Русская национальная мысль. Наследие Колеса Велеса

Евгений Анатольевич Небольсин, 2019

Много книг написано о Древней Руси и её религиозной концепции. Но чем оная была на самом деле, исходя из самого образа северного человека? Если традиция Колеса Велеса в альтернативе Священному Писанию, то, да – это ересь. А если доктрина Колеса Велеса становится иным срезом Священного Писания, адаптировано к древнему укладу жизни и специфике национального характера, то это ересью уже не будет. О том, как воспринимали Православие древне славянские народы Вы прочтете на страницах этой брошюры.

Введение

В наше время все чаще и чаще люди задаются вопросом о том, каким была изначальная дохристианская Русь и есть ли конфликт между Православием и славянским язычеством тех времен? Много кривотолков в умах современных ученых мужей родилось от простого не понимания самой сути вопроса. Это с одной стороны, а с другой, на фоне всеобщей безграмотности в вопросах веры навязываются такие учения, которые в конце концов приводят к вырождению народ.

Почему-то изучающие проблему отношений язычества и Христианства утверждают такие мысли, исходя из которых становится ясным только одно, что древние славяне были в некотором смысле людьми не далекими. Их легко можно было обмануть, принудить к смене веры запугиванием смертными казнями или вынудить к измене. Что это за народ такой? Не оскверняют ли этими доводами память наших древних предках? А ведь простой раскол, благодаря коему возникло старообрядчество до сих пор остается больным местом. А ведь он возник на почве даже не смены веры, а из-за каких-то формальностей в границах вероучения, то есть в пределах самого Православия. До сих пор люди живут с этим уже более 3-х с половиной веков. Согласитесь срок в соотношении с тысячелетней историей Руси после Крещения заметный. Почему же такое отношение к предкам, исповедникам язычества, жившим в десятом веке нашей Эры? Наверное, дело совсем в ином. Православие осталось продолжением той самой линии, которую проводили наши далекие прадеды. При этом следует уверенно говорить о том, что до Рождества Христова языческие религиозные традиции могли иметь только одну ключевую тенденцию — торжество жизни над смертью. Это очевидным образом предстало перед взором человечества в самом Пришествии Сына Божьего. По этой причине, нам остается только с уверенностью сказать о том, что древняя славянская вера шла в общем течении Вселенной — к принятию Христа. Каждая фибра мироздания, воспринимаемая нами как реальность, воспринимается нами только потому, что пребывает в том же течении к Богу. Только, если до Рождества Христова каждая фибра бытия рассказывала о том, каким должен быть Спаситель, чтобы человек мог Его узнать. То после Его Святого Воскресения, каждая фибра бытия напоминает нам об Этом и пророчествует о Его Пришествии Втором. Установки древней славянской веры не могли быть исключением из общей тенденции становления мира и потому могли быть призваны только для утверждения способности славян принять Спасителя мира, но не так, как это было естественно для народов Африки и Средиземноморья. Также как восхождение на вершину имеет много вариантов путей подъема.

Итак, древняя славянская традиция могла идти только в одном общем русле — быть пророчеством о грядущем Спасителе, хотя уровень духовной жизни был выше и динамика богообщения также имела намного интенсивнее, а потому подвиг Сына Божьего естественнее вписывался в ритм жизни народов Севера, смазывая контрасты. Связано сие с изоляцией от цивилизованного мира и природными условиями среды проживания. Повторюсь, что все в этой Вселенной шло в одном направлении — готовило мир к Его Первому Пришествию. После Его Пришествия в мир Вселенная уже исповедует о Нем, благодаря чему является носителем Благодати Его Духа Святого. Ведь пришествие Сына Божьего — знаковый момент для всего мироздания, в котором произошел существенный поворот и началось рождение нового человека. Об этом говорить в главе «Введение» нет смысла, ибо более подробно сие сказано в «Русской философии. Анализе истории. Том 2 и том 3».

Исходя из всего сказанного нужно уверенно говорить о природе верований северных народов. Понятно, что здесь следует быть очень осторожным, ибо очень трудно вести ко Христу, исходя из тех обрывков, кои дошли до нас из тех далеких времен в виде культовых каменных объектов. Да и справедливо меня могут обвинить в предвзятости, то есть посредством любого понятийного языка можно выражать любую грань Истины, но это не будет Истиной, а только односторонней гранью её. Это будет ограничением. Тогда есть смысл идти иным путем. Мы дадим общие определения о торжестве жизни на философском понятийном языке, опустив из виду весь конент специфического понятийного языка Священного Писания и древних славянских религиозных традиций. Потом через эту призму посмотрим и на Священное Писание и на языческие традиции Севера. Так будет правильнее.

Дело в том, что до этого момента верования древних славян преподносились как альтернатива Священному Писанию, а потому выступали как ересь. А если эти верования мы преподнесем как иной срез Священного Писания, адаптировано к древней славянской традиции, как наиболее естественное выражение древнего уклада жизни славян, то это ересью уже не является. Это просто еще один перевод текстов на родной этому народу понятийный язык. Это понимали и понимают все миссионеры всех времен, о чем свидетельствуют нам летописи и жизнеописания святых. Если мы дадим определение жизни на общем понятийном языке философии, то увидим, что это и есть та самая белая линия, проходящая через историю всего человечества. Специфическое уникально сложенное ее выражение ее мы узнаем как в Священном Писании, как в истории Древней Греции, так и укладе жизни древних славянских народов. А ведь Спаситель мира не нарушил этот закон и тоже шел именно этими дорогами, в противном случае, мы так и не узнали бы в Нем себя самих и Бога.

Когда первые миссионеры пришли на Русь и в Европу, то первым делом старались быть узнанными этими народами, которые проживали в данных землях. Они не заставляли зубрить молитвы всех попавших под руку, а именно несли то самое родное для души каждого человека, которое имеет выражение в мировосприятии, исторически сложившегося в родной вере. Им предстояло сначала изучить самобытную культуру, принципы подвижничества (благодаря коему люди имеют живучесть) и формы исповеди торжества жизни над смертью. После этого необходимо было нести людям слово о Христе, утверждая Церковь Христову Духом Святым. Так было в Средневековье.

Но этим первым актом все не закончилось, ибо постоянно все вокруг изменяется, да и сам человек опытно получает все больше и больше знаний, которые почти всегда не вписываются привычным образом в естество религиозного мировосприятия. Жизнь кидает нам постоянно новые посылы, в контексте коих нужно вновь и вновь утверждать веру православную, то есть постоянно появляется необходимость вновь и вновь крестить Русь. Так должно быть и будет всегда — всегда надо будет крестить Русь. Тем более, сегодня, когда та связующая нить поколений прервалась, когда старики не научили своих детей и внуков их вере и не передали им опыт жизни, то вообще приходится начинать все сначала.

Данные археологических раскопок очень скудны. Но это не так важно, ибо общий план мировосприятия всегда остается прежним, а потому главная мысль создателей Стоунхенджа останется той же. Иными словами, новые открытия, связанные с этим памятником древней Англии, прольют нам свет только лишь на некоторые технические тонкости в пределах основной мысли, только и всего и не более того. То есть в любом, случае, перед нами культовое сооружение, в коем имеет место быть попытка наладить отношения с Творцом. Мозг человека — это совершенство во всех смыслах и обладает бесконечным множеством возможностей, а потому не нуждается в каких-то еще вспомогательных инструментах в своем верховном мире. А если и нуждается, то только там, где ему противоестественно функционировать и без них всякая прежняя функциональность прекращается. Так начинается эволюция, при которой ум погружается в глубины хаоса, то есть туда, где ему более всего инородно быть. Таково свойство живого, ибо оное стремится туда, где оного нет. Живому свойственно побеждать смерть и оное идет туда, где смерть.

Это с одной стороны. А с другой, дело в том, что издревле шла ожесточенная борьба за выживание и, ради торжества жизни, требовалось эту борьбу как можно лучше организовать. Нужна согласованность всех и каждого члена сообщества. Чем больше глаз видит окружающий мир, чем больше умов соучаствует в решении проблемы и в поддержании радости в общине, тем общество имеет лучшую живучесть. Понятно, что делать одним и единым целым многочисленное множественное может только Бог по образу Своего одиночества и единства и только любовью в различных именах. И чтобы наиболее сильно сплотить сообщество, надо постоянно активировать духовные силы и любовь в его среде. Но только ради этого возник и Стоунхендж, и сама стройка Стоунхенджа. Стройка Стоунхенджа и сам Стоунхендж — вещи разные. Хотя трудно понять, может быть это одно и то же — памятник любви.

Далее наши суждения неизбежно пойдут по руслу, ведущему течение мысли в единое пространство мирового опыта жизни. Дело в том, что определение о человеке имеет много имен и одно из них — радость. Радость вечна по природе, а потому и радостный человек также вечен. Но как соединить это в земных реалиях, где все вокруг временно и относительно. Надо быть счастливым уже сейчас, ибо это иное имя любви. Только счастливый может делиться счастьем. И в то же время, надо остаться в радости и после смерти, воскреснуть для жизни вечной. Как совместить два в одном? Этот вопрос волновал общество людей и только оный был тем самым стимулом, активирующим все эволюционные токи Вселенной и человека в ней.

Поэтому, позиционируясь на естественном желании жить в радости жизни, мы поведем разговор о мировосприятии древних народов северной Европы. Так как природа счастья имеет одно и то же определение для всех людей, то понятно, что каждое определение о радости бытия оказывается достоянием всего человечества. Так устроено в этом бытии, что для исследования какого-либо явления, позиционировать себя надо на конечном результате — на самой радости, которая есть только торжество жизни над смертью, то есть на победе, чтобы распознать и видеть все то сопутствующее такому результату. В истории было всегда всего много всякого, и всего не упомнить и не учесть в анализе. Да и нет особой в этом необходимости.