Шансов выжить нет

Светлана Алешина, 1999

«…Генерал сделал небольшую паузу и вздохнул, прежде чем продолжить. – Теперь – твоя задача… Из российской медицинской миссии в Кайдабаде тебя, собственно, должен интересовать только один человек – Судаков Алексей Вениаминович, хирург, он же руководитель миссии. Ему пятьдесят четыре года, очень высокий, худой, лысый. Фотографии его у меня нет, но его ни с кем не спутаешь. Больше двух метров роста и абсолютно лысая голова – редкое сочетание, никаких особых примет не надо… Найдешь и… Ну, словом, поможешь ему выбраться… Теперь слушай внимательно… Я мысленно пожала плечами. Как этот генерал себе представляет – можно невнимательно слушать формулировку задачи? Или это с его стороны такой неуклюжий намек? На что?.. – …Очень важно не только найти его, – медленно, чуть ли не по слогам продолжал генерал, – но и оценить его поведение с точки зрения психологической достоверности… Он сделал паузу. – Ты меня хорошо расслышала, Николаева? …»

Глава четвертая

Впереди лежали развалины.

Среди них бродили странно одетые люди. Я поняла, что землетрясение произошло ночью. И началось оно сразу с толчка баллов в семь. Дома, сложенные в основном из сырцового, необожженного кирпича, не выдержали такого удара и рассыпались. Конечно же, большинство жителей города, не успев выбраться наружу, погибли.

Спаслись только те, кто, не теряя ни секунды, сразу бросились на улицу. Не одеваясь, ничего не собирая с собой, не думая — в чем были. Если спал голым, выскакивал прямо голым. Зато живым. Те, кто пытался одеться, погибали под рушившимися домами. Уцелевшие одевались в то, что могли найти среди развалин.

Местных жителей легко можно было отличить от спасателей, одетых в форму защитного пятнистого цвета. Казалось, что спасателей значительно больше, потому что в отличие от оцепеневших жертв землетрясения они двигались, причем очень энергично. Спасательные работы были начаты, очевидно, с той окраины города, на которую мы и выехали.

Машин было на удивление мало. Глаз охватывал довольно большой участок разрушенного города, и на нем я насчитала всего пять будьдозеров, разравнивающих уже обследованные завалы, и три малогабаритных экскаватора с очень большими ковшами… Мне уже приходилось видеть такие в Орли, когда там расчищали стоянку автобусов, на которую упал один из трех столкнувшихся в воздухе самолетов. В ковше такого экскаватора запросто умещалась половина искореженного двухэтажного автобуса. По частым взмахам этих огромных ковшов из серебристого, легкого, но чрезвычайно твердого сплава я поняла, что работа идет полным ходом. Ближайший экскаватор был хорошо виден… Несколько спасателей обследовали очередной завал и знаками показывали издалека экскаваторщику, сколько, какой толщины слой снять сверху и на каком участке… Иногда это были всего несколько сантиметров, и ковш поднимался практически пустой. Но я знала, что по-другому работать нельзя — запрещает здравый смысл. К тому же существуют международные требования к спасательным работам, согласно которым технику применять нельзя, пока нет уверенности, что из завала вытащили не только всех живых, но и все трупы… «С уважения к мертвым начинается уважение к живым!» — вспомнила я один из лозунгов Кодекса спасательской чести, придуманного еще старой гвардией, первыми, сейчас занявшими почти все руководящие места в министерстве…

На завалах, где экскаватора не было, расчистка шла гораздо медленнее. Ребятам приходилось вручную, лебедками, ломами поднимать камни, балки, огромные сцементированные глыбы кирпичей. То и дело кто-то из них поднимал вверх руки, подавая сигнал, что в завале обнаружен человек. Живой или мертвый — это чаще всего невозможно сразу определить, пока тело не будет извлечено из-под обломков дома.

За те несколько минут, что наш джип стоял неподвижно, я успела заметить, как раненых на носилках бегом относят к стоявшему на расчищенной от обломков площадке большому транспортному вертолету…

Спасатели работали группами по шесть-восемь человек, у некоторых групп были собаки, специально обученные поиску в завалах пострадавших. Группы обследовали развалины одного дома за другим и медленно, очень медленно продвигались на север, к центру города…

Наш все еще работающий мотор, шум винтов готовящегося взлетать вертолета заглушали остальные звуки. Но было видно, что сидящие кое-где на развалинах женщины с закутанными какими-то тряпками головами, некоторые — в парандже, раскачиваются взад-вперед и, очевидно, плачут, причитают или даже кричат.

Они были совсем не похожи на тех пуштунок, которых я видела однажды в афганской деревне в районе Герата… Год примерно назад, когда участвовала в поисках туркменской археологической экспедиции, пропавшей на перекрестке трех границ в межхребетье Копетдага и Сафедкоха. Археологи искали древний город, расположенный, по преданию, у истоков Герируда, и умудрились на пятьдесят километров углубиться на иранскую территорию, тогда как мы начали поиски с афганской… В моем личном деле в графе «территории, на которых работала» теперь наверняка среди прочих значится Афганистан… Хотя вся работа продолжалась тогда часов десять-двенадцать… Может быть, еще и поэтому сюда послали именно меня?..

Чернобородые афганские мужчины сидели на развалинах молча, уставившись в одну точку, и не помогали спасателям раскапывать свои бывшие дома. Странно было видеть у каждого из них головной убор, хотя многие были без традиционных халатов и длинных хлопчатобумажных покрывал, заменяющих верхнюю одежду, — этих шоли. Некоторые даже — без рубашек. На головах у всех или тюбетейки, или какой-нибудь войлочный колпак, или люнги — так (это я еще в тот раз узнала) называется у них пятиметровая белая чалма. Наверное, это было чем-то настолько традиционным, ритуальным, что уцелевшие заботились прежде всего не о том, чтобы было прикрыто тело, а лишь о том, чтобы покрыты головы. Аллах, что ли, запрещал им ходить с непокрытыми головами?..

Неподалеку работал экскаватор, разгребавший особенно высокий завал. Около него стояли два джипа, таких же, как наш…

— Вон он, — кивнул в их сторону Строганов.

— Кто? — не поняла я.

— Васильев, — пояснил капитан, — местный главнокомандующий российскими спасателями… Ему ты должна доложиться.

Наш джип тронулся с места и начал осторожно пробираться по заваленной обломками улице ближе к экскаватору. Вертолет в это время, поднимая тучи пыли, медленно поднялся в воздух и пролетел над нашими головами куда-то на юго-восток.

— Куда вывозят раненых?

— В Кабульский госпиталь. Там было всего три балла. Разрушений нет, только стекла в окнах дребезжали…

Наш джип затормозил метрах в пяти от вышедшего нам навстречу офицера в российской форме. Очевидно, это и был генерал-майор Васильев.

Я проворно выскочила из машины и бегом направилась к нему — сама атмосфера вокруг не позволяла двигаться в другом темпе.

Офицер и впрямь оказался в звании генерал-майора. Замерев перед ним по стойке «смирно», я четко, как бравый солдат, отбарабанила рапорт:

— Старший лейтенант Николаева по приказу из центра прибыла в ваше…

— Отставить, — оборвал он меня. — Пройдите в мою машину…

Я села в бронированный джип, оборудованный бортовым компьютером, — наверное, это был командный пункт. Мне прежде не приходилось общаться с первыми лицами на территориях бедствия — всегда был начальник группы, который сам обо всем докладывал, сам получал приказы и инструкции, сам ставил передо мной задачу.

И вот я сама себе начальник…

Джип генерала оказался разделенным внутри прозрачной перегородкой, отделявшей передние два сиденья от остального салона. Сзади сидел дежурный оператор и отслеживал по компьютеру оперативную обстановку в районе бедствия, в том числе и сейсмологическую.

Васильев кивнул мне на место пассажира впереди, сам сел на место водителя. Секунд тридцать он молчал, очевидно, сосредотачиваясь. Потом взглянул на меня. Во взгляде его я не сумела прочесть абсолютно ничего. Совершенно отстраненный взгляд. Такие обычно направляют на неодушевленные предметы. Ну, возможно, еще — на трупы. Я чуть плечами не передернула от этого взгляда… Я, знаете ли, жива еще, что ж на меня так смотреть-то!..

— Документы! — голос у Васильева был равнодушный, но жесткий, не предполагающий никаких возражений по поводу того, что он говорит.

Я вручила ему удостоверение и дискету с шифрограммой из московского центра.

На ней было несколько файлов, из которых прочитать я смогла только один, адресованный лично мне. Его шифр мне был известен. Знать о содержании остальных мне было не положено. Согласно должностной инструкции, правом на эту информацию обладал только непосредственный руководитель спасательных работ на месте бедствия.

Полагаю, что в этих файлах содержалась исчерпывающая информация обо мне и поставленной передо мной задаче. Я ведь пыталась все это прочитать, когда получила приказ из Москвы, но у меня ничего не вышло… Хотя, конечно, до классного дешифровальщика мне далеко.

Васильев внимательно изучил мое удостоверение и вернул его мне. С этим, по крайней мере, у меня все в порядке. Я, слава Аллаху, не шпион, не диверсант и не самозванец какой-нибудь, жаждущий приключений.

«Зато теперь я сама к себе могу относиться без всякой опаски, — подумала я раздраженно. — А то, чем черт не шутит, вдруг мне уже и самой себе ни в чем нельзя доверять?»

Васильев между тем включил небольшой дисплей, расположенный перед водителем на передней панели с правой стороны от рулевой колонки, ввел мою дискету и, словно забыв обо мне, погрузился в чтение моих представительских инструкций. На это ему хватило ровно минуты. Но когда он заговорил, тон у него был уже другой. Я, по крайней мере, получила право на фамилию.

— Значит, так. Ты, Николаева, в таких делах человек новый. Поэтому полностью задание знать тебе пока не положено. В ситуацию я тебя введу, задачу на первом этапе поставлю. Дальше будешь действовать по обстоятельствам. Когда до второго этапа доберешься, сама все поймешь. А не доберешься — значит, и понимать не надо было…

Честно говоря, такой вводный инструктаж меня несколько озадачил. Ну и задание — «Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что!..» Нельзя ли поконкретнее? И потом, что это за намеки — «если не доберешься?..» Веселенькое начало, нечего сказать!

Генерал, очевидно, чувствовал двусмысленность своих слов, и прозвучавшая в его фразах неопределенность смущала и его. Но, наверное, он вынужден был говорить неопределенно. Единственное, что он должен был сделать в любом случае — обрисовать мне ситуацию в Кайдабаде и сформулировать первоначальную задачу. К чему он незамедлительно и приступил.

— Толчок силой семь баллов произошел двенадцать часов назад. Никакого предупреждения не было. В городе уцелело одно здание — мечеть, построенная в шестнадцатом веке. Почему не развалилась, совершенно непонятно. Возможно, под ней существует локальная песчаная подушка. Все остальные здания разрушены. Толчок пришелся на ночное время, поэтому жертв очень много. В Кайдабаде по переписи, проведенной пять лет назад, проживало около шестидесяти тысяч человек. Нашей группой эвакуировано триста пятьдесят раненых, обнаружено полторы тысячи трупов. Порядка пяти тысяч человек успели выбежать из домов или выбрались из завалов самостоятельно. Их мы пока не вывозим — вон они сидят на развалинах, ждут, когда освободится транспорт. Да они и уходить-то со своих развалин никуда не хотят… Тебя это, собственно говоря, не касается… Теперь слушай внимательно и не говори, что не слышала…

Васильев посмотрел на меня строго, словно сомневаясь, что я последую его совету.

— В Кайдабаде сейчас работают уже три группы спасателей, направленных сюда в соответствии с соглашением ООН по спасательным работам, — наша, американцы и французы. Возможно, прилетят еще аргентинцы. У них очень сильная, опытная команда спасателей, но слабая дипломатическая служба. А политическая ситуация здесь очень сложная… Город пока поделен на три зоны. Каждая из национальных групп работает в своей зоне, хотя четких границ между ними, конечно, нет, и мы осуществляем активные контакты между группами. Идиотское, кстати, правило, но на нем настояла местная власть. Обычно международная служба спасения ООН присылает объединенную интернациональную команду… Впрочем, это ты, наверное, сама знаешь… Но здесь сейчас — все шиворот-навыворот-набекрень… На территории нашей зоны твоих врачей…

Произнося это слово, Васильев покосился на меня и почему-то хмыкнул.

–…пока не обнаружено. По оперативным данным, скорее всего они должны находиться на территории, где работают американцы…

Генерал сделал небольшую паузу и вздохнул, прежде чем продолжить.

— Теперь — твоя задача… Из российской медицинской миссии в Кайдабаде тебя, собственно, должен интересовать только один человек — Судаков Алексей Вениаминович, хирург, он же руководитель миссии. Ему пятьдесят четыре года, очень высокий, худой, лысый. Фотографии его у меня нет, но его ни с кем не спутаешь. Больше двух метров роста и абсолютно лысая голова — редкое сочетание, никаких особых примет не надо… Найдешь и… Ну, словом, поможешь ему выбраться… Теперь слушай внимательно…

Я мысленно пожала плечами. Как этот генерал себе представляет — можно невнимательно слушать формулировку задачи? Или это с его стороны такой неуклюжий намек? На что?..

–…Очень важно не только найти его, — медленно, чуть ли не по слогам продолжал генерал, — но и оценить его поведение с точки зрения психологической достоверности…

Он сделал паузу.

— Ты меня хорошо расслышала, Николаева? В крайних случаях решение принимай самостоятельно… Это, собственно, и есть твоя задача… Остальное сообразишь сама. Все тебе ясно, старший лейтенант?

«Издевается, что ли?» — подумала я с иронией, впрочем, так и не разобравшись, в чей адрес я ее направляю… Судя по всему — в свой. Хотя кое-что я уже успела сообразить. Недаром же генерал так аляповато подчеркивал слова «психологическая достоверность»… Значит, я должна оценить, насколько этот человек лжет, насколько естественны его психологические реакции. А делается это в единственном случае — когда хотят выяснить, не ведет ли он двойную игру?.. Значит, Судаков — агент. Хотя я и не знаю, которой именно из российских структур… И меня, значит, посылают выяснить — не перевербован ли он? Только я не понимаю, почему бы этой структуре самой не заняться проверкой своего агента?..

— Тумана много, товарищ генерал, — ответила я откровенно то, что думала. — Как бы не споткнуться в тумане-то и голову не расшибить…

Васильев помотал головой.

— Ничего больше этого говорить не могу. Не имею права… Разбирайся сама…

— Значит, так. — Потом, после минутной паузы, распорядился: — К американцам отвезу тебя сам. Представлю Уэйнкрафту. Он у них за главного. Работать будешь с тем, кого он тебе покажет. Самостоятельно американцы на своей территории работать не дадут, обязательно своего человека приставят… Но сначала поедем к французам. Это ребята простые, из национального легиона, с ними у нас и отношения попроще сложились. Без особого этикета обходимся… Теперь последнее… У меня тут пока всего шестьдесят человек. Все заняты, ни на минуту ни одного выделить не могу. Поэтому работать будешь одна… Особая сложность — отношения с местной властью…

Тут генерал вздохнул. Тяжелый получился у него вздох, искренний.

— Район Кайдабада контролируют отряды движения «Талибан». Отношение к нам открыто враждебное. Ахмед-Кхель русских терпеть не может. Это командира их так зовут… Джихад он нам пока не объявил, но дело к тому идет. Пока мы спасаем людей — не провоцируют… Но действия наши жестко контролируют и ограничивают район передвижений. Поэтому — никаких конфликтов, никаких стычек. Иначе тебе просто горло перережут. Они тут мастера с кинжалами управляться… Твоя задача — вытащить отсюда Судакова… Он нам нужен… Французов талибы тоже не любят. А вот Уэйнкрафт с ними как-то договорился. Так что без него у тебя все равно ничего не получится… Ты должна с ним подружиться. Это, кстати, тоже одна из причин, почему выбрали именно тебя. Ты женщина, молода, и внешность у тебя… более чем…

Я с удивлением прислушивалась к его словам. Все это он говорил совершенно отстраненно, как будто сам — и не мужчина вовсе. У меня еще раз мелькнуло ощущение, что я — какой-то неодушевленный предмет. По крайней мере — в его глазах…

— Теперь, кажется, все… Единственное, о чем прошу — помни: с талибами нужно быть вдвойне осторожной. Хитрые и жестокие, как все азиаты… И что у них там за отношения с этим мистером У — еще разобраться нужно. Не нравится мне их дружба…

Васильев включил зажигание, но с места не тронулся, а постучал в прозрачную перегородку, отделявшую нас от оператора за компьютером. Тот отвел глаза от экрана монитора и вопросительно посмотрел на генерала.

Тот щелкнул каким-то тумблером и спросил по внутренней связи:

— По прогнозу есть что-нибудь новенькое?

Дежурный оператор опять уставился на экран и принялся докладывать:

— Среднесрочный метеопрогноз благоприятный. Ближайшие двадцать часов — без осадков, ветер с юго-запада пять-восемь метров в секунду, температура от десяти градусов ночью до двадцати девяти — днем. Радиационный фон — в пределах нормы. Загазованность отсутствует. Пожароопасность — низкая. Сведений о складах отравляющих веществ не поступало. Пожар на бензохранилище французами потушен сорок минут назад… Сообщений о других складах горюче-смазочных веществ нет…

— Достаточно, — прервал его Васильев. — И так все ясно…

— Василий Кузьмич, — не унимался оператор, — поступила новая информация по сейсмологическому прогнозу на ближайшие сутки…

Генерал поморщился на неуставное обращение к себе, но замечания не сделал.

— Ну?

— Сейсмостанции в Кабуле, Дели и Равалпинди сообщили свои оценки вероятности повторного толчка. Эпицентр — в ста километрах юго-восточнее нас. Афганская станция дает вероятность сорок процентов, индийская — семьдесят, пакистанская — семьдесят пять…

— Душанбе? — отрывисто и как-то сердито спросил Васильев.

— По прогнозу таджикской станции вероятность повторных толчков почти нулевая…

— Идиоты… — процедил генерал сквозь зубы. — Дела хреновые. Сто километров — это слишком близко. Кого не успеем откопать — совсем похоронит… Первый толчок сопровождался образованием трещин и провалов. Очевидцы рассказывают — дома целиком под землей исчезали… Обстановка ясна?

Это он уже меня спрашивал. Я кивнула.

— Тогда едем. — Джип тронулся с места.

Я обратила внимание, что в отличие от капитана Строганова генерал Васильев водил машину очень сдержанно, осторожно, можно даже сказать — бережно… Словно это не командир спасателей вел машину, а переводил через дорогу слепую старушку советский пионер из стихов любимого писателя генералова детства Сергея Михалкова…