать вас в свою веру?

— Да, — подтвердила я. — Этан не в силах понять, почему я никак не могу полюбить кофе.

Доминик протянул мне наполненную до краев кружку, мастерски украшенную завитком из взбитых сливок и посыпанных сверху корицей.

— Это вам, — улыбнулся он. — И, кстати, я не вижу ничего зазорного в том, чтобы быть поклонником горячего шоколада.

Я тоже улыбнулась и сделала большой глоток взбитых сливок.

— Мне понравилось то, как вы меня назвали. Поклонник горячего шоколада.

Паскаль немного помурлыкал у моих ног и потом ленивой походкой удалился наверх. Я посмотрела на старый кирпичный камин, расположенный у противоположной стены. В некоторых местах с него осыпалась штукатурка. Мое внимание привлек изразец над самым очагом. Я прищурилась, чтобы разглядеть получше, но мне никак не удавалось понять, что за сцена изображена на прямоугольнике цвета слоновой кости. Забавно, я столько раз бывала в этом кафе, но никогда не обращала на эту деталь внимания. Я подумала, что в следующий раз нужно будет повнимательнее рассмотреть изразец.

— Пусть это не самый прибыльный бизнес, ну и что? — произнесла я. — Это самое классное кафе в городе.

Доминик обвел взглядом небольшое помещение и кивнул.

— Здание совершенно особенное, правда? — Он улыбнулся. — На самом деле просто удивительно, что никто не рассмотрел это место и не превратил его в «Старбакс».

Я улыбнулась, посмотрела на свои часы и спохватилась.

— Нет, вы только на меня посмотрите! Сижу здесь и задерживаю вас. Мне пора идти, хоть на улице по-прежнему полно снега. Мой шеф ждет от меня историю.

— И куда же вы направляетесь?

— В здание газеты «Геральд», если я только сумею туда добраться.

— Позвольте мне проводить вас, — несколько самодовольно предложил Доминик, — хотя бы до такси.

— Буду только рада, — ответила я, и мы вместе вышли на заснеженную улицу.

* * *

Несмотря на то, что за окном бушевал буран, суматоха в отделе новостей была такой, словно термометр показывал комфортную температуру в двадцать один градус. Но меня это не удивило. Газетные репортеры редко прогуливают. Преданность делу у них в крови, и именно поэтому я порой задавалась вопросом: действительно ли я создана для этой работы. С прошлого мая все так изменилось… Я сомневалась, что во мне по-прежнему присутствовали качества, присущие репортеру.

— Вот и ты наконец!

Я повернулась и увидела Эбби, приближавшуюся к моему отсеку. Она работала редактором в отделе проверки, и я сразу же оценила ее чувство юмора. В первый день моей работы в «Геральд» Эбби подошла к моему столу после летучки, заглянула мне в глаза и произнесла:

— Ты мне нравишься. Ты не носишь остроносые туфли.

Потом она принюхалась.

— Но ты куришь?

— Нет, — ошеломленно ответила я.

— Это хорошо, — констатировала она. По ее лицу стало понятно, что я прошла тест на дружбу. — Меня зовут Эбби.

В ту же секунду я поняла, что мы сразу станем подругами. У Эбби был талант раскапывать неизвестные факты обо всех и обо всем. К примеру, ей удалось выяснить, какой цвет волос у дочери мэра или как назывался суп, который подавали в давно закрытом ресторане на Мэрион-стрит в 1983 году. Стоило только сказать ей, что вам нужно узнать, и она непременно разыщет нужную информацию. За последние несколько месяцев она не один раз приходила на помощь, когда меня поджимали сроки, а мне не хватало материала, чтобы получилась достойная история.

— Фрэнк тебя ищет, — сообщила Эбби с понимающей улыбкой.

Я потерла лоб.

— Он жует карандаш?

— Да, — ответила Эбби. — Кажется, я видела, как он жует карандаш. Тревожный симптом.

— Отлично, — я сползла пониже в кресле, чтобы меня не было видно над стенами моего отсека. Мы с Эбби знали, что не стоит попадаться на глаза Фрэнку, когда тот жует карандаш. Это означало, что огнедышащий дракон вырвался на свободу.

— Ты знаешь, чего он хочет? — поинтересовалась Эбби, усаживаясь в кресло для гостей.

Я включила компьютер и уставилась на монитор, пока тот медленно оживал, высвечивая наше с Этаном фото. Мы вдвоем в Мексике три года назад. Мы казались такими счастливыми. Я вздохнула и снова повернулась к Эбби.

— Фрэнк хочет, чтобы я написала о снежной буре.

Она пожала плечами.

— Ну и что? Что в этом особенного?

— То-то и оно, — согласилась я. — ничего особенного. Невозможно написать очерк о погоде, я имею в виду хорошую, добротную статью. — Я собрала бумаги, валявшиеся на моем столе, сложила их в аккуратную стопку и покачала головой. — Я не знаю, Эб. Кажется, ни одна история не способна меня сейчас заинтересовать.

— Дорогая, тогда просто отвлекись, — сказала Эбби. — Хочешь, я поговорю с Фрэнком, чтобы он дал тебе несколько дней отпуска? Ты же знаешь, что ни разу по-настоящему не отдыхала после… — она помолчала, вглядываясь в мое лицо, возможно, пытаясь понять, можно ли продолжать, или просто подбирая слова, — после твоего пребывания в больнице. И потом, в отличие от меня, ты, моя дорогая, застрахована. В конце концов, ты же Кенсингтон. Тебе и музыку заказывать.

Я схватила со стола пресс-релиз и с улыбкой бросила его в сторону Эбби.

— Очень умно, — сказала я, — пусть я и вышла замуж за Кенсингтона, но я-то не Кенсингтон!

Газета принадлежала семье Этана, она была одной из последних ежедневных газет в стране, которой владела семья. До встречи с Этаном я писала под своей девичьей фамилией — Олдридж, поэтому, с точки зрения профессии, мне не имело смысла ее менять. И потом, мне в общем-то нравился этот своего рода вызов родителям Этана, Гленде и Эдварду Кенсингтон, с трепетом относившимся к устоям и традициям своей семьи. Акции газеты принадлежали им обоим, но они управляли бизнесом издалека, предоставив Этану право заниматься повседневными делами, раз уж его сестра Лесли не имела ни малейшего желания работать. Ее график и без того был перегружен светскими мероприятиями и посещениями салонов. Дед моего мужа, Уоррен, патриарх семьи и почетный главный редактор газеты, уже меньше вмешивался в дела, поскольку ему было уже за восемьдесят, да и здоровье оставляло желать лучшего. Но его имя по-прежнему возглавляло список сотрудников газеты.

Газета, которую прадед Этана основал в начале XX века, была семейным предприятием, тем самым, в котором должны были принимать участие все Кенсингтоны, включая и наших будущих детей, если таковые появятся на свет.

— Ладно, — уступила Эбби, — но я все равно думаю, что тебе следует вести себя как члену семьи и немного отдохнуть. Почему не дать себе время снова собраться с силами?

Я всегда быстро меняла тему, когда мои собеседники заговаривали о прошлом, но к Эбби это не имело отношения.

— Спасибо, — кивнула я. — Но я в порядке. Честно.

Я подняла глаза и увидела, что Фрэнк заглядывает поверх перегородки моего отсека. Карандаш он по-прежнему держал в зубах.

— Вот, наконец, и ты. — Я услышала в его голосе нетерпение. — Нашла что-нибудь?

Я склонила голову к правому плечу, гадая, есть ли в современных карандашах свинец, который вызывает отравление. Возможно, именно этим и объясняется нервозность Фрэнка.

— Что-нибудь?

— Для твоего очерка!

— О да, — ответила я. — Я только что говорила об этом с Эбби.

— Хорошо, — одобрил Фрэнк, закладывая карандаш за ухо. — После обеда жду от тебя свежую информацию. Надеюсь, ты успеешь.

— Будет сделано, — ответила я и кивнула. Фрэнк развернулся и ушел в свой кабинет.

Я повернулась к Эбби.

— На помощь!

Она сцепила пальцы на колене.

— Итак, история о снежной буре.

— Угу.

— Помнишь о том, что я говорила об отпуске?

— Не собираюсь я этого делать.

Она кивнула.

— Ладно, тогда примемся за работу. Ты уже начала брать интервью?

Я покачала головой.

— Под каким углом думаешь осветить тему?

— У меня нет никаких мыслей на этот счет, — обреченно вздохнула я, но в этот момент вспомнила, что говорил мне Фрэнк о буране 1933 года. — Босс хочет назвать очерк «Ежевичная зима».

— Ежевичная что?

Я постаралась сосредоточиться.

— Зима. Так, кажется, синоптики называют поздние холода, которые случаются весной. Фрэнк что-то говорил о таком же буране, бушевавшем в этот же день в 1933 году. Тогда он практически парализовал город.

Эбби выпрямилась в кресле.

— Ты шутишь!

Я пожала плечами.

— У Фрэнка безумная идея: якобы возвращение бурана имеет какое-то особое значение. Он хочет, чтобы я соотнесла прошлую и нынешнюю ситуации. Ты можешь в это поверить? Очерк о погоде. Я даже представить себе не могу более тоскливое задание.

Эбби покачала головой.

— Тоскливое? Клэр, ты, должно быть, шутишь! Это отличная тема. Ты хотя бы начала просматривать материалы о том, что произошло во время бурана в 1933 году?

Я покачала головой.

— Честно говоря, Эбби, по мне, лучше вымыть туалет, чем заниматься этой историей. Я в тупике.

— Хорошо, дай мне час, и я найду для тебя что-нибудь интересное. Ты же знаешь, я обожаю копаться в архивах. — На ее лице появилось мечтательное выражение. — 1930-е годы и Великая депрессия… Я уверена, что найду что-нибудь эдакое.

Я пожала плечами.

— Надеюсь.

Эбби встала и уверенно кивнула.

— Закажи еду из тайского ресторана. Я вернусь к полудню.

— Попытаюсь, — ответила я, выглядывая в коридор. — Не уверена, что в такую погоду будет работать доставка.

— Пообещай им сорок процентов чаевых от суммы заказа, — посоветовала Эбби. — После архива мне будет необходимо хорошенько подкрепиться тайской едой.

* * *

Когда спустя полчаса я решила заглянуть к Этану, его кабинет оказался заперт. Я постучала в дверь, и мне пришло в голову, что я начала вести себя как его служащая, а не как его жена. В последние месяцы мы делили с ним постель, но и только.

— Привет, Клэр, — поздоровалась со мной его помощница Трэйси, сидевшая за своим столом немного поодаль. Она жестом указала на дверь Этана. — Мне жаль, но вы с ним разминулись. У него сейчас встреча, потом будет следующая за ленчем.

— Вот как, — я выдавила из себя улыбку. — С кем же?

Трэйси замялась, ей явно было неловко.

— Хмм, кажется, он сказал, что идет с Кассандрой в тот новый итальянский ресторан ниже по улице.

— В такую погоду? Они работают?

— Они открылись исключительно ради нее, — пояснила Трэйси, и в ее голосе зазвучало легкое раздражение. — Кассандра наш ресторанный критик, ты же знаешь.

Я позаимствовала ириску из ее тарелки со сладостями и выбросила обертку в ближайшую мусорную корзину.

— А Этан подрабатывает помощником ресторанного критика?

Трэйси пожала плечами.

— Она упоминала клецки.

— Клецки?

Трэйси кивнула.

— Этан ненавидит клецки.

Девушка посмотрела на меня с сочувствием.

Для редакции любой газеты было бы вполне логично, если бы ответственный редактор присоединился к ресторанному критику в новом ресторане. Но мы с Трэйси обе знали правду: в эту самую минуту мой муж сидел за ленчем со своей бывшей возлюбленной.

— Спасибо, — поблагодарила я Трэйси, взяв себя в руки. — Я зайду к нему позже.

До недавнего времени меня совершенно не волновал тот факт, что Кассандра, ресторанный критик газеты и бывшая подружка Этана, работала через три двери от меня. Ей как будто доставляло удовольствие ходить с Этаном на частые ленчи и ужины. Но теперь эта ситуация меня встревожила. Кассандра, высокая, белокурая — полная моя противоположность, — с момента разрыва с Этаном ни с кем серьезно не встречалась. Они расстались буквально за несколько месяцев до нашего с ним знакомства. Сотрудники редакции шептались, что она так и не разлюбила его. Я прошла мимо ее пустого стола и нервно вцепилась в свое обручальное кольцо.

Ланч принесли в полдень, и я вложила двадцатидолларовую банкноту в ладонь посыльного, шляпу которого запорошил свежий снег.

— Спасибо, мэм, — поблагодарил он и, выходя из двери, едва не налетел на Эбби.

— Я слышу запах тайской еды! — воскликнула она, крепко вцепившись в толстую папку.

Я открыла коробочку с лапшой в арахисовой подливке, и сладкий аромат заполнил воздух.

— Тебе один ролл или два?

— Два! — ответила Эбби, села на пол, раскрыла папку и начала раскладывать бумаги на ковре. — Поиски пробудили во мне чувство голода. Сейчас я покажу тебе, что мне удалось найти.

Я протянула ей тарелку и уселась рядом с ней на пол.

— Итак?

— Итак, — Эбби передала мне ксерокопию газетной вырезки, датированной 7 мая 1933 года, — прочти вот это.

Я проглядела первые два параграфа, но меня ничего не зацепило.

— Это же всего лишь отчет о работе полиции за неделю, — произнесла я, — кратковременные аресты, мелкие кражи… Или я что-то пропустила?

— Да, — подтвердила Эбби перед тем, как положить в рот немного лапши. — Визит принца Георга.

— В самом деле? Ты пришла в такое возбуждение из-за визита скучного британского монарха?

— Видишь ли, завораживает предыстория, — Эбби протянула мне еще одну вырезку. — Судя по всему, он ухаживал за дамой из Сиэтла. И, если бы не буран, в Сиэтле появилась бы своя первая принцесса.

Я нахмурилась.

— Ты не любишь королевских особ?

— Видишь ли, Эб, у меня даже не было лихорадки «Диана»^[1], когда всех от нее трясло, — ответила я, со вздохом ставя тарелку с недоеденной порцией на свой рабочий стол. — Может, есть что-то еще?

Я снова взяла вырезку из газеты и неохотно прочла ее, надеясь найти хоть какую-то зацепку, и тут мой взгляд замер.

— «Трехлетний мальчик из Сиэтла, Дэниел Рэй, пропал утром 2 мая из своего дома на Первом холме. Подозревают побег».

— Печально, — прокомментировала Эбби. — Пропал в день бурана.

Я кивнула.

— У моей сестры трехлетка. В этом возрасте они не убегают.

— Ты думаешь, что его похитили? — спросила Эбби, наклоняясь ближе, чтобы внимательнее прочитать заметку.

— По-моему, это единственная новость, которая имеет хоть какой-то смысл, — констатировала я, вставая и пересаживаясь за рабочий стол. — Но давай посмотрим, что мы сможем выяснить.

Я набрала имя и фамилию мальчика для поиска в базе данных, появились несколько ссылок. Я кликнула по первой же странице и проглядела ее, чтобы найти больше деталей, предоставленных полицией. Матерью малыша была Вера Рэй. Я быстро прочла текст, потом повернулась к Эбби.

— Мать пришла домой с работы, а он исчез, — пояснила я. — Она нашла в снегу его плюшевого мишку. — Я приложила руку к груди. — Господи, просто сердце разрывается.

Эбби кивнула.

— Как ты думаешь, они его нашли?

— Не знаю, сейчас посмотрим. — Я просмотрела оставшиеся статьи. — Нет, никаких результатов.

Эбби прислонилась к стене возле шкафчика с папками.

— А что насчет матери?

Я набрала в поисковике ее имя и открыла первую же появившуюся ссылку.

— Смотри, ее имя встречается в нескольких полицейских отчетах.

Я выбрала все файлы и отправила их распечатывать на принтер в коридоре.

Потом я снова набрала имя мальчика и прочла одну из статей более внимательно.

— Все статьи из «Сиэтл Пост-Интеллидженсер», а не из «Геральд». Или мы ничего об этом не писали?

Эбби просмотрела список статей.

— Странно, но, судя по всему, мы действительно не писали, — отозвалась она. — «Геральд» пропустил эту историю.

Я открыла другую статью и вернула на экран фотографию маленького мальчика со светлыми волосами и пухлыми щеками. С экрана монитора на меня смотрели его большие круглые глаза. Я прижала руку к животу, чувствуя знакомую боль, и крепко зажмурилась.

— Клэр, — прошептала Эбби, — с тобой все в порядке?

— Будет в порядке, когда я пойму, что случилось с мальчиком, — ответила я. Я не могла объяснить ни ей, ни самой себе, но было нечто такое в этом маленьком мальчике, Дэниеле Рэе из 1933 года, что тронуло мое сердце.

Эбби просияла.

— Держу пари, ты нашла свою историю!

— Да. — Я не могла отвести глаз от экрана.

Примечания

1

Имеется в виду Диана, принцесса Уэльская, первая жена принца Уэльского Чарльза, наследника британского престола. По данным опроса, проведенного в 2002 году вещательной компанией Би-би-си, Диана заняла третье место в списке ста величайших британцев в истории. (Здесь и далее, за исключением специально оговоренных случаев, примечания редактора.)