Брак под короной

Светлана Игоревна Бестужева-Лада, 2015

Закадычная подруга внезапно дарит молодой женщине Елене путевку на неделю в Париж. При этом Елена должна передать человеку, о котором ей ничего не известно, какое-то письмо и получить ответ. Невинное путешествие обернулось настоящим детективом: сначала во Франции, а потом в России. В результате, чудом пройдя через все приключения, Елена по страстной и взаимной любви становится женой богатого французского аристократа.

Глава третья. Дунька в Европе

Через два дня, с утра пораньше, я уже была у Аси. Там какой-то ее приятель-визажист придал моей не слишком оригинальной физиономии максимально возможное сходство с фотографией на загранпаспорте и помог надеть действительно красивый парик — практически копию Аськиной шевелюры. Лететь мне предстояло в брючном костюме моей подруги, так что свои брюки и курточку я оставила у нее, а сама переоблачилась в очень элегантный и наверняка не дешевый наряд в бежевых тонах.

Дымчатые очки довершили создание двойника: из зеркала на меня действительно смотрела Ася. Сама же она, умело скрывая нервозность, объясняла мне, где путевка, где страховка, а главное — заставила наизусть затвердить номер телефона, по которому следовало позвонить в первый же день прилета, и фразу, которую обязательно нужно сказать. Пароль, в общем.

После этого она с помощью того же визажиста придала себе максимальное сходство со мной и мы отправились в Шереметьево. Впервые я ехала в так называемом «лимузине» и чувствовала себя не то миллионершей, не то эстрадной звездой, не то героиней какого-то фильма из великосветской жизни. Точно сказать не могу, знаю только, что элегантная блондинка в фирменном прикиде у меня с моей собственной персоной никак не ассоциировалась. Мне просто казалось, что я вижу свой очередной несбыточный сон о Париже, вот и все.

Аська клюнула меня в щеку и пожелала счастливого пути и мягкой посадки. После чего довольно шустро затерялась в толпе пассажиров и встречающих, хотя направилась не к самому выходу, а куда-то вбок. Ну, мало ли что там могло находиться, правда? Я же целиком сосредоточилась на совершенно новой для меня процедуре вылета за границу.

Проходя таможенный контроль я заставила себя мысленно повторять супербессмысленную детскую считалку про десять негритят. Зачем? А затем, что будучи довольно начитанной девушкой я в каком-то фантастическом произведении о телепатах почерпнула такую интересную вещь: если повторять в уме что-то, совершенно не имеющее отношение к текущему моменту, то твои настоящие мысли никто прочитать не сможет.

Пограничники, конечно, не телепаты, но кто их знает! В газетах вон пишут, что они все как один отличные физиономисты и неплохие психологи. Возможно и так, но на меня они обратили ровно столько же внимания, сколько на остальных пассажиров, то есть мазнули взглядом по лицу и поставили соответствующую отметку в паспорте.

Так что некоторое время спустя, дрожа от восторга, ужаса и возбуждения, я благополучно миновала таможенный и паспортный контроль в Шереметьево и направилась навстречу чудесной неизвестности. И чудеса не замедлили сказаться: первым делом я столкнулась нос к носу со своим непосредственным начальником и его супругой, которые, к счастью, летели не в Париж, а в Анталию.

Я чуть было не поздоровалась, приготовившись давать объяснения, почему я болтаюсь в международном аэропорту, если отпрашивалась в больницу, но вовремя прикусила язык. Шеф меня не узнал! После этого я чудесным образом успокоилась и окунулась в атмосферу собственно путешествия.

То есть погуляла по самому аэропорту, посмотрела на ассортимент товаров в магазинчиках «Дьюти-фри», купила себе в дорогу какой-то красивый журнал. Я даже успела выпить чашечку кофе — довольно безвкусного, должна сказать, — когда объявили посадку на мой рейс.

Перелет прошел в состоянии абсолютной эйфории: я даже не думала, что бывают такие большие и полупустые самолеты, где в заднем отсеке (для курящих) можно выбрать кресло рядом с иллюминатором и любоваться пейзажами, попивая предложенную стюардессой минералку.

Кстати, вместо минералки можно было заказать и что-нибудь покрепче, но в этом плане я на себя не слишком надеялась. Ведь для чего люди пьют? Для дури и для запаха — вот для чего. Дури у меня, если верить супругу, своей хватало, а для запаха имелись вполне приличные духи. Я и без горячительных напитков была слегка под хмельком от начавшей сбываться сказки.

Не отказалась я и от чашечки кофе после обеда, состоявшего из пластикового подносика с булочкой, кусочком сыра, котлеткой и какой-то зеленью. А еще был кофе и вполне приемлемое пирожное, которое я тоже оприходовала: кутить так кутить, особенно если учесть, что платить за все это не приходилось. В общем, я боялась признаться самой себе, что попала просто в сказку. Три часа полного счастья — да это же просто невероятно!

Вот в состоянии такой эйфории я решила проверить, не снится ли мне все это, и достала из сумочки паспорт. До сих пор я его как следует рассмотреть так и не удосужилась, ограничилась фотографией. Я полюбовалась красивой французской визой, полистала странички…

Странно. Ася довольно часто ездила за границу, но это никак не было зафиксировано в паспорте: только одна-единственная туристическая виза во Францию. Новый паспорт? Наверное, в старом у нее уже и места не осталось для виз. Да нет, выдан довольно давно, почти год тому назад. Странно, право…

И тут я прочитала три слова, которые меня, мягко говоря, поразили. Анастасия Михайловна Соколова. Девичья фамилия Аси, по мужу она — Яблонская. Как же ей удалось проскочить ОВИР под своей девичьей фамилией? Что за чудеса?

Между прочим, Аська ни словечком не обмолвилась о том, что паспорт мне дала с такими вот «исходными данными». Наверняка и в списке руководителя группы я числюсь под той же фамилией. Очень во время я проявила любопытство: было бы страшно интересно, если бы при проверке списка я не откликнулась, хотя группа была уже практически пересчитана по головам. Что за странная забывчивость? И главное, зачем ей это все нужно?

И тут меня словно током ударило: я вспомнила, что именно неприятно поразило меня в одном из наших последних с Асей разговоре. Она сказала:

«А в Париже с делом справится кто угодно, лишь бы долетел благополучно туда и обратно». Вот это «лишь бы» и сидела во мне невидимой занозой. Почему я не спохватилась тогда, не потребовала объяснить мне, в какую авантюру она меня втягивает? Конечно, она могла бы в ответ выдать очень складную и убедительную версию, правда, не имеющую ни малейшего отношения к действительности. Но все же…

Как же хорошо она меня знает! Она знала, что не услышит от меня никаких дотошных вопросов, что, услышав заветное слово «Париж», я проглочу любую кое-как сляпанную версию. И я ведь именно так и поступила, хотя любой другой человек на моем месте впился бы в Асю мертвой хваткой и заставил рассказать все в мельчайших деталях. А она выбрала меня, и в очередной раз не промахнулась и не просчиталась.

Н-да! Впору потребовать, как это делал один из современных литературных героев: «Остановите самолет, я слезу». К сожалению, это невозможно, самолет остановится только в том пункте куда направляется. И благополучно я туда, безусловно, долечу, потому что подозрительных личностей в самолете не заметила.

Впрочем, для верности я прогулялась по всем салонам авиалайнера и не обнаружила абсолютно ничего подозрительного. Да и пассажиров было всего несколько десятков. Семейные пары, особенно с детьми, отметались сразу: так террористы или злоумышленники не маскируются. Женщин было мало, но они держались как-то обособленной группой и были очень недурны собой. Наверное, манекенщицы. Остальных теток я знала: они были из моей группы, равно как и несколько мужчин. Те же джентльмены, которые находились в самолете вне нашей группы, выглядели крайне солидно и респектабельно. Непохожи…

Хотя откуда я знаю, как они должны на самом деле выглядеть? Если злодей и преступник, то обязательно с густой черной бородой, зловещей усмешкой и черной повязкой на одном из глаз? Глупо и смешно, наконец.

Да, нужно было Анастасии Михайловне устроить допрос с пристрастием и третей степенью устрашения. Только вряд ли она сказала бы правду. Скорее всего, загрузила бы меня таким количеством всевозможных иностранных терминов, что я сама бы отказалась все их выслушивать и махнула рукой. Лучшая подруга, подумать только! Нет, назло ей слетаю туда и обратно вполне благополучно. И обязательно получу свою законную долю удовольствия. А там видно будет.

Между прочим, очень даже возможно, что по другому, настоящему своему заграничному паспорту она тоже улетела куда-нибудь за границу. Насколько я помню, деловые связи у нее и ее супруга были по всей Европе и, естественно, в Америке. Не могла же она разорваться пополам, чтобы быть одновременно в двух или даже трех местах. Вот она и соорудила из меня двойника. То-то мне показалось в Шереметьеве, что она не на выход отправилась. Ну, Аська! Ладно, вернусь — разберемся во всем и со всеми, мало никому не покажется.

Самолет как раз пошел на посадку, так что нежный радиоголос посоветовал всем пристегнуть ремни и по возможности не шастать по салону. Возможно, кто-то из стюардесс засек мою разведывательную прогулку и теперь решили перестраховаться. Хотя, террористы, которые в фильмах захватывают самолет, делают это обычно или сразу после взлета или посредине пути. А вот непосредственно перед посадкой… Мне лично таких фильмов глядеть не доводилось.

У английского поэта Киплинга есть строчки-заклинания; «А я хочу в Бразилию, в Бразилию, в Бразилию, увижу ли Бразилию до старости моей?..» Так вот, если вместо «Бразилия» поставить «Париж», получится то, что ваша покорная слуга бормотала про себя с юности и до приземления самолета. Голубая, хрустальная, самая заветная мечта: увидеть Париж и… Не умереть, конечно, но жить дальше, сознавая, что сказка все-таки стала былью. Если. чего-то сильно захотеть — обязательно сбудется.

И вот огромный аэробус плавно приземляется в парижском аэропорту имени Шарля де Голля, а мне хочется ущипнуть себя: сколько раз мне снился этот момент! Щиплю — не помогает, все равно иностранный аэропорт с незнакомыми запахами и непонятной речью гостеприимно распахивает передо мной стеклянные двери, турникеты и так далее и тому подобное.

Людей практически не было видно, в залах стояли полупустые и вовсе пустые кожаные кресла и диваны. Здесь таможенники работали не так, как в России, а очень, я бы сказала, весело. Весело сверив мои паспортные данные с какими-то другими данными в компьютере, огромный улыбающийся негр-таможенник, не взглянув на мой багаж, шлепнул в паспорт разрешительную печать и пропел: «Мерси, мадам!».

Я не снесла восхищения и закричала во весь голос:

— Господи, неужели меня целую неделю никто не назовет не то что женщиной, но даже девушкой?

Действительно, целую неделю меня только и называли — мадам. В переводе с замечательного французского языка это означает «моя дама» и, согласитесь, приятно отличается от нашего туалетно-гинекологического обращения к согражданам. Когда еще доберемся до «сударыни и сударя», тем более — до «госпожи и господина»! Как отлаял товарищ Шариков семьдесят лет тому назад, что «господа все в Париже!», так и живем.

Объяснить это невозможно. Это надо слышать. С утра до вечера и с вечера до утра, в любом кафе, магазине, парикмахерской, автобусе, да и просто на улице слышать, как тебя называют «мадам». Мерси, мадам. Бонжур, мадам. Сию секунду, мадам, К вашим услугам, мадам. Фантастика!

Не преувеличу, если скажу, что о Париже я прочла все, что можно было прочесть на обоих языках — русском и французском — видела много фильмов и пропасть фотографий. Мечта, таким образом, теоретически была изучена вдоль и поперек, но практически оставалась недоступной. И вот — наконец-то!

Кстати, я была права: когда наша группа собралась в условленном месте и появилась переводчица, то перекличка была произведена. Хорошо, что я оказалась готова к этому мероприятию и сумела откликнуться, как ни в чем не бывало.

Пока мы ждали автобуса, который и должен был отвезти нас в вожделенный рай, несколько человек, уже изнывшихся по никотину, устроились чуть поодаль от остальных рядом с большой хромированной пепельницей, точнее, вазой на тонкой ножке, которая и выполняла вышеуказанную функцию. Естественно, я присоединилась к ним. Менее естественно было только то, что я была тут единственной женщиной, поэтому остальные дамы посмотрели на меня, мягко говоря, без особой приязни. Я даже уловила довольно громкий шепот одной из них:

— Не дай бог такую соседку по номеру!

Вопроса о том, хочу ли я видеть ее или кого-нибудь еще в качестве соседки, у нее даже не возникло. Впрочем, в молодости я тоже считала курящих женщин падшими созданиями. Но времена все-таки меняются, пора бы и нравам стать более широкими и терпимыми.

— Вы первый раз в Париже? — спросил меня один из коллег-курильщиков.

Я кивнула.

— Ну, тогда вам будет интересно, — великодушно сообщил он мне. — А меня супруга второй раз сюда притащила, хотя лично я предпочел бы Вену или хотя бы Прагу. Пиво в Париже отвратительное.

На какую-то секунду я даже остолбенела. Меньше всего в любом городе мира меня бы волновало качество местного пива. Правда, я вообще равнодушна к этому напитку. Но оценивать Париж с такой точки зрения мне показалось просто святотатством.

— А что они там в компьютере высматривают, не знаете? — перевела я разговор на менее скользкую для меня тему. — Вы-то наверняка знаете, если много путешествуете.

— Конечно, знаю, — не скрывая удовлетворения, отозвался мой собеседник. — Смотрят, не находитесь ли вы в международном розыске. Некоторые особо умные считают, что в составе туристической группы легче проскочить, нас же почти не досматривают.

В этот момент переводчица позвала нас к автобусу, и мелькнувшая у меня в голове довольно занятная мысль куда-то подевалась. То-есть, в голове-то она, конечно, осталась и когда-нибудь вынырнет на поверхность, но в данный конкретный момент я ее безнадежно упустила. Жаль, мне показалось, что мысль на сей раз была довольно оригинальной, более того, отвечала на многие особенно острые вопросы, которые возникли у меня в связи со странным заграничным паспортом.

Мы уселись в чистенький, комфортабельный автобус и под ласковым майским солнышком отправились в путь — в гостиницу под названием «Монтерей», расположенной, как я потом выяснила, возле одноименной станции метро. Между прочим, конечной на этой линии, так что жить нам предстояло, судя по всему, на окраине. Хотя парижские окраины… С их расстояниями — это наша Москва в пределах третьего транспортного колечка.

Действительно, эта самая «окраина» меньше всего походила на наши «спальные районы». Современное многоэтажное здание гостиницы, все в тонированных стеклах, фасадом выходило на очень уютную небольшую площадь, которую с трех сторон обрамляли пятиэтажные дома классического для Парижа стиля, хотя и новые.

Тут меня подозвали за ключом от номера. Мои коллеги по путешествию уже их получили и даже успели обсудить, где и что выгоднее всего покупать. Мысленно я дала себе страшную клятву не выдавать своего знания языка, иначе меня тут же запрягли бы в качестве гида-общественника по магазинам. А такая программа «наслаждения жизнью» меня категорически не устраивала.

Ася позаботилась обо всем: даже переплатила за отдельный номер в гостинице. Никакой роскоши: небольшая комната с широкой удобной кроватью, пара кресел, журнальный столик, шкаф для одежды. Естественно, отдельный санузел в розовом кафеле и зеркалом во всю стену над ванной.

Чистые, пушистые полотенца, блеск никеля, ослепительно белый фаянс. И — запах уюта и элегантности, который, когда я уже позже познакомилась в Москве с появившимися всевозможными освежителями воздуха, всегда вызывал у меня в памяти Париж, отель «Монтерей» и вид с седьмого этажа на город моей мечты. Была видна Эйфелева башня, рафинадно-белый, точно игрушечный собор Сакре-Кер на Монмартре и какая-то совершенно прямоугольная стеклянная башня, мне пока не понятная. То есть в книгах я о ней не читала и в кино не видела.

В этом отдельном номере я обнаружила также два пакетика растворимого кофе, два пакетика чайной заварки, маленькую упаковку сахара, пару печений и мини-электрочайник. Так что действительно не было никакой необходимости тащить с собой банку с кофе, сахар и кипятильник с кружкой.

Равно как и мыло с шампунем — все это уже было в ванной комнате и, как я потом обнаружила, возобновлялось по мере необходимости. В моем случае, каюсь, ежедневно. Благо никто не мог поймать меня за этим малопривлекательным занятием: коллекционированием пакетиков и флакончиков.

И уж тем более никто не мог помешать мне в осуществлении моей благородной и нелегкой миссии: кое-что передать, кое-что получить. Вот только как я буду объясняться с этим типом, пусть хоть и по телефону? Как только я вошла в отель, мои знания языка испарились начисто. Собственно говоря, они это сделали еще в момент приземления самолета. От радости осуществленной мечты у меня, по-видимому, случился легкий приступ амнезии.

К тому же я хотела пить, и не кофе или чай, а просто попить воды. Как утолить эту жажду было непонятно: воду из-под крана я, дитя России, не могла решиться пить даже в одной из самых блестящих европейских столиц. Самым разумным мне показалось разыскать горничную и знаками объяснить ей ситуацию.

Согласно сложившимся у меня по французским фильмам представлениям о гостиницах, горничные там в невероятных количествах суетились на каждом этаже. Увы, в этих фильмах демонстрировались явно не двухзвездочные отели для туристов: на этаже было пусто.

В поисках горничной я шагнула за дверь номера и она с легким щелчком электронного замка захлопнулась за мной. Ключ же, естественно, остался внутри. Вот тут я сразу вспомнила все, чему меня учили в школе и в институте, и вполне связно изложила примчавшейся на мои вопли горничной свои проблемы…

Напившись воды и успокоившись, я подняла телефонную трубку, набрала номер и произнесла намертво заученную за последние два дня фразу:

— Могу я поговорить с месье Анри Берри, пожалуйста?

Как ни странно, меня поняли. И, если я в свою очередь правильно поняла своего собеседника, то мне надлежало через два дня в составе нашей туристической группы посетить музей парфюмерии. Там наша встреча и состоится, причем для пущей верности я должна была держать в руках французскую газету. Любую. В общем, наверное, правильно: российские граждане шастают по Парижу с сумками, а не с газетой на чуждом им языке.

Два дня, таким образом, оказались полностью в моем распоряжении, и я могла наслаждаться жизнью, как мне и было обещано. Но утром я обнаружила, что любимые босоножки, взятые с собой специально для долгой и беспроблемной ходьбы, уже создали мне проблему. Они не выдержали даже первого дня соприкосновения с парижской мостовой и просто развалились. Это уже смахивало на трагедию: кроме них у меня была только пара кроссовок, в которых я прилетела. Но целый день в них по той жаркой погоде, которая была в Париже… И думать нечего!

В совершенно растрепанных чувствах я выглянула в окно и увидела нечто неожиданное для Парижа, но прекрасно знакомое по Москве: барахолку под окнами отеля. Как выяснилось, мне просто повезло, поскольку функционирует это явление один раз в неделю, по понедельникам. Но это все я узнала потом, а тут мухой слетела на первый этаж и понеслась через дорогу к первому же обувному развалу. На нем мне в глаза бросились так называемые «сабо» темно-соломенного цвета, оказавшиеся как раз впору. А лучшее, как говорится, враг хорошего.

— Сколько с меня? — спросила я хозяина.

— Десять франков, мадам, — с обязательной для них всех улыбкой ответил он.

— Вы шутите? — заподозрила я.

Заподозрила не случайно: я уже знала, что именно столько стоит чашка кофе. Но чтобы практически новая обувь…

— Вовсе нет, — уже серьезно отозвался он, — а вот эту пару, например, могу уступить за пять франков. Тут все цены такие.

И я купила сабо. А поскольку время до утреннего сбора группы у меня еще оставалось, я немного побродила по толкучке, приобрела очень пикантную белую и почти прозрачную ночную сорочку (за те же десять франков!) и широкополую соломенную черную шляпу. В общем, мотала деньги с наслаждением, но самое интересное заключалось в другом: все три мои покупки до сих пор мне исправно служат. Париж есть Париж!

Когда все собрались в холле гостиницы, одна из дам обнаружила мою обновку (сабо, разумеется, а не ночную рубашку) и страшно взволновалась:

— Где вы это купили? Последний писк моды, настоящая кожа… Сколько это — франков двести, наверное.

— Да нет, — довольно прохладно отозвалась я, — франков десять. У меня туфли развалились, а там, через дорогу барахолка.

— Но они же новые! — возмутилась дама. — Зачем вы мне голову морочите?

С неподдельным изумлением я воззрилась на свои ноги и поняла, что сабо действительно практически ненадеванные. И, наверное, действительно кожаные, раз эта дама так считает. Я-то в таких вопросах слабо разбираюсь. Что ж, возможно, я купила краденную вещь. Или кто-то выбросил — у богатых свои причуды.

Кончилось тем, что почти вся группа ринулась на толкучку, но вернулась довольно быстро, причем сильно разочарованная: барахолка и есть барахолка, обноски и лохмотья. Так и осталась у них абсолютная уверенность в том что я их просто разыграла, а сабо привезла из Москвы. Или купила накануне в одном из магазинов, пока нас возили в автобусе на обзорную экскурсию по городу: периодически-то мы из автобуса выходили и что-то там рассматривали. Я их не переубеждала, мне вообще было глубоко наплевать на то, какие умозаключения они делают насчет моего поведения.

Но в этот раз нас водили по городу с обзорной экскурсией пешком, и я искренне наслаждалась каждой минутой. Правда, уже к исходу дня обнаружила, что полноценному наслаждению что-то мешало. Поразмыслив, я пришла к выводу, что мешает сама обстановка. В замечательном городе Париже не оказалось многого того, к чему я за тридцать с лишним лет жизни привыкла в родной Москве.

Во-первых, не было грязи. То-есть, разумеется, по нашим меркам. Одно дело — бросить окурок или бумажку на тротуар, где и без того хватает всякой дряни, и совсем другое — на абсолютно чистые плитки.

При том, что местные жители курят даже там, где у нас это категорически запрещается: в метро, магазине и так далее — они как-то исхитряются не оставлять следов. На мою психику, например, это действовало просто угнетающе.

Во-вторых, не было очередей. Ни за чем. Согласитесь, что войти в магазин, полный народу, потолкаться у прилавков, убедиться, что купить ничего невозможно из-за цены и с достоинством удалиться — это элементарно.

Но войти в пустой магазин, где продавец или даже сам хозяин встречает тебя, как дорогого гостя, и уйти с пустыми руками — задачка не из легких. Меня постоянно грызла совесть из-за того, что я как бы отрываю от дела занятых людей и ничем им потерянного времени не компенсирую.

В-третьих, все вокруг улыбались. Просто так или друг другу. У нас таких «улыбчивых» обходили бы за километр — ясно же, что с приветом. А тут наоборот: все друг другу рады, все в хорошем настроении и практически все мужчины выражают достаточно прозрачное намерение поухаживать за белокурой туристкой. Впрочем, цвет волос тут значения не имел: по-моему, французы автоматически волочатся за каждой юбкой. Это у них что-то вроде национального спорта.

И выражают это не только обращением, но и бесчисленными комплиментами. Француз, кажется, заболеет, если за пятиминутную беседу не найдет возможности сделать минимум восемь комплиментов: прическа, улыбка, глаза, руки, колечко, ноги, платье, обувь… Голос, разумеется, музыкальный. А уж французским мадам владеет в совершенстве.

Если с прической и улыбкой меня еще можно в чем-то убедить, то насчет языка и акцента сомнений не было. Мой французский далек от совершенства, тут я себя не обманывала, а то, что я — русская, французы определяли с первого слова. Наверное, именно в нем «неуловимый» акцент был особенно заметен.

Но все равно абсолютно все клялись, что мадам разговаривает как настоящая парижанка, и акцент пропадает со второго слова. Ох, уж эта французская галантность! Ее масштабы невозможно себе представить, пока не столкнешься с ней, так сказать, лицом к лицу.

В Париже я сделала еще одно сногсшибательное открытие: французам на самом деле наплевать, что на даме надето. Хотя культ женщины там находится на должной высоте. Неписаное правило каждого уважающего себя француза — говорить даме комплименты. Даже своей законной мегере он ежедневно делает не менее восьми комплиментов, причем так же естественно и непринужденно, как мои соотечественники пользуются ненормативной лексикой. А уж сделать комплимент той, за которой еще только ухаживаешь… Тут, как говорится, пределу совершенству нет.

Сначала я попадалась на эту удочку практически мгновенно и от растерянности делала массу ненужных покупок и вообще поступков. Принес официант в кафе заказ и непринужденно интересуется: а что мадам делает сегодня вечером?

И хотя мадам, мобилизовав остатки здравого смысла, понимает, что происходит чисто профессиональное охмурение клиентки, она все равно смущается и заливается румянцем, на секунду поверив в собственную абсолютную неотразимость. В Москве-то от таких знаков внимания давным-давно отвыкла, а если честно, то вообще не помнит — были ли они.

В том же кафе достаточно улыбнуться соседу — и можно больше ничего не делать. Он сам начнет разговор, сам будет его поддерживать, сам назначит свидание. Отказ воспринимается как нечто само собой разумеющееся: как мадам хочет. Все, буквально все делается, «как хочет мадам».

Все это мне в нескольких фразах объяснил хозяин небольшого ресторанчика, где проходил очередной ужин нашей группы. Оторвавшись, по своему обыкновению, от коллег, я пришла туда чуть раньше и решила выпить на террасе рюмку мартини. Страшно мне это нравилось — чашка кофе или рюмка мартини в приглянувшемся кафе.

Пока я предавалась этому невинному пороку, ко мне подсел мужчина из-за соседнего столика, который уловил — еще бы не уловить! — акцент в моем французском и заинтересовался его, акцента, происхождением. А может быть, просто заинтересовался мною — у людей бывают самые разные вкусы.

В любом случае, после десяти минут беседы о моей национальности и не менее пятнадцати комплиментов моей прическе, фигуре, улыбке, рукам и даже безупречному (!) французскому месье предложил мне заплатить за мой мартини.

В панике я бросилась за помощью к хозяину, свято помня отечественную заповедь: «Кто даму ужинает, тот ее и танцует.» Предложила дать деньги ему, хозяину, чтобы он вернул их этому месье. Но хозяин моей паники не разделил:

— А почему бы месье и не заплатить за ваш мартини?

— Но я же не собираюсь потом… И вообще у нас в России не принято…

— У вас не принято, у нас в порядке вещей. Если месье хочет потратить деньги на даму — это его личное дело. Но и дама вольна после этого поступать так, как ей хочется. Чего хочет женщина, того хочет бог…

И действительно мой мимолетный знакомый совершенно спокойно перенес отказ провести с ним этот вечер. Когда впоследствии я узнала, что французы, опять-таки вопреки расхожему мнению, скуповаты, чтобы не сказать больше, я поняла, что действительно произвела впечатление на кавалера в ресторане. Ошибку я учла и даже сделала из нее кое-какие выводы на будущее.

Зато эта же поездка камня на камне не оставила от нашего расхожего представление о том, что парижанка — это идеальная фигурка на высоченных каблучках, накрашенная, надушенная и элегантно одетая. Этот собирательно-идеализированный образ на самом деле не имеет ничего общего с действительностью. То, чему подражают наши девицы и дамы, это — женщины легкого поведения, которые именно так и выглядят, профессионально привлекая к себе внимание.

А в общем и целом, у нac одеваются более броско и вычурно, чем в Париже. Парижанки же…

Если она на работе, то чуть-чуть подкрашена, безукоризненно причесана и, безусловно, одета во что-то. Но во что — определить довольно трудно. Главное ощущение — абсолютной свежести и чистоты. Облупившийся маникюр, черные, пятки немытые волосы — всего этого просто как бы не существует.

Ну и, наконец, я обнаружила, что с моим французским языком можно быть гидом в Москве — и только. Да и разговорный язык несколько отличался от литературного, к тому же говорят все очень быстро. Сначала мне было стыдно за постоянное недопонимание собеседника, потом — неловко, а потом…

А потом я просто смирилась с собственной неполноценностью, определив ее для себя так: «Ну вот, пустили Дуньку в Европу!». И стала вести себя соответственно: перестала притворяться француженкой. После этого стало полегче. Мораль: лучше всего быть естественной.

Но даже с таким знанием языка я могла позволить себе роскошь оторваться от нашей группы с переводчиком и всласть бродить по улицам, о которых читала, которые видела в кино и которые не чаяла узреть собственными глазами. За два дня я «нарезала» столько километров, сколько в родной Москве наверняка бы осваивала целый год.

А когда уставала, присаживалась за столиком в первом попавшемся кафе. Если бы не мысль о том, что мне предстоит выполнить роль курьера при достаточно таинственных обстоятельствах, я была бы совершенно счастлива. Хотя бы потому, что мой французский язык становился все лучше и лучше по мере общения с его носителями.

Но главной причиной для некоторой нервозности была, конечно же, предстоящая встреча. Она несколько омрачала чувство праздника, который, если верить Хемингуэю, в Париже всегда с тобой. Великому писателю было легче: его никто не заставлял выполнять сомнительные конспиративные поручения ближайшей подруги. Но Париж есть Париж: его обаяние мгновенно изгоняет всякие мрачные мысли и оставляет только приподнятое настроение.

К тому же художественная литература и прочие изящные искусства прочно вбили в российские головы — преимущественно, конечно, в прелестные женские головки — стереотип «настоящего француза». Внешне — помесь Алена Делона с Жаном Маре, благородный мушкетер с головы до ног, потрясающий любовник и ценитель женской красоты. Весь этот винегрет густо приправляется бесконечными походами в шикарные рестораны, прогулками по Булонскому лесу и Лазурному берегу и бриллиантовой диадемой на ночном столике — «маленький сувенир, дорогая».

И все это, как ни прискорбно, просто бред сивой кобылы в ясную майскую ночь. В массе своей французы ничуть не красивее соседа дяди Васи, только моются два раза в день, не плюют на тротуары и говорят на красивом незнакомом языке. Ну и на женщин смотрят скорее с приязнью, чем с раздевающим даму высокомерием. Все остальное — тех же щей, да пожиже влей. Пардон, не щей, а лукового супа.

Но ведь известно, что женщины — существа любопытные, доверчивые и в большинстве своем склонны к авантюрам, особенно если какое-то время находятся без присмотра и контроля. Туристическая поездка в замечательный город Париж именно эту бесконтрольность и предоставляла. Посему очередная авантюра не заставила себя ждать, тем более, что сроки поджимали: шесть дней — это почти ничто. И одновременно — бездна времени.

Итак, знание языка позволило мне существовать в Париже относительно независимо от группы. Посему теплым солнечным днем я брела по старинным узким улочкам недалеко от Люксембургского сада в поисках «исторических мест»: с детских лет обожаю роман Александра Дюма «Три мушкетера», помню его практически наизусть и решила своими глазами увидеть основные места действия.

Улицу Феру — ту самую, на которой жил благородный Атос, мне удалось найти довольно быстро. Да и дом тоже: в длину улица простиралась от силы на пятьдесят метров при пятиметровой ширине. Пока я пялилась на подходящий архитектурный объект — старинный узкий трехэтажный дом, около меня затормозила машина и приятный мужской голос осведомился, не может ли он быть чем-нибудь полезен мадам.

— Благодарю вас, — несколько опешила я, — особых проблем нет. Так, ищу кое-какие исторические памятники.

— Тогда надо начинать с острова Сите, самой старой части города. Могу я предложить свои услуги? Мадам ведь иностранка?

Вопросительная интонация меня доконала. Не услышать тяжелый русский акцент в моей речи мог только другой иностранец. И то вряд ли. Я взглянула на собеседника: двухметровый мужик внушительной комплекции и с довольно обаятельной улыбкой. Но ни мужественного шарма Жана Маре, ни неотразимости Алена Делона я не приметила. Да и фигура подкачала: из всех мушкетеров он больше всего походил на великолепного Портоса — наименее любимого мною персонажа романа.

В Москве исход событий был бы предрешен мгновенно: вежливый отказ и поспешное отступление. Но вольный воздух Парижа сыграл со мной очередную шутку: я согласилась. Отказаться от общения с настоящим, живым французом, да при этом прокатиться на машине по городу — кто ж от такой халявы отказывается? Тем более, что на родине меня даже в метро кататься давненько не приглашали. Почему-то.

Этьен — так звали моего нового знакомого — оказался просто находкой. Он умудрялся ловко вести машину через пробки и водовороты парижских улиц, рассказывать мне об этих самых улицах и одновременно делать комплименты. Похвалы удостоилось все: прическа мадам, туалет мадам, глаза, нос, улыбка, цвет лица, шея, подбородок, руки, туфли, кольцо, браслет, духи. Я же говорила — национальный спорт.

После часовой экскурсии Этьен предложил посидеть в каком-нибудь кафе, выпить по рюмочке мартини. Ему и в голову не пришло, что он за рулем — там на такие вещи смотрят много проще, а аварий по вине пьяных водителей почему-то меньше. Отказываться от рюмочки мартини у меня было еще меньше оснований, чем от прогулки в автомобиле. А удовольствия от этих «посиделок» я получила ничуть не меньше.

Каким-то образом эти самые французы исхитряются устраивать из ухаживания за женщиной целое шоу — и для нее самой, и для окружающих. Начинаешь чувствовать себя одновременно королевой и примадонной, жесты становятся плавными, улыбка — кокетливой и вообще появляется принципиально новое и совершенно восхитительное ощущение — желанной и красивой женщины.

И это — норма. Я потом присмотрелась, они за всеми женщинами так ухаживают, независимо от возраста и внешности. Клянусь, устоять невозможно. Только мысль о том, что я все-таки замужняя женщина, несколько отрезвила меня и заставила отклонить предложение «отдохнуть в тихом отеле».

Вот к этому я была морально решительно не готова. Возможно, это было глупо, но лечь с человеком в постель после трехчасового знакомства… нет! Не настолько уж я сексуально озабоченная, чтобы не могла несколько дней прожить без конкретного мужского внимания.

К тому же в голове гвоздем сидела мысль о предстоящей деловой встрече. Поэтому с Этьеном мы расстались как бы друзьями: он узнал, в каком отеле я проживаю, а я получила в обмен его визитную карточку. Вице-президент какой-то ассоциации. Понятия не имею, что это такое было, ибо больше нам встретиться лично было не суждено.

Тем временем, заветный день настал и я, к немалому изумлению нашего гида, чинно отправилась на экскурсию вместе со всей группой. Сама же с наслаждением лелеяла мысль о том, что после этого чертового свидания смогу, наконец, избавиться от Аськиного парика, который мне порядком надоел.

Стану сама собой — какое блаженство! Хотя и говорят, что каждая женщина в душе — актриса, но для меня ежеминутное нахождение «в образе» оказалось довольно трудной задачей. Не уверена, впрочем, что даже самая знаменитая актриса согласилась бы каждый божий день ходить в гриме. Или даже только в парике.

Так или иначе, в музее парфюмерии я была вовремя и с французской газетой под мышкой. Держать ее в руках оказалось не слишком удобно, поскольку музей, на самом деле, представлял из себя маленький коридорчик с экспонатами за стеклом и два огромных зала, битком набитых всевозможной косметикой.

Причем любую коробочку, любой флакон можно было купить, предварительно потрогав, понюхав или даже лизнув. Видит бог, я достаточно спокойно отношусь к духам, пудре и прочим парфюмерным изыскам. Но этот музей-магазин явно создавали профессионалы: неожиданно для себя самой я оказалась вовлеченной в процесс дегустирования. Буквально через несколько минут обе руки у меня уже благоухали всеми ароматами: продавщица капала по капле каждых духов на ладонь, на запястье — куда попадет.

Естественно, что в процессе этих манипуляций я не только забыла о своей «шпионской» миссии связной, но и благополучно выронила газету. Какой-то мужчина оказался настолько внимательным, что поднял ее и протянул мне. При этом он произнес длинную фразу по-английски, из которой я почти ничего не поняла.

— Простите, но я не говорю по-английски, — объяснила я этому милому человеку. — Спасибо, что подняли мою газету.

Незнакомец явно удивился, но тоже перешел на французский:

— Разве вы не англичанка? Мне казалось, что…

— Нет, вам только показалось. Извините, я наверное не совсем понятно изъясняюсь.

— Нет, что вы, вы великолепно говорите по-французски. Как вам наш музей?

— Ваш? Вы его владелец?

— Нет, я просто здесь работаю. В том числе, хоть и редко — с посетителями…

Какая-то баба, явно не из нашей группы, навалилась на прилавок рядом со мной и водила носом по витрине. Терпеть не могу таких клуш, а эта меня вообще почему-то безумно раздражала. Видит же, что люди разговаривают, неужели нельзя найти другое место? И где-то я ее определенно уже видела, во всяком случае, у меня было стойкое ощущение «дежа вю».

Мой собеседник, по-видимому, тоже почувствовал к бабе неприязнь.

— Если вы позволите, мадам, я мог бы показать вам совершенно уникальные экземпляры. Последние достижения нашей парфюмерии.

— Не знаю, удобно ли это, — замялась я, вспомнив к тому же, зачем вообще сюда явилась. — И у меня мало времени…

— Разумеется, удобно. И займет это буквально несколько минут. Кстати, позвольте представиться: Анри Берри.

Ах вот так? Что ж, значит, процесс пошел.

— Ну если вы настаиваете… Но всего несколько минут.

— Естественно, мадам. Никаких проблем.

Анри решительно взял меня под руку и повел куда-то вглубь музея. Похоже, той бабе, которая вызвала у меня такое раздражение, это не понравилось. Она сделала странное движение, как если бы собиралась последовать за нами, но во время опомнилась. Классическая ситуация: кого-то уводят в подсобку, чтобы одарить там вожделенным дефицитом. Будь это в родной Москве, я бы не удивилась, но здесь… Впрочем, женщины во всем мире одинаковы. А может, она тоже русская.

Анри провел меня в небольшой, но элегантный кабинет и… запер дверь на ключ. Мне это не очень понравилось, но, может быть, по сценарию так и полагалось. Да и чего, собственно говоря, бояться? Не убивать же он меня собирается.

— Кто вы? — спросил он вдруг, даже не предложив мне присесть.

Так и знала, что этот дурацкий маскарад ни к чему хорошему не приведет.

— Ася, — после небольшой заминки ответила я. — И должна вам сказать, что эта весна в Париже еще прекраснее, чем обычно.

Дурацкая фраза, но что делать, если именно ее выбрали в качестве пароля! Похоже, Аська все-таки перечитала детективов, причем не самого высокого пошиба.

— Париж прекрасен во все времена года, — с готовностью отозвался мой собеседник, — Простите, но мне казалось, что Ася знает английский.

— Зато Ася не знает французского, — огрызнулась я.

Помешались они на английском языке, честное слово! Мало того, что в Москве плюнуть некуда, чтобы не угодить в вывеску или рекламу на английском, так еще в Париже ко мне будут приставать с этим дурацким языком. Не знаю и знать не хочу!

А мужик очень и очень недурен собой, похож на того актера, который в моем культовом фильме «Три мушкетера» играл злодея-Рошфора, да и во многих других фильмах выступал в том же амплуа. Высокого роста, худощавый, смуглый, с начинающей седеть пышной черной шевелюрой и орлиным профилем. Везет же мне на персонажи из любимых произведений! То — Портос, то — Рошфор…

— Впрочем, это не важно. Что же касается дела…

Я молча вынула из сумочки конверт и протянула его Анри. Еще немного и мои мучения, наконец, закончатся.

А если ему приспичило побеседовать с Асей по-английски, пусть приезжает в Москву. Я не намерена портить себе остаток поездки чужими дурацкими играми. Железного занавеса на них нет!

Анри ловко распечатал конверт и быстро пробежал глазами какие-то бумаги. Похоже, прочитанное его устроило. Он удовлетворенно кивнул и убрал конверт в сейф. А оттуда достал… шариковую ручку. Миленькую, но совершенно обычную: сама видела такие в Париже несколько раз.

— Вот это вы передадите Асе. А это — небольшие сувениры для вас. Компенсация за беспокойство.

В качестве сувениров мне достались небольшой флакончик духов в шелковом мешочке и необычайно красивая пудреница. На ее крышке был выведен затейливый орнамент, и все это дело венчала королевская лилия. Не пудреница — мечта!

— Это наше, фирменное, — сказал Анри, явно довольный моим восхищением. — Я надеюсь, она будет напоминать вам о вашем путешествии в Париж.

Я достала из сумочки матрешку и вручила ему. Убогий, конечно, подарок, но что еще я могла изобрести? А это, как ни крути, русская экзотика, почти символ России. Не водку же ему дарить, в самом деле! Может, он непьющий…

— А как вас зовут на самом деле, мадам? — спросил Анри.

Я замялась. Но очень быстро разозлилась на всех тех, кто имел хотя бы косвенное отношение к этой поездке. Миссию я свою выполнила? Выполнила. Ну и славненько, теперь буду жить так, как хочу. Надоели эти загадки, сил никаких нет.

— Меня зовут Елена и я подруга Аси.

— Я бы принял вас за ее родную сестру. Сходство потрясающее.

— Долго старались… — пробормотала я.

— Кстати, что вы делаете завтра, мадам? — вдруг круто сменил направление беседы Анри. — Если у вас есть немного времени, я мог бы показать вам Париж.

Здравствуйте! А я-то собиралась избавиться от парика и очков. Оказывается, в них-то я и неотразима: не помню, чтобы в Москве, где я ходила в своем натуральном виде, кто-то пытался назначить мне свидание. Во всяком случае, последние пять лет.

— Завтра? Да ничего особенного, кажется. У нас экскурсия на Эйфелеву башню, но я боюсь высоты и…

Я осеклась на полуслове. Получалось — вроде бы изыскиваю повод для встречи. А между тем, как я с запозданием сообразила, сие предложение могло быть чистой формальностью, обычным проявлением вежливости. Французы — они такие.

— Прекрасно! — с энтузиазмом откликнулся Анри. — Значит, я заеду за вами в гостиницу. Только… приходите, если можно, без парика. В натуральном виде вы мне наверняка понравитесь еще больше.

— Вы уверены? — скептически осведомилась я. — Неужели так заметно, что это парик?

— Заметно для тех, кто умеет замечать такие вещи, — ответил Анри. — Что ж, будем перестраиваться на ходу, и, честно говоря, я этому рад.. Прежний сценарий меня не слишком вдохновлял.

Так… Московские загадки плавно перетекли в парижские тайны. Зачем нужно было столько мороки, чтобы привезти в Москву обыкновенную шариковую ручку? И документы прекрасно можно было послать по почте или через Интернет. Нет, ситуация мне определенно переставала нравиться. Во что же меня втравила драгоценная подруга?

— Тогда до завтра, мадам, — с изысканной вежливостью сказал Анри и, приложившись к моей руке, галантно проводил к выходу.

Я вышла из музея в некотором смятении и, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, присела за столик в ближайшем кафе, тем более, что наша группа все еще осматривала музей, точнее, делала там покупки.

Фишка состояла в том, что любые духи там продавались чуть ли не в три раза дешевле, чем в магазинах, поскольку были не в фирменных флаконах и коробочках, а просто в металлических золотистых пузырьках, наподобие аптечных. Кто же из наших дам упустит такую возможность? Кроме меня, в группе сумасшедших явно не было.

В порядке исключения вместо кофе я заказала мартини и принялась размышлять о том, что случилось, пытаясь как можно более четко выстроить цепь событий и хотя бы чуть-чуть разобраться в ситуации.

Поручение я вроде бы выполнила. Ручка пусть себе лежит у меня в сумочке, ничего интересного в ней нет. Флакончик духов прелестен, на запах — наплевать, какой бы он ни был, все равно при случае кому-нибудь подарю. Я — жуткий консерватор в плане ароматов и, как выбрала много лет тому назад «Клима», так и сохраняю ему верность, хотя в последнее время это становится все более накладным. Впрочем, любые другие приличные духи обошлись бы не дешевле.

А вот пудреница… Она с первого взгляда мне ужасно понравилась, и чем больше я ее рассматривала, тем сильнее восхищалась. Вещица была безупречной, даже то, что у лилии на орнаменте один из зубчиков был с небольшим изломом, ее не портило. Словом, сувениры мне понравились. И я переключилась на мысли о предстоящем свидании.

Особых сомнений у меня не было: Анри вызвал у меня большую симпатию, а от прогулки по Парижу в его обществе у меня ничего не отвалится. К тому же не исключено, что это последнее романтическое свидание в моей жизни. Муж? Муж далеко, и вряд ли у меня возникнет желание информировать его об этой части моей поездки. Да и неизвестно еще, что это будет за свидание. Может, прямиком отправят в Бастилию за то, что выдаю себя за другую. Или произойдет еще что-нибудь экзотическое.

За соседним столиком кто-то громко брякнул ложечкой о чашку, и это заставило меня оторваться от размышлений. Я подняла глаза и увидела… ту самую бабу, которая так не понравилась мне в музее. Она жадными глазами разглядывала пудреницу, которую я так и не удосужилась убрать обратно в сумку.

Поганка какая! Терлась около меня в музее, чуть не увязалась за мной к Анри, а теперь еще пялится на мой подарок. Завидует, небось, что самой такого не досталось. Я сунула пудреницу в сумку и с вызовом уставилась на бабу: что, съела? Глупее, конечно, вести себя было невозможно, но, по-видимому, воздух Парижа сыграл со мной злую шутку, начисто лишив осторожности и чувства меры. Знать бы, где упадешь…

Чтобы отвязаться от бабы, я взяла в руки ту газету, которую купила утром специально для свидания с Анри и стала ее просматривать. И тут меня ожидал несколько странный сюрприз: в конце одной из полос я увидела фотографию… Этьена. Вид у него был, прямо скажем, не самый блестящий. Я впилась глазами в сопроводительный текст и совсем ошалела.

Там было сказано, что солидный бизнесмен, вице-президент какой-то компании, стал жертвой нападения неизвестных хулиганов, когда накануне вечером возвращался домой. Его избили и ограбили, то есть забрали абсолютно все, что при нем было, да еще карманы вывернули. Я сверилась с лежавшей у меня в сумке визитной карточкой: все правильно Этьен Мартен, вице-президент… Бывают же совпадения на свете!

Тем временем баба за соседним столиком вроде бы потеряла ко мне интерес, отвернулась и стала приводить в порядок свою прическу — надо сказать, довольно невзрачную.

И тут меня пронзила страшная мысль: я собираюсь идти на свидание без парика, а как выглядят мои собственные волосы? И что делать, если я — ну, разумеется! — не сообразила взять с собой фен? Придется либо идти в парикмахерскую и выкладывать неизвестно сколько денег, либо… не ходить на свидание вообще. То есть выбора как такового, сами понимаете, не было.

Зато было свободное время до ужина и деньги, которые я фактически еще даже не начинала тратить. То есть никаких крупных покупок не делала, а кофе и мартини не в счет. Потом мне пришла в голову довольно здравая мысль: чем дальше от центра будет находиться парикмахерская, тем дешевле обойдется мне это удовольствие.

Я расплатилась, собрала свои нехитрые пожитки и пошла сначала в музей: предупредить нашего гида, что я отправляюсь в «самостоятельное плавание», поскольку следующий номер программы — визит в музей Родена — меня не слишком соблазнял. Понимаю, что такое пренебрежение великим искусством меня не красит, но…

После этого, сверившись предварительно с картой, я направилась в сторону своего, уже почти родного отеля, который, как показывала карта, был довольно далеко от респектабельных и, следовательно, дорогих кварталов. Попутно выяснила, сколько стоит укладка в шикарном салоне: около ста евро. Ну, такие деньги я, конечно, не собиралась платить, поэтому отправилась в путь, имея в виду найти что-нибудь поскромнее и, главное, подешевле.

Искомое обрелось где-то на половине пути: небольшой, всего на два кресла, салончик на тихой боковой улочке. Я осведомилась о цене: оказалось, вполне терпимо, причем на сумму, мысленно определенную мною на это удовольствие, можно было сделать еще и маникюр. Конечно, в Москве мне бы в голову не пришло выложить больше тысячи рублей на украшение своей персоны, но пятидесяти евро за то, чтобы стать красавицей, почему-то не было жалко.

Наверное, потому, что я испытала самое настоящее потрясение, когда вошла в салон и объяснила, что мне нужно. Впрочем, потрясение испытала не только я: весь не слишком многочисленный персонал заведения сбежался посмотреть на русскую, которая хочет сделать укладку и маникюр. Такого они еще не видели и, если честно, вряд ли увидят снова: мои не слишком богатые соотечественницы-туристки предпочитают тратить свои евро совсем по-другому.

Я тоже была потрясена, потому что ни разу в Москве не переступала порога салона красоты: меня вполне устраивала соседняя парикмахерская, где стрижка стоила пятьдесят рублей. Маникюр я вообще всю жизнь делаю сама, но тут вдруг безумно захотелось привезти «парижский маникюр» — напала такая блажь и все тут.

Конечно, я даже сама себе не призналась, что делаю все это исключительно ради завтрашнего свидания, но одновременно я испытывала ни с чем не сравнимое наслаждение — наслаждение сервисом.

Когда мне вымыли голову, порядком уставшую от парика, и приступили к сооружению прически, подошла девушка-маникюрша. Оказывается, тут не принято сажать клиенток за «операционный столик», накрытый белой простыней. Равно как не режут кожу (до мяса) металлическими ножницами. Пилочка, костяная палочка, крем для ногтей, крем для рук, массаж, лак…

И все это — одновременно с укладкой волос в скромную, но элегантную прическу, а девушка-маникюрша сидела на табуреточке рядом и все инструменты у нее на крохотном столике типа сервировочного. Неизвестно ведь, где мадам захочет сделать маникюр — возможно, как я, в процессе укладки. Или сушки под феном. Как пожелает мадам.

Я только хлопала глазами и старательно отвечала на вопросы, которыми меня просто засыпали: действительно ли я из России, как у нас там обстоит дело с женской красотой и женской жизнью вообще. Я старалась отвечать почти правду, лишь слегка маскируя ее по патриотическим соображениям.

Самое большое удивление у присутствующих вызвало то, что в России вовсе не все женщины носят косы, и что парикмахерские, салоны красоты и даже центры косметической хирургии у нас уже имеются.

После того, как все было закончено, а лак просыхал, мне предложили чашечку кофе, и даже помогли закурить сигарету (чтобы не дай Бог не смазать лак!), и продолжали развлекать беседой. И не жалко им времени на уже обслуженного клиента!

Кстати, самый модный маникюр, как оказалось — это имитация его отсутствия. Ногти — квадратные, а под кончиками их подкрашивают специальным белым карандашом. Почти бесцветный лак почти не виден, лишь создает впечатление здорового, розового, безупречно отполированного ногтя. Чистота, свежесть, естественность…

Но мне этот новомодный стиль не очень понравился. Я предпочитаю классику: ногти в форме миндалин, покрытые бледно-розовым лаком. Отсутствием маникюра у нас и так никого не удивишь, так зачем же платить деньги за то, чтобы мне это сымитировали?

И от яркого лака я отказалась наотрез, тоже из соображений практичности: облупится, придется снова идти в салон, а второй раз я себе такую роскошь вряд ли позволю. Хорошенького понемножку. Тем более все и так оказалось чудесно. Из зеркала на меня глядела достаточно миловидная шатенка, прическа которой была как бы рамкой этого лица, подчеркивающей достоинства и сглаживающая недостатки. Причем шатенка выглядела вполне европейской женщиной.

Справедливости ради скажу, что красавицу из меня не удалось сделать даже парижским куаферам. Но и без этого, когда я явилась на ужин, держа голову, точно хрустальный сосуд и благоухая лаком, вся наша группа пришла в безумный восторг, смешанный с ужасом.

Группа моя, напомню, была укомплектована в основном женщинами интеллигентными, состоятельными, в основном, «бальзаковского возраста». Но и в ней две дамы чуть не упали в обморок, когда узнали, что я посетила парикмахерскую и сделала там прическу. У них в голове не укладывалось, что кто-то способен потратить кровные деньги в Париже на такие глупости.

Ужасаться-то мои дамы ужасались, но одновременно и восторгались тем, как может похорошеть женщина, побывавши в руках опытного парикмахера. И это всеобщее восхищение до такой степени меня размагнитило, что я совершила абсолютно несвойственный мне поступок: дала посторонней в общем-то женщине поносить принадлежащую мне вещь. Точнее, тот самый роскошный белокурый парик, который успел мне до чертиков надоесть за время нашего с ним вынужденного совместного сосуществования.

Если бы я знала, к чему приведет подобная мягкотелость с моей стороны, то вряд ли бы совершила нечто подобное. Допустим, трудно что-то предвидеть в незнакомом городе и в совершенно не свойственной атмосфере. Но хотя бы фотография несчастного Этьена должна была бы меня насторожить.

Нет, я настолько была увлечена украшением собственной внешности и предвкушением завтрашнего свидания, что газетное сообщение просто вылетело у меня из головы. Тем более, что кофе с сигаретой в парикмахерском салоне я получила впервые, а подобные «хулиганские инциденты» давным-давно, к сожалению, составляют неотъемлемую часть московской жизни. Во всяком случае, им никто уже не удивляется и не ужасается — рутина.

Заодно я пожалела, что послушалась совета супруга и не захватила с собой что-нибудь понаряднее. Впрочем, это упущение я собиралась исправить позднее: пока я самостоятельно искала свою любимую улицу Феру, я обратила внимание на прелестный магазинчик дамской одежды. Вот и отправлюсь туда послезавтра, устрою себе «шопинг по-парижски».

Большие магазины меня почему-то не манили, наверное, потому, что от них я и в Москве старалась держаться подальше. Опять же романтика маленького бутика в Латинском квартале, на бульваре Сен-Мишель. Одни названия улиц и кварталов чего стоили! И ведь еще неделю тому назад мне присниться не могло, что я окажусь в священных для меня местах. Спасибо Аське, что бы она там ни затеяла: ей действительно удалось подарить мне довольно внушительный кусок счастья.

Так что завтра, так уж и быть, надену то же самое, что сегодня: асин бежевый костюм. Ну, и черную широкополую шляпу, конечно: примерив ее в номере перед зеркалом, я поняла, что именно этого мне всю жизнь и не хватало: широкополой черной романтики.

Тут до меня дошло, что одна из дам настойчиво пытается привлечь к себе мое внимание, а я совершенно ушла в свои мысли и даже ужинаю чисто машинально. Хотя кухня в этом ресторанчике была отменной: ни до, ни после я не ела таких вкусных телячьих отбивных с цветной капустой и каким-то изысканным соусом. Да и пить за обычным ужином легкое белое вино мне тоже, если честно, до сих пор почти не приходилось.

В это время кто-то достаточно бесцеремонно потянул меня за рукав тонкого жакета, который я накинула уже после захода солнца. Я вздрогнула и вернулась к реальности, но, судя по всему, не до конца, иначе никогда не позволила бы событиям повернуться так, как они это сделали.

***

— Фактически операция провалена.. Мадам оказалась хитрее и умнее, сама в западню не полезла. Впрочем, нас предупреждали, что она крепкий орешек. Но такого маскарада никто не ожидал.

— И что теперь делать? Где ее искать?

— Прежде всего, дать ее фото в розыск Интерпола. Если бы мы это сделали раньше, подставная дама дальше паспортного контроля не ушла бы.

— Но в банке данных розыска была ее фамилия.

— Значит, в паспорте фамилия была другая.

— Фальшивый паспорт?

— Не обязательно. Может быть и настоящий. Мы проверили эту группу туристов, там значатся две Анастасии. Одна — ваша новая знакомая, вторая нам совершенно не интересна.

— Моя новая знакомая сказала, что ее зовут Еленой.

— Что? Она забыла с каким именем в паспорте прилетела? Послушайте, может быть, ее стоит все-таки задержать для выяснения личности?

— Я бы не стал. Поработаю пока с ней на свободе. Ставлю что угодно: ее используют в темную.

— Возможно. Но она — наша единственная ниточка, ведущая к настоящей Анастасии. Было бы досадно, случись с ней тут что-нибудь. Хватит того, что пострадал ее случайный знакомый.

— Я организую ее охрану, только она об этом знать не будет. Пусть насладится Парижем, а нам нужно связаться с Москвой. Думается мне, основные события все-таки развернуться там. А Париж — это так, пробный камушек, приезжать сюда лично не было никакой необходимости.

— Учтите, за дело отвечаете персонально вы.

— Не беспокойтесь. Я всегда исполняю свои обязанности добросовестно.

— Я знаю…