Очень узкий мост

Арие Бен-Цель, 2014

«Мы занимаемся советским еврейством, – промолвил хозяин кабинета. – Как ты смотришь на такое поле деятельности? – То, что сейчас происходит в Восточном блоке вообще, и в Советском Союзе в частности, имеет самое прямое отношение к репатриации евреев в Израиль. Это может стать самым существенным историческим событием в жизни людей моего поколения. Я счел бы за честь иметь к этому прямое отношение, – ответил Кфир не задумываясь». Жизнь героя романа во многом отражает биографию автора. Репатриация из СССР в юности, служба в армии, смена работ и сфер деятельности, затем – учеба в США, успешный бизнес… Но были в его биографии несколько лет на рубеже 90-х, когда судьба или случай подарили ему возможность окунуться в гущу событий, происходящих на изломе СССР. Украина, Приднестровье, Грузия… Одесса, Тирасполь, Тбилиси, Баку, Ереван… Те, кому сейчас за 40, помнят, какой тревогой веяло от этих слов, произносимых с экранов телевизоров. Работа, которой он занимался, – помощь в репатриации, а иногда и в бегстве людей, «имеющих право на репатриацию»… И спустя годы он написал об этом роман. В котором сказал о многом, но, пока еще, не обо всем…

Часть вторая

Приднестровье

Глава 1

В отпуске

На пути домой Кфира одолевали смешанные чувства. В то время еще не было прямых рейсов из Одессы, нужно было лететь через Москву. Кфир не знал, останется ли он на этой работе, а если останется, вернется ли в Одессу. С другой стороны, приятно было подумать о возвращении домой после шести месяцев отсутствия. Увидеть своих, узнать новости, привести дела в порядок, поспать в своей постели.

В Москве, окончательно отчитавшись о проделанной работе и сдав рабочий инвентарь, которым пользовался, он почувствовал себя свободным. Начальник демонстративно сложил все в один пакет и, положив его в шкаф в своем кабинете, сказал: «Это будет тебя ждать!» Было приятно это услышать, но он ничего не ответил.

Самолет на Тель-Авив улетал в два часа ночи. Кфира подбросили в аэропорт около одиннадцати. Весь процесс регистрации на рейс, таможня и паспортный контроль были очень утомительными. Советский контроль, хотя уже и несколько ослабленный, в сочетании с печально известным ненавязчивым сервисом, выражался в традиционных, огромных, медленно движущихся очередях. Когда все было пройдено, почти сразу же началась посадка на рейс.

Пассажир, у которого было место между местом Кфира у прохода и местом у окна, внес в салон массу сумок, пакетов и ящик с отверстиями. Как оказалось, это был репатриант. Распихав кое-как свой багаж, включая то, что он собирался держать на коленях, он обратился ко Кфиру с просьбой взять на колени его ящик. В ящике была небольшая собака. Естественно он согласился и, усмехнувшись про себя, вспомнил рейс из Николаева в Москву.

В Тель-Авиве для него была заказана неплохая гостиница. Обычно для сотрудников такое не практиковалось, но в его случае, как для жителя Эйлата, сделали исключение. Проспав несколько часов и приняв душ, он спустился на завтрак. После этого позвонил в контору и договорился о встречах на следующий день. Затем Кфир поехал навестить маму в один из близлежащих городов. Конечно, он мог остановиться у нее, но отношения с ее мужем делали пребывание в гостинице более предпочтительным. Трудно описать мамин восторг. Конечно, она знала о его приезде, ждала и готовилась, однако все равно эмоциям не было границ. Его, конечно, критиковали за то, что он остановился в гостинице, но Кфир мотивировал это тем, что в связи с работой жить там гораздо удобнее, что, в общем-то, в определенной степени было правдой. За обедом он рассказывал о том, что происходит «там», в стране исхода. Была масса вопросов, на которые он с удовольствием отвечал, пытаясь описывать увиденное как можно более красочно и образно. Наверное, Кфир получал от этого не меньшее удовольствие, чем его аудитория, которая к вечеру пополнилась несколькими друзьями. На следующее утро, после завтрака он, не спеша, направился в контору. Первая встреча была назначена на 10 утра, и Кфир получал огромное удовольствие от неторопливой прогулки по утреннему Тель-Авиву. У него было странное чувство, как у туриста, которому все нравится. Такое чувство у него часто бывало, когда он ездил по разным странам. По возвращении из предыдущих поездок он всегда с сожалением обращал внимание на то, что было хуже, чем на Западе. Сейчас же, вернувшись с Востока, ему все нравилось, и это было удивительно приятно. Оказалось, что в Израиле чисто, ухоженно, красиво и благоустроенно, как и должно быть в развитой стране.

В конторе Кфир ощутил по отношению к себе нечто среднее между интересом и равнодушием. У него были назначены встречи со всеми, к кому он имел какое-либо отношение, от мала до велика. Часто приходилось повторяться, что утомляло. В конце дня он получил расписание на следующий день. В течение всего дня он не услышал ни единого намека на критику по отношению к тем нюансам работы, которые, по его мнению, могли быть проблематичными. По-видимому, положение было стабильнее, чем он ожидал. Это придавало уверенности.

Вечер Кфир провел у мамы, а после ужина вернулся в гостиницу, где, наконец, отоспался.

На следующий день в конторе Кфиру сообщили, что через пару дней Одесская делегация будет в Израиле. Они приезжали раньше, чем он ожидал, что влияло на его планы, касающиеся поездки домой в Эйлат. В связи с этим весь график работы менялся и становился гораздо более интенсивным. Это был утомительный день, и, освободившись поздно вечером, Кфиру уже ничего не оставалось кроме гостиницы и сна.

После приезда делегации на представленной в его распоряжение машине он поехал в Хайфу навестить своего друга Семеновского. Делегация остановились в шикарной гостинице на горе Кармель с великолепным видом на Хайфский залив.

Кфир приехал рано, с тем, чтобы за завтраком обсудить с Семеновским планы. Они договорились, что на следующий день после обеда Кфир заедет за ним, чтобы покатать по Тель-Авиву, а затем за ужином познакомить с некоторыми сотрудниками, с которыми тот так жаждал контакта.

На следующий день они очень приятно погуляли по Тель-Авиву и Яффо. Попили кофе в лобби Хилтона. Затем, желая продемонстрировать свободу доступа к любому номеру в гостинице, они подошли по выбору Семеновского к какой-то комнате. Эта маленькая шалость была реакцией на жесточайший контроль над гостиницами в СНГ, на Украине и в Одессе в частности. Посторонним не давали зайти в гостиницу, даже если у них там останавливались знакомые. Можно было зайти в сопровождении гостя после получения соответствующего пропуска в администрации, оставив в залог какой-то документ.

Ужинали с коллегами Кфира в кошерном китайском ресторане. Ужин затянулся. Было сказано очень много интересного, и никто никуда не спешил. Поздно ночью Кфир отвез гостя в Хайфу.

На следующий день они обедали в хайфской гостинице со всей делегацией по приглашению Семеновского. По-видимому, он уже успел рассказать своим коллегам о вчерашнем ужине с коллегами Кфира. Это ощущалось в их взглядах и осторожных улыбках, адресованных Кфиру, и по какой-то несколько предупредительной едва заметной церемонности. После вышеописанного ужина Кфир также почувствовал какую-то перемену в отношении к себе со стороны руководства. Перед отъездом домой, в Эйлат у Кфира была встреча в отделе кадров. Там, подсчитав рабочие дни, ему сообщили, сколько дней отпуска ему полагается, но при этом подчеркнули, что было бы очень желательно, если бы он смог вернуться в Одессу раньше. Он был неимоверно рад это услышать, но не подал виду. В ответ лишь сказал, что если речь идет о тех условиях, на которых он работал, то об этом не может быть и речи. Дело в том, что кроме многих других привилегий, которыми пользовались московские коллеги, их командировочные, а это было существенной статьей дохода, были процентов на тридцать выше, чем у тех, кто не работал в посольстве. Это был очередной бунт. Сказывался приобретенный опыт и неизвестно откуда взявшееся, где-то до сих пор дремавшее нахальство.

В конце дня ему передали, что его старый знакомый с проницательным взглядом ждет Кфира в знакомом ему кабинете. «Так ты не хочешь возвращаться?» — сходу спросил он, как только Кфир переступил порог. «Я этого не говорил» — ответил он. Затем последовало длинное и нудное, но хорошо обоснованное сравнение условий работы московских коллег и таких «бездомных» сотрудников, как Кфир. В результате он четко и ясно показал, насколько легче и безопаснее работа московских коллег, притом, что их заработок существенно выше. Все это время его собеседник внимательно слушал, не проронив ни слова. Когда Кфир замолчал, он как всегда внимательно, сверля глазами, ответил: «Твои требования логичны. Однако, как известно, не всегда то, что логично — правильно. Я передам их на обсуждение в комиссию, которая решает эти вопросы. Она как раз вскоре будет заседать. А пока езжай домой, отдыхай, а мы с тобой свяжемся». На следующий день Кфир уехал в Эйлат.

В Эйлате было прекрасно вновь окунуться в ту спокойную, обывательскую среду, от которой он отвык. Непринужденная атмосфера, с обычными человеческими отношениями, теперь представлялась какой-то наивной, но помогла снять напряжение, сопровождавшее Кфира последние полгода. Он был рад встретиться с друзьями, коллегами и естественно с дядей. Без всяких церемоний, тот сразу же ввел его в рабочее расписание, чему Кфир был искренне рад. Конечно, с дядей пришлось объясниться, ведь он уезжал на три месяца, а вернулся через шесть, и то всего лишь в отпуск. Он знал, что в какой-то мере разочаровывал его, тем более что туризм восстановился, и работа шла полным ходом. Однако дядя понимал этот «зов сердца». Он ведь сам был романтик и любитель приключений. Прервав неловкие попытки Кфира объяснить положение вещей, дядя, как всегда в своей скромной манере, с улыбкой, но серьезно сказал, что Кфир всегда сможет вернуться к нему на работу, если захочет.

Глава 2

Первое плавание

Пара недель в Эйлате прошли очень быстро и, несмотря на работу, оставили ощущение экзотического отдыха. Примерно за неделю до конца отпуска Кфир вернулся в Тель-Авив. На сей раз он остановился у мамы.

Требования, касающиеся финансов, были полностью удовлетворены. Однако эти условия не распространялись на тех коллег, которые о них не знали. Кфир понимал, что в отделе кадров были недовольны его достаточно агрессивной инициативой. Поэтому там пытались оградить ее от лишнего распространения. Тем не менее, Кфир не делал из этого тайны. Напротив, его естественное чувство справедливости не давало начальству вести такую политику, благодаря чему все коллеги его статуса в конечном итоге были приравнены в условиях трудоустройства к посольским деятелям. Это не способствовало росту популярности Кфира в отделе кадров, начальница которого и так в достаточно открытой форме выражала ему свою неприязнь.

В конторе Кфиру стало известно о пробном морском рейсе для репатриантов из Одессы в Хайфу, организованном какой-то христианско-сионистской организацией. Оказалось, что один из тель-авивских коллег находится на судне в качестве наблюдателя. Было запланировано три пробных рейса. Кфир выразил желание принять участие в следующем рейсе, мотивируя это тем, что находясь в Одессе, должен быть в курсе всего этого предприятия. На следующий день ему сообщили, что начальство положительно отнеслось к этому предложению.

Судно должно было прийти через несколько дней, что, в общем-то, продлевало отпуск. Однако совесть Кфира была чиста. Он пропустил свой отпуск три месяца назад, так что это была своего рода случайная маленькая компенсация. Эти несколько дней в Тель-Авиве он провел частично в конторе, частично занимаясь своими делами.

Убедившись в намерениях руководства продлить его работу в Одессе, он начал серьезно готовиться к грядущей поездке. Приобретённый опыт подсказывал, чем было необходимо запастись. Не забыл он и о происшествии в метро, в связи с чем приобрел баллончик с газом для самозащиты, вопреки чётким инструкциям начальства.

Конечно, это резко противоречило политике ведомства, в интересах которого необходимо было избегать или хотя бы сглаживать по мере возможности любую конфликтную ситуацию. Наличие же такого средства защиты как газовый баллончик, являющегося одним из видов оружия, могло лишь усугубить любой потенциальный конфликт. Политика же Кфира, исходящая из личного опыта, основывалась на желании выжить.

Посадка на судно проходила в вечерние часы. Погода в Хайфском порту не предвещала ничего хорошего. Они отплыли, когда уже было очень поздно, но спать не хотелось. Все вышли на палубу смотреть на огни ночной Хайфы. Это было впечатляющее, но и почему-то несколько грустное зрелище. Дом опять удалялся. Интересно, что ни на каком другом транспорте, как на судне, это так не ощущается. По-видимому, дело в долгом прощании, в замедленном визуальном эффекте…

На судне из пассажиров на Одессу были лишь представители различных ведомств и министерств, а также иностранцы из организации, фрахтовавшей судно. Среди прочих были и три русскоговорящих врача из министерства здравоохранения. Кфир и его коллега сразу же с ними подружились и почти все свободное время проводили вместе. Судно было небольшое, на 350 мест. Первая ночь была довольно тяжелой, Кфир вспомнил старые добрые времена, когда был прикреплен на короткое время к ВМФ, как представитель своей части. Качало, в общем-то, терпимо.

Каюты врачей были рядом. По вечерам они собирались, проводя время в лучших советских традициях. Непонятно, откуда появилось спиртное. По-видимому, оно было предусмотрительно заготовлено. Какой же русский не любит быстрой езды. Даже если вместо быстрой езды всего лишь степенное плавание, и даже если этот русский — еврей.

В Пирее, в ожидании заправки, простояли целый день. В подзорную трубу был четко виден Акрополь. Самой же живописной страницей рейса было плавание по Эгейскому морю. Небольшие красочные островки с яркими деревушками у берегов и зелеными лугами выглядели как на рекламе туристических фирм. В Мраморное море вошли вечером, а ночью проходили Босфор. Стамбул, раскинувшийся по обе стороны пролива, европейской и азиатской, в ночное время с очень искусной подсветкой, произвел удивительно яркое впечатление.

Черное море было менее спокойным, но все же они прошли его без особых приключений. На пятый день плавания в утренние часы судно вошло в пассажирский порт Одессы или, как его там называют, морвокзал. Кфир был единственный пассажир с визой, благодаря чему смог беспрепятственно сойти на берег. Оставив своего коллегу заниматься формальностями, связанными с посадкой репатриантов на борт, он отправился проверить то, что оставил несколько недель назад.

В гостинице «Лондонская», на первой остановке, его ожидал сюрприз. Оказалось, что это был день перехода Украины с русского рубля на украинский купон (гривна появилась позже). Это был канун нового 1992 года. Позвонив из гостиницы Жану, он договорился с ним о встрече. Таксисты не хотели его брать, так как не знали цен в новой валюте. По-видимому, то же самое было и с магазинами, так как большинство из них просто закрылись. Пришлось идти пешком. Кфир рассчитывал взять такси на несколько часов, чтобы успеть как можно больше. По совету Жана, он обратился к Саше с просьбой одолжить машину с шофером на полдня. Саша был рад его внезапному появлению и согласился с условием, что до отплытия они увидятся.

Конец ознакомительного фрагмента.