Лунная Моль и другие рассказы

Джек Вэнс

В ранних произведениях Джека Вэнса уже заметны оригинальность, иронический юмор и стиль, характерные для всех его сочинений. Этот сборник содержит рассказы и новеллы, относящиеся к особенно плодотворному этапу его писательской деятельности, начавшемуся в середине 1950-х годов – к периоду с 1951 по 1973 гг.

Возвращение людей

Реликт украдкой спускался со скалы — неуклюжее исхудалое существо с глазами замученной жертвы. Он двигался короткими перебежками, скрываясь за пропластками темного воздуха — едва поспевая за каждой проплывающей мимо тенью, время от времени он опускался на четвереньки и прижимался к земле. Достигнув последнего, самого низкого каменного уступа, он остановился и выглянул на равнину.

Вдали виднелись пологие холмы, сливавшиеся с небом, пятнистым и желтоватым, как мутное стекло с остатками скисшего молока. Перед холмами простиралась долина, черновато-зеленая и сморщенная — старый рваный бархат, пересеченный полосами охряного и ржавого оттенков. Высоко в небо била струя жидкого камня, ветвящаяся черным кораллом. Неподалеку целеустремленно эволюционировала группа серых объектов: сферы размягчались, превращаясь в пирамиды, затем в купола, в пучки белых шпилей, в протыкающие небо столбы и, наконец, словно последним усилием воли, в тессеракты.

Реликта все это ничуть не интересовало; он голодал, а на равнине была растительная пища. В отсутствие чего-либо лучшего она могла его насытить. Пища росла на земле, хотя иногда ее можно было найти на поверхности плывущей по воздуху бесформенной глыбы воды или вокруг сердцевины жесткого темного газового сгустка. На равнине встречались влажные ползучие черные листья, пучки поседевшего терновника, бледно-зеленые клубни, стебли с искаженными цветами. Реликт не умел распознавать часто изменяющиеся разновидности, у него не было даже возможности знать, отравят ли его сегодня те листья и побеги, которые он ел вчера.

Он нащупал ступней поверхность равнины. Стекловидный грунт (в то же время напоминавший ковер из красных и серо-зеленых пирамидок) выдержал его вес, но затем внезапно всосал его ногу. Реликт лихорадочно высвободил конечность, отскочив на каменный уступ, и присел на корточки — по меньшей мере, скала все еще казалась сплошной и надежной.

У него бурчало в животе. Ему срочно нужно было что-то съесть. Глядя на равнину, он напряженно размышлял. Неподалеку играли друг с другом два Организма: скользили и ныряли, танцевали и принимали горделиво-карикатурные позы. Если бы они оказались поближе, Реликт мог бы попытаться убить одного из них. Организмы напоминали людей — следовательно, скорее всего, должны были быть достаточно питательными.

Реликт ждал. Сколько времени прошло? Много или мало? Так или иначе, течение времени перестало быть количественной или качественной реальностью. Солнце исчезло, в мире больше не было стандартных циклов или регулярно возобновляющихся явлений. Само слово «время» потеряло всякий смысл.

Когда-то все было по-другому. Реликт сохранил несколько разрозненных воспоминаний о прежней эпохе, существовавшей до тех пор, пока не разрушилась логическая последовательность событий, пока не наступил хаос. Человек преобладал на Земле благодаря одному-единственному убеждению: допущению того, что причинно-следственную связь почти всегда можно было установить, и что даже причина, как правило, была следствием предшествующей причины.

Манипуляция этой фундаментальной закономерностью приносила щедрые плоды; казалось, в мире не было необходимости в другом инструменте или средстве. Люди гордились своей способностью приспосабливаться, отсутствием видовой специализации. Человек мог жить в пустыне, в полях, на льду, в лесу или в городе — природа не предназначила его к каким-либо особым условиям существования.

Человек не подозревал о своей уязвимости. Логика была особым условием его существования, мозг был его специализированным инструментом.

И настал ужасный час, когда Земля погрузилась в космический провал отсутствия причинных связей — все рациональные сопряжения явлений исчезли. Специализированный инструмент человека стал бесполезным, не находил опоры в действительности. Из миллиардов людей, населявших Землю, выжили несколько человек — безумцы. Теперь они стали Организмами, повелителями новой эры, ибо случайные блуждания их мыслительных процессов соответствовали непоследовательности бытия и, таким образом, представляли собой своего рода мудрость. Или, возможно, неорганизованная хаотическая материя мироздания, освободившаяся от прежних связей и структур, отличалась особой чувствительностью к психокинезу сумасшедших.

Продолжали существовать и другие — Реликты, но их становилось все меньше. Им удавалось выжить лишь благодаря особому, маловероятному стечению обстоятельств — древние причинно-следственные связи проявлялись в них настолько устойчиво, что Реликты способны были контролировать обмен веществ в собственных телах — но этим их приспособляемость ограничивалась. Реликты быстро вымирали, так как в новых условиях разум не давал никаких преимуществ. То и дело мозг очередного Реликта отказывался воспринимать действительность и выходил из строя: такой Реликт разражался безумными воплями и скачками убегал вдаль.

Организмы наблюдали за происходящим без любопытства и без удивления — как что-нибудь могло их удивить? Порой обезумевший Реликт задерживался рядом с Организмом и пытался подражать его способу существования. Организм поедал пучок листьев; Реликт делал то же самое. Организм натирал ступни толченой водой; Реликт имитировал его поступок. Вскоре, однако, Реликт погибал от яда, от кровотечения в кишечнике или от кожных нарывов, тогда как Организм спокойно отдыхал, развалившись на влажной черной траве. Нередко Организм стремился сожрать Реликта; тот в ужасе убегал, неспособный найти убежище нигде в окружающем мире — он бежал все дальше и дальше, подпрыгивая, расталкивая грудью густой воздух, выпучив глаза и раскрыв рот, выкрикивая жалобы и задыхаясь, пока, наконец, не погружался в пруд холодного жидкого чугуна или не оказывался запертым внутри безвоздушного пузыря, где он погибал, лихорадочно размахивая руками и натыкаясь на невидимые преграды, как муха в бутылке.

Местных Реликтов теперь можно было пересчитать на пальцах одной руки. В группу Финна, сидевшего на корточках под скалой и смотревшего на равнину, входили еще четыре человека. Двое — старики — должны были скоро умереть. Не обнаружив ничего съестного, Финн тоже должен был скоро умереть.

На равнине один из Организмов, Альфа, присел на траву, поймал пригоршню воздуха — шар голубой жидкости — смешал его с камнем, разминая и растягивая смесь, как патоку, после чего развернул ее внезапным броском. Реликт пригнулся ближе к скале. Никогда нельзя было предсказать, какую чертовщину придумает Альфа. Потому что все Организмы были совершенно непредсказуемы! Реликт высоко ценил их питательную плоть; но Организмы, со своей стороны, тоже сожрали бы его при первой возможности. Причем в этом соревновании Организмы пользовались огромным преимуществом: случайность их поступков приводила Финна в замешательство. Если бы он побежал, стремясь уклониться от опасности, его ожидала самая ужасная судьба. Изменчивость трения и прочности грунта вряд ли позволила бы ему двигаться в избранном направлении. Но случайность и беспорядочность движений Организмов соответствовали хаотичности окружающей среды; удвоение непоследовательностей иногда приводило к их резонансу, а иногда — к их взаимному исключению. В последнем случае Организм мог поймать Финна… Все это было совершенно необъяснимо. Но что в этом мире было объяснимо? Само понятие какого-либо «объяснения» потеряло смысл.

Организмы подходили к нему. Неужели они его заметили? Финн прижался плашмя к грязновато-желтоватому выступу скалы.

Два Организма задержались поблизости. Финн их слышал — и оцепенел, раздираемый противоречивыми приступами голода и страха.

Альфа опустился на колени, лег на спину и беспорядочно раскинул руки и ноги, вознося к небу мелодичные восклицания, присвисты и гортанные стоны. Он только что придумал свой собственный импровизированный язык, но Бета его хорошо понимал.

«Видéние! — провозгласил Альфа. — Я вижу выше неба. Там узлы, там вращаются круги. Они сжимаются в твердые точки; эти точки больше никогда не распустятся».

Забираясь на пирамиду, Бета взглянул через плечо на пятнистое небо.

«Прозрение! — распевал Альфа. — Картина из других времен: жесткая, безжалостная, неизбежная».

Бета устроился на пирамиде, нырнул сквозь ее стекловидную поверхность, проплыл под Альфой, вынырнул и лег плашмя радом с Альфой.

«Смотри — Реликт на склоне. В его крови — вся древняя раса узколобых с умами, тесными, как трещины. Прозрение изошло от него. Неповоротливый тупица!» — говорил Альфа.

«Они все вымерли, все! — отозвался Бета. — Остались трое или четверо». (Если «прошлое», «настоящее» и «будущее» — не более чем рудиментарные понятия, унаследованные от безвозвратной эры, как лодки на дне высохшего озера, завершение того или иного процесса не поддается четкому определению.)

Альфа сказал: «Таково прозрение. Я вижу Реликтов, кишащих на Земле. Их унесло в никуда, как полчище гнуса порывом ветра. Всё позади».

Организмы лежали молча, размышляя о прозрении.

Камень — возможно, метеорит — упал из неба и ударился в поверхность пруда. Он оставил след — постепенно смыкавшееся круглое отверстие. С другой стороны пруда выплеснулась струя жидкости, уплывшая вдаль по воздуху.

Альфа произнес: «Снова — видéние становится ярче! В небе будут огни».

Лихорадочное возбуждение Альфы прошло. Зацепившись пальцем за воздух, он поднялся на ноги.

Бета продолжал молча лежать. Слизни, муравьи, мухи, жуки ползали по нему, вгрызались в него, размножались. Альфа знал, что Бета мог встать, стряхнуть с себя насекомых и уйти. Но Бета, судя по всему, предпочитал пассивность. И этого было достаточно. Он мог создать другого Бету, если бы захотел, или дюжину таких же, как он. Порой мир полнился мириадами Организмов всевозможных форм и цветов — высокими, как церковные шпили, приземистыми, как цветочные горшки. Порой они тихо прятались в глубоких пещерах, после чего бывало, что ненадежная толща Земли смещалась — и один Организм или тридцать Организмов оказывались запертыми в подземном коконе; но все они терпеливо ждали того момента, когда грунт раскроется и они смогут выйти наружу: бледные, жмурящиеся от непривычного света.

«Я ощущаю потребность, — произнес Альфа. — Я съем Реликта». Двинувшись куда глаза глядят, он по чистой случайности оказался рядом с выступом желтоватой скалы. Реликта по имени Финн охватила паника, он вскочил.

Альфа попытался сообщить Финну, что тому следовало подождать, пока Альфа не насытится. Но многозначные обертоны голоса Альфы оставались невразумительными для Реликта. Он схватил камень и швырнул его в Альфу. Камень превратился в облачко пыли, полетевшей обратно в лицо Финну.

Альфа переместился ближе и протянул длинные руки. Реликт попытался пнуть Альфу, но не удержался на ногах и соскользнул на равнину. Альфа безмятежно обошел его и встал у него за спиной. Финн стал отползать налево. Альфа двинулся направо — ему было все равно, куда идти — натолкнулся на Бету и начал пожирать Бету вместо Реликта. Реликт неуверенно задержался, после чего приблизился и присоединился к Альфе, заталкивая в рот куски розовой плоти.

Альфа сказал Реликту: «Я хотел сообщить о своем прозрении тому, кого мы едим. Теперь я буду говорить с тобой».

Финн не понимал импровизированный язык Альфы. Он ел со всей возможной быстротой.

Альфа продолжал: «В небе будут огни. Яркие огни».

С подозрением следя за Альфой, Финн схватил ноги, оставшиеся от Беты, и потащил их к склону каменного холма. Альфа наблюдал за ним с вопросительно-безразличным выражением.

Для истощенного Реликта это был тяжкий труд. Иногда останки Беты плыли по воздуху, иногда он сам поднимался в воздух, как пушинка, но затем прилипал к почве. Наконец ноги Беты опустились на гранитный валун и примерзли к нему. Финн пытался оторвать их и даже поддеть их палкой, но тщетно.

Финн принялся бегать вокруг, испытывая мучительную нерешительность. Останки Беты начали сжиматься и сохнуть, как медуза на горячем песке. Реликт оставил ноги Беты на валуне. Слишком поздно, он опоздал! Пропало столько вкусной пищи! В этом ужасном мире все приводило к разочарованию!

Пока что, однако, его желудок был полон. Он стал подниматься на скалу и вскоре нашел лагерь Реликтов, где его ожидали два старика и две женщины. Женщины, Гиза и Рика, тоже занимались поисками съестного. Гиза принесла комок лишайника, Рика — кусочек падали неизвестного происхождения.

Старики, Бод и Тагарт, молча сидели, ожидая либо насыщения, либо смерти.

Женщины встретили Финна угрюмо: «Где пища, за которой ты отправился?»

«У меня была целая половина тела, — ответил Финн. — Но я не смог ее донести».

Тем временем Бод ловко стащил комок лишайника и теперь запихивал его в рот. Лишайник ожил, задрожал, из него стала сочиться густая, красная, ядовитая сукровица, и старик умер.

«Теперь у нас есть пища, — сказал Финн. — Давайте есть».

Но яд вызвал гнилостное разложение — труп старика покрылся голубой пеной, утекавшей пузырящимися струйками.

Женщины повернулись, глядя на второго старика. Тот произнес дрожащим голосом: «Съешьте меня, если больше ничего не остается — но почему бы не съесть Рику? Она моложе!»

Рика, младшая из двух женщин, продолжала грызть кусочек падали и ничего не сказала.

Финн глухо пробормотал: «К чему беспокоиться? Добывать еду становится все труднее, и мы — последние из людей».

«Нет-нет! — воскликнула Рика. — Мы не последние. Я видела других на зеленом валу».

«Это было давно, — отозвалась Гиза. — С тех пор все они умерли, будь уверена».

«Может быть, они нашли источник пищи», — предположила Рика.

Финн поднялся на ноги, посмотрел на равнину: «Кто знает? Может быть далеко, за горизонтом, есть земли, где много еды».

«Нигде ничего нет, кроме дикой дряни и злобных тварей», — раздраженно обронила Гиза.

«Но что может быть хуже, чем оставаться здесь?» — спокойно возразил Финн.

На это никто не смог ничего сказать.

«Вот что я предлагаю, — продолжал Финн. — Видите этот высокий горный пик? Видите, как плывут слои твердого воздуха? Они наталкиваются на пик, отскакивают от него, плывут то туда, то сюда, а потом пропадают за хребтом. Давайте заберемся на этот пик и, когда мимо будет проплывать большая полоса воздуха, вспрыгнем на нее — и пусть она несет нас вдаль, в чудесные земли, которых отсюда не видно».

Реликты стали спорить. Старик Тагарт протестовал, говоря, что он слишком слаб для таких приключений. Женщины презрительно высмеивали надежду на существование «чудесных земель». В конце концов, однако, ворча и продолжая спорить, они начали подниматься по склону остроконечной горы.

Подъем занял много времени; мягкий, как студень, обсидиан прогибался и сползал под ногами, а Тагарт несколько раз заявлял, что у него больше не было сил. Но они продолжали карабкаться вверх и наконец добрались до вершины. Четыре человека едва поместились на этой вершине. Отсюда открывался далекий вид во все стороны — горизонты терялись в водянистой серой дымке.

Женщины ругались и тыкали пальцами в разные стороны, но никто не замечал никаких признаков существования более многообещающих территорий. С одной стороны сине-зеленые холмы дрожали, как пузыри, наполненные жидким маслом. С другой стороны виднелась черная полоса — ущелье или продолговатое озеро глинистой грязи. В третьем направлении появились сине-зеленые холмы — те же, что и в первом направлении; каким-то образом они переместились. Под горой простиралась равнина, блестящая, как надкрылья жука-бронзовки, местами пестрящая черными бархатными пятнами, покрытая сомнительной растительностью.

На равнине можно было различить больше десятка Организмов, бродивших по берегам прудов, жевавших какие-то стручки, камешки и насекомых. К ним постепенно приближался Альфа; все еще поглощенный прозрением, он не обращал внимания на других. Сначала Организмы продолжали забавляться играми, но затем остановились — их тоже охватило подавляющее предчувствие.

Протянув руку с вершины обсидианового пика, Финн поймал волокно проплывавшей мимо полосы воздуха, притянул ее к себе: «Давайте, забирайтесь! Полетим в страну изобилия!»

«Никуда я не полезу! — огрызнулась Гиза. — Мы там не поместимся. В любом случае, откуда мы узнаем, что полетим туда, куда нужно?»

«А куда нужно лететь? — возразил Финн. — Кому-нибудь это известно?»

Никто этого не знал, но женщины все равно не хотели запрыгивать на воздушную полосу. Финн повернулся к старику: «Тагарт, покажи им, как это делается! Залезай!»

«Нет-нет! — отмахивался Тагарт. — Я боюсь воздуха! Это не для меня».

«Забирайся! Мы последуем за тобой».

Отдуваясь и дрожа от страха, Тагарт опустил руки в губчатую массу, вцепился в нее пальцами и взобрался на полосу; ноги его болтались над бездной.

«Кто следующий?» — спросил Финн.

Женщины все еще не хотели рисковать. «Залезай сам!» — прикрикнула Гиза.

«Не хочу оставлять вас здесь. Кого еще я смогу съесть, если есть будет нечего? Полезайте!»

«Нет, воздуха слишком мало! Пусть на этой полосе летит старик, а мы залезем на другую, побольше».

«Хорошо!» — Финн отпустил волокно воздуха. Полоса поплыла над равниной; Тагарт уселся на ней верхом, изо всех сил цепляясь руками и ногами.

Остальные с любопытством наблюдали за полетом старика. «Смотрите, как быстро и легко движется воздух! — сказал Финн. — Высоко над Организмами, высоко над всей этой ядовитой грязью и непредсказуемостью».

Но воздух как таковой тоже был непредсказуем — воздушный плот старика исчезал на глазах. Хватаясь за распускающиеся волокна, Тагарт пытался сплести их воедино. Но волокна выскользнули у него из рук, и он сорвался.

С вершины пика Финн и две женщины смотрели на кувыркающееся тощее тело, стремительно падающее на далекую равнину.

«Теперь у нас даже мяса не осталось», — раздраженно заметила Рика.

«Ничего не осталось, — поддакнула Гиза, — кроме изобретателя Финна».

Они внимательно смотрели на Финна. Вдвоем женщины вполне могли одолеть его.

«Будьте осторожны! — предупредил их Финн. — Я — последний мужчина. Вы — мои женщины, вы обязаны мне подчиняться».

Женщины игнорировали его; бормоча между собой, они то и дело косились на него.

«Будьте осторожны! — повторил Финн. — Или я сброшу вас обеих с этой вершины».

«Мы как раз собирались это сделать с тобой», — сказала Гиза. Женщины зловеще двинулись к нему.

«Остановитесь! Я — последний мужчина!»

«Без тебя нам будет легче».

«Одну минуту! Посмотрите на Организмов!»

Женщины взглянули туда, куда он показывал. Организмы сжались в тесную группу, глядя на небо.

«Смотрите! Смотрите на небо!»

Женщины подняли головы; мутное стекло желтоватого неба покрывалось трещинами, разрывалось, сворачивалось куда-то в сторону.

«Голубое небо! Голубое небо, как в старые добрые времена!»

На них пролился ослепительный, обжигающий глаза свет. Их обнаженные спины почувствовали прилив тепла.

«Солнце! — притихшими, почтительными голосами говорили они друг другу. — Солнце вернулось на Землю!»

Пятнистого мутного неба больше не было; Солнце гордо и ярко горело посреди голубого простора. Почва на равнине взрыхлялась, покрывалась трещинами, вспучивалась, твердела. Они чувствовали, как обсидиан становился жестким под ногами; он темнел, становясь полупрозрачно-черным. Земля, Солнце, Галактика вынырнули из зоны произвола; наступила другая эпоха, со всеми ее ограничениями и логикой.

«Древняя Земля! — кричал Финн. — Мы — люди Древней Земли! Земля снова наша!»

«Что теперь будет с Организмами?»

«Если это прежняя Земля, Организмам придется плохо!»

Организмы стояли на небольшом возвышении рядом с ручейком, который быстро превращался в реку, вытекающую на равнину.

Альфа воскликнул: «Вот мое прозрение! Именно такое, каким я его видел. Свободы больше нет — вернулись жесткость и стеснение!»

«Как с этим справиться?» — спросил другой Организм.

«Очень просто, — отозвался третий. — Каждый должен принять участие в битве. Я намерен атаковать Солнце и затмить его!» Он пригнулся и подпрыгнул в воздух, но упал на спину и сломал себе шею.

«Ошибка — в воздухе, — заявил Альфа, — потому что воздух окружает всё!»

Шесть Организмов побежали искать воздух, упали в реку и утонули.

«В любом случае, — заметил Альфа, — я проголодался». Посмотрев по сторонам в поисках подходящей еды, он поймал насекомое — оно его ужалило. Альфа тут же выпустил насекомое. «Я все еще голоден», — пожаловался он. Альфа заметил Финна и двух женщин, спускавшихся со скалы.

«Съем одного из Реликтов, — решил Альфа. — Пойдемте, мяса хватит на всех».

Три Организма последовали его совету — все они, как обычно, разошлись в случайных направлениях. Но случайность не подвела Альфу — он оказался лицом к лицу с Финном и приготовился его съесть. Финн поднял камень. У него в руке камень оставался камнем — твердым, тяжелым, с острыми краями. Финн швырнул камень, испытывая удовольствие от ощущения нормальной инерции. Камень размозжил череп Альфы — тот упал и умер. Один из других Организмов попытался перешагнуть через расщелину шириной метров семь и свалился в нее. Другой сел на землю и принялся глотать камешки, чтобы утолить голод; через некоторое время он схватился за живот и стал биться в конвульсиях.

Финн размахивал руками, указывая то в одну сторону, то в другую: «Здесь мы построим новый город — такой, как в легендах! А здесь будут фермы — мы возделаем поля, разведем скот».

«У нас ничего этого нет!» — возразила Гиза.

«Нет, — кивнул Финн. — Пока что нет. Но Солнце будет снова всходить и заходить, камни снова стали тяжелыми, а воздух — легким. Снова пойдет дождь, реки снова потекут в море». Перешагнув через тело упавшего Организма, он обернулся к женщинам: «С чего начать?»