Жизнь среди людей. [не]научно-исследовательская работа

Алиса Рекунова

Роман рассказывает об аутичном мальчике, который пока не знает о своем диагнозе. Его привычный мир рушится. Он переезжает в новый город, приходит в новую школу, пытается найти друзей. Получится ли?Роман получил премию «Рукопись года» и вошел в финал конкурса «Выбор читателей» от LiveLib.

9. Шторм

Мы уже не узнаем друг друга в шумной серой толпе.

Зима наступает на мир, без того слишком хмурый.

Мы не спрячемся, нам уже ничего не успеть.

Прозрачный воздух дрожит

В ожидании бури.

В мире людей очень сложно понять, что правильно, а что нет.

Слишком много полутонов. И так странно, что несчастье может привести к чему-то хорошему.

____________________________________________________________________

Мама и Игорь не стали есть пиццу, которую я разогрел к их приходу. Вместо этого они сели на диван в гостиной, а мне пришлось стоять перед ними. Не самое приятное ощущение, когда на тебя смотрят и молчат.

Я думал, что мама придет одна, но их было двое. Снова двое.

— Почему ты прогулял? — спросила мама.

— Ну, все ушли, и я тоже…

— А если все с девятого этажа будут прыгать, ты тоже прыгнешь?

— Это нечестный вопрос, — сказал я, глядя в пол.

— Чего? — спросил Игорь.

Я попытался объяснить:

— Сначала мне говорят: не выделяйся. Не отсвечивай. Это мамина цитата. Ты сама мне так говорила, — я посмотрел ей в глаза. — Я не должен выделяться, я должен быть, как все. А теперь ты говоришь, что я не должен быть, как все. Ты не считаешь, что где-то здесь есть противоречие?

— Ты должен уметь отличать хорошее от плохого, — сказала мама.

— Это этическая дилемма, которая не имеет однозначного ответа, — сказал я, повысив голос, и тут же опустил глаза.

Я чувствовал, как злость течет из меня, я выдыхал ее из легких, она сочилась из каждой поры моего тела, я выплевывал ее, когда говорил. Это, конечно, метафора, но очень реальная. Злость застилала мне глаза. Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в кожу.

— Если бы я не пошел с остальными, я бы не смог влиться в коллектив. Если бы я попросил других остаться, никто не стал бы меня слушать. Если бы я остался один, меня считали бы предателем. Ты знаешь, что такое, когда тебя считают предателем в шестнадцать лет? Нет, не знаешь, потому что ты все забыла, потому что тебе уже давно не шестнадцать, и ты не знаешь ничего о микрогруппах, которые образуются в школе, ты не знаешь ничего о нашем классе и взаимодействии внутри него.

Слова лились из меня, и я закрыл рот руками, чтобы остановиться, но не смог. Слова продолжали течь.

— Ты хочешь, чтобы я был, как все, потом хочешь, чтобы не был, а на самом деле ты хочешь, чтобы я был идеальным для тебя, ты хочешь, чтобы я думал удобно, поступал удобно, жил удобно, но ты не хочешь поступать удобно для меня. Я не хотел приезжать сюда, но ни слова не сказал об этом. Я не хотел учиться в новой школе, но я учусь здесь, я стараюсь. Я не знаю, что мне сделать. Не зна…

Крепкая пощечина остановила меня. Щеку как будто обожгла крапива.

Я закрыл рот и поднял глаза. Передо мной стояла не мама. Передо мной стоял Игорь. Он покраснел и стал казаться еще больше.

Я потрогал щеку. Игорь бил очень сильно.

Он стоял надо мной и тяжело дышал. Его рука была поднята для следующего удара.

— Не смей так разговаривать с матерью.

— Папа никогда меня не бил, — сказал я и пошел в комнату.

— Не смей уходить, — он схватил меня за воротник и резко потянул назад. Шов впился мне в горло, и я услышал, как порвались нитки. — Извинись перед матерью.

— За что?

— Отпусти его, — глухим голосом сказала мама. — Пусть идет.

— Но Лиза…

— Отпусти, — тихо сказала мама.

Помедлив, Игорь выпустил мою водолазку. Откашлявшись, я убежал в комнату.

Мне стало страшно. Я сидел в углу с закрытыми глазами, тер горло и слушал Токкату и фугу ре-минор Иоганна Себастьяна Баха в исполнении Ванессы Мэй снова, снова и снова, пока кто-то не тронул меня за коленку. Я дернулся и открыл глаза.

Оказалось, что в комнату вошла мама.

— Ты, правда, помог этому мальчику? — спросила она, опустившись рядом со мной на колени.

— Немного. Я разогрел вам пиццу.

— Пойдем поедим вместе? — она пыталась заглянуть мне в глаза, но я не смотрел на нее.

— Не хочу.

— Не выпендривайся. Пошли. И еще… — она надолго замолчала. — Ты молодец. Хорошо, что ты оказался там. Думаю, ты хорошо вписываешься в свою микрогруппу.

Мне хотелось закричать на нее. Я не вписываюсь, здесь ужасно, и я тону, тону, тону, у меня выбили почву из-под ног, с меня содрали кожу, и я не человек, я теперь оголенный нерв, я все вижу, я не могу не видеть, у меня нет век, чтобы закрыть глаза, у меня нет кожи, чтобы защититься, от меня ничего не осталось. Я устал, устал, устал.

Но я ничего не сказал.

Я вышел из комнаты и ел пиццу вместе с ними.

Я молчал, а мама и Игорь говорили друг с другом. Чаще всего они упоминали какого-то Влада, но я не вслушивался в их разговор.

Когда я уже лег, ко мне в комнату зашла мама.

— Я надеюсь, что ты не будешь дальше общаться с теми людьми, которые могут на тебя плохо повлиять. И оценки подтянешь. Хорошо? А то я видела, что у тебя в последнее время не слишком ладится с учебой.

— Я все исправлю, — ответил я.

И мама ушла.

***

Утром я чувствовал себя не очень бодро, потому что очень плохо спал.

С серого неба падала вода.

Я ничего не чувствовал. Ничего не понимал. И мне казалось, что черная дыра в моей груди стала еще больше.

Но в школе меня ждал большой сюрприз.

Я зашел в класс, прошел мимо первой парты, за которой сидел Саша Соколов и его вечно хихикающая соседка Таня.

За второй партой сидели Алина Шишкина и Юра Бережков. Но сегодня она, конечно, сидела одна.

Она улыбнулась мне, и я механически улыбнулся в ответ.

— Хочешь сесть со мной? — спросила Алина. — Пока Юрка не… В общем, мы можем пока посидеть вместе.

Я остановился.

Раньше никто не предлагал мне садиться рядом просто так. Только на лабораторных и на контрольных.

И я быстро сел рядом, пока она не передумала.

— Как ты? — спросила Алина.

— Нормально.

— А мне всю ночь Юрка снился. Это ужасно было. Я больше никогда не буду качаться на качелях.

Я кивнул, доставая из рюкзака учебник английского и папку с тетрадями. Если что-то случается, люди часто говорят, что не будут чего-то делать. Каждый раз после посещения стоматолога папа говорит, что не будет есть шоколад и будет пользоваться зубной нитью. Только через неделю уже забывает об этом.

— Ты очень скромный, да? — спросила она. — Или просто пока не освоился?

— Я всегда такой, — сказал я.

— Ты из этих… чудиков. Как их? Гиков³.

— Наверное.

— Ясно. Увлекаешься наукой? — продолжала спрашивать Алина. — Ты говорил, что любишь естественные науки.

Я кивнул.

Неужели Алина запомнила мои слова? Это было очень приятно.

— Физикой увлекаешься, да? Ну, любишь космос и всякое такое?

— Многие думают, что я люблю астрономию. Но биологию я люблю больше.

Я решил не говорить Алине, что хотел стать космонавтом до одиннадцати лет. Обычно люди над этим смеялись. Некоторые считают, что после Гагарина никто вообще в космос не летал (это не шутка).

— А я люблю литературу, — сказала Алина. — Хотя астрономия мне тоже очень нравится.

— Правда? А что именно в астрономии тебе нравится?

— Мне нравятся планеты Солнечной системы. Моя любимая планета — Юпитер.

— А моя Плутон. Только это уже не планета.

— Да? — Алина приподняла бровь. — А что?

— Плутоид. Одна из карликовых планет. Плутон исключили из списка планет в 2008-м году.

— То есть теперь в Солнечной системе восемь планет?

Я кивнул.

— Вау. Я и не знала. А почему тогда тебе нравится Плутон?

— Все думали, что Плутон это планета, а потом решили, что это плутоид. Что он совсем не такой, как остальные планеты. И мне стало обидно.

— За планету? — спросила Алина.

— Да, именно. Только Плутон уже не планета.

В класс зашла Зоя Викторовна. Сейчас по расписанию стоял ее урок — английский.

— Сейчас мы получим, — шепнула Алина.

Звонка еще не было, но все в классе замолчали.

Зоя Викторовна тоже молчала. Она смотрела на нас, и я очень жалел, что не могу выражения ее лица. Лучше бы она что-нибудь говорила.

Через две минуты — самые долгие две минуты в моей жизни — прозвенел звонок.

— Ну что? Хорошо вчера повеселились? — спросила она.

Никто не ответил. Даже Артем Хвостов ничего не сказал.

— У Юры Бережкова сотрясение мозга. А из-за кого? — закричала Зоя Викторовна. — Вы понимаете, что довели одноклассника до больницы? Вы подвели меня. Вы все. Даже ты, Саша.

Саша Соколов молча опустил голову. Вчера его не было с нами в рок-магазине, он ушел раньше.

— А ты, Вика? Я думала, хоть ты сознательная.

— Я сознательная, — ответила отличница Вика. — Но я решила провести время более продуктивно.

— И как? Провела продуктивно? — продолжала кричать Зоя Викторовна.

— Я не ходила с остальными. Я пошла к бабушке в больницу, — ответила Вика Веревкина.

— Это, конечно, благородно, но не ценой же прогулянного урока.

— На французском нас все равно ничему не учат. Так что без разницы.

Мне стало обидно за Галину Михайловну. На уроках ее часто перебивали, а она кричала, что пойдет к директору. Но никогда не ходила.

— Правильно, — закричал Артем Хвостов. — Френч вообще отстой.

— Смотрите, кто подал голос. Хвостов, — Зоя Викторовна прищурилась и подошла к нему. — Это ты придумал сбежать с урока?

— А чё сразу я? — закричал Артем. — Не я же потащил его на качели.

Так всегда. Если Артему Хвостову что-то нравится, он говорит об этом так, чтобы все услышали. Если не нравится — говорит еще громче.

— Но ты его подстрекал, я уверена.

— Да чё вы сразу на меня гоните-то?

Зоя Викторовна что-то говорила, но я не слушал. Мне хотелось исчезнуть отсюда и оказаться где-нибудь очень далеко. Например, в районе Плутона. Там, где только вакуум и темнота.

–…Самохин. А? Леша Самохин!

Я поднял глаза. Зоя Викторовна стояла рядом и смотрела на меня.

— Что скажешь, Самохин? — спросила она после долгого молчания.

Я не знал, что говорить, поэтому промолчал.

— Точно ничего не хочешь сказать?

Я помотал головой. Я ничего не хотел сказать.

— Зря, — сказала Зоя Викторовна. — Кто-нибудь еще?

— Он Юрку спас, — закричал кто-то с задних парт.

Класс зашумел, и я мне захотелось закрыть уши руками, но это было невежливо.

— Это правда? — спросила Зоя Викторовна.

— Я оказал первую помощь, — я посмотрел Зое Викторовне в глаза. — Это не значит спас.

— Леша действительно здорово помог, — сказала Алина.

— Конечно, он же у нас самый умный, — хмыкнул Саша Соколов.

— Ты молодец, Леша, — сказала Зоя Викторовна и улыбнулась мне. — Хоть ты и прогулял, но все равно молодец. В конце недели у нас будет педсовет по этому поводу.

— О не-ет, — сказал Артем.

— О да! Все родители должны присутствовать. Я сегодня обзвоню всех еще раз. А теперь начнем урок. Хвостов, к доске. Страница семьдесят два, упражнение шестое.

— Блин, — сказал Артем и пошел к доске.

Зоя Викторовна больше не говорила про Юру Бережкова, и урок прошел как обычно.

На алгебре учительница долго рассказывала нам про безответственность, которая охватила нас с появлением интернета.

Очевидно, она имела в виду, что до появления интернета ученики не прогуливали. Я особо не слушал, потому что волновался, вдруг она вызовет меня к доске. Но меня не вызвали.

На большой перемене Алина предложила пойти купить хот-доги в киоске, который стоит рядом со школой.

Пока мы ждали заказ, Алина молчала. Я тоже молчал, не зная, что сказать.

На улице было прохладно, ветрено, а небо покрывал густой слой темных туч. Очень свежо.

Когда мы возвращались, Алина спросила:

— Не хочешь после школы зайти к Соне?

— Не знаю. Да. Наверное. Только я должен вернуться до того, как мама с работы придет.

— Тебе вчера влетело?

— Можно и так сказать. Мама и ее новый мужчина со мной поговорили.

— Твои родители развелись?

— Пока нет. Но они уже давно не живут вместе.

— А мои развелись, когда мне было шесть. Я папу не видела уже несколько лет.

— Сочувствую, — сказал я, потому что понимал, каково ей. — Когда родители расходятся, это ужасно. Будто внутри появляется черная дыра. И ничего больше не остается.

— О чем ты? — Алина засмеялась. — Снова что-то научное? Пошли лучше на биологию.

И мы вернулись в школу.

— А чем тебе нравится биология? — спросила Алина после того, как прозвенел звонок. — Это же ужас какой-то. Генетика, бе-е.

— Не знаю. Это то, что делает нас нами. Разве этим можно не интересоваться?

— Да легко, — улыбнулась Алина.

Я молча пожал плечами.

В класс зашел наш учитель Артем Игоревич и тут же спросил:

— Кто скажет мне, в чем смысл полового процесса?

Значит, мы начнем проходить размножение.

— Половой процесс — это круто, — громко сказал Артем Хвостов.

— Какой же он тупой, — шепнула Алина мне на ухо, и у меня возник пиломоторный рефлекс (обычно люди говорят в таких случаях «побежали мурашки по коже»).

— Не думаю, что он тупой, — ответил я. — Просто он перепутал половой процесс с половым актом.

Алина покачала головой и нахмурила брови.

— Может, кто-нибудь другой скажет, в чем заключается смысл полового процесса? — спросил Карл Анатольевич.

Алина толкнула меня локтем в бок.

— Ответь, ты же знаешь, — шепнула она. — Знаешь же?

На этой неделе я поднимал руку и отвечал уже два раза (на геометрии и на физике).

— Давай, — сказала Алина.

Помедлив, я поднял руку.

— Да-да? — Карл Анатольевич улыбнулся. — Ты знаешь, Алексей?

Он всех учеников называл полным именем, и мне это очень нравилось.

Я встал, заставив себя посмотреть ему в глаза.

— Цель полового процесса — оплодотворение. Гаплоидные половые клетки соединяются, чтобы получилась диплоидная клетка, которая н-называется зиготой.

Я сел на место, потому что понял, что снова начал заикаться. Но вроде бы никто не заметил.

— Ты прямо как Википедия, — шепнула мне Алина. — Так много знаешь, это круто. Мне бы так.

Я улыбнулся ей.

Мы просидели вместе весь день. Я был очень-очень рад. Но я понимал, что Юра Бережков скоро выздоровеет, и я снова буду сидеть один.

Но пока я чувствовал себя почти… счастливым.

Примечания

3

Гик (англ. geek, IPA gi: k) — человек, чрезмерно увлечённый чем-либо. Часто используется по отношению к людям, интересующимся компьютерными технологиями и научной фантастикой. [Примеч.]