Всадник смерти

Илья Деревянко, 2003

«Черная «девятка» стояла в трех метрах от крутого склона, покрытого сочной, молодой зеленью. Внизу, закованный в бетонные берега, неспешно катил свинцовые воды Канал имени Москвы. В синем небе с криками носилось несколько чаек. Накануне вечером в окрестностях пробушевала свирепая гроза, сопровождаемая затяжным ливнем, и в результате, невзирая на жаркое, с самого утра палящее солнце, от земли до сих пор веяло сыростью…»

Все имена, фамилии, прозвища действующих лиц, равно как и названия населенных пунктов, улиц, фирм, преступных группировок, музыкальных групп, увеселительных заведений и т. д. — вымышлены. Любые совпадения случайны.

Глава I

г. Долговодск

Московской области.

Воскресенье. 25 мая 2003 г.

Черная «девятка» стояла в трех метрах от крутого склона, покрытого сочной, молодой зеленью. Внизу, закованный в бетонные берега, неспешно катил свинцовые воды Канал имени Москвы. В синем небе с криками носилось несколько чаек. Накануне вечером в окрестностях пробушевала свирепая гроза, сопровождаемая затяжным ливнем, и в результате, невзирая на жаркое, с самого утра палящее солнце, от земли до сих пор веяло сыростью. То там, то здесь вяло шевелились повыползавшие из нор дождевые черви. В углублениях почвы поблескивали небольшие лужицы. Одно слово — мокреть!!! Поэтому приехавшие на «девятке» двое сорокалетних мужчин не стали располагаться на траве, а пили водку прямо в машине. Они прибыли сюда сравнительно недавно (примерно полтора часа назад), однако уже успели опорожнить две пол-литровые «Гжелки» и к настоящему моменту приканчивали третью. Нехитрая закуска — хлеб, сыр, помидоры — была разложена на газетах вдоль лобового стекла. В качестве «запивки» использовали апельсиновый сок в пакетах. В качестве посуды — пластиковые стаканчики.

Владельца «девятки» звали Петр Агафонов. Его друга — Игорь Верстаков. Оба с юных лет активно занимались бойцовскими видами спорта и внешность имели соответствующую: крепко сложенные фигуры, грубые лица, переломанные носы, многочисленные шрамы на коротко стриженных черепах… И тот и другой до поры до времени «работали» в известной московской ОПГ. (ОПГ — организованная преступная группировка.) Потом «отошли». В разное время и по разным причинам. Верстаков «завязал» добровольно, четыре года назад, из религиозных соображений. Агафонов — вынужденно и сравнительно недавно. Дело в том что группировка вдруг трансформировалась в «Хозяйствующий субъект», произведя одновременно крупное сокращение штатов. Под которое Петр и угодил. Так или иначе, но сейчас наши герои являлись добропорядочными членами общества. Агафонов — таксистом. Верстаков — тренером по рукопашному бою. Ребята подружились еще в пору бандитской молодости, вместе побывали в уйме передряг и, невзирая на исчезновение связующего звена, дружбу сохранили.

Почему именно — они сами толком не знали. Может, из-за определенного сходства характеров? Впрочем — неважно!

Сегодняшний пикник состоялся по инициативе Петра, в очередной раз жестоко поссорившегося с женой и немедля позвонившего Игорю: «Ты свободен, братан? Отлично! Давай «оттянемся» по полной, а то на душе так тошно — хоть в петлю лезь!!!»

Перекрывая крики чаек, в машине орало дурниной включенное Агафоновым радио. Наделенный от природы музыкальным слухом, Верстаков недовольно морщился. Когда в динамике пискляво заголосили лесбиянки из группы «Ту-Ту», он, наконец, не выдержал и воскликнул в сердцах:

— Да заткни ты на фиг эту пакость! Уши вянут!

— Ишь привередливый какой, — недовольно буркнул Петр, но приемник тем не менее выключил.

— У-у-уф! — с облегчением выдохнул Игорь. — Премного благодарен!

— Вздрогнем? — деловито предложил Агафонов, вновь наполняя стаканы.

— Ну естественно, — согласился Верстаков.

С трудом протолкнув вовнутрь теплую, противную водку, друзья запили ее соком и, не вспомнив о закуске, сразу закурили по сигарете.

— Полегчало хоть капельку? — сделав четыре глубокие затяжки подряд, спросил Игорь.

— Не-ет, — медленно покачал головой Петр. — Все по-прежнему. С удовольствием бы загнал себе пулю в висок!

— Из-за твоей безмозглой курицы?

— Ошибаешься, братишка!!! — с трудом удержал слезы Агафонов. — На самом деле Валька — лишь предлог. Ну может — дополнительный стимул, а если начистоту — мне просто опротивело жить! Причем достаточно давно. Каждый вечер, ложась спать, — мечтаю не проснуться утром! Веришь?!

Верстаков кивнул.

— И меня подобные мыслишки посещают! — после долгой, напряженной паузы сознался он.

— Да что же это такое в конце концов?! — сквозь зубы простонал Петр. Лицо его исказилось, побелело. Щеки покрылись неровными, красными пятнами. На висках вздулись вены.

— Нечистая сила искушает, — угрюмо сказал Игорь. — Сознательное самоубийство — прямая дорога в ад! Вот они и стараются нас туда направить. С га-а-арантией! Без права помилования! Ведь за самоубийцу даже записку в церкви подать нельзя. Я уж не говорю об отпевании!!!..

С минуту оба молчали.

Внизу, на ленте канала, показался изящный теплоход, разукрашенный флажками и легкомысленными воздушными шариками. Верхнюю палубу заполняла празднично одетая толпа молодых людей. В центре виднелась белоснежная фата невесты. С палубы доносились обрывки магнитофонной музыки, возбужденные голоса, взрывы смеха…

— Го-о-орька!!! Го-о-орька!!! Го-о-орька!!! Го-о-орька!!! — старательно надрывался кто-то очень нетрезвый.

— Свадьбу гуляют, — кисло поморщился Агафонов. — Радуются, придурки! Веселятся… Я тоже когда-то веселился. И-ди-от!!!

— Э-э-э, дружище, хорош заливать! — впервые с начала пикника улыбнулся Верстаков. — Я ж у тебя свидетелем был! Ты, помнится, еще до загса конкретно надрался. А после, в ресторане, малость усугубил и… «поплыл». Сидел за столом, будто зомби, да в одну точку таращился. Вокруг себя ни хрена не замечал. Какое уж тут «веселье»?!

Не став комментировать данное заявление, Петр отбросил в траву пустую водочную бутылку, достал из сумки новую и без видимого усилия сорвал пальцами пробку:

— Вздрогнем?

— Уже по семьсот пятьдесят на рыло приняли, а не берет, зараза! — проворчал Игорь. — Жаль, пива не прихватили!

— Так в чем проблема? Давай в магазин прокатимся! — предложил Агафонов.

Верстаков хотел что-то сказать в ответ, но не успел. За кустами послышались рев мотора подъехавшей машины и вскоре вслед за тем отчаянные женские рыдания.

— Глохни, сучка, прирежу! — злобно тявкнул дребезжащий тенорок.

— Заткни ей пасть тряпкой, — посоветовал сиплый бас. — Трахать лучше живую!

— И то верно! — хихикнул тенорок. — Мертвые не подмахивают!

Плач сменился задушенным стоном.

— Вот ведь ублюдки. Носит же земля! — изменился в лице Игорь, легко соскочил с сиденья и бесшумной походкой тигра двинулся на звук. Пожав плечами, Петр направился за ним. На соседней поляне творилось недоброе. Около бампера кроваво-красной «Нивы» лежала юная, тонконогая блондинка с задранной до предела юбкой. Рядом валялись разорванные кружевные трусики. Чернявый толстозадый тип зажимал девушке рот скомканным чехлом от сиденья.

Второй насильник — рыжий, длинный, прыщеватый, — похотливо пыхтя, расстегивал штаны.

— Карателей вызывали? — ядовито осведомился Верстаков, врезав «рыжему» ногой в промежность. С пронзительным визгом тот сложился пополам.

— Неужто нет? — делано изумился Игорь. — Значит, с вас за ложный вызов!

Обеими ладонями по ушам и коленом в согнутую морду. Визг мгновенно оборвался. Длинное тело безжизненно скорчилось на траве. Верстаков привычно проверил пульс на шее противника: «Живой, козел!»

Между тем Агафонов занялся «задастым», метнувшимся к «Ниве» и пытавшимся дрожащими руками вытащить из «бардачка» самодельную финку.

— Не рыпайся, падла! — прошипел он, рывком за шиворот отдернул парня (данном случае это слово просто обозначает половую принадлежность подонка — [И. Д.]) от машины, впечатал спиной в раскидистый тополь и начал ожесточенно месить кулаками, словно боксерскую грушу. Мерзавец быстро лишился чувств. Голова безвольно свесилась на плечо. На губах выступила грязная пена.

— Смотри, не убей, — предупредил друга подошедший Игорь. — Только мокрухи нам не хватало!

Тяжело дыша, Петр отступил в сторону. «Задастый» мешком плюхнулся на землю. Круглая черноволосая башка гулко стукнулась о корень.

— Жить будет, — также нащупав у него пульс, удовлетворенно констатировал Верстаков. — Но в больнице месяцок «позагорает». Ничего, таким выродкам полезно! Авось поумнеет. Хотя… вряд ли!

— А девчонка-то удрала! — с некоторой досадой заметил Агафонов. — Ни здрасьте, ни до свидания… Хоть бы «спасибо» сказала!

— Тебе это надо? — лениво зевнул Игорь.

— Нет, но все-таки…

— Брось, не забивай голову! — махнул рукой Верстаков. — Кстати, о птичках. Ты вроде по пиву предлагал?

— Точно! — оживился Петр.

— Тогда поехали…

* * *

Пять часов спустя.

— С-с-стерва! — выслушав длинную ругательную тираду встретившей его у порога жены, пробормотал Агафонов, с трудом стянул ботинки, шатаясь проковылял к себе в комнату и, не раздеваясь, рухнул на диван.

— Пьянь!!! Алкаш!!! Сволочь!!! Дегенерат чертов!!! Чтоб ты сдох!!! — продолжала бушевать в коридоре супруга — холеная, тридцатипятилетняя мадам в бриллиантовых серьгах.

— С-с-с-терва! — с чувством повторил Петр, собрался было встать да задать Валентине хорошую взбучку, но тут же передумал: «Не стоит мараться».

— Ке-ша, кис-кис-кис, — заплетаясь языком, позвал он. — Ид-ди к п-папе!

Послышалось громкое мурчание, и на живот к Агафонову с разбегу прыгнул здоровенный черный кот, некогда подобранный им на улице полуживым от голода котенком.

— Ке-е-ешенька! — слабо улыбнулся Петр, почесывая кота за ухом. — Один ты мен-ня л-любишь в этом п-п-проклятом д-доме!

— Гнусный подлец! — яростно прошептала стоящая за дверью жена, запахнула полу шелкового халатика, прошла в гостиную и, нервно тыкая пальцем кнопки, набрала номер телефона Верстаковых.

Трубку, после второго гудка, сняла жена Игоря — Татьяна (давняя приятельница Агафоновой).

— Але-е-е-е?

— Здравствуй, Танюша, здравствуй, солнышко! — серебристо прочирикала Валентина. Потом, примерно с полчаса, болтала всякую чушь и, наконец, спросила: — Твой скот давно явился?

— Минут пятнадцать назад…

— Пьяный?!

— Как свинья! Смотреть на него тошно!

— Мой паразит тоже лыка не вяжет да вдобавок хамит! — горестно вздохнула Агафонова. — Эх, Танюша, Танюша, и за какие грехи нам такое наказание?!

— Не говори! — охотно поддакнула Верстакова. — Не жизнь, а сплошной кошмар!..

Задушевная беседа о тяжкой женской доле продолжалась вплоть до глубокой ночи. Благо ни та, ни другая страдалица не работали и подниматься с утра пораньше им не было нужно…