Проект «Новый Берлин». Раскрывая правду. Часть I

Денис Шпак

168 часов для поиска ответов, и эскалации международного конфликта может не быть. 168 часов для завершения мировой эпопеи, начатой гитлеровскими безумцами 80 лет назад! 168 часов для того, чтобы открыть новую страницу в новейшей истории, и сделать это предстояло мне! Мог ли я подумать, что стану важной частью проекта «Новый Берлин»? Пришло время самому себе признаться в том, что я был соучастником беспрецедентного по своему размаху состязания за первенство в обладании инопланетными технологиями.

Глава III

13.07.2025. Секретная Международная космическая

станция «Горизонт»

«Электрический стул, разве что не металлический», — такой была первая мысль, которая посетила меня при взгляде на кресло с крепежами на рельсах. Спланировав в условиях невесомости в дверной проём, я оказался в наблюдательном отсеке лаборатории №3. Я огляделся. Рядом с чёрным креслом — небольшая коммутационная консоль с коробкой мыслефона компании «Neuralink», несколько видеокамер и монитор внутренней видеосвязи — вот и всё техническое оснащение помещения, залитого ярким галогенным светом. Покоящийся на небольшой высоте от пола перед стулом додекаэдр, размером с крупное яблоко, притягивал к себе взгляд. Полупрозрачный, с каким-то матово-серебристым отливом, он казался живым и притаившимся. Возникло странное ощущение, что если я осмелюсь сделать ещё одно движение в сторону таинственного тела, потревожив его покой, из двенадцати граней вырвется нечто — какой-то световой луч, пламя или ещё Бог невесть что, и поразит меня насквозь, испепелив тело. Но ничего не происходило. Я парил, ждал и додекаэдр.

Наконец, мягко оттолкнувшись рукой от стены, я спланировал к креслу, не выпуская из поля зрения многогранник. Невесомость для планируемой работы была очень некстати — чувствовалась некоторая ватность в ушах и какое-то лёгкое ощущение распухания головы. Устроившись в кресле, я застегнул крепежи и ёще раз взглянул на теперь казавшийся нереальным двенадцатигранник. Страха не было. Прежнего изумления тоже. Геометрическое тело безмятежно покоилось в пространстве на расстоянии вытянутой руки. Что же ты такое? Откуда ты?.. Одновременно с этими мыслями зажёгся экран монитора.

— Ну что, Влад? Приступим? — взволнованный голос Бишофа и покрасневшие глаза говорили о том, что генерал-майор провёл бессонную ночь. — Делай всё по инструкции. И… Не переживай, сломать его не удастся.

— Ну конечно. Все по инструкции, — равнодушно ответил я.

— Ну… — штабист уже знакомо пожевал губами. — Удачи, Влад!

Я не ответил. Налепив на виски присоски датчиков, я включил мыслефон. Первая же моя мысль отобразилась на дисплее строкой бегущих цифр. Протянув правую руку вперед, казавшуюся из-за невесомости удивительно лёгкой, я коснулся двенадцатигранника. Додекаэдр загорелся матовой, тёплой и ласкающей глаз люминесцентной сиренью. В какой-то момент даже показалось, что он стал излучать тепло. Осторожно подтолкнув его пальцами к себе, я принял тело в свои ладони, которые засветились таким же волшебным фиолетовым светом. Удивительно, но двенадцатигранник был абсолютно неосязаемым! Тем не менее, он послушно крутился в руках, как самый обычный земной предмет! Полюбовавшись сказочной красотой свечения и покрутив додекаэдр в руках, немного поколебавшись, я нажал на одну из граней…

* * * * *

Устало пульсирующие фосфоресцирующие огни колдовского зелёного цвета наконец зависли в блекнущем небе над ближайшими скалистыми отрогами, то показываясь, то исчезая в клочьях туч. Заходящее полярное солнце катилось слева, над самым гребнем хребта, тускло освещая сквозь завесу снежную равнину, окрашивая её в красноватый цвет. Общая картина снеговой пустыни и таинственных огней в холодном небе была пугающей, но в тоже время поразительной, приковывала к себе взгляд. Изучение огней в бинокль всё также не приносило желаемой определенности. Серые клоки низких туч, опускающиеся на чёрные, не укрытые снежным одеялом гребни хребта, мешали их разглядеть. А тут ещё усилился ледяной поток ветра, и зарядил мелкий колючий снег.

Опустив бинокль, оберштурмфюрер СС Франц Штейгер взглянул на молодого бойца, сидящего позади на санях с упряжкой собак. Солдат с тем же знакомым внутренним напряжением всматривался в мерцающие за пеленой туч таинственные огни. На левом рукаве эсесмана красовался шеврон с символикой двенадцатой танковой дивизии СС «Гитлерюгенд». Парню едва ли стукнуло семнадцать. И каким лихим ветром его занесло на этот замерзший и забытый Богом континент? Оберштурмфюрер усмехнулся своим мыслям. Ещё в сороковом по приказу высшего партийного руководства Третьего Рейха в Новую Швабию были тайно переправлены несколько десятков инженеров, строителей и других специалистов различных профессий для строительства «Нового Берлина» — подземного города с заводами по переработке полезных ископаемых, лабораториями для биогенетических экспериментов, инфраструктурой, способной обеспечить жизнедеятельность значительных масс людей. В Антарктиду было доставлено горнопроходческое оборудование, рельсовые дороги, вагонетки и прочая техника для прокладки тоннелей. И уже в апреле прошлого года на ледяной материк были переправлены тысячи узников концлагерей, способных к тяжёлому физическому труду. А в ноябре того же сорок второго база уже встречала лучших учёных, летчиков, обслуживающий персонал, а также молодых парней из гитлерюгенд, призванных стать генофондом «чистой расы»¹¹. Чистая раса… Ироническая ухмылка исказила суровое лицо оберштурмфюрера. По мнению Генриха Гиммлера и Рудольфа Гесса, чистую арийскую расу можно воспитать в условиях изолированных колоний, расположенных в северных и даже полярных районах. Вот какой ветер занёс этого голубоглазого, с ещё не померкнувшей во взгляде юношеской наивностью, жизнерадостного парня в эту безжизненную холодную пустыню.

Тем временем погода ухудшалась. Северный ветер приволок тяжёлые снежные тучи, и те скрыли своими рваными клочьями хребет. Тусклое полярное солнце почти растворилось в клубящейся массе, оставляя разведчиков один на один со сгущающимися холодными сумерками. Ветер же стал настойчивее бросать в военных горсти сухих снежинок.

— Что со связью? Удалось установить? — спросил офицер молодого эсэсовца, звавшегося Мартином, натягивая на лицо маску. Холодный февральский ветер неприятно уколол щёки. Температура понижалась, и нужно было в срочном порядке принимать решение.

Ночные сумерки позднего лета быстро растекались по снежной равнине, растворяя в своих объятиях унылый антарктический пейзаж. И лишь только странные треугольники вдалеке, разбавляли своим светом синеватую акварель ночи.

Портативная УКВ-радиостанция «Фридрих» снова ответила прерывистым кашлем при очередных попытках рядового установить связь с базой.

— Ветер усиливается, герр оберштурмфюрер, — заметил эсесман. — И собаки нервничают.

Мартин включил фонарь. Полярные псы, породы аляскинский маламут, действительно, пригнув хвосты, встревожено ёрзали в упряжке.

— Погаси пока свет. — Офицер вгляделся в сутемь опустившийся ночи, разглядывая чернеющие силуэты стены ближайших отрогов, прихваченных снегом. — До базы при хорошей погоде и видимости около часа. Не вижу смысла в пустой трате сил наших собак. Укроемся до утра возле тех скал, и попробуем ещё раз связаться с базой. Зимняя палатка в санях. И пайок есть на два дня.

Вечный снег лежал в этих местах нетолстым слоем и накопился сугробами только вокруг естественных препятствий. Военные включили фонари — свет как будто добавил ночным краскам густоты, одновременно вырвав из темноты блеск глаз собак. Направив лучи фонарей в сторону каменной стены, разведчики быстро заскользили в санях в направлении разбросанных невдалеке скалистых холмов.

Пульсирующие фосфоресцирующие огни, зависшие двумя зелёными треугольниками в затянутом тучами ночном небе, казались посланниками потустороннего мира — настолько открывающаяся глазам двух эсесовцев картина была фантастической. Мозг отказывался находить объяснение увиденному. Разложив палатку в быстро найденной ложбине среди скал, оберштурмфюрер оставил юного сослуживца наедине с радиостанцией в надежде установить потерянную связь с центром, а сам, надёжно укрывшись от ветра, устроился у скалы, направив бинокль в сторону таинственного свечения.

Предательская полутемень, тучи и снег, конечно же, не позволили мало-мальски хоть что-нибудь рассмотреть. Ясно было одно — застывшие фонари в небе, уложившиеся в два правильных треугольника, были внеземного происхождения. Или Советы разработали принципиально новые летательные аппараты, что, конечно же, было маловероятным, учитывая сложившуюся ситуацию на Восточном фронте — проигрышную для Сталинской империи (если верить последним скудным сводкам «пропагандистской машины Геббельса»). Да и что делать русской разведке на шестом континенте, принимая во внимание, что реализация проектов «Новая Швабия» и «Новый Берлин» имели самый высокий уровень секретности? К тому же, немецкий подводный флот был единовластным хозяином Атлантики. Стоп! Откуда у оберштурмфюрера — офицера среднего начальствующего состава — может быть такая уверенность? Но, в любом случае, зелёные огни над хребтом вдали не могли принадлежать аппаратам ни Иванов, ни Томми, ни даже Янки.

Между тем, над утонувшими во тьме февральской ночи отрогами хребта что-то происходило. Внеземные светила забились в лихорадочной пульсации яркого света. Укрытые снегом пологие вершины хребта тут же украсились зеленоватыми пятнами. Около трёх минут длилось это феерическое представление, как вдруг небо над хребтом прорезал ослепляющий столб «пламени», устремляясь куда-то внутрь отрогов. С задержкой в несколько секунд послышался приглушённый вибрирующий низкочастотный гул. Выливая струящийся фонтан света в единый поток, треугольники несколько сблизились и…

И представление закончилось так же мгновенно, как и началось. Мрак ночи рванулся на свои прежние позиции с удвоенными силами (по крайней мере, так показалось оберштурмфюреру после увиденной фантасмагории) и поглотил расстилающуюся перед отрогами равнину, как мифический Манегарм, жаждущий проглотить Луну¹². Светящиеся треугольники в один миг взмыли в далёкую высоту и исчезли в ночном небе. На этом световое шоу, поражающее воображение своей ирреальностью, закончилось. Плотные кулисы темноты закрылись.

Прошло ещё несколько минут, прежде чем офицер смог придти в себя. Вернувшись взглядом и мыслью в реальность холодного бытия антарктической ночи, он попытался уложить в своём сознании факт увиденного, но безуспешно. Отвернувшись от пустоты равнины, ожившей от ветра, Штейгер наткнулся на своего юного сослуживца, едва не сбив его с ног в тяжёлой темноте. Мартин включил фонарь.

— Герр Штейгер. Что это было? — лицо рядового было перекошено от ужаса. — Вы видели? Что это было?

— Без паники, солдат.

Штейгер окинул взглядом не на шутку испуганного парня: учащённое дыхание, глаза, выкатившиеся из орбит, бегающий луч фонаря в дрожащих руках.

— Мартин… Я не знаю, что это было, — командиру стало жаль съёжившегося юношу, — но это точно не земное и… Оно ушло. Ты же сам видел. Пошли в палатку. Холодно здесь. Завтра доложим в Центр. — Офицер взял «трясущийся фонарь» и зашагал к ложбине, укрывающей палатку от ветра и снега.

Доложим в Центр? Доложим о чём? Как описать командованию Базы «Новый Берлин» увиденную картину? Вспышка демонического света и огни в небе?..

Ворох беспорядочных мыслей, как встревоженная стая птиц, разлетевшихся в разные стороны, мешал адекватно воспринимать сложившуюся ситуацию и трезво оценивать последствия завтрашнего раппорта, которые неминуемо последуют. Запечатлевшаяся в памяти, как на фотоплёнке, фантасмагорическая картина обескураживала и одновременно распахивала двери для вырвавшегося из глубин подсознания суеверного страха. Действительность, за которую судорожно цеплялся офицер, начинала таять и неумолимо растворяться в воскресших в памяти языческих мифах и преданиях, так любимых высшим руководством Третьего Рейха.

Лихорадочный поток мыслей нарушил чертыхающийся Мартин, наступивший в темноте на собак (Штейгер уже и забыл о парне).

— Ты как? Мартин? Ты в порядке? — оберштурмфюрер направил луч фонаря на подошедшего эсесмана — юноша смотрел невидящим взглядом в сторону. — Эй, парень! Я тебя спрашиваю!

— Да, герр оберштурмфюрер. Кажется, да. Но…

— Что но? — Штейгер почувствовал слабые нотки раздражения. — Солдат, возьми себя в руки! Связь с базой получилось установить?

— Нет, герр оберштурмфюрер. Связи нет… Мы довольно далеко отошли от базы. И эти тучи…

— Привяжи собак подальше от палатки. Там, в глубине, среди камней, и дуй в свой спальный мешок. Приказ понял?

— Jawohl!¹³

Штейгер проводил засуетившегося эсесмана лучом фонаря, пока тот не привязал собак в указанном месте. Втащив оба спальных мешка в палатку, ещё раз окинул взором посвистывавшую ветром бездну равнины. Взгляд утонул в кромешной тьме. Никаких огней. Никаких вспышек. Забравшись в палатку, офицер подсел к радиостанции. Ожидаемый хриплый кашель и треск немного раздосадовал, но, с другой стороны, Штейгеру не хотелось сейчас ничего объяснять командованию, подыскивая нужные слова, которых у него не было, хотя служебный долг требовал оперативно сообщать обо всех подозрительных явлениях. Сейчас ему хотелось просто забыться в объятиях Морфея,¹⁴ что ему очень быстро удалось. Усталость, эмоциональная возбужденность, потеря контроля над реальностью навалились всей своей тяжестью, и заставили оберштурмфюрера провалиться в небытие.

Гусеницы среднего танка Panzer III увязли в снегу, который был почему-то скорее похожим на измятую бумагу, чем на недавно выпавший снег. Да и на ощупь он был, как только что выпавшие и разлетевшиеся в разные стороны листы рапорта из его полевой папки. Но Штейгер не придал этому никакого значения, так как все его мысли были заняты этим самым рапортом начальству. Кстати, а о чём собственно он рапортовал? Штейгер никак не мог вспомнить. Подняв голову и взглянув в ультрамариновую необъятную высь, он удивился потрясающей глубине летнего неба. Так глубоко. И тепло. Почему он раньше никогда не обращал внимания на изумительную красоту небосвода над головой? А вон, где-то в синеве, парит крупная белая чайка… С какими-то странными мерцающими треугольниками на груди…

— Франц. Для чего ты здесь? — вдруг спросил детский девичий голос.

Штейгер опустил и голову и…

Никого не увидел перед собой, кому бы мог принадлежать вопрос и этот детский голос. Обернувшись, он увидел маленькую девочку с букетиком полевых цветов — девочка увлечённо перебирала цветы в своих беленьких ручках, склонившись над букетом.

— Для чего ты здесь? Франц? — Её взгляд оказался не по её возрасту тяжёлым и серьёзным. — Франц? — голос вдруг преобразился и затрещал, как радиоприёмник, который настраивают на искомую волну.

Открыв глаза, офицер рывком приподнялся на локте, пытаясь понять происходящее, а главное — где он в данный момент находится. Зрение постепенно привыкало к темноте, из которой стали проступать силуэты вещей, уложенных в палатке, но перед глазами всё ещё была леденящая душу девочка с букетом и… это бездонное чистое небо! Вот так сон!..

Штейгер, не расстёгивая спальник, принял сидячее положение и потянулся рукой в сторону спящего Мартина. Рука наткнулась на расстёгнутый и пустой спальный мешок. Мартина в палатке не было! Сжав в недоумении пуховое одеяло мешка, офицер буравил взглядом темноту. К горлу подкатился ком. И хотя ещё веских причин для беспокойства, как такового, не было, — парень мог просто выйти по нужде, — он решил, что с него на сегодня хватит. Отдавшись всецело во власть накатившей смеси из раздражения, злости и страха одновременно, он остервенело дёрнул собачку молнии, расстёгивая спальник и желая задать рядовому хорошей взбучки, как вдруг хрюкнул радиопередатчик.

— Франц, для чего ты здесь? — «Фридрих» выдавил из своего динамика голос из сна, искажённый радиопомехами.

Оберштурмфюрер, цепенея, медленно повернул голову в сторону включившегося радиопередатчика. Сердце бешено заколотилось, и зазвенело в ушах. Плеснувший невидимой волной гнетущий страх холодным спазмом в момент сдавил грудь. Голос из динамика не мог быть слуховой галлюцинацией: «Фридрих» шипел, оставаясь в рабочем режиме. На сон весь этот кошмарный бред тоже не был похож: Штейгер явственно ощущал запах керосиновой горелки и обволакивающий лицо холодный воздух в палатке.

— Франц?! — «Фридрих» издевался.

Едва удерживая рассудок в сознании, офицер СС судорожно натянул меховые рукавицы и яры, накинул капюшон и выскочил из палатки. Брызнувший пылью снежинок морозный воздух быстро остудил разгорячённое сознание офицера. Пощипывающий лицо холод летней антарктической ночи отрезвлял и приводил мысли в порядок. Небо немного очистилось, проглядывали искры звёзд. Оглядевшись по сторонам вокруг палатки, Штейгер не сразу заметил в сумраке отсутствие собак и уводящий из ложбины свежий след меховых сапог рядового. По какой причине отвязались собаки, что парню пришлось уйти за ними? Цепенеющий страх снова напомнил о себе. Да что же здесь, в конце концов, происходит!? Мысли снова приобрели панический характер, разлетаясь в разные стороны. Бросившись бежать из ложбины по следу товарища, Штейгер выскочил, огибая разбросанные заснеженные массы камней, на равнину и… Остановившись как вкопанный, уткнулся взглядом в Нечто.

Оно излучало мягкий, мерцающий зелёным, свет и висело в нескольких метрах над землёй. Определить размеры зависшего в воздухе Нечто не представлялось возможным из-за изливающихся потоков света, который слепил после пребывания в темноте. Но, судя по размерам лучившегося поля, Нечто было огромным. Отступив на несколько шагов назад к ложбине, которые дались со значительным трудом из-за вдруг ставших ватными ног, Штейгер, наконец, увидел Мартина. Юноша стоял лицом к стене света всего лишь в нескольких шагах от нависшей над ним массы. Задрав голову кверху и уронив нижнюю челюсть, он был похож на мастерски вырубленную в камне статую, которой скульптор, дурачась, придал не совсем естественную позу.

Перед глазами поплыли круги. Неосознанно офицер потянул обе руки к лицу, чтобы протереть глаза. Бредовый сон или вот так сходят с ума? Отняв руки от глаз и снова взглянув на сверкающее Нечто, он с запозданием в несколько секунд понял, что Мартина уже не было на прежнем месте. Его не было нигде. Просто исчез, без единого шума, ни оставив и намека на какие-нибудь следы своего недавнего пребывания в этом злополучном месте. Ни демонстративного хлопка! Ни фейерверка! Ни других фокусов! Испарившийся мираж! Сделав неуверенный шаг назад, Штейгер попятился, с трудом преодолевая ватность собственных ног. «Быстрее! Быстрее!» — крутилось у него в голове. Но с каждым шагом назад, к спасительной ложбине, ноги наливались слабостью. Спрятаться в палатку! Ничего этого не видеть! Проснуться от кошмарного сна! Бежать без оглядки куда-нибудь, лишь бы подальше от этого ужасного видения!

«Франц. Для чего ты здесь?» — в голове отчётливо прозвучал голос девочки из сна.

Штейгер упал на колени в снег, который, вопреки всем ожиданиям, не был холодным. «Бумажный снег из сна», — пронеслось у него в голове. Опустившись руками в ставшую эфемерной снежную массу, покрывающую мерзлую землю, оберштурмфюрер с трудом поднял голову, собирая в фокус зрение. Перед ним стояла девочка с букетом полевых цветов.

«Франц. Для чего ты здесь?» — Ни единый мускул на лице вопрошающей девочки не шелохнулся. — «Тебе это не нужно, Франц».

Но Штейгер уже не услышал ее. Офицер СС, рухнув лицом в неосязаемый снег, потерял сознание.

Примечания

11

Источник информации: http://www.base211.ru/?mn=def&mns=la63gnp6cyji

12

В скандинавской мифологии, согласно преданиям о Рагнарёке (конце света), движение солнца и луны по небосводу объясняется тем, что за небесными светилами гонятся два чудовищных волка; тот, что преследует Солнце, зовется Сколл, а тот, что жаждет проглотить Месяц — Манегарм.

13

Jawohl (нем.) — так точно / слушаюсь.

14

В греческой мифологии — божество сновидений.