Преторианец. Кентурия особого назначения

Валерий Петрович Большаков, 2017

Сергей Лобанов – сын советского офицера, чье детство прошло на погранзаставе в Памирских горах. Там он нашел верных друзей и вместе с ними постигал тайное боевое искусство. И когда его побратимы оказываются в беде, он спешит им на помощь. Спасаясь от преследования, они уходят через межвременной портал в 117-й год, в эпоху римского императора Адриана. Участь попаданцев незавидна – римляне обращают их в рабство и заставляют сражаться на гладиаторской арене, но дружная четверка не согласна прозябать в неволе – они будут бороться за свободу, одерживая победы и неся потери. Против них целый легион… Кто кого?!

Глава 2

Панкратион

Таджикистан, Ак-Мазар

На другой день, после «разбора полетов» и ночных кошмаров, Сергей встал поздно, мокрый весь и вялый. Откинув фиолетовое солдатское одеяло, он подцепил пальцами тапки и прошаркал по коридору в душ, самое капитальное помещение модуля, отделанное кафелем. Тепленькие ржавые струйки принесли облегчение.

Малость освеженный, Сергей вернулся в комнату и лениво оделся — в школу идти только на следующей неделе, каникулы еще… Внезапно он замер, натянув на голову футболку, но не просунув руки. Коварная память шепнула, и голова загудела колоколом: «Вчера ты убил человека!»

Сергей сморщился. Погано как… И тут же озлился: а что, у меня выбор имелся? Или надо было забиться в уголок и поскуливать, пока хорошие дяденьки побьют плохих и Сереженьку вынесут на ручках?

Энергично завершив облачение, Сергей вышел во двор. По плацу маршировали погранцы в камуфляже, где-то далеко рокотал танк, взревывая двигателем и лязгая «гусянками». Завывание мотора послабее слышалось совсем рядом, за углом модуля, становясь различимым и ясным. Приседая на повороте, вырулила «шишига» — «ГАЗ-66». Место водителя занимал Воронов, рядом подпрыгивали племяннички.

— Привет! — закричал Сергей, махая рукой друзьям и, что там ни говори, братьям по оружию.

«Газон» затормозил, и Воронов высунулся в окно.

— Сережка, здорово! — воскликнул он. — А мы как раз за тобой! Прокатимся до Ак-Мазара?

— Давайте! — обрадовался Сергей.

Обежав «шишигу», он забрался в тесную кабину.

— Подвинься! — отжал Сергей Гефестая. — Расселся тут, как фон барон.

— Спать меньше надо, — парировал Искандер.

— А сам-то! — фыркнул Гефестай.

— Вот гад! — вознегодовал Тиндарид. — Я ж тебя защищаю, балда!

— Сам балда! Защитничек нашелся…

— Отставить! — весело скомандовал Воронов и включил первую передачу.

«Шишига», перестукивая хлябающими бортами, покатила. Миновала решетчатые ворота, проехала окопы передового охранения и последний сторожевой пост: БМП, но не вкопанную, а обвязанную по бортами запасными гусеничными траками, — отличная защита от гранатометов.

Навстречу «газону» попался «КамАЗ» с цистерной, и Воронов, шепотом ругаясь, завертел ручку, поднимая стекло — наливник тащил за собой непроглядную тучу пыли.

— Дядь Терентий, а «мигаря» посылали? — деловито спросил Сергей.

— Куда? — рассеянно поинтересовался Воронов.

— Ну, туда, где мы вчера… Чтоб БШУ^[15] — и всем капут!

— А-а… Посылали… Капут тропе пришел — вся площадка вниз ухнула…

Неожиданно Воронов притормозил и сказал серьезно:

— Разговор есть. Как я вчера намял мир-арзалам по организмам? А?

— Класс! — воскликнул Сергей. — А что это, вообще, было? Кун-фу?

— Да какое там кун-фу… — пренебрежительно отмахнулся Воронов. Подняв палец, он торжественно провозгласил: — Панкратион! То бишь «всеборье».

— А че это? — округлил глаза Сергей.

— Это такое боевое искусство было у нас… — проговорил Искандер. Воронов вскинул голову, и Тиндарид торопливо поправился: — …У эллинов, у древних, в общем…

Запутавшись, он смолк и нахохлился. Неодобрительно поглядывая на Искандера, Воронов объяснил:

— Борьба, что нынче называют панкратионом, есть жалкое подобие того противоборства, что существовало в античности. Название одно, а суть разная. Панкратион не эллины изобрели, они просто переняли его у египтян, а те толк знали. Жрецы бога Тота еще в эпоху первых фараонов учили избранных «страшной борьбе» — так еще называли панкратион…

— Да, страшно было, — признался Сергей.

— Не потому, — улыбнулся Воронов. — Понимаешь, для эллинов панкратион был чем-то вроде смеси из борьбы и кулачного боя, они ж спортсмены были, занимались панкратионом, как мы боксом или карате. Но жрецы Тота не для болельщиков старались… Считалось, что боец в стиле панкратиона мог не просто хорошо драться, посылая в нокаут любого, но и противостоять злому богу или демону ночи. А уж тут обычной силы и скорости реакции будет не хватать… Надо тренировать иные способности, уже как бы не совсем и человеческие, — сверхсилу и сверхбыстроту, чтобы наносить удары не столько на физическом, сколько на энергетическом уровне. Мне трудно объяснить… Фантастику читаете? Ну вот… Бить надо и кулаком, и биополем. Ясно? Иначе не одолеть бесов!

— Ясно… — выдохнул Сергей.

— Ясно ему… — проворчал Воронов и построжел: — Все, что я говорю сейчас, — великая тайна, и разглашают ее лишь для посвященных. Улавливаете?

— Вы нас… — спросил Сергей и сглотнул от волнения, — научите?

Вероятно, Терентий не уловил или не понял той надежды, что прозвучала в Серегином голосе. Ее и Гефестай не почуял — Ярнаев с младенчества рос крепышом, румяным и толстым, как пупс. Сергею повезло меньше, он пошел в первый класс худым и болезненным ребенком, кривоногим и большеголовым после перенесенного рахита. А детская стая не любит слабых. Сергея-Головастика лупили в раздевалке, на переменках, после уроков. Правда, он всегда давал сдачи, но толку-то? Каждый раз, засыпая, он представлял себе, как однажды выучится хитрым приемчикам и покажет «этим всем»! Неужели мечта сбылась?

— Сами научитесь, — усмехнулся Воронов, — а устод^[16] Юнус даст вам уроки. В Ак-Мазаре тайно действует единственная в мире школа панкратиона, где Юнус тренирует избранных. Вчера я видел всех вас в деле и готов поручиться перед устодом… — Воронов спохватился: — А вы-то как, согласны?

— Да-а! — завопили мальчишки вразнобой.

Воронов рассмеялся и тронул машину с места.

* * *

Устод Юнус жил в просторном доме на окраине кишлака, а сад за домом разросся так, что занимал места больше, чем пришкольный стадион. Высокие тутовые деревья и южные платаны выстроились в каре, освобождая квадратную поляну.

— Поклонитесь и поздоровайтесь, — наставлял Воронов «избранных».

— Угу… — рассеянно отвечал Искандер. Гефестай кивал только, а разволновавшийся Сергей едва ли слышал слова Терентия.

— И поменьше говорите, устод терпеть не может болтунов.

— Угу…

— Вот вам и «угу»! Заходите. Э, разуйтесь сначала!

Сережка скинул кеды и зашел в прохладную комнату, как тут говорили, «семибалочную», — ровно столько расписных балок удерживало потолок. Три высоких окна бросали голубой, зеленый и желтый свет сквозь разноцветные стекла. Весь пол был устлан громадным пестрым ковром, у стен лежали аккуратно сложенные курпачи — узкие стеганые покрывала, заменяющие таджикам диваны. Мебели почти что не было, только невысокий резной столик — хантахта — стоял посередине, и все.

Было приятно вминать голыми ступнями тугой ворс ковра… еще бы сердце не колотилось как ненормальное, совсем хорошо было бы…

В свете, лившемся из окошка, Сережа рассмотрел седого, но крепкого человека в одних лишь коротких штанах. Человек сидел на ковре, подложив ноги под себя, и то ли медитировал, то ли дремал.

Сергей неуверенно оглянулся на Воронова, и тот знаками показал: кланяйся!

— Здравствуйте, устод, — сказал Сережа и поклонился. Племянники почтительно согнулись за его спиной.

— Здравствуйте, — тут же откликнулся устод, открывая необычные для здешних мест голубые глаза. Повернувшись к Воронову, он слегка склонил голову: — Приветствую тебя, Хранитель.

— Это те мальчики, устод, — негромко сказал Воронов, — я говорил вам.

Устод Юнус покивал и скомандовал:

— Раздевайтесь!

— Как? — растерялся Сергей. — Совсем?

— Совсем, — спокойно сказал устод.

Сережа сжал губы и разделся, искоса поглядывая на оголявшихся друзей. Гефестай если и смущался, то не своей наготы, а двух складок на животе — был он отроком упитанным и плотным, «краснощеким богатырем с мышцами». Искандер же скинул с себя одежду так спокойно, будто стоял в закрытой душевой, где его никто не видел.

Устод внимательно оглядел всю троицу, а потом положил свою ладонь Сергею на лоб. И словно благодать ниспослал — так вдруг покойно стало, а лоб ощутил приятную прохладу.

— Сколько тебе? — спросил Юнус. — Тринадцать есть?

— Мне четырнадцать уже! — сказал Сережа и испугался: а вдруг мастер не берет в ученики таких «старых»? Он добавил торопливо: — Я только в восьмой перешел…

И стал себя ругать — болтаешь много!

— В секцию ходил? — продолжал расспрашивать устод, глядя на сбитые Серегины костяшки.

— Нет, — помотал головой Сережка. — Только с пацанами… Иногда…

— Всегда побеждал? — с интересом спросил устод.

— Когда как… — признался кандидат в ученики.

Устод перешел к Искандеру.

— Александрос, сын Тиндара? — спросил Юнус.

— Да, — ответил Искандер.

— Эллин?

— Д-да… — с запинкой сказал Тиндарид и покосился на Воронова.

— Фехтуешь?

— Да так… — замялся Искандер. — На «троечку»…

Устод кивнул и занялся Гефестаем. Ярнаев сразу заулыбался, заблестел белыми зубами. Юнус пощупал его бицепс, и Гефестай гордо напряг мускул.

— Что я говорил? — сказал Воронов. — Бойцы!

Устод отнял руку и велел «избранным» одеваться.

— Не слушайте его, — сказал он, — вы не бойцы, вы только зародыши бойцов. А станете ли ими, зависит от вас. — И добавил скромно: — Ну, и от меня тоже… Будете приходить по вторникам, четвергам и субботам. Не опаздывать, не спорить, не лениться, не болтать. Ступайте…

Часы до вторника тянулись неимоверно долго, по капле-секунде перетекая из сегодня во вчера. Но вот наконец за отрогами Шугнанского хребта затеплилось солнце, блеснуло меж пиков. Настало утро. Отец собрался и ушел на службу. Едва дверь за ним закрылась, Сережка встал. Все! Время пошло.

Ровно в семь нуль-нуль он вошел во двор к устоду. Устод сидел на суфе^[17] под чинарой, безмятежно глядя на пильчатый хребет вдали. Потом посмотрел на часы, встал и запер ворота. Посторонним и опоздавшим вход строго воспрещен.

Устод не скомандовал построение. Он разулся и сказал негромко:

— И вы снимайте обувь… Все снимайте!

Сергей даже плечами не пожал — что делать, если «форма» такая? Каратисты в кимоно занимаются, боксеры в трусах, а в панкратионе тренируются голяком… Он разулся, стащил с себя штаны вместе с трусами, снял рубашку и звонко шлепнул по животу. Готов к труду и обороне!

Устод дождался, пока пыхтящий Гефестай стянет, прыгая на одной ноге, потертые штаны, и сказал:

— Для начала побегаем. Во-он до той горки и обратно!

Сережа устрашился — до «той горки» было как до Луны — и стал готовить себя к подвигу. Но особого героизма не потребовалось — устод сторонился каменных россыпей, ведя босых и голых гавриков по траве или набитыми тропками.

Знобкий ветерок приятно овевал разгоряченное тело, Сергей то несся вверх по рыхлому песку, сбивая дыхание, то сбегал по колючей стерне типчака, объеденного архарами, но больше всего он переживал из-за другого: а вдруг кто увидит? Ладно, там, погранцы встретятся, а если девчонки из школы? С другой стороны, это было даже приятно — вот так мчаться и сверкать голой задницей! Ощущение нагого тела добавляло остроты и прелести миру вокруг, горы и небо воспринимались ярче, насыщенней, выпуклей.

До «той горы» они еле доплелись, взопревшие и выжатые, и устод, ни капельки не уставший, решил «избранных» прополоскать. Под горой, в кругу скал, грелось на солнце мелкое озерцо, переливавшееся через край водопадом.

— Туда! — показал устод.

Отроки послушно встали на плоский, выщербленный камень, прямо под поток, и заухали, изо всех сил крепясь, чтобы не завизжать, — водица-то холодная!

— Показываю упражнение, — спокойно сказал устод.

Отведя кулаки к поясу, он широко раздвинул ноги и присел в боевую позу всадника. Тут же перенес вес тела на правую ногу, подтянул к ней левую и скрутил обе, разворачиваясь и снова переходя в исходное положение. При этом голову он держал постоянно обращенной к северу.

— Повторяйте!

Сергей принялся повторять, дрожа от холода и покрываясь гусиной кожей, сопротивляясь напору воды, гнущей его и пластавшей. Хоть камень под ногами не скользил, и то хлеб…

— Мыслью сожительствуйте с каждой мышцей, — говорил устод назидательно, — провожайте внутренним зрением каждое сокращение. Заставьте тело не чувствовать холода и мокроты! Пусть ваш дух обретет бесстрашие и уверенность…

Помучав «избранных» вдосталь, устод Юнус потащил их дальше и выше. Закоченевший Сергей разогрелся на бегу, а учитель вывел всю троицу на скалистый уступ и заставил повторить упражнение, «танцуя» на самом краю.

— Запоминайте! — говорил он менторским тоном и показывал на Гефестае, куда бить: — На шее сбоку и сонная артерия, и яремная вена, и блуждающий нерв. Если нанести вот сюда легкий удар, то он вызовет резкую боль, сразу упадет давление, замедлится дыхание. После среднего удара ваш противник «поплывет» и упадет в обморок от недостатка кислорода. Сильный удар вызовет мгновенную потерю сознания и смерть. А вот уши. — Устод похлопал ладонями по оттопыренным раковинам Гефестая. Ярнаев расплылся в ухмылке. — Ударив по ним легко, вы добьетесь сотрясения вестибулярного аппарата, и ваш противник потеряет ориентацию. Удар посильнее вызовет болевой шок и беспамятство. При сильном ударе возникнет острая боль, возможна смерть… Отрабатывать удары будем внизу. Бегом марш!

К подножию «избранные» поскакали через рощу горных сосен, пиная пятками стволы, стуча кулаками по сучьям, подныривая под одни ветки, перепрыгивая через другие…

…Они долго-предолго висели, уцепившись пальцами за крошечный уступ на отвесной стене, — сначала на одной руке, затем на другой. Выстаивали мучительные минуты на кончиках пальцев ног, замирая в боевых позах. Закаляли ребра ладоней, локти и даже лбы, околачивая ствол дерева. Бесконечно повторяли экзерсисы, шагая на цыпочках по шатким чурбакам или между разведенных костров, — огонь и грел, и обжигал. А ты не мешкай!

…Когда Сергей приплелся домой с первой тренировки, ноги его гудели, руки отваливались, а все тело болело, будто его избивали палками — долго и со старанием. Но желание заниматься не пропало, напротив — окрепло. Смазав сбитые ноги маминым кремом, Сергей торжественно поклялся себе овладеть искусством побеждать. Обязательно! А придет черед дать бой злому божеству или демону, и он этой нечисти покажет…

* * *

Так Сергей Лобанов выбрал свою дорогу. Первого сентября он пошел в школу-десятилетку в Юр-Тепе, куда Лобанова, Тиндарида и Ярнаева подвозил «пазик» с заставы. Окончил восьмой класс с одной тройкой. Перешел в девятый. Класса с десятого приставать к нему перестали — помогли штудии устода Юнуса.

В школе Лобанов не вел себя как образцово-показательный ребенок, и пятерок за примерное поведение ему не выставляли. Бывало, получал «пару» или пропускал уроки, удирал с классного часа, целовался с Лейлой из параллельного, скучал на комсомольских собраниях. Но по-настоящему Сергей занимался по вторникам, четвергам и субботам. С уроков панкратиона он и его друзья не сбегали никогда. Здесь самой высшей оценкой была похвала учителя, а укоризненный взгляд устода Юнуса был хуже любых записей в дневнике.

…Летом 91-го устод собрал «избранных» в обширном подвале своего дома, где они занимались в зимние холода. На самом-то деле не подвал это был, а зала древней крепости, неведомо кем выстроенной — то ли кушанами, то ли бактрийцами. Просто за тысячелетия наносы так укутали руины, что те ушли на глубину погреба.

На толстых шестигранных колоннах, поддерживавших свод, щерили клыкастые пасти позеленевшие бронзовые химеры — держаки для факелов. Красноватый свет метался от легкого сквозняка, и по мощной кладке стен, по гладким плитам пола ерзали зловещие тени. Трое выпускников, вроде бы отученные бояться, заробели. ТУ школу они окончили, теперь им надо было пройти Посвящение в ЭТОЙ.

Сергей, как и его товарищи, кутался в белую тогу и дрожал. То ли холод камня пробирал его сквозь тонкие подошвы сандалий, то ли суеверные страшилки. Кто жил за этими стенами века и века назад? Кто оборонял крепость и пировал в этом зале? Не шатаются ли их призраки по сводчатым коридорам? Не они ли шаркают по стертым ступеням винтовых лестниц? Однако атеизм и материализм возобладали в Сергее и заставили его признать иную версию — сквозило по залу и поддувало. А тога была Сергею, длинному как жердь, коротковата.

— Холодно! — пожаловался Тиндарид.

— Слушай, — свистящим шепотом заговорил Ярнаев, — почему в этом?

— Обычай такой, — вздохнул Сергей.

За годы ученичества он сдружился с Ярнаевым и Тиндаридом по-настоящему, по-мужски — сработали некие надчеловеческие законы приятельства, подобные тем, что соединяют разные атомы в молекулу. Кровью и потом сцементировалась их дружба.

— Тебя знаешь как по-римски зовут? — сказал Ярнаев, лыбясь. — Сергий Корнелий Вар!

— Корнелий — потому что Корнеевич? — уточнил Сергей, чуя подвох.

— Ага!

— А почему Вар?

— «Вар» по-латински будет «кривоногий», — с ухмылочкой растолковал Искандер.

— Щас получите! — пообещал Сергей и задрал тогу, уныло пялясь на неровные конечности, умеренно волосатые и мускулистые. Пятки вместе, колени врозь…

— Ни фига, — утешился он, — мне по подиуму не шастать!

— А как по-латински «повышенная лохматость»? — спросил в пространство Гефестай.

— Щас точно кто-то получит, — пригрозил Лобанов и резко оправил тогу — под стрельчатой аркой нарисовалась фигура устода Юнуса. Устод тоже был в тоге, только пурпурной, и вышагивал с достоинством императора Рима.

Ученики одинаково поклонились, устод ответил им сдержанным кивком.

— Сегодня я здороваюсь с вами в последний раз, — негромко сказал он. — Я дал вам все, что знаю сам, и теперь только от вас зависит, какие всходы дадут семена, мною посеянные. Вы обучены «прыжку барса» и «прыжку лосося», «геройскому удару» и «встречному удару». Я горжусь, что сумел преподать вам даже «геройский изгиб острия копья»… Вы хорошо владеете «приемом боевого грома» и «приемом движения навзничь», «приемом косящей колесницы», «приемом колеса», «приемом сильного дыхания»… Конечно, трех лет очень мало, но все же вы многому научились, теперь вы те, кого здешний народ называет «нимтаёр», полузрелыми. Дозревайте! Матерейте! Пускайте в рост ваш дух и ваше тело, и я рад буду узнать, что вы подыметесь до уровня «таёр». Больше мне нечего дать вам. Мой сосуд пуст, ваши наполнились. — Устод Юнус помолчал и торжественно закончил: — Сим посвящаю вас и благословляю на борьбу против зла и несправедливости!

Трое переглянулись с облегчением и радостью — отныне они посвященные!

Устод подходил к каждому «выпускнику» и говорил ему что-то свое. Приблизившись к Сергею, мастер Юнус сказал:

— У тебя, Лобанов, сильный, жестокий и безжалостный характер. Ты станешь либо великим человеком, либо великим негодяем. Тебе сильно мешают горячность и вспыльчивость, но пока что честь и справедливость проводят тебя по лезвию бритвы… Постарайся и впредь сохранять баланс между добром и злом!

— Приложу максимум усилий! — пылко пообещал Сергей.

— Приложи… — мягко улыбнулся устод и громко обратился ко всем: — А теперь берите факелы и пойдемте. Распечатаем кувшинчик мусалассы…^[18]

* * *

На заставу Сергей вернулся отрешенным и печальным. Закончилась целая глава его жизни. И какое продолжение последует?.. Однако уже во дворе родного модуля его грусть смело, как веником паутину. Дядя Терентий как-то подувял, а отец сиял, словно золотая подвеска на груди красавицы.

— Серый! — воскликнул он радостно. — Мы переезжаем. Мне квартиру дали!

— Представляешь, — оживленно тараторила мама, — папу в Абхазию направляют! В Сухуми жить будем, у самого моря!

— Ур-ра! — завопил Сергей и обменялся с дядей тайным знаком: я посвящен!

Облегченно выдохнув, Воронов присоединился к коллективному выражению восторга.

Примечания

15

БШУ — бомбово-штурмовой удар.

16

Устод — мастер, учитель.

17

Суфа — глиняное возвышение.

18

Молодое виноградное вино.