Мелькадрики

Михаил Блехман, 2006

«Мелькадрики» – новая книга замечательного современного писателя, лингвиста и переводчика Михаила Блехмана, представляющая из себя забавные беседы интеллигентов о жизни в доперестроечной советской России. Книга отличается обилием задорного и задиристого юмора, источником которого является сама жизнь, ее украшает блестящая авторская ирония и отличное знание всех тонкостей отечественного быта. В России всегда посылали, посылают, и будут посылать. В противном случае это уже будет не Россия. Но стоит ли двум обычным русским людям, Аркадию Фурману и Исаку Зильбербубен, сердечно прикипевшим к Родине, уезжать из этой страны, вызывающей такие сильные и трогательные эмоции?

Кадрик 3

Исак Менделевич покачал головой и домыл посуду. Услышанное произвело на него впечатление.

— Нет, — сказал он твёрдо, — отсюда нужно уезжать. И чем быстрее, тем лучше.

Они перешли в большую комнату, сели в мягкие кресла. На улицу выходить не хотелось, за окном собирался дождик.

— Что ни говорите, Аркаша, — проговорил Исак Менделевич, — а наш народ — это что-то особое. Кремень.

— Да-а, — согласился Аркадий Ильич. — Такой народ — ещё поискать.

Исак Менделевич съел шоколадную конфету и припомнил:

— Прошлой зимой послали меня по обмену опытом в Ленинград.

Мороз был жуткий, ехали ночью, а в поезде — ни света, ни воды, да ещё и не топят. Все сидят одетые, в шапках, зубы стучат громче колёс. И так — восемь часов почти без остановок. Утром прибыли в Питер.

Спустился я из вагона на перрон. Свет только забрезжил, ветер с Финского залива. Не просто холодно, а как-то, я бы сказал, безысходно.

И вот первое, что мне бросилось в глаза, — это большущая очередь прямо на перроне. Думаю: за чем стоят? Мне-то ничего не нужно, просто любопытство одолело: за чем можно стоять ранним утром в такой мороз? Подхожу, спрашиваю:

— Православные, чего дают?

А они мне:

— Мороженое.

И едят его прямо там же, на перроне. Вот это народ!

Аркадий Ильич утвердительно кивнул:

— Едят что угодно и где угодно. У нас, например, на вычислительном центре работал парень — вы его знаете, Жора Либерштейн. Худющий — ужас, и всегда голодный.

— Помню, помню, он у меня останавливался. За день недельный запас провизии умял, дай ему Бог здоровья. Софа поражалась, куда всё у него девается, — живота ведь как такового и нет.

— Точно. Прожорливый, как Робин Бобин. Ну, вот однажды приходят они всем отделом с перерыва — кто где был, как водится. А Фира Хованская достала вымя.

— Откуда? — поразился Исак Менделевич.

— Почему откуда? В буфете купила. Коровье вымя достала в буфете по случаю.

Полкило взяла, очередь выстояла дикую. С продуктами тогда была напряжёнка, а тут как раз вымя выбросили прикопчёненное. Она его принесла в отдел и положила в окно между стёклами, а сама пошла в машинный зал, у неё по графику было полчаса машинного времени.

А Либерштейн, как обычно, голодный был как волк.

Смотрел он на это вымя, смотрел, потом не выдержал, достал из окна и принялся отрезать крохотным таким перочинным ножичком тонюсенькие ломтики и есть. Причём что интересно: вымя-то было фактически сырое, только чуть-чуть прикопчёненное. А так — резина резиной.

Я ему говорю:

— Ты что, обалдел — сырое мясо жрать?

А он мне:

— Ничего ты не понимаешь. Вкуснейшая вещь!

Так за полчаса всё вымя и уплёл.

Тем временем возвращается Фира, смотрит — а вымени нет. Она побагровела — я такого в жизни не видел, вообще-то она очень выдержанная была, интеллигентная, — и как закричит, ну просто не своим голосом:

— Где моё вымя?! Чем мне теперь ребёнка кормить?!

Мы боялись — убьёт Либерштейна. Обошлось, правда. Но другая на Фирином месте точно убила бы.

Дождь так и не собрался. Выглянуло солнце, защебетали птички, и Аркадий Ильич предложил прогуляться. Погода была чудесная, народу на улице мало, рабочий день начался совсем недавно.

— Вот вы рассказывали про поезд, — проговорил Аркадий Ильич. — Поезд, я вам скажу, это те же кагаты.

— В каком смысле? — удивился Исак Менделевич.

— Понимаете, наш поезд — это тоже особый мир.

— Государство в государстве?

— Вот именно! Сколько я накатался в поездах — это представить себе невозможно. Вообще, я вам скажу: кто в наших поездах с моё не поездил, тот России не знает.

— Ну, это вы немного преувеличиваете.

— Нет-нет, вот послушайте.