Сказочница

Светлана Гусева

Представьте, что написанное вами – реально. Интересно? Страшно?Недостаточно страшно.Главная героиня Лара мечтает о прежней жизни – до исчезновения мужа, до неприятностей на работе, и главное – до того, как стала сочинять сказки, чьи герои оживают помимо ее воли.Пытаясь вернуть все «как было», она привлекает внимание тех, кто жаждет уничтожить ее дар, и тех, для кого в ней – последняя надежда на чудо. Ведь именно от ее выбора будет зависеть судьба всего магического Петербурга.

Дизайнер обложки Юлия Храмова

© Светлана Гусева, 2019

© Юлия Храмова, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-4490-4075-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Трудности в профессиональной сфере

Грузный седовласый мужчина угрюмо оглядывал кабинет с потемневшей репродукции. В глазах классика отчетливо читались недовольство и разочарование.

Оставляя на полях едва заметные точки, Лара подсчитывала ошибки:

«…Базаров относЕтся к Аркадию как к ребенку, ласково называя его „слюнтяем“. В одежде Базаров очень прост, в отличЕе от Павла Петровича, который много возЕтся с туалетом. Попадая в бархатные лапки таких женщин, как Одинцова, Базаров не забыл о своем нигЕлизме. Роман Тургенева шевелит ум…»

Сочинение Груздева погружало ум в кататонию. Лара подняла голову, избегая смотреть на портрет Ивана Сергеевича. За литературу после «бархатных лапок» больше тройки не светило, и лишь оценка за русский еще балансировала на грани между двойкой и двойкой с плюсом.

Гороскоп на день предрекал трудности в профессиональной сфере, и стопка непроверенных работ вполне соответствовала прогнозу. Заметив сверху чистый лист с единственной строчкой и размашистой подписью, Лара не сдержала улыбки — даже несмотря на принципы, ученики восьмого «А» оставались ее любимчиками.

Она с трудом вернулась к работе; строки, исчирканные красным, расплывались перед глазами. Если верить новостям, в Европе скоро станут печатать только на вторичной бумаге — чтобы сохранить исчезающие леса и их обитателей, постепенно приучая читателей к цифровым форматам. Хотя в подлинную заботу бюрократов о природе верилось с трудом.

Задумчиво перекатывая ручку между пальцев, Лара представила, как дикие звери выходят на открытое пространство, ведомые страхом и ненавистью к тем, кто лишил их дома.

Очень грустный медведь по прозвищу Шкапик отважно пробирался через джунгли. Огромные тропические растения уступали ему дорогу, немедленно смыкая широкие листья за его спиной. Медведь с разбегу вывалился к излучине желтой реки Сикоко и тут же увидел закадычного друга — крокодила Буню. Звери, пришедшие на водопой, старались держаться от него подальше.

— Буня! Буня, ты не спишь?! Просыпайся! — рванулся медведь к другу, распугав стадо грациозных антилоп.

— Это ты, Шкапик? — крокодил приоткрыл сначала один глаз, чтобы проверить догадку; только убедившись в своей правоте, он соизволил открыть и второй. — Шкапик, ты рычишь, словно тебя укусила муха-цеце, а сейчас еще не сезон.

— Буня, все гораздо страшнее! — медведь плюхнулся на песок. — Скоро случится большое несчастье.

Крокодил заинтересованно моргнул и на всякий случай заполз в воду по самые уши.

— Сегодня мне рассказали…

— Кто? — Буня не признавал пустых сплетен, тем более анонимных.

— Да наша птица-секретарь, Заноза, ты же ее знаешь! — отмахнулся медведь. — Так вот, Заноза по большому секрету рассказала, что скоро все наши джунгли исчезнут! Понимаешь, Буня? Джунгли исчезнут и нам станет негде жить!

Шкапик чуть не плакал от расстройства.

— Я ничего не понял, — капризно зевнул Буня. — Леса не могут исчезнуть просто так. Деревья живут долго-долго, дольше нас с тобой, это мне точно известно.

— Их вырубят, Буня. Люди вырубят леса, и нам придется уходить отсюда.

Крокодил лязгнул зубами и помолчал немного.

— Люди сюда не ходят, — проговорил он неуверенно. — Тут опасно, тут живу я и могу их съесть. Они…

Страница кончилась, и Лара перевернула лист, чтобы продолжить.

«Базаров — человек высокого роста…»

Что?

Она крутила лист в руках, не понимая, как такое могло случиться. Ну вот же, с одной стороны — работа Груздева, двадцать восемь синтаксических ошибок и миллион пунктуационных, «бархатные лапки» и «слюнтяй» Аркадий. И сам листок явно не первой свежести. Что она наделала?!

Крак! Сломанный колпачок от ручки приземлился на пол и укатился под раковину.

Придется сказать Груздеву, что работа потерялась. Только где и как? Завуч уже год как запретила выносить задания из школы; кто хотел — мог сидеть в учительской хоть до полуночи или приходить в выходные. Физик Борис Михайлович тогда бурно протестовал и прятал тетради в недрах огромного кожаного портфеля, пока на одной из контрольных не оказалось пятно от кетчупа. Слухи, когда не надо, разносятся слишком быстро. Борис Михайлович даже заболел с расстройства и неделю не появлялся в школе.

Сказать, что случайно сожгла? Но она не курит. Залила чаем? Еще хуже — завучиха запретит еду в классах. И позору не оберешься. Лара оглядела работу критически — интересно, получится скопировать почерк слово в слово? Когда-то она умела писать, как кура лапой, но Груздеву до куры далеко: по три слова на строке, размашистые, упавшие, налезающие друг на друга буквы. Не кура, а настоящий медведь.

Медведь?

Лара в панике обернулась. Ей почудилось, или на самом деле за спиной послышалось приглушенное рычание? В окно задувал теплый майский ветер, разнося приторный запах отцветающей черемухи. Но откуда этот легкий пряный флер тропической листвы? Лара затравленно оглядела пустой кабинет — со стен на нее с укором косились пожелтевшие от времени портреты классиков.

Если нельзя угадать, откуда они появятся, то можно попытаться предотвратить. Пара мгновений — и от работы Груздева осталась только груда обрывков, которые Лара тщательно ссыпала в мусорную корзину.

Вот так.

Этого больше не должно произойти. Никогда. Сколько раз она уже давала себе слово? Надо что-то придумать, даже если рука сама тянется к бумаге. Ведь ничего не предвещало — она сидела над несчастным Груздевым, считала ошибки…

Что за проклятие с этими сказками!

Дурацкий день. Боль тяжелым обручем сдавила голову. Все из-за работы Груздева с «бархатными лапками» и нигилизмом. Лара в очередной раз подивилась тому, как странно составлена школьная программа. «Война и мир», «Преступление и наказание» — что до них объятому гормонами организму? Вот и ее сказки никому не нужны, никакая это не терапия и не эскапизм. Если бы только она могла перестать их сочинять!

В какой момент рождалась первая строчка? Каждый раз — неожиданно, каждый раз — словно исподтишка, словно давно таилась где-то поблизости, выжидая удобного случая. Под руку попадал всякий мусор: если повезет — листок из блокнота, иногда — газетные обрывки, оберточная бумага, однажды — рулон бумажных полотенец. Рука торопливо выводила одно предложение за другим, не оставляя ни секунды на размышления: сюжет готов, герои — вот они, только помани — и тут как тут.

И «тут как тут» следовало понимать буквально.

Месяц назад, придя домой, она обнаружила Шушу — в унитазе плавало бесформенное фиолетовое пятно, похожее на размокшую губку для мытья посуды. Приглядевшись, Лара поняла, что перед ней — и отпрянула в ужасе. Шуша жил на острове Пури-кари в далеком Восточном океане, питался ананасами и вредными тараканами, дружил с обезьянкой Тяни-Мани из многодетной семьи и попугаем Лакомкой. Закончив тем утром первую сказку, Лара планировала вечером написать о приключениях Шуши и Лакомки в опасной Апельсиновой бухте.

Это ведь просто сказка, да? И психолог советовала чаще доверять мысли бумаге.

Но как мертвый Шуша оказался в ее унитазе? Галлюцинации? Первые симптомы безумия?

Лара навернула не меньше десяти кругов по маленькой двухкомнатной квартире, прежде чем отважилась нажать кнопку слива. Изорванная на мелкие кусочки история острова Пури-кари отправилась в мусор, который Лара немедленно вынесла на помойку.

Больше никаких глупостей.

Рефлексия не помогла — голова разболелась еще сильнее. Последняя найденная в недрах сумочки таблетка цитрамона показалась непривычно горькой, а проглотить ее, не запивая, Лара смогла не сразу.

Без сказок она продержалась до конца каникул. Тот день остался в памяти отдельными, несвязанными между собой осколками. Кто-то из родителей принес букет гиацинтов, обернутый в гладкую белую бумагу. С самого утра вместо классного журнала ей мерещился комплект документов, переданный накануне адвокатом. Кое-как дождавшись окончания уроков, Лара заперлась в кабинете и с головой погрузилась в рассказ о доброй ведьме Маризе и ручном аисте Кляксе. Писалось легко, так, что рука едва поспевала за мыслью — когда запястье свело судорогой, обертка от цветов была исписана больше чем наполовину. Довольная собой, Лара поставила точку и разгладила бумагу.

В школе никого не осталось; она сложила вещи, отнесла в учительскую журналы и как раз возвращалась в кабинет, рассеянно кивая в такт гулко цокавшим каблукам. Рекреация на третьем этаже тонула в закатном багрянце; обида поутихла. Часы показывали половину седьмого, когда в боковом тупичке, ведущем в спортзал, мелькнул расшитый звездами фиолетовый плащ. Насыщенный глубокий оттенок — любимое одеяние колдуньи Маризы в сезон цветения гиацинтов.

Чашка в ее руках с силой звякнула о блюдце. Невзирая на резкую боль, Лара понеслась обратно в кабинет, разодрала упаковочную бумагу на самые мелкие кусочки, затолкала в ведро и только тут поняла, что подвернула ногу. Из глаз хлынули слезы, размазывая тушь и дорогие румяна. Макияж исчез, но страх угнездился прочно и с тех пор уже не отпускал ее.

Что все это значило?

Дверная ручка дернулась вниз, потом еще раз, уже настойчивее. Лара спешно потянулась к сумочке за зеркалом и салфетками. Раздался нетерпеливый стук, и она бросилась открывать, едва не споткнувшись о мусорную корзину, на дне которой одиноко покоилась работа Груздева на тему «Основной конфликт в романе Тургенева «Отцы и дети», изорванная и не подлежащая восстановлению. Гороскоп обещал трудности в профессиональной сфере — вот они и наступили.

Можно не выдумывать объяснения для Груздева. Время вышло.

Повернув ключ, Лара отступила на шаг, чтобы не получить по лбу. В кабинет ворвалась завуч Тамара Евгеньева, известная среди учеников с первого по одиннадцатый класс под прозвищем Томагавк. Маленькие темные глаза напряженно обшаривали окружающее пространство.

— Лариса Аркадьевна, что это такое?

— То… Тамара Евгеньевна, я сейчас все объясню, — пролепетала Лара заготовленную на самый крайний случай фразу и умолкла.

— Вы уж потрудитесь. Почему глаза опять на мокром месте? Это как называется, я вас спрашиваю?

Ах вот она о чем. Час от часу не легче.

В ожидании ответа завучиха повернулась к зеркалу и поправила воротник накрахмаленной блузки. Томагавк признавала только то, что вышло из моды не меньше двадцати лет назад: длинная юбка с высокой талией и бантом на уровне колена, вязаный кардиган и уложенные в кичку волосы, начисто сожженные перекисью в попытке закрасить седину. Образ дополняли очки в якобы черепаховой оправе и остро подпиленные ногти.

Зато под стать характеру, этого не отнять.

— Вы что, язык проглотили? — завуч ткнула в Ларису пальцем. — Я же знаю, чем вы тут занимаетесь после уроков! Да-да, что вы потупились? Уходите после семи вечера, я у Федора проверяла по записям. Сколько можно убиваться?

Надо же, грымза даже охранника достала.

— Все в порядке, Тамара Евгеньевна. Даю честное слово!

Лара включила сценарий НПпЗ — «Неунывающий Пионер перед Звеньевым» — и шутливо приложила руку к воображаемой пилотке.

Томагавк нахмурилась и на уловку не повелась.

— Каждая вторая женщина на планете через это прошла. Если перестать себя жалеть и собраться — станешь сильнее, понимаете, о чем я? А вы вечера в школе просиживаете, крокодильи слезы в платочек собираете. Стыдно должно быть, Лариса Аркадьевна. Вы какой пример детям подаете? Не стойте как истукан, сядьте уже!

Что за ужасная привычка лезть в чужую жизнь?! Лара села обратно на стул в надежде, что примерное поведение ей зачтется. Она изо всех сил старалась не смотреть в сторону корзины. Но Томагавк, распаляясь, не собиралась трубить отступление.

— Вы же привлекательная молодая женщина, губки накрашены, одежка сидит как надо. Чего еще желать? Мужики сами липнуть должны, а вы по одному-единственному страдаете. Да они же все козлы, вам ли не знать? Чудес, милочка, не бывает, бабника даже кандалами не удержишь. Один уйдет — другой придет, нагадит и уйдет. К следующей дурехе. Так уж заведено.

Она рассмеялась собственной глупой шутке. Гадина, гадина, гадина! Слезы выступили вновь, Лара чувствовала, как наливаются краской щеки и закусила губу. Неужели так нужно резать по-живому, так безжалостно? Николя еще два месяца назад провожал ее на работу, подтрунивал над темами сочинений, заваривал ее любимый каркадэ. А теперь — его нет.

— Все дело в неправильно выставленных приоритетах, — снисходительно улыбнулась Томагавк. — Сделали мужчину центром Вселенной, пуп Земли какой-то — а теперь расплачиваетесь. Подумаешь, развелся! Да это не вы потеряли смысл в жизни, это он упустил шанс, которого больше не будет. Надеюсь, вы ему не звоните?

Лара стиснула зубы. Если б она только могла ему позвонить!

— Еще не хватало умолять его вернуться. Чтобы он почувствовал свою силу? А силы-то никакой нет. Все мы на себе тащим, женщины. Ну что вы молчите, Лариса Аркадьевна? Словно воды в рот набрали.

Сама напросилась. Лара медленно поднялась со стула.

— Я не молчу, Тамара Евгеньевна. Просто жду, когда вы оставите мою личную жизнь в покое.

Она уже и не думала вытирать предательские слезы.

— Мне не нужно ваше сочувствие и ваши советы. Вечерами я работаю, а не то что вы подумали. Да, я развелась с мужем, и да, я все еще его люблю, а ваше мнение о мужчинах мне ни капельки не интересно!

Томагавк опешила. Короткая тонкая шея покрылась пятнами, завуч судорожно сжала руки и выпалила непривычно тонким, визгливым голосом:

— Что вы себе позволяете?!

Смена темы — уже достижение. Семейная жизнь Лары перестала ее интересовать.

— Я к вам со всей душой, неблагодарная девчонка, хотела подсказать, поделиться опытом! От всего сердца. Вы же учитель литературы — и такое хамство!

Вот и до профпригодности добрались. Не прошло и получаса.

— Моя квалификация вам известна, — Лара собрала остатки хладнокровия. — Если вы ставите мои преподавательские способности под сомнение…

— Да, и поставлю под сомнение! — завучиха отвернулась. — Вы отстранены от занятий до заседания дисциплинарной комиссии. Завтра вас заменит Марьянова. Можете быть свободны и плакаться по поводу своей великой любви сколько влезет. Только не в моей школе!

Хлопнула классная дверь. Лара осталась одна и наконец-то смогла дать волю слезам.

Конфликт отцов и детей, все как по-писаному.