Ангелы плачут в июне

Влада Молнева, 2021

Видеть настоящее и прошлое, входить в сознание другого, рисковать собой – на кону жизнь маленькой девочки. Злата – ясновидящая в маленьком провинциальном городе, к которой обращаются с разными проблемами. Она может спасти маленькую девочку Галю, если выяснит настоящую причину смерти ее тети Ларисы, чья душа переродилась в теле ребенка. Но если Злата не справится и не найдет тело умершей женщины, то Гале тоже не жить. Счет пошел на часы…

© Молнева В., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Глава 1

От ее истерических криков голова болела больше, чем от звуков дрели, не смолкающих с самого утра.

Я устало подняла глаза к потолку — новые соседи делают ремонт. Полчаса назад эти строительные шумы помешали мне полноценно остановить приступ аритмии пенсионеру и вызвали законное раздражение, но сейчас могли сослужить добрую службу.

— Валя, ты слышишь? — Я ткнула пальцем вверх. Она, конечно, возмущалась громко, но такой шум игнорировать не могла. — Я не могу работать в подобной обстановке. Извини, зайди в другой раз.

Разумеется, никакого другого раза не будет, но я слишком устала, чтобы объяснять ей это прямо сейчас. Тем более что вчерашняя попытка прийти к компромиссу с треском провалилась.

Девушка с шумом вдохнула воздух. Выпрямилась в тонкую напряженную струнку и возмущенно тряхнула короткими рыжими кудряшками, словно породистая кобылка, готовая сбросить седока.

— Ты мне вчера это уже говорила!

Я пожала плечами. Чудненько. Я ей вчера столько всего говорила. Целую торжественную речь прочла, а она запомнила лишь последнюю фразу. Тем лучше — можно не повторяться.

— Я это говорю всем уже неделю. Особенности национального ремонта со всеми вытекающими последствиями.

Зеленые глаза студентки филфака МГУ блеснули и сузились, выражая недоверие.

— Пойдем ко мне, я живу близко. Никаких посторонних шумов не будет!

Умная девочка, хорошая попытка.

Я вздохнула и неохотно взяла протянутую фотографию. Именно над этим изображением молодого жизнерадостного брюнета я произнесла вчера монолог, достойный Гамлета, на тему быть или не быть привороту.

Бесплодная попытка. Девушка пришла снова, не вняв предупреждениям, точнее, пропустив их мимо ушей. Любовь не только слепа, но и глуха. Прямо не светлое чувство, а инвалид первой группы.

Что ж, я не оратор, у меня другая специализация. Придется действовать в ее узких рамках.

— Вот, возьми. Заняла у подруги. Если мало, найду еще. — Валя решительно сунула мне три новенькие банкноты.

Я перевела взгляд на свою ладонь. Триста долларов. Действительно мало. Смешная цена за несколько сломанных жизней, хотя на новый холодильник мне бы хватило, да и весы пора поменять — пропорции трав путать нельзя.

Валя, не зная, как трактовать мое молчание, перешла к угрозам:

— Ладно, если не хочешь, я в город поеду! Там полно магических салонов, найду желающих!

Я невольно улыбнулась. Тот, кто обладает достаточной силой, чтобы привести в действие подобный ритуал, не станет брать грех на душу за триста долларов, а действия доморощенных «магов» не опасны. Они не вызовут и бури в стакане воды.

— Желаю удачи!

Эх, прощай, новый холодильник! Не стоишь ты мигрени и угрызений совести. Парнишку-то я знала лично. Зовут Руслан, поет в ночном клубе «Тайна», мечтает стать звездой отечественной эстрады. Приходил ко мне пару раз за различными амулетами, притягивающими удачу. Стоит мне согласиться на предложение Вали, и никакие амулеты ему уже не помогут, никогда.

Зеленые глаза девушки наполнились слезами злого бессильного отчаяния, губы задрожали, но голос прозвучал неожиданно твердо и спокойно:

— Тогда я… я покончу с собой! Я люблю его! Можешь ты это понять? Жить без него не могу!

Я сочувственно кивнула. Знала бы ты, девочка, сколько раз мне приходилось слышать эту фразу в самых различных вариациях.

Например, сегодня утром, забравшись на подоконник моего открытого окна (третий этаж, между прочим), ее выкрикивала школьница, по уши влюбленная в Роберта Паттинсона. А тут всего-навсего провинциальный певец.

В корыстном расчете Валентину не упрекнешь. У Руслана за душой ни гроша — бывший питомец детского дома. Королем поп-сцены он тоже вряд ли когда-нибудь станет. Девушка неглупа и прекрасно это понимает, вот только любовь, как говорится, не картошка.

Нет, из окна Валя, конечно, не выбросится, но нервы себе и окружающим успеет потрепать изрядно.

— Хорошо. — Я устало подняла руки, признавая поражение.

Лицо девушки озарилось надеждой.

— Правда? Ты согласна? Ты это сделаешь?!

— Сделаю, если сама не передумаешь.

— С чего это я должна передумать? — насторожилась Валя.

— Ну вдруг тебе его жалко станет, — Я обезоруживающе улыбнулась и посмотрела в окно.

За ним, несмотря на солнечную погоду, накрапывал мелкий дождь. Из магазина напротив вышел парень в сером рабочем комбинезоне с нелепой бумажной пилоткой на голове. Один из тех, что вот уже неделю превращали мою жизнь в триллер «Безумный ремонт». В руках он нес ящик с пивом. Видимо, ребята решили сделать перерыв. Очень своевременно. Значит, в ближайшие двадцать минут будет тихо.

— Начнем, садись. — Я указала девушке на кресло возле стола.

Она села с неожиданной робостью. Вскоре шум наверху действительно стих. Пиво прибыло на место назначения.

Ладно, приступим. Я взяла удивленную Валю за руку, обработала палец спиртом и, проколов кожу одноразовым скарификатором, выдавила на фотографию капельку крови. Эта несложная, почти медицинская процедура обычно впечатляет людей гораздо больше шаманских пассов над хрустальным шаром.

Валя облизнула пересохшие от волнения губы, но промолчала, проникшись таинством момента.

Я водрузила на фотографию крохотный флакончик с водой. Следующая капля крови упала в его содержимое, придав прозрачной жидкости легкий красноватый оттенок.

Девушка выглядела слегка разочарованной.

— А я читала, что самый сильный приворот делается на менструальную кровь, — дрогнувшим голосом выдавила она.

Я только головой покачала. До чего начитанные клиенты пошли. Скоро вообще самой ничего делать не придется.

— У тебя сейчас менструация?

— Э… нет.

— Тогда какое это имеет значение? Расслабься и дай мне вторую руку.

Валя послушно протянула изящные пальчики, украшенные алыми ногтями. Их нереальной длине позавидовал бы любой хищник.

— И что дальше?

— А дальше нужно убедиться, что все сработает. Я покажу тебе несколько вариантов возможного будущего.

— Чего? Зачем это? — теперь робость просочилась и в голос девушки. Она попыталась отдернуть руку.

— Как зачем? Когда ты покупаешь товар в магазине, тебе дают на него гарантию, так? А здесь дело посерьезнее нового телевизора (так и хотелось сказать — холодильника). Загляни в будущее и убедись, что не зря отдаешь деньги.

Валя некоторое время молчала. Испытующе разглядывала меня, словно искала подвох, затем неуверенно кивнула:

— Ладно. Что нужно делать?

— Расслабься, закрой глаза и постарайся ни о чем не думать хотя бы пару минут.

Я легонько сжала ее ладони и сосредоточилась.

Через минуту Валя была в трансе. Подключаться к ее мыслям не стала — лишняя трата времени и энергии. Я и так знала, что она увидит. Приворот сработает. Какое-то время Валя будет наслаждаться праздником жизни, а потом начнутся суровые, о‐очень суровые будни. И праздников в них больше не предвидится.

Точно не знаю, как это работает, но поработивший душу другого теряет право на личное счастье. Жизнь такого человека превращается в вечный бег по кругу: тщетную погоню за взаимным чувством, радостью, семейным уютом. Тот, на кого сделан приворот, тоже хеппи-энда не дождется. Он полностью утратит свою индивидуальность, забудет о прежних целях и мечтах. Превратится во влюбленного зомби — тень своего обожателя, которому, естественно, скоро надоест. Рабов приятно иметь, но любить…

Вскоре пальцы Вали стали влажными и задрожали в моих руках, лицо исказилось гримасой отчаяния.

Пожалуй, достаточно. Я осторожно вывела девушку из транса.

Несколько минут она приходила в себя, а потом сердито заявила:

— Это все ты мне внушила! Загипнотизировала и внушила!

С трудом сдержала вздох разочарования. Любовь и здравый смысл, конечно, несовместимы, но инстинкт самосохранения у нее ведь должен быть?

— Если бы я хотела что-то внушить, у тебя бы и тени сомнения не возникло. Вышла бы отсюда, забыв, зачем приходила, и, поверь, никогда бы не вспомнила. Я даже не знаю, что именно ты видела, но если не передумала — приходи вечером, завершим ритуал. Возьмешь флакон, добавишь жидкость ему в еду или напиток, и дело сделано.

Все еще бледная Валя почти минуту мерила меня обиженным недоверчивым взглядом.

— Деньги забери, отдашь, когда будет результат.

Она взяла купюры. Доверия во взгляде не прибавилось.

— Ладно, вечером приду! — прежним тоном пообещала девушка, скрываясь за дверью.

Я расслабленно откинулась в кресле. Это вряд ли. Еще никто из тех, кто видел будущее, за флаконом не возвращался.

* * *

Через десять минут пытка дрелью продолжилась. Похоже, на сегодня мой рабочий день окончен. Впрочем, полноценных рабочих дней на этой неделе у меня практически не было.

В дверь позвонили. Пожалуй, стоит повесить табличку с надписью «закрыто» — следующий двадцатиминутный тайм-аут ожидается лишь через несколько часов.

Такое впечатление, что там наверху трудятся роботы, которым не нужно отвлекаться на отдых и еду.

Я машинально повернула ручку, впуская очередного посетителя.

— Бабушка, зачем звонишь? У тебя ключ есть.

В глазах Василисы Аркадьевны застыл упрек. Она сложила влажный зонтик и осуждающе ткнула им в мою сторону со словами:

— Опять не смотрела в глазок! И не отпирайся. Я знаю, что не смотрела.

— А зачем? Я прекрасно знала, кто там. Забыла, с кем имеешь дело?

Шутка, конечно, сквозь двери я не вижу и мысли напрямую читать не умею. И слава богу! Мне вполне достаточно того, что есть.

Бабушка покачала головой.

— Все равно — береженого бог бережет.

Я недовольно поморщилась. Терпеть не могу беседы на данную тему.

От очередной нравоучительной тирады родственницу отвлек вышеупомянутый звук все той же несносной дрели.

— Они еще не закончили? — нахмурилась она.

— Боюсь, даже не начинали.

В ход снова пошли молотки. Василиса Аркадьевна вздрогнула и с опаской покосилась на потолок.

— Но как же ты работаешь в такой обстановке?

— А я и не работаю. За последние два дня у меня было лишь три посетителя.

Уверена, это ей понравится. Бабуля не одобряет мою, как она выражается, общественную деятельность.

Под натиском очередной звуковой атаки мы одновременно зажали уши ладонями.

— Нет, это совершенно невыносимо! Бедная моя девочка, как ты это терпишь? Думаю, тебе стоит пока пожить у меня, — заявила она.

— Но это нарушение правил конспирации. Твоих, между прочим, правил, — с легкой усмешкой напомнила я и тут же пожалела о сказанном.

Бабушка не упустила случая развить свою любимую тему. То есть любимой она, конечно, не была, и острая мания преследования уже давно перешла в хроническую вялотекущую стадию, но до сих пор ни о чем другом Василиса Аркадьевна не говорила с таким пылом и убеждением.

— Да, это я настояла на том, чтобы мы проживали отдельно, потому что те, кто нас ищет, этого не ожидают! Они думают, что мы, как прежде, живем вместе и…

Я раздраженно передернула плечами. Терпеть не могу подобные разговоры.

— Во‐первых, мы видимся почти каждый день, и те, кто нас ищет, легко сложат два плюс два! А во‐вторых, не уверена, что нас вообще кто-то ищет! Прошло много лет, бабушка! Люди давно забыли о нашем существовании!

Я попыталась придать голосу уверенность, которой не чувствовала. Статус дочери серийного убийцы и уверенность в настоящем и будущем, по моим наблюдениям, вообще как-то не сочетаются.

Мне было девять, когда отца взяли с поличным. В ту же ночь добрые, но жаждущие какой-то до сих пор непонятной мне справедливости люди забаррикадировали и подожгли наш дом. Нас с бабушкой спас сосед-милиционер. Он же помог сделать новые документы и перебраться из теплого приморского городка в далекие суровые сибирские земли.

С тех пор прошло шестнадцать лет. Нас дважды находили родственники жертв отца. Разумеется, не для мирной светской беседы. Пришлось срочно переезжать, точнее, просто бежать. Люди злопамятны. Когда боль потери заглушает все остальные чувства, месть вполне может стать единственной исповедуемой религией.

Но это было почти восемь лет назад. С тех пор мы переезжали еще несколько раз, чтобы запутать следы. Наше последнее пристанище — маленький, богом забытый поселок Лесогорск в трехстах километрах от Москвы.

Мы живем в этом глухом провинциальном местечке, наполненном ароматом хвои и птичьим гомоном, уже одиннадцать месяцев. Уединенно, тихо, скромно, не привлекая лишнего внимания. Пора бы бабуле успокоиться.

— Дай-то бог! Все равно расслабляться не стоит.

Я раздраженно воздела руки к продолжающему сотрясаться потолку.

— Поздравляю! Ты выполнила свой гражданский долг — напомнила, что я не являюсь нормальным свободным человеком и не могу сделать ни шага, не вздрагивая от малейшего шороха. Довольна? Что-нибудь еще?

— Не злись. — Бабушка примирительно погладила меня по щеке. — Ты не посмотрела в глазок, и я завелась. Я действительно пришла совсем по другому поводу.

Она подошла к открытому окну и нервно закурила.

Я усмехнулась:

— Хочешь, расскажу в деталях, что сейчас происходит с твоими легкими?

— Не забудь напомнить, что мне уже шестьдесят четыре, — буркнула Василиса Аркадьевна.

— Чем могу помочь?

— Ты ведь знаешь, как я отношусь к твоей общественной деятельности.

О да! Еще одна любимая тема.

— Но? — После такого многообещающего вступления обязательно должно последовать «но».

— Но если ты не можешь не заниматься благотворительностью, так хотя бы делай это с пользой.

А вот это уже что-то новенькое.

— Благотворительность не предполагает пользу для того, кто ею занимается. К чему ты клонишь?

Она сделала глубокую затяжку и изящно, словно мыльный пузырь, выдула в окно аккуратную струйку дыма. Прямо в листву мокнущей под дождем березы.

— У меня небольшие проблемы, если можно так назвать перспективу увольнения. Только не надо снова о возрасте и заслуженном отдыхе. Я в отличной форме, люблю свою работу и скорее умру, чем окажусь на лавочке со старушками, отупевшими от рутины и слюнявых сериалов!

Я невольно улыбнулась, любуясь разрумянившейся от праведного возмущения бабулей. В этом она вся: стройная, по-спортивному подтянутая (спасибо ежедневной гимнастике), жизнелюбивая, всегда готовая к активной деятельности. Этого не изменили ни время, ни пережитая трагедия. А возраст — всего лишь дата в паспорте, в ее случае совершенно не информативная.

— Рассказывай, потенциальная пенсионерка, — поддразнила я.

Она болезненно поморщилась:

— Даже не шути так! Рассказываю. К нам в санаторий на днях приехала одна напыщенная столичная фифа. То есть это сейчас она столичная, а раньше была местной деревенской замарашкой. Зато теперь вся в бриллиантах, на персонал смотрит сверху вниз, как на пыль, разговаривает сквозь зубы исключительно приказным тоном и…

— И ты хочешь, чтобы я превратила ее в жабу?

— Поверь, этого у нас уже хотят все, включая главного врача, правда, уволить она обещала пока только меня!

— Чем же ты ей так не угодила?

— Если б я знала! — Бабушка сделала еще две быстрые затяжки и затушила сигарету о край белого цветочного горшка. — Она привезла дочь. Девочку лет двенадцати. У той периодически возникают приступы удушья, особенно в июне. Вот врачи и посоветовали чистый лесной воздух в качестве дополнительной терапии. На момент поступления приступы отсутствовали больше двух недель. Вчера вечером я пришла сделать ей назначенный укол (обычные витамины), у девочки анемия. А она, едва меня увидев, забилась в истерике и начала задыхаться. Это был не просто приступ, ее едва откачали. А сегодня утром, прежде чем смениться, я отнесла девочке градусник. Ты же знаешь, у нас такие правила: утром и вечером пациенты измеряют температуру. Так вот, стоило мне войти в ее номер, все повторилось. Сильнейший приступ удушья! Мать закатила истерику, пообещала прикрыть наш санаторий, а меня потребовала немедленно уволить. Вот такие дела. Самое неприятное — непонятно, почему именно я стала причиной обострения?

— Не знаю, что сказать. — Я действительно не знала. — Может, аллергическая или психологическая реакция?

— Аллергии у нее нет. На рентгеновских снимках патологии легких и бронхов не обнаружено. Вообще, по заключениям специалистов, физически девочка абсолютно здорова. Это подтверждено документально светилами медицины — она с трех лет кочует по лучшим клиникам Европы.

— Значит, остается психология. Возможно, ты напомнила ей кого-то, причинившего боль.

Бабушка с очень недовольным видом покачала головой, как много лет назад, когда я не могла решить элементарную, на ее взгляд, задачу.

— Возможно — невозможно! Ты у нас экстрасенс или как? Предположения строить я и сама умею! Мне нужно точно знать, что произошло.

— Я не Ванга, бабуля. На расстоянии не работаю. Мне нужно пообщаться с девочкой, прикоснуться к ней или хотя бы к предмету, содержащему ее ДНК.

— Так и знала, что ты это скажешь. Лови! — изящным движением фокусника она извлекла из кармана пакетик с чем-то синим и бросила мне.

Я машинально его поймала. Это была обычная матерчатая резинка для волос. Вокруг синего круга обвились несколько длинных темных волосков.

— Браво! Ты украла ее резинку?

— Не украла — одолжила. И не смотри на меня, как учитель на двоечницу! Она на полу валялась — завтра верну.

— Чего ты хочешь? Просто узнать причину? — Под моим испытывающим взглядом Василиса Аркадьевна вдруг смутилась и отвела глаза.

Понятно, грядет очередное «но».

— Э… не совсем. Я тут подумала: ты ведь все равно с утра до вечера лечишь не пойми кого. Надо отдать должное, у тебя это действительно получается.

Я невольно улыбнулась. Последняя фраза была сказана тоном человека, признающего очевидный, но крайне неприятный факт.

— В общем, если девочка вдруг чудесным образом исцелится в стенах нашего санатория, думаю, мамаша забудет о своих претензиях и оставит меня в покое.

— Извини, так не пойдет. Поговори с женщиной, как бы неприятно это ни было, и если она даст добро…

— Не даст! Я уже пыталась. Она сказала… — Бабушка поморщилась. — Не могу повторить: таких слов в словаре Даля нет. Она послала меня и тебя заодно… э… в общем, очень далеко!

— Все равно. Я не могу лечить ее тайком.

В изумрудно-зеленых глазах бабушки вспыхнули хорошо мне знакомые искорки гнева, губы сжались в тонкую прямую линию.

— Почему? Полоумная ведьма Солана вбила тебе в голову, что ты должна помогать всем и каждому во искупление грехов отца. Но это полнейший бред! Ты ничего не можешь изменить. Уверена, ты это прекрасно понимаешь и тем не менее тратишь все силы на других, а мне помочь не можешь?

Я с грустью покачала головой, вспоминая наставления Соланы — мудрой сибирской знахарки, научившей меня, испуганную, закомплексованную девочку с зачатками экстрасенсорных способностей, всему, что я сейчас умею. Да, это она сказала, что мой дар — возможность восстановить нарушенное отцом равновесие. Тогда, будучи ребенком, я ухватилась за эту мысль, как за спасительную соломинку. Но соломинка долго не продержалась, утонула, а я… научилась плавать сама.

Конечно, бабушка права — прошлое не изменить. Никакие самые добрые поступки не вернут жизнь тем, кого убил мой отец. Я все прекрасно понимаю. Просто мне так легче — помогать другим, пропускать через себя чужие эмоции, исцелять чужую боль, чтобы не оставалось ни сил, ни времени на собственную.

— Извини, бабуль, но полоумная ведьма, как ты ее называешь, вбила мне в голову еще кое-что: помогать можно только тем, кто об этом просит.

— Так я ведь прошу!

— Не за себя. Прости, у меня связаны руки.

— Отлично! Меня уволят, а ты и пальцем не пошевелишь, чтобы помочь?

— Успокойся, тебя не уволят. Если девочке стало хуже, мать, скорее всего, поспешит доставить ее обратно под присмотр светил медицины. Ей будет не до тебя, а потом все само уляжется. Я могу лишь попытаться выяснить причину ее последних срывов.

— И что мне это даст? — Она раздраженно отмахнулась.

— Надеюсь, осознание того, что не ты довела ее до кризиса.

Тонкие темные брови угрожающе сошлись на переносице.

— Это мне вряд ли поможет! — Бабушка долго сверлила меня своим особым взглядом, потом раздраженно отмахнулась: — Ладно, действуй.