На тропе Луны

Алла Вологжанина, 2016

Девушка-оборотень Карина находит дорогу в странный, полный магии мир, освещенный светом трех лун: четырехмерный мир, обитатели которого свободно проходят сквозь стены и общаются с эльфами. Кто ждет ее в этом мире – загадочные знаккеры или могущественные символьеры? Чего хочет от нее желтоглазый молодой человек на белоснежном драконоиде? Смертельная опасность грозит не только Карине – весь наш трехмерный земной мир в один миг может стать плоской картонной декорацией. Кто или что поможет Карине остановить злое колдовство?

Глава 2

В архиве

Митька потоптался на краю крыши, прямо над открытым окном, что-то прикинул.

— Проскочим, — уверенно сказал он, — лишь бы эта крыша трухлявая не грохнулась. И наушники сними, чтобы на пение не отвлекаться.

Карина нехотя послушалась.

Пятиэтажка, куда предстояло пробраться юным авантюристам, все еще не развалилась от дряхлости только потому, что не могла решить, на какую сторону рухнуть — правую или левую. Или вовсе осесть карточным домиком в собственный подвал? Так сказать, держалась на внутренних противоречиях.

Окна в ней были громадные, и никто не потрудился заменить их на современные стеклопакеты выше третьего этажа.

— Значит, так, — продолжал мальчишка, — просто повиснуть и впихиваться ногами в окно не выйдет. Тебе роста не хватит. Нужно нырнуть, только не головой вперед, а ногами. Прыгаешь, хватаешься за кромку вот эту, раскачиваешься и готово. Главное, раньше времени не отцепиться, а то костей не соберешь. Я первый, потом тебя поймаю.

— Угу, сейчас, заждалась прямо. — Карина тоже вскочила на ноги. По шее и рукам бежали мурашки, то ли от холода, то ли оттого, что как-никак — пятый этаж. Добежала до Митьки, развернулась спиной вперед, с силой оттолкнувшись, подпрыгнула… Как гимнастка за брусья, уцепилась обеими руками за край крыши. Напрягла мышцы, словно раскачиваясь на качелях. Эх, жаль, что в детстве с гимнастической секцией не срослось…

На мгновение девочку охватила радость от ощущения легкости и упругой силы, которые словно просыпались иногда в ее худых руках и вообще во всем теле. В следующий миг она почти беззвучно скользнула ногами вперед в открытую фрамугу.

…И едва успела спрыгнуть с подоконника, как в окно с шумом ввалился Митька. Его «нырок» прошел не так удачно. Он был сильнее, ловчее, но еще и гораздо тяжелее Карины. Кусок то ли карниза, то ли самой крыши полетел вниз, приводя в панику кошек и автосигнализацию. Митька с трудом выдохнул.

— Сейчас сюда сбегутся… — обреченно начал он, его голос эхом отразился от стен. Он поежился, осматривая просторный кабинет, заставленный множеством невысоких шкафов с кучей ящиков.

— Не-а, не сбегутся… — уверенно ответила Карина. — Они уже помчались проверять, что с тачкой случилось. Да и то если от футбола оторвались. А крыша… ну, отвалилась половина, кого бы это волновало.

Митька только пожал плечами. Адреналиновая волна вовремя пошла на спад, и к нему вернулась его обычная рассудительность.

Карина осмотрелась. В темноте она с каждым днем (вернее, с каждой ночью) видела все лучше и лучше. Похоже, ее «волчья версия» росла куда быстрее человеческой, готовая вот-вот развернуться в полную силу. А они тем временем находились в кабинете, сплошь заставленном архивными шкафами — от «Л» до «Я».

— Мить, мы почти там, где надо, — радостно шепнула она. — Нам бы прорваться в соседний кабинет, где от «А» до «К».

— «Почти» не считается, — усмехнулся друг и извлек связку ключей и мини-отмычек из громадного кармана своих камуфляжных штанов. Экипировался основательно. Где только берет такое «профессиональное» оборудование?

— Только перчатки надень. — И Карина, радуясь собственной предусмотрительности, достала из кармана своих древних джинсов сильно скомканные медицинские перчатки веселенького желтого цвета. Вторую пару она нацепила себе.

— Готово, — минуту спустя сообщил Митька. — Если второй замок такой же тугой, вышибу дверь.

И ведь так и сделает. С него станется.

К счастью, не понадобилось. Замок поддался со второй попытки — внутри что-то хрупнуло, скрипнуло, и дверь открылась. Так, шкафы с буквами А… Б… В… Ящик, отмеченный скупо «ВН — ВП» (интересно, что за слово из фольклора может начинаться на ВП?), оказался почти в самом низу. И слова с ВН по ВП включительно явно никого не интересовали годами — пыль поднялась такая, что Карина чихнула.

— Будь здорова, надеюсь, не отравлено.

— В следующий раз сам откроешь… Ой, Мить, что это тут?..

Вот облом-то. Не было там ничегошеньки. Не считая, конечно же, пыли (и где, спрашивается, все эти ВН — ВП?!). Карина вытащила ящик целиком, потрясла. Сомнений никаких — пусто.

— Ничего себе. — Митька почесал нос. — Может, переложили? — И вытянул первый попавшийся ящик. Он был битком набит карточками, иголку между ними не просунешь. — Нет, серый волк, так не бывает. Если один набит, а второй пустой, то его опустошили не зря. Значит, тут что-то важное было.

Карина не отвечала, смотрела на ящики.

— Что-то с ними не так. А что, понять не могу, — сказала она наконец.

Митька поставил свой ящик на пол, Карина придвинула к нему пустой. И все стало ясно. Пустой был намного короче. А это значило, что…

— Между ним и стенкой шкафа есть тайник, — шепнула девочка.

Митька, ни слова не говоря, сунул руку в пустоту на месте ящика «ВН — ВП», пошарил там и вынул что-то вроде сумочки или мешочка — кусок кожи непонятного от пыли цвета. Карина сцапала его, порадовалась, что не пустой. Трясущимися руками (с крыши прыгать как-то спокойнее) развязала тонкий непослушный шнурок. Внутри лежал самодельный блокнотик из бархатной бумаги, украшенный картонными цветочками. Исписано там было всего страницы две.

— Что за чушь? Стишки какие-то…

— Раз тут лежат, значит, не чушь. Читай давай.

Карина прищурилась. Надо же, читать в темноте тоже стало намного легче. Скоро можно будет читать по ночам, не боясь, что Лариса заметит свет настольной лампы.

Какая странная судьба,

Которой вряд ли ты храним:

Волк прорастает сквозь тебя,

Ты поспеваешь ли за ним?

Какие долгие пути!

Но к ним не лапы ты готовь:

Твои пути, как ни крути,

Все упираются в любовь.

В петлею скрученных мирах

Своей судьбе не прекословь.

Чуть дрогнешь — верх одержит страх,

О страх расколется любовь.

Мелькает серая спина,

Тоскливый вой летит к луне.

На Глубину зовет луна,

Но что ты встретишь в Глубине?

— Мить, это реально фигня, стихота тупая какая-то. Любовь-кровь-морковь. В школе все на любви этой помешались, теперь еще тут…

— Ну, это, гхм… ты просто еще… не доросла.

— В ухо хочешь? До уха, поди, доросла.

— Ладно, не психуй. Забирай, и пойдем, потом почитаем и разберемся…

— Мить, да зачем мне это?

Митька изобразил лицом долготерпение, даже вздохнул:

— Затем, что это то, что надо. Прочитай начало. Волк прорастает… а ты успеешь за ним… бла-бла-бла.

Каринка обозвала себя дурой. Мысленно, конечно. А то ведь Митька радостно согласится и начнет тему развивать. И еще вот это слово «глубина» так и цепляется за что-то в голове, но ускользает. Что же, что же… ах да, вот оно!

— Profondeure! Мить, помнишь, французские слова на обрывке? Там одно было без начала: ondeure propre, это и было profondeure propre, то есть «настоящая глубина», ну, или «истинная глубина»!

Митька покачал головой:

— Тебе от этого легче стало? Что-то прояснилось? Нет? Тогда вернись из космоса, забирай эту штуку и пойдем. — И Митька, решив не тратить времени на обратную дорогу, бросился к окну. — Я вылезу и тебя вытащу, а то ты не достанешь.

Действительно, если вниз надо прыгать, то наверх — ухватиться руками за карниз и подтянуться. И если подтянуться она сможет без проблем, то достать до карниза без посторонней помощи не получится, ибо ростом пока не вышла. Эх, как же хорошо, что есть Митька.

Секунда — и он уже на подоконнике, дергает задвижку, куски засохшей краски грязным снегом оседают на полу. Что теперь? Ногами на нижний край форточки, ухватиться за карниз, только бы еще кусок не отвалился не вовремя. Митькины ноги мелькнули в окне. Интересно, это он сам по себе такой гимнаст-самоучка или любой подросший оборотень так сможет? Оборо… Вот это мысль! Сердце заколотилось как сумасшедшее, Карина выдохнула, пытаясь успокоиться. Она поняла, куда делись карточки из ящика «ВН — ВП». В ящик «Обо» — оборотень. Раздумывать было некогда, она бегом кинулась в кабинет, из которого они только что пришли.

— Стой, куда?

Ну надо же, невезуха. Какой-то высоченный грузный тип торопливо шел по коридору. Видимо, кого-то совесть заела или реклама посреди матча достала, и он пошел дозором обойти владенья свои.

Карина молнией метнулась в двери и к архивному шкафу. К счастью, ящик помеченный «Обл — Обо», тоже оказался невысоко. Бумаг в нем оказалось не то чтобы много, но еще меньше было времени на раздумья. Руки тряслись, она схватила столько, сколько сумела сцапать за один раз, и пружиной взлетела на подоконник. Только бы Митька догадался, где ее теперь ловить, за сломанный карниз-то вообще никак не ухватишься…

Бегущий ввалился в двери как раз, когда она встала ногами на фрамугу. Ногой влегкую отшвырнул архивные шкафы, попавшиеся на дороге.

— Митька-а-а, я тут!!!

— Стоять, я сказал!

Последнее, что она почувствовала, были чьи-то пальцы, вцепившиеся в ее кеды… и пустота под ее собственными руками. И звон разбитого стекла, в которое она заехала пяткой, вырываясь. И треск рвущейся ткани, и острая боль в лодыжке. И ужас падения, и дикая боль в затылке. И еще… а не многовато ли для последнего мига?

Карина открыла глаза, и в ту же секунду ее снова с ужасной силой рванули вверх за косу. Она заорала от боли и страха, замахала руками и поняла, что за ногу ее больше не держат. Перед глазами мелькнуло ночное небо, а потом она просто кулем рухнула на крышу, продолжая позорно завывать от пережитого ужаса.

— Совсем больная?! — заорал Митька, выпуская ее косу. Карина не отвечала, лежа носом в крышу и не рискуя даже пошевелиться. Митька навис над ней, сжав кулаки. — Слезем, сам тебя прибью, дура ненормальная.

Ну и пусть дура, зато, кажется, живая… Из глаз Карины что-то полилось. И из носа тоже. Она тихонько села, пытаясь понять, на месте ли волосы или хотя бы голова. Голова была на месте и почти в порядке, чего не скажешь обо всем остальном — левая штанина джинсов оказалась разорвана от колена до низа. Теперь Ларисиного ворчания не оберешься, наплевать, что одежка сама от старости помирала. Перчатки разодрала, пальцы тоже… Еще ногу порезала, больно, да и кеды кровью измазала. Но главное… По всей темной крыше валялись разлетевшиеся листки, которые она не глядя цапнула из ящика «Обл — Обо».

— Мить, надо их собрать…

— Надо валить отсюда. — Митька шмыгнул носом. Вот номер, сам реветь собрался, что ли? — Кто там тебя за ноги хватал? Сейчас вылезет, и нам конец.

Ну конечно, зря, что ли, она едва не убилась? Карина встала и, глотая слезы, принялась собирать листки. Митька, все еще сопя и злясь, отлепил последний клок бумаги от антенны.

«Почему за нами никто не погнался?» — думала Карина, с трудом выбираясь на пожарную лестницу, ведущую на балкон третьего этажа. Порезанная нога болела, но уже как-то не всерьез. Хоть что-то хорошее за сегодня.

— Что за бред вообще? — ворчал тем временем Митька. — Там же годами никого не было, по пылюге понятно. И вдруг — на тебе. Полгорода собралось затусить. Послушай, а если это был твой, как его… DeepShadow? Или он кого-то еще в архив направил? За тобой.

— А зачем тогда просил информацией поделиться?

— Чтобы ты ничего не заподозрила.

— Потом разберемся, погнали уже отсюда…

За ними, конечно же, никто не гнался. Человеку, застукавшему Карину в коридоре, в общем-то, не было дела до незадачливых взломщиков. К охране он не имел никакого отношения (если не считать позаимствованного на время костюма). Если вертлявая малявка умудрилась вылезти в окно, то, будем надеяться, и дальше шею себе не свернет.

Человек был огромного роста, в нем вообще все было огромным — плечи, руки, — но двигался он легко. Он деловито опорожнил ящик «Обл-Обо», отбросил все, что не начиналось с «Обо», и внимательно всмотрелся в бумаги. Вот дела. Оказывается, мелкая взломщица с подельником (как она его позвала? Витька? Митька?) приходила за той же информацией. И даже умудрилась увести из-под носа приличный кусок. Человек усмехнулся. К детям он вообще неплохо относился, а к ушлым авантюристам и пронырам — еще лучше. Просто сейчас было совершенно не до них. Человек вчитался в написанное. Темнота в комнате ему не мешала.

— Логово, надо же, — пробормотал он и направился к ящику, на котором значилось «Лар — Лог». Карточки и листы полетели на пол. Все, что ему было надо, уместилось на карточке размером с половинку тетрадного листа.

— Место, которое считает домом волк-оборотень. «Эффект логова» — невозможность добраться до этого места без приглашения любого обитателя логова. Явившийся без приглашения заблудится, не найдет дом или квартиру. Предположительно на месте входа в Логово возникает мебиус-эффект с направленным переходом в Глубину пространства. Приглашение в данном случае считается воздействием на структуру мира по принципу так называемой магии словесности, пропускающим приглашенного в Глубину. Глубину, значит?

На секунду громадный человек задумался. Простое ли совпадение? Эта малявка уволокла не что иное, как часть нужной ему информации… Человек подошел к окну легко распахнул его (на полу добавилось облетевшей засохшей краски). На осколках разбитой фрамуги засыхали следы крови. Их-то он и понюхал. И замер.

— Детеныш, — пробормотал он. — Будь я проклят, детеныш! Настоящий. Прирожденный.

Он высунулся в окно и принюхался. Для кого-то воздух нес только ароматы осенней ночи, но для него эти ароматы были очень, очень информативны.

— Два детеныша! — Человек отсалютовал почти полной луне. Впервые за долгое-долгое время он был счастлив.

Человек извлек из своего громадного рюкзака коробку, а из нее очень бережно вынул странное устройство, больше всего похожее на восьмиконечную снежинку около полуметра в диаметре.

Центром «снежинки» было круглое, с ладонь взрослого человека, серебристое нечто — то ли тарелка, то ли коробка. От нее в разные стороны расходились восемь «лучей», каждый заканчивался крошечным «вертолетиком» — сплюснутым шариком с пропеллером наверху.

Человек постучал по серебристому центру, как будто в гости пришел, и тот раскрылся. Внутри обнаружилась емкость — в самый раз, чтобы вместить аккуратно сложенные бумаги, украденные из архива; даже еще место осталось. Серебристая крышка закрылась, на гладкой металлической поверхности отчетливо проступили цифры, это было похоже на калькулятор, но без всяких там кнопок. Человек уверенно набрал нужную комбинацию и подошел к окну. Осмотрел «снежинку» со всех сторон — к дну «тарелки» была приделана фотокамера. Он проверил, достаточно ли надежны крепления, и нажал значок запуска. Едва слышно зажужжали моторы, пропеллеры пришли в движение. Беспилотник снялся с руки как с аэродрома и устремился вверх, сливаясь с темным небом. Он немного покружит над городом, съемка местности не повредит, а затем отправится в Москву, прямиком к хозяину.

— Только бы не попались оба под камеру. Пусть кто-то один…

Итак, задание выполнено. Осталась сущая мелочь — собственный интерес.

Листки, выхваченные из ящика «Лар — Лог», валялись на полу. И снова нужная ему информация заняла от силы полстраницы.

— Ликантроп, — прочитал он. — Жертва укуса волка-оборотня. В волка полностью не превращается. Превращение заканчивается на середине, обычно дается мучительно… что правда, то правда…. Выглядит как получеловек-полумонстр. В обеих ипостасях крайне силен физически, плохо себя контролирует… Ну, тут я бы поспорил… так… глубинные механизмы… способности четырехмерника притупляются… сам уже понял… ликантропия необратима. Твою же… эх.

Тем временем идущий с первого этажа охранник уже практически добрался до открытого кабинета. На свое счастье, не больно-то он торопился. У взломщика был приказ нейтрализовать всех, кто попытается помешать или хотя бы обнаружит его присутствие. Ясное дело, под «нейтрализовать» хозяин понимал «убить». Но некоторые приказы человек предпочитал толковать максимально вольно — горьким опытом научен. Да и зачем без надобности убивать? У человека на любой случай имелась какая-нибудь хитрая вещица, ни дать ни взять, безумный техноманьяк. Вот эта, например, вещица была к тому же по-настоящему памятной; человек не удержался и ласково погладил пальцем неровную от множества деталей поверхность… Затем одним щелчком привел сувенир в боевую готовность.

Сувенир походил на миниатюрную круглую шкатулку размером чуть больше пятирублевой монеты. Всю его поверхность покрывали шестеренки, стрелочки и еще какая-то мелочовка — как будто часы вывернули наизнанку. Шестеренки пришли в движение — зубчик за зубчиком, круг за кругом странный механизм начал свою работу. Охранник тем временем наконец-то вошел в кабинет. В зубах дымилась сигарета.

— Ты что тут забыл? — удивился он. А может, за своего принял.

— Я-то не забыл, — отозвался человек. — Ты. Ты забудешь.

Охранник выхватил дубинку и кинулся на него. Однако же не трус. Взломщик резко выбросил вперед руку, остановил противника ударом в грудь. И сразу же кинул в лицо охраннику сувенир, который держал в другой руке. Шестеренки тем временем работали в полную силу. Не долетев до цели, «шкатулка» зависла в воздухе и начала вращение. Охранник уставился на нее, остолбенел, глаза его стали совсем пустыми, сигарета глупо повисла, угрожая выпасть из ставшего мягким и безвольным рта.

— Ты никого не видел, — спокойно сказал ему человек, стараясь даже случайно не кинуть взгляд на сувенир. — Ты пришел проверять этаж и геройски тушил пожар.

— Никого не видел. Проверять этаж, тушил пожар, — послушно повторил охранник. — Я. Да.

— Вызовешь пожарных, — вздохнул человек. — Герой.

Не глядя, молниеносным движением схватил сувенир. Тот продолжал вращение в ладони, щекоча кожу зубчиками шестеренок. Сигарета охранника пришлась как раз кстати. Старая бумага и трухлявые архивные шкафы полыхнули, словно их предварительно пропитали бензином.

Человек просто прошел через пламя и выпрыгнул из окна. Да-да, он помнил, что пятый этаж и все такое. Просто плевать на это хотел. И до детенышей добраться не мешало бы, пока запах пожара не перебил их следы.

Карина и Митька ошпаренными зайцами неслись от архива в сторону окраины, где оба и жили. Для надежности бежали не по улицам, а прямо по лесу, перепрыгивая через узловатые сосновые корни, получая по ногам и по физиономиям хлесткими травинами и ветками. До дома оставалось совсем чуть-чуть, когда Митька остановился.

— Получилось! — завопил мальчишка. — Во круто вышло!!! Ну что, ты довольна?

— Да!!!

Адреналин в крови совершил какой-то сложный химический кульбит, хотелось валяться на земле и хохотать во всю глотку. Карина так и сделала. Рухнула плашмя в аромат влажной хвои и не до конца завядшей душицы, от полноты чувств замолотила по земле руками и ногами.

— У меня на полке, — на мотив «Жили у бабуси» провыла она, — два веселых волка!!! Один серый, другой белый… Тот, что серый, — с челкой!!!

— Ты только челку не обрезай, поэт, — сказал Митька и тоже рухнул на землю. Потом приподнялся на локтях и заглянул Карине в глаза. — Тебе без челки хорошо. Глаза видно и вообще… «Если уйдешь ты, я тоже уйду… вслед за тобой…» — пробурчал он строчку из песни, которую Карина напевала на крыше.

«Целоваться полезет?» — мелькнула удивленная мысль. Не успела она задуматься, хотелось бы ей поцеловать Митьку в ответ или по шее ему дать, как оказалось, что размышлять было не о чем. Митьку интересовала куда более насущная проблема.

— Посмотри, луна вон почти полная. У меня руки-ноги с вечера зудят прямо… — В Митькиных серых глазах заискрились озорные огоньки.

Наверное, если вдруг все-таки поцеловаться, ей бы понравилось. Или во всем виноват адреналин?

— Лапы ломит и хвост отваливается, — насмешливо подхватила Карина, отгоняя всякие левые мысли. — Мне, думаешь, лучше? Я же терплю.

— Ты другое дело, у тебя воспитание спартанское… Давай побегаем, а?

У Карины прямо внутренности заныли. Она тоже чувствовала приближение полнолуния. Ей до ужаса хотелось прокатиться кубарем по осенней траве, почувствовать, как в шерсти запутываются сосновые иглы, изловить какую-нибудь мышь. Поднять глаза к небу и взвыть от невозможности достать до нее, белой, бледнеющей в ожидании утра, почти круглой, висящей в небе.

Луна… любому волку известно, что до нее непременно надо добежать… Честно говоря, ей уже не хотелось разбираться в куче бумаг, комом лежащих в кармане джинсов. Хотелось шевельнуть всеми частями тела, освободить когти, обрасти щенячьей своей шерстью… Ужасно хотелось забыть Ларисино вечное «не вздумай засветиться»…

— Ну ладно, давай! — Она вскочила на ноги и кинулась за ближайший куст — снять одежду. Куст оказался не только стеной, но и крышей — желто-пятнистая крона скрыла от нее весь окружающий мир. Хорошо все-таки жить на окраине, когда с одной стороны улица, с другой — опушка леса.

— Ты куда? — удивился Митька.

— Сам догадайся, — буркнула она в ответ.

— Ты что, одетая так и не научилась превращаться?

— Нет пока… вернее, не совсем. В волка — запросто могу, а обратно — не выходит, от одежды одни клочья. И ладно бы клочья, я тут дома пробовала, так пижаму кусками с себя обдирать замучилась: больно, кровища… С Лариком чуть инфаркт не случился.

Превращаться в одежде было очень трудно. Но все-таки уже лучше, чем ничего. Раньше-то вообще не получалось сохранить хоть какое-то подобие шмоток после превращений. Но, судя по Митьке, она тоже скоро сможет оборачиваться туда-сюда в любое время и в любом прикиде. Как только еще немного подрастет.

— Ну ладно, а чего за кусты-то побежала? Летом вон, в реке купались, и ничего не случилось, — подкалывал Митька.

— Ты что дурак-то сегодня такой? Я тебе не Лара Крофт, в купальнике по крышам лазать…

— Да уж, не Лара Крофт… Какая разница, одна или две полоски на доску намотаны…

Митьку иногда клинило в последнее время, переходный возраст, что ли? Говорят, по башке хорошо помогает. Карина от души засветила другу шишкой по затылку и кувырнулась через себя, с наслаждением ощущая, как вытягиваются конечности. Как будто сидела долго над домашкой, а теперь можно расправить затекшие руки-ноги-лапы.

В ноздри ударили сто миллионов запахов. У волчонка-оборотня даже в человеческом обличье нос куда более чуткий, чем у человека, но до волчьего ему все равно далеко. И как можно столько времени обходиться без хвоста? И волчьих глаз… Луна превратилась в сияющее окно в небе, в окно, за которым творятся чудеса, где все счастливы, и все прекрасно… И до которого невозможно добраться. Так было всегда, но сегодня к луне протянулась сияющая линия — словно лунный луч уплотнился, стал шире. И вот, это уже не луч, а дорога, не то прямая, не то завивающаяся странными петлями. Дорога, на которую можно попробовать встать всеми четырьмя лапами…

Белый волчонок, более крупный, чем она, взвился, подскочил на задние лапы и, видимо мстя за шишку, сбил ее с ног. Лунное наваждение развеялось. Ну берегись, Митька! И волчата кубарем покатились по поляне, шутя огрызаясь и почти всерьез выясняя, кто сильнее, а значит, главнее.

Сильнее она не была, но бегала гораздо быстрее. Пусть-ка белый брат попробует ее догнать. Тем более что лес ненадолго (это она помнила человеческим краем памяти) сменился просекой, и мчаться по ней было все равно что лететь — лапы едва касались жухлой травы. Бегущий волк держит голову низко у самой земли. Но когда в нем кроме волка живет еще и человек, то этот человек может захотеть поднять морду и позволить ночному небу кинуться в глаза. Карина так и сделала и чуть не задохнулась от восторга. Лунная дорога протянулась прямо до просеки. Внутренний человек не успел притормозить, и волчьи лапы ступили на лунный луч. И уже с первых шагов мир вокруг изменился. Она бежала по тропе, под ней колыхался лес, над головой бархатно темнело небо. Но еще шаг, и вот уже небо под ногами, а макушки деревьев высоко вверху… О нет, тайга снова вокруг, но сквозь нее проступает город. Но не родной городок в лесу — там нет таких островерхих домов, рыжих фонарей на витых столбах, вдалеке не маячат силуэты башен…