Говорить как Путин? Говорить лучше Путина!

Валерий Апанасик, 2011

Владимир Путин – оратор яркий и интересный. Именно речи формируют публичный образ Путина. Слушая его выступления, наблюдая за его полемикой, читая его обращения к согражданам, подсознательно воспринимаешь его стиль как убедительный, заслуживающий доверия. У него учатся выступать не только сторонники, но и противники. Авторы этой книги на примере выступлений Путина рассматривают речевые приемы, оказывающие максимальное воздействие на аудиторию, знакомят с эффективной методикой подготовки к выступлению, подробно разбирают шесть стратегий ведения спора, более двадцати полемических техник, используемых Путиным. В каждой главе есть упражнения, помогающие применить полученные знания на практике. Книга адресована политикам, бизнесменам, чиновникам, профессиональным переговорщикам, менеджерам. То есть всем, кто работает с людьми, кто в своей деятельности сталкивается с необходимостью публичных выступлений и профессиональных дискуссий.

Часть I

Как устроены речи Путина: взгляд вооруженным глазом

Глава 1

Политику делают словами, или Зачем лидеру выступать?

«Государственный деятель должен иметь голову»^[1]

История человеческого общества в немалой мере складывается из заявлений, призывов и лозунгов общественных и политических лидеров. Речь лидера — это историческое действие. В этом моменте истины сосредоточена практически вся функция лидера, к нему ведет вся предварительная работа мысли, весь опыт и возлагаемая на лидера ответственность, большая часть командной работы его и ее помощников.

Запоминающиеся, эффектные речи не рождаются сами по себе. Чтобы произвести впечатление естественности, нужно много поработать. Чтобы ярко и убедительно представить свою мысль, нужно перебрать множество вариантов. Чтобы заставить слушателей пережить эмоции, нужно все тщательно спланировать.

Лидер не имеет права полагаться на везение или природные ораторские способности. Лидер, а тем более государственный деятель должен, по словам Путина, прежде всего иметь голову.

Если хорошая речь — не результат случайности и везения, то должны быть рациональные техники и практические рекомендации, которые можно было бы использовать для целого ряда выступлений и обстоятельств. Ключевое слово здесь — рациональные.

Какие ситуации требуют, чтобы кто-то вышел на трибуну и произнес какие-то слова? Удобную классификацию предлагает классическая риторика. Она выделяет три типа речей: речь-призыв, или побудительная речь; речь — обсуждение факта, или судебная речь; речь — утверждение ценностей, или торжественная речь. Каждый тип речи имеет свои особенности, условия и задачи. Каждый связан с определенной временной направленностью. Такое разделение, несомненно, условно, однако оно помогает сориентироваться и лучше понимать, что нужно говорить и как.

Представьте, что вам предстоит сделать презентацию или выступить перед большой аудиторией. Первая серьезная трудность: о чем мне говорить? Большинство людей пытаются выдавить из себя некое подобие интересной мысли, которая представит их в привлекательном свете перед слушателями. Однако удается это немногим. И поэтому нам приходится выслушивать скучные длинные, абстрактные речеизлияния, никак не связанные с конкретной ситуацией и интересами, смотреть на многочисленные ничего не значащие для нас графики или бессмысленные картинки из клипарта. Выступающий мечтает о том, чтобы его испытание как можно скорее закончилось, а публике скучно настолько, что никто даже не задается вопросом: к чему это все?

Речь или презентация может быть крайне действенным орудием достижения цели, когда вы представляете себе, чего хотите добиться.

Но есть и хорошие новости: речь или презентация может быть крайне действенным орудием достижения цели, когда вы представляете себе, чего хотите добиться. Тема и структура выступления должны диктоваться его целью, и здесь необязательно изобретать велосипед. Разумнее пользоваться опытом, который выработали еще древние греки и в течение многих столетий использовали все влиятельные политические и военные лидеры.

Итак, первое, что следует определить при подготовке выступления, — это ситуация или контекст, каждый из которых требует своего подхода к стратегии речи.

Ситуации и задачи выступления

Мы уже упоминали, что риторика выделяет три вида ситуаций, которые требуют выступления и определяют его цель. Это:

□ совещание, или любая форма публичного обсуждения будущих действий;

□ разбирательство, или любое выяснение того, что было в прошлом;

□ церемония, или любое торжественное мероприятие, посвященное настоящему.

Если ситуация не определена заранее, то создать ее предстоит самому выступающему. Скажем, можно указать на существующую угрозу безопасности, требующую принятия определенных мер. Можно привлечь внимание слушателей к тому или иному факту или положению вещей и попробовать разобраться, что же к нему привело и кто за это отвечает. Можно, наконец, предложить отметить нечто положительное или заклеймить нечто негативное на сегодняшний момент, например, на церемонии открытия, юбилее, фестивале или марше протеста.

Речь в любой ситуации можно отнести к одному из этих типов. Каждая ситуация определяется некоторой проблемой, которую решает речь. Давайте попробуем разобраться в том, что это за проблемы и как они решаются с помощью слов оратора.

Речь-призыв, или Побудительная речь

Побудительная речь — это речь в ситуации, требующей решения относительно действий в будущем. Она призывает поступать так-то или не делать того-то. Например, начинать войну или мириться, инвестировать в проект или сокращать расходы, голосовать за определенного кандидата или вообще не ходить на выборы.

Побудительная речь — это речь в ситуации, требующей решения относительно действий в будущем.

Речь здесь всегда направлена на будущее, ее цель — побудить к поступку, убедить в его разумности. Главными критериями убеждения служат польза или вред определенного курса действий. Вообще, убеждение в таких ситуациях — это главная составляющая выступления. Убеждение, как мы увидим далее, не всегда основано и не всегда должно быть основано на разумных аргументах. Важно пробудить в слушателях желание поступить так или иначе, если речь идет о рекомендуемых действиях, или страх, если мы призываем его чего-то не делать. Одна голая аргументация такой цели не достигнет, за исключением разве что холодной и рациональной публики. Об этом мы поговорим позже, когда будем обсуждать способы воздействия на слушателей.

Какие ситуации попадают в эту категорию? Практически все политические дебаты — они имеют огромное значение в нашей политической жизни. К сожалению, граждане сегодня мало интересуются аргументацией политических лидеров, обращая внимание в первую очередь на характер того или иного деятеля и затем соглашаясь отдать в его или ее руки все решения относительно дальнейшей политики и конкретных шагов. То есть современный политический оратор, прежде всего, «продает» слушателям не свою программу, а себя как личность, как характер. Каждое выступление кандидата, презентующего свою честность и кристально чистые намерения, имеет своей целью убедить избирателей проголосовать именно за него, т. е. является побудительным.

Настолько же побудительными можно назвать и презентации для потенциальных клиентов, рекламные призывы, предложения новых инвестиционных проектов, представление новой корпоративной стратегии. В каждом из таких случаев цель — сподвигнуть слушателей на определенные поступки, те или иные решения, поддержку предложений оратора.

Если оратору не удается «связать» свои тезисы с глубинными тревогами или устремлениями слушателей, последние, скорее всего, окажутся в оппозиции к проповедуемым идеям.

В таких случаях главная ошибка многих ораторов — сосредоточенность на предмете своей презентации, на описании характеристик самого продукта или проекта. Тогда как слушателей больше интересует их собственная польза, а еще больше волнует собственная безопасность, в том числе и безопасность собственного кошелька. Поэтому если оратору не удается «связать» свои тезисы с глубинными тревогами или устремлениями слушателей, последние, скорее всего, окажутся в оппозиции к проповедуемым идеям.

«Общие места», или представления аудитории

От чего же следует отталкиваться, советуя людям поступать так-то и так-то? Разумеется, от того, что представляет пользу — и ее обратную сторону, вред — в глазах вашей аудитории. Необходимо найти общее для всех благо — или зло — и уже от него подвести слушателей к тому, что вы предлагаете. Это значит, что в речи-призыве, — как, впрочем, и во всех других типах выступлений, — оратор должен исходить из интересов и представлений слушателей, а не своих собственных. Такие интересы и представления называются в риторике «общими местами». Общие места — это представления, принимаемые практически безоговорочно подавляющим большинством людей в том или ином коллективе. К ним, например, относится представление о важности заботы о ближнем, свободы слова или повышения общественного благосостояния. Каждый раз, когда выступающий произносит нечто вроде «Все мы знаем, что…» или «Мне понятны ваши заботы», будьте уверены — он собирается задействовать такие общие места, например: «Все мы знаем, как важно увеличить рождаемость в нашей стране».

Хороший оратор знает о существовании «общих мест» в головах своих слушателей и использует их как отправные точки своего рассуждения. Общие места, как и пословицы, можно найти для совершенно противоположных утверждений. С одной стороны, равенство — хорошо. Тогда давайте все поделим поровну. С другой стороны, люди должны получать блага в соответствии со своими достижениями. Тогда уже делить поровну будет казаться неразумным.

Вспомним культовый фильм «Место встречи изменить нельзя» — эпизод, где Жеглов и Шарапов резко расходятся во взглядах на то, как работает закон. Шарапов возмущен тем, что его наставник подбросил кошелек карманнику, чтобы доказать его виновность. Это грубое нарушение норм законности. Общее место здесь: все равны перед законом — и милиция, и преступник. Жеглов же считает, что «вор должен сидеть в тюрьме», и неважно, какими средствами он этого достигнет. Он предлагает Шарапову остановить машину и спросить у первогоже встречного, чья позиция окажется ему ближе — Жеглова или Шарапова. Представим теперь, что герои фильма действительно останавливают машину и спрашивают у первого прохожего: «Считаете ли вы, что все должны быть равны перед законом?» Какого можно ожидать ответа на поставленный таким образом вопрос? Разумеется, все ответят утвердительно. Но поставим вопрос иначе: если известно, что кто-то — вор или убийца, можем ли мы использовать все средства для того, чтобы предотвратить его дальнейшие преступления? Думаю, большинство людей подтвердят и это. Таким образом, обращение к разным, даже противоположным общим представлениям дает разный результат, который зависит от изначального вопроса или выбранного вами общего места.

В ораторской практике Путина мы тоже встречаем обращения к противоположным «общим местам». С одной стороны, Путин говорит: все средства хороши, чтобы «мочить в сортире» зверей-террористов. Это оправдывает агрессивные, вплоть до военных, меры по отношению к преступникам. Здесь общее место таково: на неправомочные, преступные действия мы также будем отвечать в обход закона. С другой стороны — на конференции по безопасности в Мюнхене, очевидно имея в виду действия НАТО на Ближнем Востоке, Путин спрашивает: «Почему же сейчас при каждом удобном случае нужно бомбить и стрелять?» Здесь он задействует разделяемую всеми уверенность в том, что конфликты можно и нужно решать мирным путем, с помощью переговоров и в рамках закона.

Найти нужные вам «общие места» несложно — достаточно вспомнить советы мамы и папы, бабушек и дедушек. Справедливость — это хорошо. Каждый должен получать по заслугам. Упорный труд вознаграждается. Каждый сам отвечает за свою судьбу. Сотрудничество лучше конфликта.

Отталкиваясь от общих представлений и предлагая слушателям утверждения, с которыми они не могут не согласиться, вы можете построить эффективную аргументацию и подвести аудиторию к нужному вам выводу.

Если вам предстоит выступить на профессиональную тему, в которой вы не очень хорошо ориентируетесь, можно поискать информацию о ней в газетах. Современные средства массовой информации вкупе с ТВ-сериалами прекрасно справляются с задачей формирования базовых представлений у широкой публики. Вы сможете понять, какие проблемы чаще всего обсуждаются, что считается похвальным и желательным, а что — вредным и недопустимым, кого считают союзником, а кого — врагом.

Отталкиваясь от общих представлений и предлагая слушателям утверждения, с которыми они не могут не согласиться, вы можете построить эффективную аргументацию и подвести аудиторию к нужному вам выводу. Подробнее о том, как строится аргументация, мы поговорим в дальнейшем.

Чем чаще вы опираетесь на общие представления, тем вернее добьетесь успеха в своем выступлении. Гёте говорил: «Все разумное давно передумано; надо только постараться подумать еще раз». Наследие мыслителей, политиков, поэтов — в вашем распоряжении. Как можно больше заимствуйте, цитируйте. Афоризмы, удачные цитаты, подобранные к месту и иллюстрирующие вашу мысль, помогут добиться большей общности с аудиторией, предстать перед ней человеком мудрым, способным в частном случае увидеть и открыть общие принципы и истины. К тому же цитата придает эмоциональную окраску речи, связывая ваше утверждение с отношением публики к цитируемой вами личности.

Мир, новый и старый

Побудительная речь требует представить текущую ситуацию как неприемлемую, порочную, требующую вмешательства и определенных действий. Для этого нам надо выбрать наиболее подходящее «общее место» — например, мы должны строить безопасный мир — и заявить, что сегодняшнее положение не приближает к цели, а наоборот, является препятствием к ее достижению.

Побудительная речь требует представить текущую ситуацию как неприемлемую, порочную, требующую вмешательства и определенных действий.

Так, Путин, начиная свое довольно полемическое выступление на конференции по безопасности в Мюнхене, приводит известные слова Рузвельта: «Где бы ни был нарушен мир, мир повсюду оказывается в опасности и под угрозой». Вся его последующая речь лишь раскрывает частности этой общей истины, не вызывающей возражения ни у кого из слушателей. Путин развивает следующую логическую цепочку.

Однополярный мир провоцирует несправедливость, генерирует человеческие трагедии.

1. Это создает недовольство, очаги нестабильности.

2. В итоге никто не чувствует себя в безопасности.

3. Все это представляется более чем разумным в свете приведенной в начале его речи цитаты. Ведь если в одной части света богатство и благодать, а где-то там, на периферии, страдают люди, опасность угрожает всему миру.

Соответственно, вывод: мир не должен быть однополярным. Россия останется сильной державой и будет проводить независимую политику, но все же в духе сотрудничества. Именно поэтому в международной прессе стали говорить о возможном начале новой холодной войны — ведь Россия объявила западному миру, что не согласна с его позицией и будет действовать так, как посчитает нужным. Так, для обоснования своего призыва нейтрализовать уже повсюду существующую угрозу миру Путин включает в свою речь встречную угрозу, которую сразу же отметили западные комментаторы. И, разумеется, неслучайно Путин цитирует именно американского президента, активного союзника СССР во время Второй мировой войны, ведь главной дестабилизирующей силой современного мира он представляет именно американскую сторону, и прежде всего блок НАТО. Такая двойственность — с одной стороны, обвинения в адрес США, а с другой — упоминание Рузвельта в самом начале выступления и ссылка на «наших американских друзей» в его конце (еще одно «общее место»), — позволяет ему критиковать политику, проводимую Белым домом, одновременно отводя от себя какие-либо обвинения в открытой враждебности по отношению к Америке.

Последняя фраза Путина по силе воздействия достойна цитаты Рузвельта:

…конечно, нам бы также хотелось иметь дело с ответственными и тоже самостоятельными партнерами, с которыми мы вместе могли бы работать над строительством справедливого и демократического мироустройства, обеспечивая в нем безопасность и процветание не для избранных, а для всех.

То есть, говорит Путин, мы тоже хотим приложить руку к мироустройству, и для нас оно должно быть справедливым, мы тоже стремимся к демократии во всем мире. Вот он, путь к ликвидации угрозы всему миру: считаться с Россией. Ну, кто теперь с этим поспорит?

В Мюнхене Путин говорит об угрозе — он имеет в виду угрозу стабильности всего мира из-за стремления сделать его однополярным. Он говорит, что Россия в этих условиях и дальше будет проводить независимую политику. При этом всем известен военный потенциал и характер внешней политики России. И слушатели сразу же слышат в его словах еще одну — подразумеваемую — угрозу: если вы продолжите свою однополярную агрессивную политику, мы противопоставим ей сильную и независимую Россию. В речи Путина нет эмоционального накала, который смягчил бы ее угрожающий смысл и мобилизовал бы волю слушателей, зарядив ее сильным чувством — негодования, восхищения, гордости. Его стратегия — спокойное утверждение, что Россия будет проводить независимую политику. Эта стратегия не сближает оратора с аудиторией, а скорее противопоставляет выступающего и слушателей.

Что же такое эмоциональный призыв? Сравним последнюю фразу Путина с финальным призывом в речи Уинстона Черчилля в Палате общин 4 июня 1940 г.^[2], навсегда сохранившейся в истории как образец мобилизации и сплочения страны вокруг благородной цели:

Британская империя и Французская Республика, соединенные вместе общим делом и задачей, будут защищать до смерти свою Родину, помогая друг другу как хорошие товарищи на пределе своих сил.

Даже если огромные просторы Европы, многие древние и прославленные государства пали или могут попасть в тиски гестапо и других гнусных машин нацистского управления, мы не сдадимся и не проиграем.

Мы пойдем до конца, мы будем биться во Франции,

мы будем бороться на морях и океанах,

мы будем сражаться с растущей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем защищать наш Остров, какова бы ни была цена,

мы будем драться на побережьях,

мы будем драться в портах, на суше,

мы будем драться в полях и на улицах,

мы будем биться на холмах;

мы никогда не сдадимся, и даже если так случится, во что я ни на мгновение не верю, что этот Остров или большая его часть будет порабощена и будет умирать с голода, тогда наша Империя за морем, вооруженная и под охраной Британского флота, будет продолжать сражение, до тех пор, пока, в благословенное Богом время, новый мир со всей его силой и мощью не отправится на спасение и освобождение старого.

Обратите внимание на повторения: мы будем драться, драться, биться. Они усиливают эмоциональность обращения и наполняют слушателей чувством гордости. Обратите внимание на мощные метафоры «тиски гестапо» и «гнусные машины нацистского управления». Наконец, обратите внимание на последнюю фразу с ее глобальным противопоставлением нового и старого миров, где новый, благословенный Богом мир призван спасти и освободить старый.

Общая схема побудительной речи

Итак, в побудительной речи мы сперва приводим общее утверждение о пользе или опасности, а потом аргументируем, как этой пользы можно достичь, а опасности, соответственно, избежать.

Итак, в побудительной речи мы сперва приводим общее утверждение о пользе или опасности, а потом аргументируем, как этой пользы можно достичь, а опасности, соответственно, избежать.

Структура выступления-призыва представлена на рис. 1.

Упражнения

1. Представьте, что вам надо убедить слушателей посмотреть ваш любимый фильм.

□ Как вы построите свое выступление?

□ Расскажете им содержание фильма?

□ Опишете ваше собственное состояние после его просмотра?

□ Сообщите о том, как этот фильм изменил вашу собственную жизнь, карьеру, отношения в семье и т. д.?

□ Какие цитаты из фильма вы приведете?

□ Какие моральные дилеммы ставит перед зрителем этот фильм?

□ Надо ли рассказывать, как он их разрешает?

□ Как связать их с проблемами ваших слушателей?

2. Вам надо убедить начальство инвестировать значительную сумму в организацию стенда вашей компании на отраслевой выставке. Как вы это сделаете?

Речь — обсуждение факта, или Судебная речь

Вторая ситуация для выступления, актуальная практически с самого начала демократического мироустройства, — это выяснение и квалификация фактов. Наиболее типичный пример — судебное разбирательство^[3]. Судьи, прокурор, адвокаты занимаются установлением фактов. Факт — это то, что мы все считаем случившимся. Но в том, что факт имел место, нас еще надо убедить.

Речь — обсуждение факта, или судебная речь, устанавливает, а затем оценивает установленные действия с точки зрения их законности или правильности. Нас волнует, имело ли такое действие место, с какими намерениями оно было совершено и как мы можем его расценить. То есть такая речь обращается к прошлому. А главными критериями будут истинность и легитимность. Было или не было совершено преступление? Если да, то есть ли виновные, или это была чистая случайность? Если виновные есть, то кто они?

Речь — обсуждение факта, или судебная речь устанавливает, а затем оценивает установленные действия с точки зрения их законности или правильности.

Здесь самое важное — доказательства. Далее в книге мы подробнее обсудим, как формируются аргументы. Здесь достаточно лишь подчеркнуть, что аргументы превращают правдоподобное в фактическое, вероятное — в истинное, виновного — в жертву (в обвиняемого).

Логика и чувства

Аргументация должна обращаться не только к логике, но и к эмоциям. Нельзя недооценивать эмоциональную сторону случившегося. Эмоции часто заставляют нас принять ту или иную сторону в споре и заранее настроиться на обвинение или оправдание подсудимого. Об этом, кстати, хорошо знали как античные ораторы, так и лучшие представители дореволюционной российской адвокатской практики. «Присяжные судят более по впечатлениям, а не по логическим выводам»^[4], — говорил замечательный русский адвокат В. Д. Спасович. Главная задача оратора, писал Цицерон, заключается в том, чтобы расположить к себе слушателей и настроить их так, чтобы они более подчинялись волнениям и порывам чувства, чем требованиям рассудка^[5]. П. Сергеич в своей прекрасно написанной книге «Искусство речи на суде» утверждает: «Чтобы заставить присяжных остановиться именно на тех посылках, которые приводят к заключению, указанному оратором, надо действовать не только на ум, но и на чувство, на волю. Чувство же не подчиняется логике. Вот почему оратор должен быть прав не только умом, но и сердцем. По той же причине его сила не в одних логических правилах, но и в знании сердца человеческого»^[6].

Это означает, что часто мы трактуем аргументы исходя из уже вызванного в нас эмоционально заряженного стереотипа. Вспомним фильм Н. Михалкова «Двенадцать», ремейк «Двенадцати разгневанных мужчин» Сидни Люмета. Вспомним знаменитое «Не читал, но осуждаю!» 1950-х, эпохи гонений на писателей.

Эмоции стоимостью 250 миллионов долларов

Один из ярких примеров в международной бизнес-практике — иск, поданный против фармацевтической компании Merck жительницей штата Техас Кэрол Эрнст, чей муж скончался после того, как в течение 8 месяцев употреблял выпускаемый компанией обезболивающий препарат VIOXX (Виокс). VIOXX — одна из главных позиций фармацевтического гиганта — продавался в американских аптеках без рецепта, объем его продаж составлял 20 миллиардов долларов в год. Однако в 2004 г., еще до иска вдовы Кэрол Эрнст, компания отозвала препарат с аптечных полок после появления новых данных о побочных эффектах лекарства, приводящих, в частности, к аритмии. Муж Кэрол Роберт, умерший от сердечного приступа во сне, до этого участвовал в многочисленных марафонах и принимал VIOXX от артритных болей. Роберт был вторым мужем Кэрол, имевшей двух детей от первого брака; общих детей у них не было.

Кэрол Эрнст обвиняла компанию в том, что последняя скрывала важную информацию о побочных эффектах своего популярного лекарства, что привело к гибели ее мужа. По утверждению Кэрол, ей пришлось принимать антидепрессанты, чтобы справиться с болью от потери близкого человека.

Как же представили это непростое дело адвокаты истицы и компании-ответчика? Юристы Merck считали, что отстоять непричастность компании будет делом несложным. Во-первых, Роберт Эрнст скончался от сердечного приступа, а прямая связь этого риска с препаратом VIOXX доказана не была. Во-вторых, он активно занимался спортом — участвовал в марафонах, что, в свою очередь, могло привести его к такому печальному исходу. Итак, адвокат компании показал присяжным слайд-шоу (презентацию PowerPoint), содержащую многочисленные научные данные, выписки из данных Администрации по продуктам питания и лекарственным средствам, доказывая отсутствие причинной связи между приемом препарата и наступлением смерти. Как сообщает пресса, присяжные не на шутку заскучали, а кое-кто даже погрузился в легкую дрему. Адвокат завершил свое аргументированное выступление, полагая, что сделал все возможное для защиты компании.

Однако факт остается фактом: лекарство оказалось небезопасным, и сама компания уже признала это, отозвав все поставки VIOXX из розничной продажи. То есть когда VIOXX активно продавался, он все же был фактором риска для принимавших его пациентов. Правда, не сердечного приступа, а аритмии, но все равно риска. Получается, что компания все-таки скрывала от потребителей данные о существующей опасности. Ведь от момента обнаружения новых данных до момента отзыва лекарства так или иначе должно было пройти какое-то время. К тому же какой объем информации по рискам из огромного объема данных о результатах клинических испытаний можно указать в короткой аннотации к препарату, предлагаемой потребителю? Факт сокрытия информации налицо. А мотив? Мотив очевиден любому. Компания стремилась и будет стремиться заработать как можно больше, даже ценой такого сокрытия, то есть в итоге — ценой человеческих жизней. Итак, с одной стороны, мы имеем жадную компанию, а с другой — бесценную человеческую жизнь. Чью сторону примете вы?

Адвокат истицы Марк Ланье использовал тот же PowerPoint. На единственном его слайде компания Merck была представлена в виде бульдозера, сгребающего доллары. Яркий образ, моментально пробудивший и внимание, и интерес присяжных. Он обвинял компанию в преступной жадности, доказывая это размерами прибыли, которую компания получила в результате сокрытия важной информации по побочным эффектам своего препарата. В итоге присяжные проголосовали 10 против 2 в пользу вдовы Эрнст, назначив ей выплату от компании Merck в 250 миллионов долларов. В тот же день акции компании упали на 8 %, а количество подобных исков по всем штатам резко подскочило, поставив само будущее компании под угрозу.

Что же сыграло ключевую роль в решении присяжных, и можно ли было изменить ситуацию, построив защиту иначе? Во-первых, приговор компании, по сути, был предрешен, когда Merck представили жадными коррумпированными дельцами. Эмоциональная составляющая взяла верх над аргументами, которые просто потерялись в тени возмущения и гнева по отношению к бесчеловечным искателям прибыли. Моральный смысл ситуации перевесил логику причин и следствий. Адвокат истицы, утверждавший впоследствии, что «жадность была наказана», использовал психологически верную стратегию.

Злодеи получили по заслугам, справедливость восторжествовала.

И мы как слушатели все так же стремимся пережить чувства, которые в свою очередь приводят нас к определенным решениям, как и во времена античности, и в начале прошлого века.

Этот случай прекрасно иллюстрирует неумение и неспособность современных менеджеров, чиновников, бюрократов играть на чувствах слушателей, затрагивая нужные им эмоциональные струны. Отчасти в этом виновато порочное разделение логики и морали. Ведь чувство справедливости — именно чувство, а не логическое заключение. И мы как слушатели все так же стремимся пережить чувства, которые в свою очередь приводят нас к определенным решениям, как и во времена античности, и в начале прошлого века.

Д. Кэмпбелл^[7] говорит в своей «Философии риторики»:

«Нельзя убеждать, не действуя на чувство. Самый холодный мыслитель, убеждая, так или иначе обращается к чувству; он не может обойтись без этого, если хочет добиться цели. Чтобы я поверил, достаточно доказать мне, что это так, а не иначе; чтобы заставить меня действовать, надо показать мне, что мой поступок приведет к определенной цели. То, что не удовлетворяет какому-нибудь чувству или потребности, мне свойственным, не может быть целью для меня. Вы говорите: во имя вашей чести — вы обращаетесь к моей гордости…; вы говорите: ради вашей выгоды — вы обращаетесь к моему эгоизму; ради общего блага — взываете к моему патриотизму; чтобы помочь несчастным — вы затронули мое сострадание»^[8].

К каким чувствам можно было обратиться в случае дела с VIOXX? Во-первых, компания должны была повиниться и признать свои ошибки, четко назвав их. Кто из нас не ошибается? Однако худшая ошибка для публичного лица — отсутствие человеческого сострадания. Во-вторых, можно было обратиться к «общему месту» по поводу лекарственных средств вообще. Что является символом фармацевтики? Правильно, змея, выпускающая свой яд в чашу. Именно яд, смертельно опасный при неверном или неосторожном его применении. Здесь не требуются специальные предупреждения, лекарство — это не макароны. А ведь мы знаем, что Роберт Эрнст принимал VIOXX на протяжении целых 8 месяцев, вероятнее всего, без должной консультации с врачом. И в-третьих, можно было бы затронуть вопрос, насколько счастлив был брак Эрнстов, — почему у них не было собственных детей, как вела себя Кэрол со страдающим от артрита мужем. В общем и целом была ли она хорошей женой? И если есть хоть один шанс заставить присяжных усомниться в этом, можно указать им еще раз на ее стремление заработать огромную сумму на факте смерти супруга. Так кто здесь на самом деле жадный?

Сравните это с эмоциональной апелляцией Путина в его выступлении на мюнхенской конференции по безопасности. Он говорит об односторонних силовых действиях, вызывающих нестабильность в отдельных регионах. Он не просто квалифицирует эти факты с точки зрения закона и международных правовых норм. Свой анализ он заканчивает словами «Ну кому это понравится?», напрямую обращаясь к чувствам слушателей и заставляя их дать эмоциональную оценку происходящему. То, о чем только что рассказывал Путин, понравиться никому не может.

Что мы сделаем с террористами

Многие пресс-конференции по произошедшим трагедиям в чем-то подобны судебному разбирательству. Оправдания политиков, «разбор полетов» на советах директоров компаний и, разумеется, судебные процессы — все эти ситуации требуют поиска истины и установления степени вины или ее отсутствия.

Оправдания политиков, «разбор полетов» на советах директоров компаний и, разумеется, судебные процессы — все эти ситуации требуют поиска истины и установления степени вины или ее отсутствия.

Возьмем для примера выступление Путина после взрыва на Пушкинской площади в Москве в августе 2000 г. Во-первых, он заявляет, что «рассматривались две версии: несчастный случай и преступление». Однако «по предварительной оценке специалистов, совершено преступление». Здесь мы уже оказываемся в области вероятного. Пока есть только «предварительная оценка», факт не является доказанным, однако решили (причем специалисты, кто бы они ни были), что это было преступление.

Далее Путин предлагает два возможных объяснения гипотетического преступления — разборки между криминальными группами или террористический акт. Оба объяснения правдоподобны, тем более для еще не доказанного преступления. Но Путин предлагает взять в качестве основной версии террористический акт. И вся дальнейшая речь строится на этом.

Путин считает важным отметить, что «терроризм… — это не наша национальная болезнь, это болезнь международная», приводя несколько примеров взрывов на Филиппинах, в Англии и Испании. То есть, по сути, он говорит, что это не из-за нас, мы тут ни при чем, не мы виновники случившегося. Такое могло произойти, и более того, происходит повсюду. Мы ничего такого не сделали, чтобы спровоцировать предполагаемый теракт. У нас, всех людей доброй воли, один общий враг — международный терроризм.

Вот так, достаточно несложно, от пока еще неоднозначного — пусть и ужасающего — факта взрыва и гибели людей можно прийти к обвинению внешнего врага и призыву к солидарности и мобилизации. Ведь «единственное лекарство — адекватный ответ». А это значит, что «мы должны довести то, что мы делаем на Северном Кавказе, до завершения». И на тот момент всем уже было понятно: «Нужно добить террористов в их логове.»

Таким вот образом, благодаря аргументам от правдоподобия (а ведь чем теракт — не правдоподобное объяснение взрыва) пока еще даже не доказанное преступление становится очевидным и уже осужденным враждебным актом, который требует продолжить, а возможно, и усилить, военные действия на Кавказе.

Общая схема «судебного» выступления

Итак, мы можем представить схему судебного выступления, как на рис. 2.

Рис. 2

Лидерам, конечно, не слишком часто приходится оправдываться. В любом случае такие ситуации настоящий лидер постарается перевести в другое измерение — в призыв бороться с врагом, восхваление заслуг соратников или поношение негодяев.

Лидерам, конечно, не слишком часто приходится оправдываться. В любом случае такие ситуации настоящий лидер постарается перевести в другое измерение — в призыв бороться с врагом, восхваление заслуг соратников или поношение негодяев.

Упражнения

1. Прочтите фрагмент речи Г. Трумэна, с которой он выступил после атомной бомбардировки Хиросимы в 1945 г. (см. ниже).

2. Попробуйте разделить текст на части и предложить для каждой из этих частей свой заголовок. Обратите внимание на то, к кому обращены слова Трумэна в каждой из этих частей.

3. Найдите в тексте описания атомной бомбы и атомной энергии. Как они меняются на протяжении речи? Какие эмоции соответствуют каждому из этих описаний?

Гарри Трумэн. Обращение к нации 6 августа 1945 г.

Заявление об атомной бомбардировке Хиросимы

Шестнадцать часов тому назад американский бомбардировщик сбросил единственную бомбу на Хиросиму, важную военную базу Японии. Мощность этой бомбы превышала 20 килотонн в тротиловом эквиваленте. Ее взрыв был в 2000 раз мощнее взрыва британской бомбы «Большой шлем» — прежде самой мощной бомбы в военной истории.

Японцы начали войну с воздуха в Перл-Харборе. Они получили многократное возмездие. И это еще не конец. Наша бомба представляет собой революционный прорыв в усилении разрушительной мощи наших вооруженных сил. Новые бомбы этого типа уже производятся и разрабатываются еще более мощные их аналоги.

Это атомная бомба. Мы овладели главной силой вселенной. Сила, дающая солнцу его мощь, теперь обращена против тех, кто принес войну на Дальний Восток.

До 1939 года ученые уже признавали теоретическую возможность высвобождения атомной энергии. Но тогда никто не владел практическим методом для реализации этой идеи. Уже к 1942 году мы знали, что немцы усиленно трудятся над превращением атомной энергии в еще один инструмент войны, с помощью которого они намеревались поработить мир. Однако им это не удалось. Мы должны благодарить провидение за то, что немцы разработали свои Фау-1 и Фау-2 сравнительно поздно и в ограниченном количестве, но еще больше — за то, что им не удалось овладеть атомной бомбой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«Думаю, что как минимум государственный деятель должен иметь голову. И, чтобы выстраивать межгосударственные отношения, нужно руководствоваться не эмоциями, а фундаментальными интересами своих стран», — Путин на «большой» пресс-конференции в феврале 2008 г. в ответ на просьбу прокомментировать высказывание Хиллари Клинтон о том, что у него нет души.

2

Перевод А. и М. Ревнивцевых.

3

Суд как узаконенный спор между гражданами играл особо важную роль в общественной жизни греческого полиса. В Афинах постоянно судились, причем адвокатов как профессии тогда еще не существовало. Гражданин должен был сам уметь отстаивать свою точку зрения, оправдываться или обвинять. К сожалению, эти умения были утеряны с тех пор, как мы отдали правовую аргументацию на откуп юристам.

4

Сочинения, 1894, т. VI, с. 179 (здесь и далее цит. по книге П. Сергеича «Искусство речи на суде» — М.: Издательство Юрайт, 2009, с. 283.).

5

De oratore, II, 42.

6

Сергеич. П. Искусство речи на суде. — М.: Издательство Юрайт, 2009, с. 283.

7

Джордж Кэмпбелл (1719–1796) — шотландский философ и богослов.

8

Philosophy of Rhetoric, I, гл. VII, п. 4.