Невиновные под следствием

Алексей Федяров, 2020

Как вести себя на допросе, что делать, если вам подбросили что-то запрещенное, как обжаловать несправедливый приговор, какие российские правозащитные организации могут помочь и как обращаться в Европейский суд по правам человека? Алексей Федяров, глава правового департамента фонда «Русь сидящая», объясняет, как действовать тем, кто стал жертвой несправедливости. Автор рассказывает, как и почему российские суды выносят несправедливые и необоснованные приговоры и каким образом силовики фабрикуют и фальсифицируют уголовные дела. Анализ проводится по трем категориям: о наркотиках, экономических и политически мотивированных делах – в том числе самых последних, связанных с событиями в Москве летом 2019-го (дела Голунова, Котова, Устинова и др.). Вместе с известными правозащитниками и адвокатами, такими как А. Левинсон, А. Абгаджава, С. Бадамшин, И. Новиков и др., автор обсуждает нынешнее состояние правовой системы и тенденции ее развития. «Противостоять произволу можно и нужно, – считает Алексей Федяров. – Сохранить себя, изучить предмет и не бояться – вот что важно».

Редактор Любовь Рыклина

Руководитель проекта О. Равданис

Корректор М. Ведюшкина

Компьютерная верстка А. Абрамов

Дизайн обложки В. Демьянова

© Алексей Федяров, 2020

© Вера Демьянова, иллюстрации, 2020

© ООО «Альпина Паблишер», 2020

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Мы находимся внутри своего тридцать седьмого года, но пока имеем возможность его изучать и готовиться к худшему. Алексей Федяров по винтикам разбирает механизмы фабрикации в России уголовных дел — политических, экономических и по наркотикам. Одним читателям это укажет, с чем бороться, а другим поможет меньше времени провести за решеткой. Очень своевременная и полезная книга!

Борис Грозовский,обозреватель

С неправосудием смириться нельзя. Вернее, смириться с ним просто невозможно, потому что по своему эффекту неправосудный приговор равен пытке. Он не забывается, не прощается и никогда не уходит из сознания, оставляя в нем адский коллоидный рубец. Как ложь и предательство. Как мерзость, которой ты не смог противостоять.

Именно поэтому нужно очень хорошо понимать, как и по каким правилам работает российская фабрика, массово штампующая неправосудные судебные решения. Знать, чтобы успешно бороться за то, чтобы вирус, засоряющий российское правовое поле борщевиком неправосудия, окончательно не сжег своим ядом души людей, живущих на этой земле.

Как в условиях системы, не допускающей оправдания, все же пытаться доказывать невиновность? Собственно, об этом книга, которую вы держите в руках…

Елена Лукьянова,общественный и политический деятель, адвокат, профессор ВШЭ

И в глубине своих злобных сердец орки ненавидели Хозяина, что вверг их в столь жалкое состояние, хотя и служили ему из страха.

Дж. Р. Р. Толкин. Сильмариллион

От автора

Когда нынешняя правовая система только создавалась, в 1999 г., один приятель сказал мне: «Теперь все будет в порядке, наши люди в Кремль пришли».

Я был следователем прокуратуры, он — оперативным уполномоченным ФСБ.

На стене у него висел портрет Феликса Дзержинского, а портрета Бориса Ельцина не было, тогда отсутствие в кабинете портрета президента в тех органах не порицалось. Да и ассоциации с репрессиями на тот короткий период стали неприличны. Однажды на обжаловании в суде ареста по делу, что я расследовал, прокурор сослался на признательные показания арестованного. Судья резко одернул его: «Вы мне тут Вышинского еще цитировать начните». Органичным тогда это казалось и верным — признание должно быть подвергнуто сомнению и проверено, как любое доказательство, а судопроизводство 30-х гг. прошлого века и поминать неприлично: террор он и есть террор, пьяный матрос с наганом его вершит или суд.

Но настали времена тех самых «наших людей», которые учинили все, как только и умели. Они всегда верили, что оперативная работа, следствие, суд независимы исключительно в рамках правосознания, а оно может быть революционным, коммунистическим, социалистическим — придумать названий можно много, но главное — установленным свыше. Нынешнее вообще без имени и идеи, но элиты оберегает успешно, а это и есть его предназначение.

Тот приятель, к слову, в новых реалиях не ужился, был уволен, едва достиг порога выслуги и работает теперь в строительном бизнесе, оберегая его от силовиков как умеет. О «наших людях» говорит нецензурно, хотя в целом воспитан и к обсценной лексике склонности не имеет, ждет истинных «наших», но настроен пессимистично.

Правовая система, в которой сервильные опции настроены как основные, а правосудие допустимо лишь до границ, за которыми происходят коллизии с интересами ее бенефициаров, порочна изначально. Однако потенциал жизнеспособности этой системы огромен. Объединение исполнительных, контрольных, надзорных и судебных функций под одним началом, безусловно, обеспечило полную управляемость и уничтожило независимость, абсолютная лояльность законодателя устроителям этого порядка дала им возможность устанавливать и отменять правила произвольно. Как результат — Россия не только манипулирует своими международными обязательствами и собственной Конституцией, непринужденно на законодательном и подзаконных уровнях вводя ограничения на реализацию основных прав и свобод человека, но и сурово наказывает за нарушение этих регуляций, которые сами по себе вполне могли бы стать основой антиутопического сюжета.

Вряд ли авторы Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция) предполагали, что какая-то из стран будет системно и осознанно нарушать свои обязательства, оставаясь участником Конвенции, но игнорируя многочисленные решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) и его рекомендации по реформированию законодательства. Не думаю, что в каком-либо еще государстве высшие руководители всерьез сравнивают затраты на выплаты компенсаций за нарушение прав и на устранение причин этих нарушений. Так, в ситуации с условиями содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений кто-то во власти пришел к выводу, что платить компенсации дешевле, чем создать цивилизованные условия для арестованных. И государство платит, формально исполняя требования Конвенции, но не принимая мер к соблюдению прав своих же граждан. Платит, к слову, за счет налогоплательщика, это — бюджетные расходы. Ответственность должностных лиц в подобных случаях не персонализирована и не установлена.

Исключительно как результат манипуляций с конституционными правами граждан родилась статья 212.1 УК («Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования»), диспозиция которой сама по себе фактический запрет на реализацию конституционного права на мирное собрание. У приговоров по таким делам нет перспектив в ЕСПЧ, но в новые правила системы — «мы нарушаем Конвенцию, но исправно платим компенсации» — подобные несуразицы вписываются органично.

Легализм во всем его цинизме: правовые институты, необходимые как атрибут цивилизованного государства, функционируют и генерируют внешние признаки правосудия. Это касается и государственных институций, от формально независимого судьи до омбудсмена, и правового инструментария. Но этот инструментарий декоративен, его задача — в придании видимости соблюдения правовых гарантий. Ожидать соответствующего содержательного наполнения не стоит, эта задача элитами не востребована.

Сами по себе правовые нормы, пусть и самые прогрессивные, вязнут в правоприменении. Так, институт досудебного соглашения, который введен в российскую правовую систему Федеральным законом от 29 июня 2009 г. № 141-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации», казался прорывным в своем первоначальном замысле. В пояснительной записке к законопроекту его целью декларировалось способствование борьбе с организованной преступностью «при условии значительного сокращения таким лицам (заключившим досудебные соглашения. — Прим. авт.) уголовного наказания и распространения на них мер государственной защиты потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства».

Вылилось это в повсеместное использование «досудебки» как пряника в первые часы, когда задержанного убеждают признаться во всем, часто в том, чего тот не совершал, оговорить кого-то, помимо себя, обещают максимально мягкое наказание. Люди часто соглашаются. И таких дел сразу стало много, я знаю следователей, которые начали работать после введения этого закона в действие и вообще не пробовали расследовать уголовных дел в обычном порядке. В суде такие дела рассматриваются максимально быстро, доказательства не изучаются, а приговор в отношении «досудебщика» — негласная гарантия осуждения всех остальных обвиняемых по делу.

Конечно же, это нивелировало роль досудебного соглашения в целом, ведь оно не служит заложенным в закон целям, но направлено исключительно на ускорение и упрощение процесса. Обычной практикой стал равноценный или даже более суровый приговор, чем тот, что был вынесен остальным членам группы, вину не признавшим и боровшимся.

Вирусно распространилось объективное вменение — инкриминирование преступлений без доказывания умысла и мотивов, в особенности по экономическим делам. Уклонение от уплаты налогов и мошенничество в виде преднамеренного неисполнения договорных обязательств — материя тонкая, проще вообще не вникать в субъективное. Никто и не вникает.

Снижен, если не уничтожен, порог требований допустимости к доказательствам, полученным в результате оперативно-розыскной деятельности^[1].

Есть просветы: несколько расширено судопроизводство с участием присяжных, что одномоментно вынесло на поверхность главную проблему — неприемлемое качество расследования уголовных дел. Присяжные не верят тем доказательствам, которые профессиональные судьи переваривают в потоковом режиме. Реакция судебной системы наступила незамедлительно: оправдательные вердикты присяжных вышестоящие суды отменяют практически в каждом втором случае.

Характерный признак времени — фальсификация уголовных дел приобрела признаки интеллектуального подлога, когда документы правильны по форме, но порочны по сути. На практике сложнее встретить случаи прямой фальсификации материалов дела, хотя и таких примеров достаточно, чем в целом незаконное уголовное преследование, основанное на недопустимых доказательствах либо на нормах закона, противоречащего Конституции и международным обязательствам России.

Дело Анастасии Шевченко войдет в будущие учебники по уголовному праву как пример использования подобных методик. Следственный комитет предъявил ей обвинение в совершении преступления, предусмотренного статьей 284.1 УК — участие в деятельности нежелательной организации — Общественного сетевого движения «Открытая Россия». Решение о признании этой организации нежелательной приняла Генеральная прокуратура России, указав, что та зарегистрирована в Великобритании. Показательно, что, когда адвокат Анастасии Сергей Бадамшин обжаловал отказ следователя приобщить доказательства отсутствия Open Russia Civic Movement (английский перевод названия Общественного сетевого движения «Открытая Россия») в реестре Регистрационной палаты Великобритании, заместитель начальника управления Генеральной прокуратуры России в Южном федеральном округе Е.А. Орловский ответил, что в ходе предварительного расследования факт участия Шевченко А.Н. В деятельности иностранной неправительственной организации, признанной нежелательной на территории Российской Федерации, подтвержден имеющимися доказательствами, на основании которых последней предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного статьей 284.1 УК РФ [1].

Ситуация парадоксальна. Движения, которое признано нежелательным, не существует и не существовало, об этом имеется официальный ответ из страны, резидентом которой является организация по утверждению Генеральной прокуратуры, но уголовное дело идет своим чередом и обрастает новыми эпизодами.

Искусственность уголовных дел и масштабность этого явления в новейшей истории России — неограниченное поле для исследований. Когда такие исследования будут инициированы и когда появятся те самые новые учебники для новых юристов, ответить сложно. Ясно одно: этого не было тогда, когда остался безнаказанным врезавшийся в мирную толпу на боевом коне казак, рассекавший нагайкой лица, не будет и сейчас, когда полицейский прилюдно и под видеокамерами уверенно наносит нокаутирующий апперкот в печень беззащитной задержанной.

Логика процессов, иррациональных на первый взгляд, — вот что можно и нужно изучать сейчас. Изучать, чтобы противостоять, чтобы быть услышанными, чтобы создать критический уровень неприятия методов силовых элит и здесь, в нашей стране, и за рубежом, где эти элиты исподволь обустраивают будущее свое и своих детей.

Маркеры текущего состояния правовой системы и ее целевых установок описаны мною в первой части книги, исходя из опыта работы последних лет. Для их систематизирования я подобрал дела трех категорий: о наркотиках, экономические и политически мотивированные. В них отчетливо проглядывают алгоритмы, которые используются силовиками в других делах, менее распространенных и ярких. Понимание методов фабрикации — основа защиты, кто бы ни вел расследование и в чем бы ни состояло обвинение.

Во второй части — диалоги о том, что есть, и о том, как бороться. Это живые, без прикрас и купюр, разговоры с теми, кто на острие: с правозащитниками — Ольгой Романовой, Арсением Левинсоном и Сергеем Охотиным, адвокатами — Алхасом Абгаджавой, Сергеем Бадамшиным, Ириной Бирюковой, Андреем Гривцовым и Ильей Новиковым.

В третьей части содержатся памятки, инструкции и рекомендации — не только мои, и я взял на себя право оценки их эффективности.

Примечания

1

В данном случае автор использует профессиональный сленг юристов. Согласно современной орфографической норме следует писать «оперативно-разыскная». — Здесь и далее прим. ред.