Рассвет

Генри Райдер Хаггард, 1884

В новый том Генри Райдера Хаггарда входит долгожданный «Рассвет» – первый большой роман писателя. Несмотря на название, книга далеко не так проста, как кажется. Она написана в духе сенсационных романов тайн. Но вместо хитроумных полицейских и частных сыщиков за детективный сюжет здесь отвечают несколько иные герои. Роман, аки тридцать бочек, «доверху набит всякими злодеями-любителями», как едко заметила престарелая тетя Хаггарда, одна из его первых читательниц. В нем много чего понамешано – радость и грусть, предательство и верность. Интрига активно развивается и начинается буквально с места в карьер – со схватки «терьера» и «крысы», двух заклятых братьев, наследников зловещего старика Каресфута. На русском языке роман публикуется впервые.

Глава X

Ночь после приема Филип провел без сна, хоть его отец и отметил, что сын выглядит весьма утомленным; заснуть он не мог и все ходил и ходил по своей огромной, обшитой дубовыми панелями спальне, словно беспокойный призрак, до самого рассвета, пока не начали подкашиваться ноги; он все думал, думал, думал, пока его беспомощный и растерянный разум не уткнулся в мертвую и неподвижную стену отчаяния. После всех этих хождений и размышлений, после странного ступора, не дававшего прийти спасительному сну, выяснились два факта. Первый заключался в том, что Филип возненавидел своего отца, как только может ненавидеть погибшая душа демона, который терзает ее — возненавидел слепо, безумно, бессильно; второй — в том, что Хильду следовало посвятить во все происходящее, откладывать это более было нельзя. Затем Филип вспомнил про письмо, которое получил от своей жены прошлым утром. Он торопливо схватил его — и увидел, что на нем нет обратного адреса; Хильда сообщала, что будет в Лондоне к полудню первого мая, то есть — завтра. Это давало некоторую отсрочку — и Филип не жалел о ней, ибо ему предстояло рассказать жене не самую приятную историю.

К счастью для Филипа, на 30 апреля была назначена долгая встреча с арендаторами — предстояло оценить земли и обговорить детали окончания аренды с теми, у кого выходил срок. Это избавляло его от необходимости встречи с Марией Ли, поскольку события предыдущего вечера предполагали, что он должен бы нанести ей визит. В результате Филип с самого раннего утра занялся делами и вернулся домой очень поздно, так что даже не виделся в тот день со своим отцом.

Утром первого мая он позавтракал в половине девятого, а затем, так и не повидавшись с отцом, поехал в Роксем, чтобы сесть на поезд, который и доставил его в Лондон без двадцати двенадцать. Когда поезд медленно подъезжал к станции Паддингтон, с другой стороны платформы готовился к отправлению еще один состав, и если бы Филипу пришло в голову внимательно всмотреться в лица пассажиров первого класса, неторопливо занимавших свои места в вагонах, он мог бы заметить кое-что интересное; однако он, вполне естественно, был слишком занят своими мыслями, чтобы позволить себе потворствовать праздному любопытству. Сойдя с поезда, он сел в кэб и без промедления направился на Линкольнс-Инн-Филдс, к известному дому, где и спросил, дома ли миссис Робертс.

— Она еще не вернулась, сэр, — ответила миссис Джейкобс. — Сегодня утром я получила от нее записку, в которой говорилось, что она будет здесь к двенадцати, но сейчас уже двадцать минут первого, поэтому я полагаю, что она опоздала на поезд или передумала; в три часа будет еще один, так что, возможно, вам лучше подождать ее, сэр.

Филип был потрясен этим недоразумением — однако в то же время почувствовал и некоторое облегчение: у него появилось время, чтобы набраться сил перед неизбежным и ужасным моментом разоблачения и позора… ибо теперь он боялся своей жены.

Пробило три часа, однако Хильды по-прежнему не было. Филип всерьез забеспокоился; других поездов в этот день не было, поэтому он вынужден был сделать вывод, что Хильда отложила свой приезд по какой-то причине. Теперь он должен был либо отправиться туда, где Хильда остановилась — адрес он выяснил у миссис Джейкобс, — либо поехать домой и вернуться в Лондон завтра. По причинам, которые самому Филипу казались весомыми, но нам нет нужды вникать в них, он выбрал второе; оставив жене записку, он в отвратительном настроении поехал обратно на станцию Паддингтон, чтобы успеть на пятичасовой поезд до Роксема.

Теперь давайте вернемся в Эбби-Хаус — пока Филип метался по дому в Линкольнс-Инн-Филдс, здесь происходила довольно любопытная сцена.

В час дня старый мистер Каресфут, как и было у него заведено, уселся обедать — сам он считал обед довольно скромным, хотя за ним ему прислуживали и лакей, и дворецкий. Когда трапеза уже подходила к концу, к дому подъехал легкий экипаж, нагруженный чьим-то багажом. Лакей побежал к дверям.

— Симмонс! — сказал старый сквайр дворецкому. — Выгляните и скажите, кто там.

Симмонс выполнил указание хозяина и доложил:

— Не могу сказать точнее, сэр, но это леди, удивительно высокого роста.

Тут вернулся лакей и сказал, что дама не назвала своего имени, но хочет немедленно переговорить со сквайром наедине.

— Вы уверены, что леди не имеет в виду мистера Филипа?

— Нет, сэр, она сначала спросила мистера Филиппа, и когда я сказал ей, что его нет, она спросила вас, сэр. Я провел ее в кабинет.

— Хм! Что ж, во всяком случае, она совершила путешествие и, должно быть, голодна. Поставьте для нее прибор и пригласите сюда.

В следующий миг раздалось шуршание шелкового платья, и в комнату вошла дама в длинном плаще и шляпе с густой вуалью. Мистер Каресфут поднялся с обычной для него учтивостью, поклонился и пригласил даму присесть, а слугам жестом велел покинуть комнату.

— Мадам, мне сказали, что вы хотите поговорить со мной; могу ли я спросить, к кому я имею честь обращаться?

Дама быстрым движением откинула вуаль и сняла шляпу, явив пытливому взгляду старого джентльмена свое красивое лицо.

— Вы не знаете меня, мистер Каресфут? — спросила она с заметным иностранным акцентом.

— Разумеется, знаю: вы — та юная леди, которая была компаньонкой Марии… мисс фон Хольцхаузен.

— Да, так меня звали раньше. Теперь мое имя — Хильда Каресфут. Я жена вашего сына Филипа.

Едва прозвучала эта поразительная новость, сквайр изменился в лице. Целая гамма чувств пробежала по нему — недоверие, удивление, ярость стремительно сменяли друг друга, а затем лицо мистера Каресфута словно сковало льдом. В следующее мгновение он заговорил с убийственной вежливостью.

— Что ж, мадам, тогда я должен поздравить самого себя с приобретением весьма привлекательной невестки.

Возникла пауза — оба собеседника были слишком взволнованы, чтобы нарушить ее; наконец, старик заговорил совсем другим тоном:

— Нам есть о чем поговорить, а вы, должно быть, устали. Снимите плащ и поешьте — а я немного подумаю.

Женщина повиновалась, и сквайр воочию убедился, что перед ним не только жена его сына — вскоре она должна подарить миру наследника рода Каресфутов. Это открытие заставило его задуматься еще сильнее, однако при этом он не забывал о галантности. Женщина ела немного, но с большим достоинством.

«У этой женщины крепкие нервы!» — подумал Каресфут.

Затем он позвонил в колокольчик и велел Симмонсу подождать, пока он напишет записку.

— Немедленно отправьте Джеймса с этим письмом в Роксем. Вещи этой дамы отнесите в Красную спальню. К слову: меня ни для кого нет дома, кроме мистера Беллами.

Затем сквайр повернулся к Хильде.

— Теперь, если вы соблаговолите пройти в мой кабинет, мы продолжим беседу.

Он предложил ей руку, и они прошли в кабинет, где мистер Каресфут слабо улыбнулся и произнес:

— Здесь нам никто не помешает. Присядьте на этот стул. А теперь простите мне мою дерзость, но я должен спросить вас: я правильно понял, что вы являетесь законной супругой моего сына?

Хильда слегка покраснела и ответила:

— Да, сэр, именно так. Я позаботилась о том, чтобы предоставить доказательства — вот они.

С этими словами она достала из сумочки заверенную копию свидетельства о браке и протянула старику. Он внимательно прочитал его, надев очки в золотой оправе, и вернул бумагу женщине.

— Все в полном порядке. Хм! Насколько я понимаю — вы женаты уже восемь месяцев. Могу я поинтересоваться — почему же я впервые вижу этот замечательный документ? Коротко говоря — почему вы, словно ангел небесный, спустились с небес на нашу грешную землю именно сейчас?

— Я приехала из-за них, — просто ответила Хильда, протягивая сквайру два конверта. — Я приехала, чтобы узнать, правда ли то, что в них написано: либо мой муж дважды лжесвидетель, либо его оклеветали.

Мистер Каресфут прочитал оба анонимных письма. С содержанием первого из них мы уже знакомы, во втором же просто сообщалось о публичном оглашении помолвки Филипа и Марии Ли.

— Говорите! — произнесла Хильда с неожиданным отчаянием, и спокойствие ее лица растаяло, словно лед под потоками весенних ручьев. — Вы должны знать правду — скажите же мне ее! Решите мою судьбу.

— Девочка… Эти мерзкие письма правдивы от первого до последнего слова. Вы вышли замуж за моего сына — самого гнусного негодяя во всем графстве. Я могу лишь от всего сердца посочувствовать вам.

Хильда выслушала его молча, а затем поднялась со стула с жестом, бесконечно трагическим в своей простоте.

— Тогда все кончено; перед Богом и людьми я отрекаюсь от него. Послушайте… — Она устремила свой взор на свекра. — Я любила вашего сына, он покорил мое сердце, но хоть он и сказал, что любит меня, я подозревала с самого начала, что он легкомысленно играет и со мной, и с моим дорогим другом, с Марией Ли. Поэтому я решила уехать и сказала ему об этом. Тогда он предложил мне немедленно стать его женой, лишь бы я только переменила свое решение. Я любила его… я согласилась — да, я так сильно любила, что согласилась и на большее: скрыть наш брак от вас. Вы сами видите, к чему это привело. Я, последняя из рода фон Хольцхаузен, стою здесь, опозоренная и преданная. Над моей историей станут смеяться за каждым обеденным столом в здешних деревнях, мой позор падет и на голову моего ребенка. Вот как отплатил он мне за то, что я пожертвовала ради него собственной честью и уважением к себе, за то, что согласилась выйти за него замуж — он предал мою любовь и выставил меня на всеобщее посмешище…

— Вообще-то мы привыкли думать, — неожиданно перебил ее старый сквайр, чья гордость была несколько оскорблена, — что наша семья достаточно хороша, чтобы желать войти в нее. Похоже, вы не разделяете эту точку зрения?

— О, да, вы богаты — и это довод для тех, кому важно богатство. Но я сказала вашему сыну, сэр, что честь семьи не в этом. Не он оказал мне честь, женившись на мне — пусть я и была всего лишь немкой-компаньонкой, не имеющей иного приданого, кроме своей красоты. Это я оказала ему честь, — тут она вскинула голову с невыразимой гордостью. — Я, слышите? Мои предки, сэр, были принцами крови, когда его предки пахали землю!

— Хорошо-хорошо, — усмехнулся старый сквайр. — Десять поколений деревенских джентри, да еще Бог знает, сколько поколений честных йоменов до них — у нас достаточно хорошая родословная, но мне нравится ваша гордость, и я рад, что вы принадлежите к древней расе. С вами обошлись постыдно, Хильда… Ваше имя ведь Хильда?.. Но ведь есть и другие — те, кто виноват еще менее, чем вы, и с кем вы обошлись еще хуже.

— Ах… Мария Ли… Так она ничего не знает?

— Совершенно верно, Мария — да и я сам. Впрочем, не обращайте внимания. Филип, я полагаю, вернется через несколько часов — о, да, он вернется! — Тут глаза Дьявола Каресфута замерцали весьма неприятным огнем. — Как вы собираетесь поступить? Какой путь решили избрать?

— Я намерена отстаивать свои права, намерена заставить его признать меня своей законной женой публично, здесь, в доме, где он позволил огласить его помолвку с другой женщиной — а затем я намерена оставить его. Он уничтожил мое уважение к нему, я не стану больше жить с ним. Я смогу зарабатывать на жизнь дома, в Германии. С нашим браком покончено; но вы, сэр, не гневайтесь на него. Все случившееся — лишь между мною и ним. Он не должен пострадать из-за моего решения.

— Моя дорогая, ограничьтесь собственными проблемами — и предоставьте мне самому решить мои. Никакой жестокости не будет, никто не пострадает более, чем он того заслуживает. Не мучайте себя, идите и отдохните, потому что вам предстоит вскоре пережить тяжелые сцены.

Сквайр позвонил в колокольчик и приказал лакею привести экономку. Вскоре она пришла — симпатичная женщина лет тридцати, с миловидным лицом и честными ясными глазами.

— Пиготт, эта леди — миссис Филип Каресфут, так что будьте добры относиться к ней со всем уважением, которого она заслуживает. Не надо вытаращивать глаза — просто внимательно выслушайте меня. Вы устроите леди со всеми удобствами в Красной спальне и будете ей прислуживать. Понятно?

— О да, сэр! — отвечала Пиготт, делая книксен. — Я поняла вас. Соблаговолите пройти со мной, мадам?

Хильда поднялась и оперлась на руку Пиготт. Волнение и усталость совершенно измотали ее, однако прежде, чем выйти из комнаты, она обернулась и со слезами на глазах поблагодарила старого сквайра за его доброту к несчастной беспомощной женщине.

Страшные глаза Дьявола потеплели, он подошел к Хильде, склонился и поцеловал ее бледный чистый лоб, а затем произнес с всегдашним своим величественным видом:

— Моя дорогая, пока что я всего лишь проявил обычную любезность, которую и должно оказывать даме. Если же мне суждено будет прожить подольше, я надеюсь подарить вам всю любовь, которой заслуживает моя несправедливо обиженная дочь. До свидания.

На этом они расстались, еще не ведая, где им предстоит встретиться вновь.

Когда дверь за Хильдой закрылась, сквайр пробормотал:

— Эта женщина достойна уважения… англичанка или немка — кровь себя покажет. Бедняжка… И бедная Мария Ли! Негодяй… Ах, опять этот приступ… — и старик прижал руку к груди. — Это дело сильно расстроило меня, что и немудрено.

Вскоре спазм отпустил его, и мистер Каресфут принялся писать письмо, очевидно, причинившее ему немалое смущение — адресовано оно было мисс Ли. Запечатав его, он положил конверт в шкатулку для писем, а затем подошел к секретеру, открыл его, вынул некий документ и начал внимательно его изучать.

Дворецкий Симмонс негромко сообщил, что мистер Беллами приехал и ожидает в гостиной.

— Немедленно приведи его! — быстро приказал старый сквайр.