Вокруг Петербурга

Александр Андреев

О Петербургской земле писал в 1903 году в книге, посвященной 200-летию образования Санкт-Петербурга, российский историк Н. Федотов: «Избрано место, где должны совершиться бессмертные деяния». Одновременно со строительством Северной Пальмиры развивалась и Петербургская губерния, в течение 200 лет украшавшаяся великолепными дворцовыми ансамблями и парками, большинство из которых, построенные «на берегу пустынных волн», стали императорскими резиденциями, а в наше время, как самостоятельное явление общеевропейской культуры, – красой и гордостью российской истории. Это издание содержит «Петербургская земля: 300 лет изысканности и силы» С. Шумова, А. Андреева, «Дворцы-музеи Ленинградской области. Стили и мастера» Б. Брюллова. Дается подробное описание знаменитых дворцов, резиденций, городов под Петербургом, сделанное известными историками российской культуры и искусства конца XIX – первой половины XX века. Рассказано об истории и культурном наследии 20 знаменитых пригородов многолетней столицы России – Всеволжске, Приютино, Колтушах, Выборге, Гатчине, Иван-городе, Копорье, Кингисеппе – Ямбурге, Кронштадте, Ломоносове – Ораниенбауме, Старой и Новой Ладоге, Павловске, Петергофе, Приозерске – Кореле – Кексгольме, Пушкине – Царском Селе, Ропше, Сестрорецке, Стрельне, Шлиссельбурге, «которые описать трудно, забыть нельзя и можно только восхищаться».

Петербургская земля. 300 лет изысканности и силы

Славянские племена начали селиться на будущих петербургских землях в V–VII веках. В повести временных лет Ладожское озеро — озеро Нево — считалось лежащим в русской земле. Древними жителями края были малочисленные финно-угорские племена: ижора, чудь, карелы, воть, весь.

Основным населением края были ильменские славяне, на западе расселились кривичи, которые в конце VII века основали Ладогу, нынешнюю Старую Ладогу.

С IX века по Неве, Ладожскому озеру, Волхову проходил Великий торговый путь «Из варяг в греки», путь между балтийским — «варяжским» и черным — «русским» морями. Путь «Из варяг в греки» соединял города Древней Руси с Поморьем, Швецией, Данией, Готландандом, германскими городами. На острове Котлин уже тогда были селения русских рыбаков и лоцманов.

С древних времен земли, на которых стоит Санкт-Петербург, назывались Ижорской землей, позднее Ингреей, Ингерманладией. С XI века Ижорская земля и Карелия были соединены в один округ под названием Вотской пятины, принадлежащей Великому Новгороду.

Шведы неоднократно пытались захватить Ижорские земли. В 1142 году в Финском заливе произошел морской бой между шведами и русскими. В 1164 году шведское войско пыталось взять Ладогу, но было разбито новгородским.

В 1240 году, когда русские земли были разгромлены монголо-татарами хана Батыя, большой шведский флот вошел в Неву. 15 июля 1240 года недалеко от устья Усть-Ижоры дружина Александра Невского с новгородцами разбили войско Ярла Биргера.

Зимой 1240 года крестоносцы захватили Копорье, укрепили его, взяли Лугу, Тесов, Саблю.

Александр Невский быстро отбил у рыцарей Копорье. 5 апреля 1242 года победа Александра Невского в Ледовом побоище на длительное время закрыла крестоносцам путь на Русь.

В 1293 в Карельских землях шведы построили могучую крепость — Выборг. В 1295 году у впадения реки Вуоксы в Ладожское озеро шведами была построена еще одна крепость Кексгольм. Новгородцы взяли крепость и разрушили ее. В 1300 году большой шведский флот вошел в Неву и шведы высадились в устье Охты. На мыске была выстроена большая восьмибашенная каменная крепость. Казавшаяся неприступной крепость, построенная присланным Римским Папой зодчим-итальянцем, получила название Ланцкрона. В 1301 году новгородцы в кровопролитных боях взяли Ланцкрону и разрушили ее, оставив за собой выход в Балтийское море.

В 1322 году московский князь Юрий Данилович пытался взять Выборг, но неудачно. На следующий год там, где Нева вытекает из Ладоги, русские построили крепость Орешек.

В.М. Мавродин в середине XX века в своей работе «Памятные места Ленинградской области» писал:

«В 1323 году между Юрием Даниловичем и шведским королем Магнусом Ериксоном был заключен Ореховецкий мирный договор, устанавливающий границу между Новгородом и Швецией. Новая граница шла по Сестре реке, сворачивала на Север, оставляя в руках русских Карелу, всю восточную часть Карельского перешейка и все побережье Ладожского Озера. Но в 1348 году Магнус нарушил договор и вторгся в пределы новгородских земель. Шведские «крестоносцы» вошли в Неву и захватили Орешек. По Вотской пятине разъезжали отряды рыцарей, грабя, сжигая, убивая, новгородские ратники разбивали и уничтожали эти отряды, а вскоре ладьи новгородцев Волховом вышли в Ладожское озеро и напали на шведские суда, стоящие недалеко от истоков Невы. Учинив разгром шведского флота, новгородцы вслед за тем вернули Орешек. «Крестовый поход» Магнуса провалился».

В 1478 году Великий Новгород со всеми землями, включая Вотскую Пятину, присоединен великим московским князем Иваном III к Московскому государству. С этого времени Ладожское озеро и Нева служили главным путем, по которому будущая Россия вела заграничную торговлю — с Турку, Колыванью-Таллином, Швецией, Данией, Ригой, Готландом, Ганзой.

В 1492 году против Нарвы была построена русская крепость Иван-город. В Финском заливе действовала русская морская стража.

В XV веке Ижорская земля, за исключением восточной и юго-восточной части, была покрыта непроходимыми лесами и болотами. Крупными населенными пунктами были Ям-Кенгисепп, Копорье, Иван-город, Орешек-Шлиссельбург.

В Ливонскую войну 1558–1583 годов, в царствование Ивана Грозного, шведы в 1582 году захватили все русские крепости в Ижорской земле и владели ими, оставив России лишь узенькую полоску от Стрельны до Лисьего Носа и устья Невы. В 1595 по Тявзинскому договору Московское царство вернуло Карелию и Ингрию. В 1609 году во время Смуты, шведы начали интервенцию и вновь завладели Ингрией, построив в устье реки Охты свою крепость Ниеншанц. Город Орешек был переименован в Нотебург. Столбовский мир 1617 года сделал Швецию полной обладательницей всей Ингрией, лишив Россию выхода к Балтийскому морю.

В.М. Мавродин писал: «Население земель, отошедших к Швеции — русские и карелы, — стало массами переселяться в Россию, спасаясь от тяжкого гнета со стороны шведских властей, феодалов, лютеранской церкви. Карельский перешеек запустел. Почти все карелы покинули свой родной край, расселяясь по новгородским, тверским, московским землям. Шведское правительство стало переселять сюда в Ингерманландию, как стала называться захваченная Швецией древняя Ижорская земля, Вотская Пятина, финнов из центральных областей Финляндии».

В 1656 году русское войско во главе с Петром Пушкиным и Петром Потемкиным взяли Орешек. Прошло несколько кровопролитных боев, но границы не изменились.

В период Северной войны России и Швеции Петр I, твердо желая возвратить и расширить владения России у Балтийского моря, в ноябре 1702 года взял Орешек-Нотебург и переименовал его в Шлиссельбург. В мае 1703 года был взят Ниеншанц. Отряд гвардии во главе с Петром на 30 лодках в абордажном бою захватил два корабля шведской эскадры, стоявших в Финском заливе, в устье Невы. «Под градом ядер, гранат и пуль, сыпавшихся на царскую флотилию, взлетали русские на суда, где смерть являлась во всех видах».

В мае 1703 года на небольшом острове Енисаре-Заячьем, лежащем на большой Неве, была заложена крепость, ставшая Санкт-Петербургом, изумительной и блестящей столицей Россией. Над возведением крепости работали русские войска, карелы, олончане, новгородцы, пленные шведы. Петр повелел присылать из внутренней России рабочих и мастеровых, работавших посменно. Почти тогда же на Березовом острове был построен порт, биржа, торговые ряды, дом Петра.

Для защиты острова с моря зимой 1703 года на острове Котлин была построена крепость Кроншлот (с 1723 года Кронштадт), в 1704 — Адмиралтейская крепость. В 1703 году русские войска взяли Ям и Копорье, в 1704 году — Иван-город. В 1710 году были взяты Кексгольм-Карела, а 13 июня — Выборг. Петербург был прочно прикрыт он нападения.

В 1708 году Петербург, все более заселяемый, уже мог называться городом, и «городом европейским». В декабре 1708 года он стал главным городом Ингерманладской губернии. В 1710 году Ингерманландская губерния была переименована в Санкт-Петербургскую.

Полтавская победа 1709 года упрочила существование Петербурга, о котором Петр писал с поля сражения генерал-адмиралу Апраксину: «Камень основания невского города нашего наконец утвердился». Россия стала «спокойным» властелином Ингрии и большей части Карелии. Царь повелел чтобы его министры и знать переселялись в Петербург. Во избежании пожаров было повелено строить каменные дома, хотя по началу строились и мазанки.

С 1712 года Санкт-Петербург столица России. В городе разместился царский двор, коллегии (с 1802 года — министерства), Сенат, Правительство, гвардия. Были построены Адмиралтейство, Партикулярная, Охтинская, Галерная верфи, Арсенал, Смоляной, Канатный, Монетный дворы, Крестовский и Охтинский пороховые заводы. Открылась морская академия, инженерная, артиллерийская, медико-хирургическая школы, пажеский корпус, Кунцкамера — первый естественно-научный музей страны, Петербургская Академия наук (с 1783 года Российская Академия наук).

Петербург быстро строился, началось возведение загородных дворцов. В начале ХХ века русский исследователь Н. Федотов:

«Первый загородный дворе Екатерингоф, названый так в честь Екатерины, в марте 1711 года всенародно объявленной супругой царя и ей подаренной. Он был основан в память победы, одержанной близ этого места в 1703 году над двумя шведскими судами.

Недалеко от этого места, на острове, лежащем перед входом из Большой Невы в протоке между нынешним Гутуевым островом и Екатерингофским берегом, был построен еще небольшой каменный дворец с башней, названный подзорным: из него открывался вид на море. Петр любил смотреть от туда, не идут ли к Петербургу иностранные суда.

В это же самое время был заложен еще каменный дворец в 15 верстах от Петербурга, по финскому и карельскому берегу, между деревней Лахтою и Сестрорецком царь, прельщенный положением этого места, откуда взор простирался к Петербургу и Кронштадту, основанным одновременно с градом Петра, повелел насадить там дубовую рощу, и потому дал дворцу наименование Дубки.

На другой стороне залива, на ингерманладском берегу, Петр избрал еще два места для постройки увеселительных дворцов, из которых один в 17 верстах от столицы, при реке Стрельне, подле моря, назвал Стрельной и подарил царевне Елизавете Петровне, украсил садом и фонтаном, и назвал Петергофом».

Следуя Петру, первый губернатор Санкт-Петербурга и Ингерманладской губернии А.Д. Меньшиков в восьми километрах от Петербурга заложил свое загородное имение — Ораниенбаум.

В Петербурге в 1711 году был построен Почтовый двор и начато строительство большой дороги из Петербурга в Москву с почтовыми станциями через Старую Руссу и Ржев.

В 1713 году родилась гордость России — Невский проспект. Петр I велел прорубить от Адмиралтейства к построенному Невскому монастырю прямую дорогу в лесу, получившей название Большой перспективы, позднее Невского проспекта. Тогда же на мызе Ропша Петр создал лечебницу на местных минеральных водах.

В 1716 году на реке Сестре был построен завод и город, названный Сестрорецком. По окончании в 1721 году Северной войны к России были присоединены Ингерманландия, часть Карелии с Выборгским районом, Лифляндия, города Рига, Дюнамюнде, Ревель, Перново, Дербд, империя приобрела Балтику.

Н. Федотов писал:

«Мощный духом, тая высокую мысль в пересоздание России, Петр Великий ставит ногу на берег Балтики, взоры его падают на безлюдную землю — древнее достояние русских. Избранно место, где должны свершиться великие деяния.

Враг с моря и суши окружает клочок земли, нанесенный водою; враг сильный, опасный, гордый, воинственный, избалованный победами. Флот и армия родятся, враг будет попран, победы и слава слоняться под крыльями северного орла и сделаются неразлучными его спутниками. Природа полагает преграды — они будут опрокинуты. Пустыня исчезнет, на прахе обнаруженных предрассудков возникнет благодатное древо новой жизни; торговля, науки, искусство украсят его плодами; древо пустит глубокие корни в земле русской. Рассеется туман, солнце взойдет в полном блеске и живительными лучами понесет отсюда к отдаленным краям могущественной империи благотворный свет и теплоту благодатную».

Начиная с Петра I двести лет его последователи украшали Петербургскую землю изумительными дворцами — резиденциями с прекрасными парками — Царским Селом, Павловском, Гатчиной, совершенствовали Петергоф и Ораниенбаум — дворцы, «которые описать трудно, забыть нельзя и можно только восхищаться».

Враги России еще не раз угрожали Петербургу. Летом 1788 года в Выборгской бухте русские эскадры разбили шведский флот. В 1812 году французские войска Наполеона под командованием его маршалов Удино и Макдональда 30 июля были разбиты у Клястиц русскими и отброшены к Полоцку. Поход на Петербург был сорван.

В 1854 году, во Крымской войны, англо-французский флот появился у Кронштадта. На этом его движение к Петербургу было закончено.

К этому времени Петербургская губерния была разделена на 8 уездов: Петербургский, Шлиссельбургский, Царскосельский, Петергофский, Ямбургский, Гдовский, Лужский, Новоладожский.

Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов многие дворцы под Петербургом были разрушены фашистами почти до основания. Титаническим трудом многих тысяч реставраторов, музейных работников, ленинградцев, каменное ожерелье Петербурга было восстановлено.

Санкт-Петербург (в 1914–1924 годах Петроград, в 1924–1991 годах Ленинград) многолетняя столица России, город герой, расположен на 40 островах дельты Невы и западной части Приневской низменности. Самые крупные острова — Васильевский, Голодай, Каменный, Крестовский, Елагин, Аптекарский, острова Петербургской стороны. В черте Петербурга 45 рек, рукавов, проток, 40 искусственных каналов, 100 озер, прудов, искусственных бассейнов. Крупные реки — Большая и Малая Нева, Большая, Средняя и Малая Невка, Фонтанка, Мойка, Карповка, Пряжка, Охта, каналы — Грибоедова, Крюков, Обводной. Прибрежная часть города подвержена наводнениям. Самое крупное — 7 ноября 1824 года (подъем воды на 4 метра выше ординаров), 23 сентября 1924 года (3,5 метра).

В начале лета — «Белые ночи» — с 10 июня по 2 июля. В городе множество архитектурных памятников, построенных великими русскими и иностранными зодчими, более ста музеев, включая знаменитый Эрмитаж.

Каменное ожерелье Санкт-Петербурга имеет обилие рек и озер, что способствует развитию системы каналов — Ладожское, Онежское озера, Нева, Волхов, Свирь, Луга, Сясь, Вуокса, Оредеж. Морские порты — Санкт-Петербург и Выборг, речные порты — Санкт-Петербург, Шлиссельбург, Свирица, Вознесенье, Подпорожье, Ладейной поле.

В окрестностях Санкт-Петербурга сохранилось множество музеев в Волхове, Выборге, Гатчине, Кенгиссепе, Приозерске, Тихвине, Приютино, Музей-усадьба «Пенаты», музей в Кронштадте, краеведческие музеи во многих городах.

В Петербургских окрестностях сохранилось много памятников старины — оборонительные сооружения, храмы XVII–XVIII веков, усадьбы, почтовые станции, старинные деревянные дома.

В окрестностях Петербурга множество усадебных комплексов: Усадьба А.Г. Демидова XVIII века «Тайцы», усадьба П.Г. Демидова XVIII века «Сиворицы», усадьба «Рождествено», созданная архитектором И.Е. Старовым из Мызы, в начале XVIII века, принадлежавшей сыну Петра I царевичу Алексею, усадьбы «Суйда» Ганнибалов, усадьба XVIII века «Дылицы», «Котлы», усадьба «Кобринская» (матери А.С. Пушкина), усадьбы XIX века «Рябово», «Сальцы», «Ронка», многие другие имения в которых работали деятели культуры, науки, искусства России — А.Н. Верстовский, А.А. Алябьев, Бестужевы, В.Ф. Одоевский, А.Н. Радищев, М.Е. Салтыков-Щедрин, Н.А. Некрасов, Я.П. Полонский, А.Н. Майков, А.К. Толстой, А.Н. Толстой, О.А. Кипренский, В.А. Серов, В.Д. Поленов, И.И. Шишкин, И.Н. Крамской, М.П. Мусоргский, Н.А. Римский-Корсаков, М.В. Ломоносов, А.П. Болотов, И.П. Павлов, С.П. Боткин, С.О. Макаров.

В окрестностях Петербурга множество уникальных уголков, обладающих особым очарованием и несущих свои неповторимые черты — познакомьтесь с ними.

В. Брюллов

Дворцы-музеи Ленинградской области. Стили и мастера

Если ещё так недавно все эти окружающие Петербург летние резиденции могли представляться только «подражательными», только отражением блеска западно-европейских дворцов, пересадкой заграничных диковин на полуазиатскую почву и прививкой утончённой культуры Запада к русскому дичку, то теперь мы уже научились ценить их как самостоятельное явление обще-европейской культуры в создании которого нельзя отделить иностранцев по происхождению от их русских собратий. Растрелли, Ринальди, Гваренги, Камерон, Росси и другие являются такими же русскими мастерами, как Земцов, Воронихин, Стасов, как те, часто безымянные, многочисленные резчики, каменщики, плотники и кузнецы, без великой ремесленной выучки, гибкости которых и талантливого умения приспособляться не могли бы ожить и воплотиться грёзы и фантазии самих мастеров-изобретателей.

Особенности этой законченной и навсегда перевёрнутой страницы истории содействовало и то, что нигде в мире не было для этого столь исключительных и благоприятных условий. Ведь, все эти величавые каменные сказки или изящные, дорого стоящие, грандиозные игрушки, все великолепные сады, фонтаны и прочие затеи создавались «на берегу пустынных волн», на финских болотах, если и на самом деле не столь пустынных, как это представляется поэтическому воображению, то, во всяком случае, мало заселённых и не тронутых городской культурой. Здесь можно было свободно распланировать местность, здесь для простора творческой фантазии были широкие, почти неограниченные возможности. И эти возможности представляла ещё безумная расточительность сильнейшей в тогдашней Европе и неограниченной государственной власти — русского самодержавия.

Все эти резиденции, летние дворцы-дачи были не что иное, как огромные усадьбы, имения вотчинника, окруженные приписанными к ним крепостными деревнями; и лишь постепенно вокруг этих усадеб вырастали городские поселения. Этот усадебный характер вскрывается в них довольно легко. В каждой из них в центре стоит дом-дворец, с домовой церковью государя-помещика, окружённый садом-парком, с прудами-озёрами или рекой, со скотным двором или фермой, с конюшнями, банями, оранжереями и со службами. Самые городские поселения, выраставшие около этих усадеб, были как бы большим двором, населённым дворовыми — придворными и приближёнными.

Но каждая из пригородных резиденций имеет свой господствующий стиль. Это объясняется временем её создания или особо уделяемым ей правителями вниманием. Петровскую эпоху можно изучить в Петергофе, Ораниенбауме и, отчасти, Стрельне, но её не найдёшь в других местах, построенных позже. Время Елизаветы видишь в Царском Селе и отчасти в Петергофе; раннее строительство Екатерины II — в Ораниенбауме; основные его моменты в Царском Селе (её любимой резиденции); конец XVIII века (Павел I) — в Гатчине и Павловске; XIX естественно рассеян повсюду. (Разумеется, вкус каждой эпохи оставлял некоторые наслоения на памятнике более ранней эпохи.) Николай I наиболее ярко выражен в Петергофе и отчасти в Царском Селе; Александр II — там же; время Александра III особенно ярко отразилось в Гатчине и менее значительно — в Царском Селе; Николая II — в Царском Селе и Петергофе.

Таким образом, есть многослойные резиденции: особенно широк по обхвату Петергоф, затем — Царское Село и, наконец, Гатчина. Есть резиденции менее широкого обхвата, на зато представляющие с изумительной целостностью более краткий промежуток времени: Павловск (от конца семидесятых годов XVIII века до сороковых XIX). Таким образом, эти резиденции дают полную картину развития стилей почти за 200 лет.

Стиль есть мироощущение во времени.

Самое понятие «стиля» может быть дано чисто отвлечённо (как это обыкновенно и делается), то есть может быть дано определение основных качеств известного круга памятников определённой эпохи, например: для «барокко» — живописность, слитность масс, экстравагантность, неожиданность эффектов, динамичность фигур в живописных и скульптурных композициях и т. д.; для «классицизма» — спокойствие, уравновешенность, ясное членение, общая конструктивность и немногословность в выражении мысли, выделение центра и замкнутость в живописных композициях, общая скульптурность впечатления и т. п.

Могут быть даны и присущие каждому «стилю» тематические признаки, например, для «барокко» — разорванные посредине фронтоны, широкие сильно закрученные волюты (завитки), сильно раскрепованные, словно гофрированные карнизы и пилястры, картуши (свитки) со словно разорванными и закрученными краями, парные, тройные или четверные колонны на одном цоколе (основании) и т. д.; для «рококо» — гирлянды из роз, раковины, амуры, скульптурные облака и прочее; для «классицизма» — колонны чистых античных образцов (ордеров) — дорического, ионического, коринфского и тосканского, — лавровые венки, тирсы, меандры, — вообще все элементы античной (греческой и римской) архитектуры и обихода (щиты, шлемы, тоги, панцири, вооружение, утварь и т. д).

Но дело совсем не в этом. Как первые характеристики расплывчаты, недостаточно определены и могут быть приложимы к разным историческим стилям, так и вторые, то есть «признаки», ещё не образуют самого «стиля». Всё дело в пропорциях, в самой системе стиля и в том ощущении, с которым воспринимается тот или иной памятник и с которым он создаётся. Тут-то мы наталкиваемся на одну сложнейшую и труднейшую проблему. Иногда «барочное» здание может производить чисто «классическое» впечатление по своей строгости, в то же время классика может быть пышна, богата и являться своего рода «барокко классицизма».

Стили не отделены один от другого непроходимыми гранями. Между основными стилями есть ряд переходов и оттенков. Разные стили могут сосуществовать во времени. И всё же в каждое время господствует определённый стиль, нечто преобладающее в мировосприятии. И этот стиль — не мода, создающая то или иное увлечение, а скорее то или иное общее, почти физическое ощущение, которое является основой стиля и создаёт моду. Вещь на первый взгляд не так легко объяснимая: почему в одну эпоху предпочитают вытянутые вверх пропорции, обилие украшений, беспокойную орнаментацию барокко, рококо, а в другую, наоборот, спокойное членение, почти гладкие стены? Мастер ли создаёт стиль или сам создаётся общим движением стиля? Трудные и сложные вопросы, требующие специального исследования.

Одно только отметить и подчеркнуть: даже очень большие и принципиальные мастера, строя в своей молодости в одном стиле, в зрелые годы продолжали в ином стиле и заканчивали, подчиняясь духу времени — в третьем. Даже такой классик, как В.П. Стасов, выстроивший в Царском Селе совершенно классические оранжереи, ворота «Любезным моим сослуживцам» и отделавший в Царскосельском Большом дворце в двадцатых годах в духе чистой классики комнаты Александра I, Марии Фёдоровны (жены Павла I) и Елизаветы Алексеевны (жены Александра I), — в 1843 году, на старости лет, строит церковную лестницу в духе позднего «рококо», совершенно не похожую на его прежние произведения. Последователь раннего классицизма Чарльз Камерон создаёт по заказу постройки в ложно-китайском стиле (Китайская деревня Царского Села), которым увлекаются, как экзотикой, в XVIII веке. Эти недоконченные мастером постройки тот же Стасов заканчивает в 1818 году в классическом духе и не боится поставить восьмиугольный классический «храм» посередине всей этой «китайщины». В одном случае он подчиняется стилю рядом находящихся созданий Растрелли («рококо»), в другом — нарушает общий характер ансамбля (совместности), проводя излюбленную классику, господствующую в это время. Даже неповоротливый, упрямый Гваренги пробует себя в стилях ложно-турецком (Турецкий киоск в «Собственном садике» Царского Села) и ложно-китайском (Большой каприз, там же); но человек, всю жизнь говоривший языком классики, может говорить «по-турецки» и «по-китайски» только с сильнейшим акцентом классицизма.

«Стилизация» всегда идёт в ущерб настоящему, коренному, органическому стилю. И это особенно сказалось на мастерах, работавших с сороковых годом XIX века — А. Штакеншнейдере, Н. Бенуа, И. Монигетти др., хотя, как мы видим, даже и крупные мастера, создатели стиля, подчинялись изменяющимся вкусам времени.

Из чего же исходить, чтобы получить понятие об исторических стилях? Для ощущения стиля необходимо обладать некоторой «архитектурной грамотой». Следует помнить, что архитектуру здания должно разбирать в её основных моментах: плане, фасаде и разрезе.

Уже самый план может служить основанием для ощущения стиля. Как характерны, например, вытянутость планов барочных дворцов с их бесконечными амфиладами зал и комнат, с их далёкими перспективами, или «концентрированность», компактность, ясное членение плана «классических» построек.

Ещё более наглядное представление о стиле даёт фасад — лицо постройки, при чём и здесь следует прежде всего обращать внимание не на детали, а на общее соотношение масс, на пропорции: то, как архитектор прорезает стены здания окнами, какие берёт соотношения между этажами, как размещает все массы здания, какие берёт пропорции между корпусом здания и его крышами, — уже определяет тот или иной стиль.

Наконец, тот или иной стиль характеризуется профилем или разрезом здания (как в его целом так и в частях), а также элементами его убранства, деталями его украшений: наличники окон и дверей, нишами, статуями, вазами, балюстрадами, решётками, рамами окон, орнаментацией стен, их кладкой (рустовкой), тем или иным типом колонны с её различными капителями (верхняя часть) и основаниями (ордера колонн) и т. д.

И всё же один подбор разрозненных элементов не создаёт ещё «стиля». Подобно тому как можно говорить французские слова и не владеть французской речью, характером строения фразы, оборотов речи и произношения, так и стилем можно овладеть только при проникновении во всю целокупность, в самый дух подлинника. Самое главное, прежде всего, изучать подлинники: идти не от отвлечённого рецепта стиля к памятнику, а наоборот — от памятника к определению черт стиля.

Стиль есть, прежде всего, общее восприятие данного памятника или данной группы памятников. Стиль, это — язык эпохи и мастеров, его выражающих. Изучение же развития стиля будет поставлено на научную почву тогда, когда будет выяснена вся механика социальной обусловленности творчества, согласованная с такой же социальной обусловленностью его восприятия.

В эпоху строительства окрестностей Санкт-Петербурга можно заметить в развитии стилей три основных этапа или линий:

1. Барокко с его подразделениями: а) раннее петербургское или петровское барокко, пришедшее, в свою очередь на смену барокко украино-московскому; б) барокко середины XVIII века, «елизаветинское», или «рококо»; в) к последнему можно причислить «рококо» позднее — шестидесятые годы XVIII века, начала царствования Екатерины, — ораниенбаумский Китайский Дворец (Ринальди, Бароцци).

2. Классицизм с его подразделениями: а) классицизм XVIII века, или екатерининский — ранний (Фельтен) и эпохи расцвета (главные мастера — Камерон и Гваренги), и павловский (Бренна); б) классицизм начала XIX века, «александровский», или в обычном наименовании «ампир» — стиль империи (Воронихин, Томон, Стасов, Росси и тот же Гваренги); в) классицизм поздний, николаевский, значительно менее выраженный в архитектуре окрестностей Санкт-Петербурга, более заметный в мебели, вазах, статуях, убранстве, и совсем уже пропадающий к сороковым годам XIX века.

3. Так называемые ложные или подражательные стили, особенно ярко заметные с концом «классики». Эти стили ставили задачею использование архитектурных форм другой эпохи для создания нового здания или памятника. В них самая установка цели иная, чем в первых двух направлениях. Здесь уже кроется некоторая несвобода, связанность, фальшь. Памятник должен был осуществляться не сам по себе, а производить готическое, мавританское, византийское, русское и т. д. впечатление. Всё внимание поэтому сосредотачивается на характерных подробностях, а не на переживании самого существа стиля или эпохи в целом. К этим стилям можно отнести: а) ложную готику, б) ложное «рококо», особенно начинающее господствовать с сороковых годов XIX века и дожившее почти до нашего времени, в) ложно-египетский, г) ложно-русский, д) ложно-мавританский и т. д. стили. Самое их обилие во вторую половину XIX века показывает отсутствие единого коренного, органического стиля. В свою очередь, каждый из этих «ложных стилей» (или «стилизаций») имеет свою историю, и теперь уже можно, например, проследить линию развития у нас в России ложной готики, эволюция которой имеет свои этапы: ложная готика XVIII века (время Екатерины — отец и сын Нееловы) и ложная готика конца царствования Александра I и времени Николая I (Адам Менелас, Шинкель, отчасти Штакеншнейдер, Н.Л. Бенуа и отчасти А. Брюллов).

Каждое из этих подражательных течений как бы вкрапливалось в общий стиль эпохи: ложная «китайщина» Китайского Дворца в Ораниенбауме (Ринальди, Бароцци) является ответвлением стиля «рококо» в такой же мере, как ложно-русские постройки К.А. Тона — явлением вымирающего, вырождающегося классицизма и т. д.

Общая последовательность архитектурных стилей и их мастеров может быть намечена следующим образом.

В начале XVIII века, при Петре I, на новых местах надо было строить в новом, не московском, духе. Соответственно этому вводятся преобладавшие тогда в Европе «барочные» формы, получающие различные оттенки в зависимости от работы мастеров различных национальностей (немец Шедель в Ораниенбауме, француз Леблон в Петергофе). Господствующими, пожалуй, всё же остаются французы с их духом Версаля, в особенности в последнюю пору царствования Петра (архитектор Леблон, резчик Н. Пино, живописцы Каравакк и Пильман), как, впрочем, они задавали тон и всей остальной Европе. Работают также итальянцы (Микетти, закончивший за смертью Леблона его работы, позже живописец Тарси) и русские ученики иностранцев (архитектор М. Земцов, живописец И. Вишняков и др.).

Весь этот сложный агломерат образует стиль так называемого «петровского барокко». Создания его очень разнохарактерны и, к сожалению, дошли до нас большей частью в Переделанном или подновлённом виде (Марли в Петергофе, дворец в Стрельне и др.) Из скульптуры многое исчезло без следа: все свинцовые статуи — Самсон, Нептун и другие, фонтаны «Фаворитка», «Драк» (дракон) Пино на Шахматной горе и пр. — в Петергофе.

Петровское барокко в архитектуре производит сравнительно сдержанное впечатление. Здания не перегружены украшениями. Характерно выделение небольшого центрального здания с растянутыми низкими галереями при высоких крутых крышах. Из внешних украшений особенно излюблены пилястры во всю стену. Рамы окон — с переплётами из небольших стёкол. Отдельные фрагменты скульптурного и живописного убранства не лишены некоторого «провинциализма». Мебель этой эпохи большею частью так называемого стиля «чиппендель» (английского происхождения).

Высшего своего расцвета искусство «барокко» в России достигло в творчестве Растрелли Младшего, сына скульптора гр. Варфоломея Растрелли, выписанного Петром. Гр. В.В. Растрелли, обучавшийся в Париже, в Росси является создателем стиля «русского рококо» (Большой дворец в Царском Селе, Эрмитаж, Грот, не сохранившиеся Китайская Горка и Манбижу там же, собор в Сергиеве, перестройка леблоновского дворца в Петергофе с церковью и корпусом под гербом и др.). Его создания производят сказочное впечатление необычайным богатством, пышностью и живостью форм, игрой света и тени многочисленных колонн, полуколонн, выступов, разорванных фронтонов, многослойных карнизов, атлантов и кариатид, пухлых амуров, статуй, ваз, обилием и неистощимой фантазией позолоченной деревянной резьбы, светом огромных окон, прорезающих стены. Он иногда совсем уничтожает впечатление стены, сплошь прорезая её окнами, закрывая зеркалами и золочёной орнаментацией (Большая зала Царскосельского дворца).

Надо ещё помнить, что его создания сильно потускнели, потеряв наружную позолоту, лишившись резных ваз и статуй, стоявших на фоне блестящих металлических крыш, и изменив свою лазоревую и зелёную расцветку.

Эта безумно роскошная и неприспособленная к нашему климату игра утомила вкус уже к началу царствования Екатерины II, и следующие мастера хотя и продолжают работать в стиле «рококо», или «рокайль» (от французского названия раковины, — излюбленного в этом стиле декоративного мотива), но уже более сдержанно: дают иную, более сдержанную ритмику (например, в широко закругляющихся, вьющихся линиях орнаментики полов, потолков и фризов). Таковы: Антонио Ринальди (Китайский Дворец и Катальная Горка в Ораниенбауме, 1760–1768 годов, Гатчинский дворец, 1766–1772 годов) — мастер, заканчивающий движение стиля «рококо», и Ю.М. Фельтен, провозвестник нового стиля — классицизма (ему принадлежат переделки перестройки елизаветинских дворцов: Царскосельского — флигели Разумовского и Зубова, и Петергофского — Чесменский и Белый залы). Одновременно идут поиски нового стиля. Отец и сын Нееловы, работающие в Царском Селе, привезли туда из Англии готические образцы и стиль, которые сочетают с не совсем ещё выветрившимся духом «рококо» (Эрмитажная кухня, Адмиралтейство, Баболовский дворец).

Важно отметить, что некоторые мастера работают только в окрестностях столицы, и только здесь можно увидеть и изучить их работы; таковы, кроме Нееловых, Камерон в восьмидесятых годах XVIII века и Ад. Менелас в двадцатых годах XIX века. Поэтому некоторые формы стиля обнаруживаются именно здесь; быть может, стилистические нововведения легче было применять на усадебных, не столь ответственных постройках.

В конце семидесятых годов XVIII века начинают работу два великих архитектора: шотландец Чарльз Камерон и итальянец Дж. Гваренги, и с этого же времени (в Петербурге несколько раньше — с семидесятых годов) начинается то могучее движение «классицизма», которое овладевает русской архитектурой больше чем на целое полустолетие.

Работы Камерона: Холодная баня, Висячий сад с «Камероновой» галереей, пологим спуском, собственные комнаты Екатерины и Царскосельском дворце, собор в Софии около Царского Села (ныне предместье Детского); Дворец, Павильон трёх граций. «Храм дружбы», Колоннада Аполлона и другие постройки в Павловске. Работы Гваренги: Александровский дворец, лицей, где воспитывался впоследствии Пушкин (возобновлён Стасовым в 1811 году), два концертных зала — один на острове, законченный Стасовым, другой — в Собственном садике, кухня там же, церковь на Казанском кладбище, — всё это в Детском Селе; церкви Кузьмина и Пулкова, Английский дворец в Петергофе, отделка нижнего этажа во дворце в Павловске и др.

Классическим традициям следуют Винченцо Бренна (флигеля Павловского дворца, отделка верхнего его этажа и тронный зал, внутренняя отделка Гатчинского дворца), В.И. Стасов, А.Н. Воронихин, Тома де Томон и, наконец, последний из этой блестящей плеяды, ученик и помощник Бренны, Карл Росси. К ним присоединяется ещё ряд талантливых мастеров менее самостоятельного значения, как Смарагд Шустов, Доменико Адамини, помощники Стасова — Гесте и Горностаев и др.

С двадцатых годов XIX века намечается новый поворот к ложной готике (работы Адама Менеласа: Белая башня, Арсенал, Шапель — в Царском Селе, Коттедж — в Петергофе), продолжающийся и в последующее время и идущий параллельно с отмиранием классических традиций (церковь Александры в Александрии по проекту Шинкеля, готические дома Шарлеманя, Конюшни, Вокзал Н.Л. Бенуа в Петергофе, там же ряд частных домов и построек, готическая галерея Гатчинского дворца А. Брюллова).

В эту же эпоху, то есть со времени Николая I начинается то смешение стилей, то стремление подражать самым различным образцам, которое приводит к ужасающей бессильности и упадку вкуса конца века (время Александра II и Александра III). Один и тот же мастер умеет строить в самых разнообразных стилях, подчиняясь вкусам заказчика, но почти не имеет своего собственного. Наиболее типичным и талантливым «закройщиком» на все вкусы такого рода является излюбленный архитектор Николая I — А.И. Штакеншнейдер. Он возводит постройки в самых разнообразных стилях: то классическом (Бельведер на Бибигоне), то ложно-русском (сельский Никольский домик, приказный дом и церковь царицы Александры на Бибигоне), то римско-помпеянском, то есть подражающем характеру римских домов, уяснённому тогда на раскопках в Помпее (Павильон на Царицыном острове и павильон «Озерки», заключающий одновременно элементы итальянской виллы нового времени), то полуренессансном, полу-«рококо» (Собственная дача около Петергофа). К этому же эклектизму примыкают Н.Л. Бенуа, А.И. Брюллов. Многое у них хорошо выполнено и не лишено импозантности (конюшни Бенуа, фрейлинский дом его же), держится ещё старое архитектурное ощущение целого, но постепенно это «учёное» рационалистическое творчество мельчает, становится сухим, мёртвым, гаснет фантазия, размах, оно лишается органичности и убеждённости (таков ученик А. Брюллова — И.А. Монигетти). К концу века воцаряется такая неразбериха, что появляется попытка «выдумать» совершенно новый стиль, и появляется «стиль модерн», или «декаданс» (упадок), с его причудливо изогнутыми линиями и совершенно произвольно взятыми соотношениями. В окрестностях столицы этот стиль, окончательно опошленный в фойе кинематографов и «шикарных» гостиниц, выпукло представлен в личных апартаментах последней царской четы Александровского дворца в Детском Селе (работы Мельцера) и отчасти в Нижнем дворце — в петергофской Александрии.

Наконец, стремление вспять — к истокам старо-московского самодержавия — власти, судорожно цеплявшейся за старо-русские традиции, в связи с открытиями и более детальным изучением старо-русского художественного прошлого и увлечением древне-русской иконописью и монументальной живописью, — привело к созданию любопытного ансамбля древне-русских стилизаций (Московской, Новгородской, Псковской) — Федоровского Городка и собора, работы в которых продолжались вплоть до самой революции и не были закончены.

Особую страницу в художественной истории представляет парковое искусство в окрестностях больших городов. Именно здесь были условия для развития этого нового в России искусства, так как в городской черте паркам негде было раскинуться, а те, которые создавались, гибли потом, разрушаемые и подавляемые стихийным ростом города (Летний сад, парки и сады вельможных дворцов Шереметева, К. Разумовского, М. Воронцова, Юсупова и др., отчасти Таврический сад и т. д.).

Три типа парка являются главнейшими в истории паркового строительства Европы: итальянский, французский и английский. Развитию у нас первого типа (парк, расположенный террасами) не благоприятствует рельеф местности, большею частью низменной и ровной, хотя отдельные элементы его можно усмотреть в парках Петергофском и Павловском. Два же последних типа представлены у нас в отличных образцах, несмотря на то, что утрачены многие характерные парковые затеи (стриженые шпалеры, боскеты, беседки, павильоны, скамейки и прочее), самые деревья разрослись и закрыли перспективы или относятся к уже позднейшим посадкам второй половины XIX века.

Французский тип парка — с его прямыми аллеями или дорожками, сходящимися под углом или расходящимися по радиусу, с площадками, со статуями, фонтанами и павильонами посредине, чинный, строгий, торжественный и более «искусственный» — можно видеть в нижнем и верхнем садах Петергофского Большого Дворца, в Стрельнинском парке и в Екатерининском — в Детском Селе.

Английский — со свободно вьющимися дорожками, по которым никак не пройдёшь кратчайшим путём, свободно стоящими группами деревьев и полянками, приближающимися к «естественности» и, однако, глубоко продуманными и рассчитанными на красивые перспективы видов, — в парке Английского дворца Петергофа, в Александровском парке Царского Села, в Гатчине, в петергофской Александрии и особенно — в чуде искусства этого рода — в Павловском парке.

Поразительно умение группировать деревья, создавать целый пейзаж, творить самую «архитектуру» органической природы, заставляет с особенным вниманием отнестись к этому, ныне совсем почти утраченному, искусству. Время неизбежно и органически меняет эти создания: сохнут, падают от старости и бурь старые гиганты, меняя ландшафт, вырастает новая поросль. Огромных усилий и денег стоило в недавнее время поддерживать, подсаживать, подчищать эти колоссальные площади с прудами и дорожками. Парки эти могут теперь только изменяться, погибать, уничтожаться, и вряд ли скоро могут создаться общие экономические условия для возрождения паркового созидательства. Тем внимательнее необходимо беречь сохранившееся.

Печатается по изданию: Окрестности Ленинграда. Путеводитель. М-Л, 1927.