Военный госпиталь. Социальная драма

Виталий А.

История, услышанная в военном госпитале. В этой книге я постарался максимально объективно описать быт простых пациентов госпиталей в начале двухтысячных. И грустное, и смешное.

Глава вторая

Колян был отличный товарищ, но у него было два существенных в моих глазах недостатка. Он не любил лишний раз покидать наше отделение, а также не пил и не курил. Поэтому в качестве напарника для исследования окружающей территории и поисков приключений на свою задницу я обычно выбирал артиллериста Антона. Антон был родом из Псковской области, отслужил почти год и уже имел сержантские лычки, хотя соображал довольно медленно. Также он много матерился, был с большим пивным пузиком и все время думал где бы раздобыть выпивку. В один из дней я позвал его со мной на прогулку. Я здесь находился уже почти три недели и мне надоело околачиваться в нашей палате. До обеда было еще больше двух часов и я планировал провести небольшую рекогносцировку. Ему было скучно лежать в душной палате и он радостно принял мое предложение пройтись по свежему весеннему воздуху. В начале мы отправились в больничный магазинчик за сигаретами. Выйдя оттуда и закурив, я потянул его за оторванное ухо ушанки и спросил:

— Глянь, Тоха. Видишь серый дом напротив? Там еще почта написано. Неужели на территории госпиталя есть свое собственное почтовое отделение?

— Выходит, что есть. Тут тысячи людей со всего Ленинградского военного округа собрались. Множество родственников переживают, шлют письма и телеграммы, а сотовые у немногих в армии есть. У контрактников только и некоторых дембелей, — ответил медлительно он.

— Ну да, — нетерпеливо перебил я, — я к чему базарю. Если позвонить родне и попросить отправить денежный перевод в пару тысяч на здешний адрес и мое имя, то я смогу получить его здесь предъявив свой военник (военный билет — прим.)?

— Наверное, — лениво процедил он, — Давай зайдем и спросим. Тут у меня выпала из пальцев наполовину выкуренная сигарета и я, торопливо пробурчав обычную в таких ситуациях мантру: быстро поднятая сигарета — не считается упавшей, ловко поднял ее и, спустя минуту, мы направились ко входу в почту. Полученная там информация от скучающей миловидной девушки подтвердила мои ожидания. Оставалось найти способ позвонить родственникам и решить вопрос с местом приобретения выпивки. И где ее распивать? Не в палате ведь, ясен перец. Медсестры могут запах чухнуть, да и желающих выпить на халяву мигом туча слетится. Можно было бы закрыться в буфете, но тоже как-то стрёмно. Насчет звонка я особо не загонялся, так как уже знал к кому за телефоном обратиться.

— Антон, — обратился я к своему спутнику, — Если бы у нас сейчас была бутылка водки, то где бы мы ее стали пить? В доселе бессмысленных глазах сержанта полыхнуло адское пламя, как у героя Шварценеггера из фильма «Терминатор», и он отчеканил металлическим голосом:

— Две! Две бутылки водки!.. А бухать можно везде. Например, — он обвел панораму госпиталя взглядом Наполеона, выискивающего уязвимое место в рядах прусских войск в битве под Йеной, — В катакомбах.

— Гениально, — я громко хлопнул себя по лбу. Катакомбами называли протянувшийся под госпиталем гигантский лабиринт из полутемных коридоров, соединявших старые бомбоубежища. Я про них уже слышал раньше от своих помощников в буфете и знал где находятся несколько открытых спусков. В принципе, их никто особо не маскировал и частенько в них спускались и выходили разные люди, в том числе врачи. Наверное, старые бомбоубежища не пустовали, а использовались как какие-нибудь склады для списанной мебели и прочей ненужной рухляди.

— Пошли, — тут же предложил я. — Пройдемся, поглядим. И мы направились к ближайшему входу в катакомбы. Спустившись по десятку ступенек, я присвистнул. Уходящий в темноту коридор шириной в пару метров, валяющиеся сломанные и целые деревянные стулья, заколоченная досками дверь справа от входа… Внушает. Мы двинулись ленивой походкой, изображая из себя случайных туристов. Пройдя шагов тридцать, мы наткнулись на первых встреченных нами людей в катакомбах. Двое парней в больничных пижамах сидели вплотную друг к другу на корточках у какой-то двери и молча курили одну папиросу на двоих. Пройдя за следующий поворот, мы наткнулись на четверку парней в синих пижамах, которая распивала из одноразовых стаканчиков водку и запивала лимонадом. Полторашка лимонада и две початые бутылки водки стояли перед ними на оторванной половинке от шахматной доски. Я улыбнулся краешком губ, прочитав в тусклом свете одинокой лампочки надпись на этикетке бутылки — «Армейская». Оригинально!

— Пацаны, — весело начал я. — Можно вопрос?

— Можно Машку за ляжку, — недовольно пробормотал один из них и набычившись уставился на меня. Видимо, опасался от нас просьбы налить стопочку на халяву. Нисколько не смутившись, я продолжил озвучивать свою мысль, — Где тут пузырь поблизости есть возможность приобрести?

— В Чипке (армейский магазинчик — прим.) возьми, — повеселев сказал он.

— Да ну? — Искренне удивился я. — Только что там сигареты брал, но ни разу не видел, чтобы водку продавали.

— Блин, выручи сигаретой, — попросил он. Затем закурил взятую у меня сигарету и продолжил, — дай просто продавщице двести рублей и попроси бутылку водки. Только смотри, чтобы рядом никого не было, а то при посторонних она не продаст.

— Двести? — удивился я. — В магазине пол-литра водки всего полтинник стоит.

— В магазин надо еще через забор лезть. А вдруг патрулю комендатуры или ментам попадешься? Они здесь часто пасут. Сразу выгонят из госпиталя за грубое нарушение режима, да и в части потом накостыляют за скандал.

— Ты прав, — согласился я. — Прямо здесь купить будет спокойнее. И мы с моим верным сержантом продолжили путь. Возможно, со стороны мы выглядели как Дон Кихот с Санчо Пансой. Я — высок и строен, а Антошка был низенький и с выпирающим пузом. Мы прошли еще два поворота вглубь катакомб и остановились перекурить в безлюдном коридоре. Я уже открыл было рот, чтобы сказать своему другу, что нам пора возвращаться, так как это место для будущей нашей пьянки мне сразу понравилось и мы даже узнали где без лишнего риска купить бухла. Но в этот момент мне в спину больно ударилась закрытая до этого момента дверь и женский голос с сильным акцентом произнес:

— Ой, мальчики… Вы то мне и нужны. Поможете мне на пять минут? Я остолбенело выронил из руки уже вторую за этот день сигарету и, резко обернувшись, посмотрел на невысокую темноволосую женщину, стоящую в дверном проеме.

— Конечно, — ответил я за нас обоих, — в чем требуется помощь? Она отошла и я увидел большое и очень хорошо освещенное помещение с десятком столов, за которыми стояли женщины вьетнамской наружности и, не обращая на меня никакого внимания, уверенно строчили на больших швейных машинках какие-то спортивные костюмы.

— Нужно с тех столов пять машинок перенести в соседнюю комнату, — командным голосом сказала она и ткнула рукой. Мы с товарищем молча прошли по направлению ее вытянутой руки и ровно за пять минут перетащили довольно тяжелые машинки куда нам и было приказано.

— Спасибо, — лаконично произнесла она и сунув что-то мне в руку твердо захлопнула перед нами дверь. Я молча уставился на бумажку в своей руке, развернул ее и при тусклом свете коридорной лампочки увидел купюру в пятьсот рублей.

— Офигеть! — Только и смог вымолвить Антон. Он порывался тут же бежать в Чипок за пузырями, но я его слегка притормозил. Спокойно объяснил ему, что нам еще нужно успеть вернуться в отделение и идти в процедурный кабинет на уколы. Потом мне нужно будет сразу идти вместе с помощниками, получать обед в главном корпусе, а по возвращении разложить еду по тарелкам, разлить по стаканам чай, разнести посуду и прочее.

— Пойдем в магазинчик после обеда, никуда он от нас не убежит. — Уговаривал я. Чтобы подсластить пилюлю, я намекнул товарищу, что захвачу с собой котлеты нам на закуску и, на фоне тех прощелыг с лимонадом, мы будем выглядеть как вполне солидные люди. Он согласился с моими вескими доводами и мы отправились заканчивать свои дела.

После обеда мы сбегали в магазин и, улучив момент когда не было других посетителей, заговорщицким шепотом попросили водочки. Продавщица недовольно оглядела нас и протянула две бутылки с сотней сдачи. После чего мы отправились в ставшие почти родными для нас катакомбы. После обеда мы уже никого там не встретили и удобно расположились за шахматной доской, еще недавно служащей столиком для предыдущей компашки. Опорожнив в два захода первую бутылку, мы блаженно закурили и вслух предались мечтаниям о доме. Антона дома ждала подруга и он очень за нее переживал. Меня же любовные тревоги нисколько не смущали, так как перед отправкой в армию я благоразумно обрубил все концы. Зачем томиться переживаниями целых два года? Иногда писал письма маме, а в остальном постарался целиком сосредоточиться на несении службы.

— Бляха-муха! — произнес неожиданно Антон. — Две сотни за бутылку, которой сороковник красная цена. Я понял, что его мучает пятикратная разница между товаром из под полы спекулянта и официальным ценником в магазине, поэтому решил отвлечь его от грустных мыслей и на конкретном примере объяснить, что всюду в нашей жизни царит обман и надувательство. Не мы одни такие лопухи. Всегда меня по пьяни на разоблачения жуликов тянет.

— Антон. Чего ты переживаешь из-за денег? Ты когда-нибудь покупал магнитофон или телевизор в крупных магазинах бытовой техники? — Начал я свой сеанс разоблачения. Дождавшись его утвердительного кивка, я продолжил, — А не замечал ли ты когда-нибудь, друг мой ситный, что на ценниках копейки после суммы в рублях стоят? Внимание, вопрос! — Повысил я немного голос, — На фига на ценниках стоят копейки, если на кассе их никто не считает? На самом деле это просто подсказка для продавца, которая указывает процент премии в случае успешного втюхивания залежалого товара. Двадцать копеек — это один процент от рублевой суммы тебе в премию, семьдесят копеек — три процента, девяносто копеек — два процента. К примеру, если на ценнике стоит сумма в десять тысяч рублей семьдесят копеек, то премия продавца составит три процента от десяти тысяч, что эквивалентно трем сотням. Теперь представь себе, что я продавец и ко мне подходит покупатель в магазине, и спрашивает какой телевизор ему лучше купить: за 10000 рублей 70 копеек или за 15000 рублей 20 копеек? Я первым делом смотрю на копейки на ценниках и тут же говорю, что первый телевизор намного надежней, долговечней и к тому же дешевле. Какие могут быть сомнения? Покупатель сразу проникается ко мне доверием, так как я ему советую более дешевый товар и следует моему совету. А на самом деле я в душе не чаю какой телек лучше или надежнее. Просто за первый я получу премию к зарплате в триста рублей, а за второй всего сто пятьдесят рубликов. Вот и все. И такая система копеек на ценниках повсюду нас окружает: в магазинах бытовой техники, в магазинах косметики и прочего.

— Всюду дурят нашего брата, а ты за дорогую водку переживаешь. Деньги ведь эти все равно нам задарма достались. — Я на секунду замолчал, а затем горько усмехнулся и допил остатки водки из своего стаканчика. — Пошли, братан, в располагу.

— А откуда ты знаешь про эту фишку с ценниками? — Слегка заплетая язык, спросил меня Антон, пытаясь приподняться.

— Да, я проработал продавцом в одной федеральной сети бытовой техники около полугода, — махнул я рукой. — Перед тем как призваться в армию. И мы с Антошкой в обнимку побрели к выходу из катакомб.

Подходя к палате мы услышали звучный смех Коляна, который рассказывал анекдоты отдыхающему после уколов суворовцу Паше.

— Приходит секретарша на работу устраиваться по объявлению, — весело начал Коля. — И директор ее спрашивает. Скажите, пожалуйста, вы можете печатать со скоростью сто знаков в минуту?

— Конечно. — отвечает она.

— А со скоростью триста знаков в минуту? — не унимается будущий шеф.

— Легко! — кивает она.

— А тысячу знаков в минуту? — выпучив глаза спросил ее директор. — Тысячу можете?

— Могу и тысячу, — кивнула она утвердительно. — Только такая херня получается.

Мы все дружно рассмеялись и я искоса взглянул на малыша суворовца, размышляя над тем, как бы мне половчее к нему подступиться со своей маленькой просьбой. Он поступил к нам с левосторонней пневмонией пару дней назад и был самым юным пациентом нашего отделения. Никто с ним особо не пытался сдружиться, так как ни у кого из нас не было интереса болтать с четырнадцатилетним сопляком. Меня вообще очень удивило, что несовершеннолетних кадетов Суворовского и Нахимовского училищ положили в военный госпиталь вместе с взрослыми дядьками, а не отправляют в гражданские больницы. Он целыми днями валялся на кровати и игрался в сотовый телефон. Должен отметить, что в самом начале нулевых годов мобильный телефон в армии был еще редкостью и меня поражало, что он ежечасно скачивал себе всевозможные платные мелодии, картинки и игрушки, отправляя короткие номера в разные платные сервисы. Предыдущим вечером я спросил его: не слишком ли это дорого стоит? А он лишь сказал, что ему по фиг. Дескать, предки каждый месяц ему на баланс по три тысячи рублей кладут. Я присвистнул. Видимо, у Паштета были богатые родители. Тогда кто-то из нас предложил ему попробовать позвонить в службу «секс по телефону», коли он деньги на балансе не считает. Мы все дружно поддержали эту просьбу и, раскрыв одну из валяющихся на тумбочке газет, продиктовали ему один из номеров данной рубрики объявлений. Суворовец включил громкую связь и мы замерли, затаив дыхание. До этого дня я никогда не пробовал звонить в «секс по телефону» и был заинтригован, но меня постигло сильное разочарование. Голос ответившей женщины был приятный, но никакого возбуждения беседа с ней не доставляла. В течении получаса она описала как она выглядит, что на ней надето, в какой ресторан ее пригласил суворовец и что они там себе заказывали… Довольно быстро всем надоела эта нудная тягомотина и мы легли спать. Теперь у меня к нему была личная просьба.

— Здорово, Пашка, — начал я. — Как дела?

— Нормально. — отозвался Паштет.

— У меня к тебе просьба, — вздохнув, я продолжил. — Можешь меня выручить? Я хочу к своим родакам в Нижевск на сотовый позвонить. Попросить их денежный перевод на нашу почту мне отправить и быстро сказать, что все у меня хорошо. Выручишь со связью? Я только пару минут проговорю.

Он спокойно протянул мне телефон и я сразу позвонил своим родителям, скороговоркой сказав, что у меня все хорошо, здоровье идет на поправку и попросил выслать денег. Потом я поблагодарил Пашу и с довольной улыбкой пошел в наш буфет мыть посуду. Подвернувшийся случай грех было упускать. В отличие от воинской казармы, здесь не нужно было упрашивать взводного командира сопроводить меня до почты, так как военный билет обычно хранится у него в сейфе, да и старослужащие потом могли большую часть перевода из меня разными способами выудить. А здесь у меня военный билет был всегда при себе и деньгами я могу распоряжаться абсолютно самостоятельно. Помыв посуду, я пересчитал оставшиеся у меня после пикника в катакомбах котлеты. В кастрюльке лежало двенадцать штук и я решил переложить десяток подальше от посторонних глаз, а парочку отнести Паше. Не то чтобы я не доверял своим помощникам по столовой, парни они были отличные и совсем не голодали. Просто я не хотел смущать их взор видом моих котлет. Зависть — плохое чувство. Решив, что я тут после Коляна самый длинный, то благоразумнее всего держать свою заначку повыше, где она не будет бросаться в глаза. Запихнул пластиковую тарелку с котлетами на верх облезлого навесного шкафа и убедился, что без табуретки увидеть заначку невозможно. Затем отправился спать.