Переводчик

Алексей Суконкин, 2006

Книга – откровенная исповедь о войне, повествующая о том, как война ломает человека, как изменяет его мировоззрение и характер, о том, как человек противостоит страхам, лишениям и боли. Главный герой книги – Олег Нартов – выпускник МГИМО, волею судьбы оказавшийся в качестве переводчика в отряде специального назначения Главного Разведывательного Управления. Отряд ведёт жестокую борьбу с международным терроризмом в Чеченской Республике и Олегу Нартову приходится по-новому осмыслить свою жизнь: вживаться во все кошмары, из которых состоит война, убивать врага, получать ранения, приобретать и терять друзей, а кроме всего прочего – встретить свою любовь. В завершении повествования главный герой принимает участие в специальной операции, в которой он играет ключевую роль. Книга основана на реальных событиях, а персонажи списаны с реальных людей.

Глава третья

Света стояла над могилой своего мужа. Теперь он был под двухметровым слоем земли, и никак уже не мог согреть свою любимую жену теплом своего сердца. Рухнуло всё…

Все надежды на светлое будущее утонули в одном листке телеграммы, который так и лежал в кармане, и все так же жег сердце и рвал душу.

Уже отсалютовал почетный караул, который выделило командование находившейся неподалеку воинской части. Солдаты выстрелили из автоматов по три раза, погрузились в машину и уехали. Могильщики закидали гроб землей, установили памятник и тоже укатили по своим делам.

Ушли родители. Ушли родственники. Ушли все те, кто пришел на похороны.

Осталась только Света.

Света и море тюльпанов.

Света и море слез.

Света и море горя.

*****

Дверцу десантного отсека открыли снаружи. Это был Иванов.

— Ну, и что ты сидишь? Давай, выходи, киллер. Нечего прохлаждаться. Ты на дежурстве, или где?

В палатке Олег устало опустился на стул. Срочник ковырялся в печке. Рядом лежала свежая куча дров. Боец натаскал пустых ящиков от снарядов, наломал их до размеров печки и теперь радостно пытался отдыхать.

— Товарищ лейтенант, угостите сигареткой…

Олег машинально угостил его куревом, и боец убежал из палатки отравлять организм никотином. В палатку вошли командир отряда, начальник штаба и Иванов.

Олег опустил глаза. Ему было противно на них смотреть. Только что он пережил сильнейшее моральное потрясение, и еще не знал, как оно отразится на его будущей жизни. Но то, что он прошел какой-то Рубикон, Олег уже не сомневался.

— Ну, как? — спросил Романов.

— Хуже некуда… — честно признался Нартов.

— Олег, — спросил Романов. — Тебе еще никто не говорил, что человек, это такая скотина, которая ко всему привыкает?

Нартов подумал, что уже где-то слышал эту фразу, но не смог вспомнить где. На всякий случай сказал:

— Знаю.

— Пойми. Это наша работа. Особенности профессии, так сказать. Ты это понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Олег.

Остальные все это время смотрели на Олега так, как будто намеревались сказать что-то серьезное, и очень значимое. Это давило на психику и было понятно, что вот-вот у кого-то вырвется нагоревшее наружу.

Первым не выдержал Иванов:

— Понимаешь, Олег, они получили независимость. Они очень сильно хотели её получить. Когда это произошло, они были безмерно рады. И что из этого получилось? Ты попробуй поговорить с ними по душам. Они тебе прямо скажут, что работать у них, как говорят блатные, просто «в падлу». Работают у них рабы. Чеченцы только присматривают за рабами, и кроме автомата ничего в руках держать как бы не должны. Вайнах будет жить впроголодь, но ни метра земли не засеет. Никогда он не возьмет в руки орудие труда. Только оружие будет в его руках. Если ему будут нужны работники, он поедет в Россию и там наберет себе рабов. И если ты думаешь, что тот, кого сегодня мы под расстрел подводили — не боевик, ты глубоко заблуждаешься. Все они тут одним миром мазаны. Все они нас ненавидят. Все они спят и видят нас мертвыми. И если кто-то из них и не боевик, то либо помогает им, либо готовится стать им. Так, что все твои переживания по поводу того, нужно было его убивать, или нет — просто лишены смысла. Ты просто еще ничего не понял. Поэтому ты сейчас подвержен влиянию ложного чувства справедливости. Было бы справедливо, если бы мы его там кончили. Я уверен, что нам бы здесь жилось немного легче. Поверь.

Иванов выдохся и замолчал. Романов и Шумов своими взглядами выразили полную солидарность с ротным. Нартов потупил взор. Он пока не знал что сказать, тем более, что после своего монолога, Иванов не требовал никакого ответа.

— Вы что, действительно собирались его убить, или только имитировали расстрел? — наконец спросил Олег.

— Могли и убить, — усмехнулся Романов. — Что нам стоит дом построить?

Олег каким-то шестым чувством понимал, что Романов не шутит.

— А если бы я в него все же выстрелил? — спросил Олег.

— Закопали бы, — усмехнулся снова Романов. — А о тебе я бы точно знал, на что ты способен.

Он бы противен Олегу.

— Дело-то не хитрое… — хмуро сказал Олег. — Обезьяну тоже можно научить нажимать спусковой крючок. Вот только будет ли та обезьяна знать, что она совершает?

Романов сплюнул от досады.

Снаружи загремели солдатские котелки. Подразделения отряда пошли на завтрак. Тут же офицеры потеряли к Олегу весь интерес. Нартов прислушался к себе, пытаясь определить, хочет он есть или не хочет. Внутренний голос говорил, что кушать пора уже давно.

Возле кухни стояли разведчики роты Самойлова. Они тихо переругивались, ожидая своей очереди за порцией каши и чая. Каждый подходящий офицер вставал за пайкой без очереди, что и вызывало очередную порцию ругательств со стороны бойцов. Олег тоже встал без очереди. За своей спиной он услышал «и пиджак туда же…».

Нартов повернулся. Никто из разведчиков даже и не пытался скрыть свое презрение к лейтенанту.

— И кому, какое дело, какой я закончил ВУЗ? — спросил Олег срочников.

Бойцы немного расступились. Все смотрели на него с совершенно одинаковым презрением. Олег в очередной раз почувствовал, что ни в коей мере не может управлять этой толпой. Никакой устав не сможет заставить бойцов подчиниться ему. И как только Иванов умудряется «строить» их?

— А чего лезете без очереди? — спросил боец с азиатскими чертами лица. Это явно был боец из «крутых».

Олег подумал, что не знает, что и сказать на это заявление. Когда его молчание уже стало заметно, он, наконец, нашелся:

— Я не вижу очереди. Стоите, как базарные бабки…

— Не надо нас оскорблять. Мы не для этого сюда приехали, — отозвался тот же боец.

— Фамилия, солдат? — спросил Олег.

— Сержант Май-оол, — отозвался боец. — А вам-то что?

— Знать буду, — усмехнулся Олег. Ему совершенно не хотелось портить с бойцами отношения. Еще памятны были прения с караулом. — А теперь встань в очередь и меньше болтай. Тем более что перед тобой офицер стоит…

Май-оол не нашел что ответить на слова Нартова и промолчал.

Получив завтрак, Олег вернулся в палатку. Там он быстро поел и, проверив связиста, завалился на топчан «отдыхать лежа».

Спать ему долго не пришлось. Кто-то за палаткой громко крикнул, и он проснулся. Встал, помотав головой. Романов сидел за рабочим столом и рассматривал карту. Шумов стоял возле радиста, что-то объясняя ему. Дневального в палатке не было. Спросить где он, Олег постеснялся.

Испив из бачка воды, он вышел из палатки. Дневальный стоял тут же. Спросил закурить. Олег отдал ему предпоследнюю сигарету.

— Кури…

Вышел Романов. Уходя, бросил:

— Караул проверь…

Солнце стояло уже высоко. Воздух был заметно теплее, чем ночью. Новый день старой войны…

Метрах в сорока от палатки штаба пять бойцов копали яму, видимо под блиндаж. Они уже упарились и скинули бушлаты. С их спин валил пар.

Олег несколько мгновений смотрел на них и вдруг подумал: «отбудут здесь свой срок и поедут по домам, если, правда, живыми останутся. И никто не заставляет их убивать…». Олега пробила мелкая дрожь. Перед глазами стоял пленный, которого он должен был расстрелять. Наверняка он не боевик, а только сознался в этом под давлением обстоятельств, для спасения своей жизни…

Вдруг Олегу стало противно он понимания, что именно собой представляет война. Вдруг он с особой остротой увидел в войне чудовищное преступление, покрытое, тем не менее, ореолом героизма, славы и справедливости. Какой бред! Война — это ужас, страх, боль, скорбь. Война — это смерть, это бесчестие, это жестокость. И не может война так подаваться в кино и книгах, как это есть на самом деле.

Олег двинулся по направлению к караульной палатке. Возле входа стоял Мишин.

— Замучил ты меня своими проверками, — устало сказал начальник караула.

— Извини, Устав. Давай «постовку», пропишу проверку.

Володя посторонился, приглашая Олега в палатку. В палатке двое караульных играли в шашки. Третий из бодрствующей смены ломал на дрова снарядные ящики. Еще трое спали на нарах. Олег сел за стол и начал заполнять постовую ведомость. После караула Нартов пошел по расположению отряда и незаметно для самого себя дошел до палатки медицинского пункта. Из палатки доносились голоса, и он решил войти.

Саша Кириллов сидел на корточках и рассматривал резаную рану на ноге старшины-контрактника из роты Самойлова. Старшина Широков, которого все звали «Шайбой», морщился от боли, но терпел и вслух свою боль не выказывал. Саша, чтобы облегчить старшине страдания, сказал:

— Рана пустяковая, на «гражданке» ты бы ко мне с такой раной и не пошел бы.

— Правильно, — усмехнулся старшина. — Я бы врача на дом вызвал…

Кириллов повернулся, и увидел Нартова.

— Привет, — кивнул врач. — Проходи…

Саша закончил бинтовать рану, и сказал старшине:

— Шайба, такую повязку ты мог бы и сам себе наложить. Вот тебе антибиотики, пей каждые четыре часа по одной таблетке. Завтра утром приходи на осмотр. От выполнения боевых задач я тебя освобождаю.

— А это зачем? — старшина криво посмотрел на врача. — Не надо мне освобождения. Я могу бегать. Как на меня пацаны смотреть будут?

— Еще набегаешься. Еще навоюешься, — Саша хлопнул старшину по плечу: — Иди.

Когда старшина вышел, Кириллов повернулся к Олегу:

— Рассказывай. Что болит?

— Да, собственно, ничего не болит. Разве что душа…

— Это у всех здесь болит. Это побочное явление любой войны. Так что сильно по этому поводу не переживай. А что, собственно, ты так распереживался? На боевые, вроде, не ходишь…

— Да так. Утром мне приказали расстрелять чеченца. Разве можно вот так просто взять и убить?

— Можно, — махнул рукой Кириллов. — Запомни, Олег, это — война. Здесь цена человеческой жизни равна цене патрона. С этим нужно просто смириться, и принимать это как должное. Или быстро свихнешься. Ты его расстрелял?

— Ты что? — Олег замахал руками. — Я же не палач!

— Значит, ты еще не перестроил свою психику на боевой лад. Ну, ничего. Это дело вполне поправимое. Скоро будешь убивать пачками, и на завтра уже не будешь об этом помнить…

Саша так скривил лицо, что, было, не понятно говорит он правду, или так жестко шутит. Поэтому Олег не знал, как ответить. Он промолчал.

— Может, дать тебе успокоительного? — спросил Кириллов.

— Давай, если не жалко… — пожал Олег плечами.

Врач вынул из ящика какие-то таблетки, и дал Нартову пару штук. Олег проглотил таблетки и запил их водой.

— На войне, Олег, жизнь и гроша ломанного не стоит. Примирись с этим.

— Но ведь это не правильно! Человеческая жизнь — это самое дорогое, что есть на этом свете. Жизнь надо беречь, а не так лихо пускать её в оборот…

— Запомни, Олег — война, это самое мерзкое, самое кровавое преступление.

— Но ведь все равно, это не правильно!

— Это не совсем так, — покачал головой Саша. — Убивая врага, ты, возможно, спасаешь кому-то жизнь.

— Не нужно было затевать эту войну. Тогда бы не пришлось никого убивать.

— Война уже начата. И не нами. Сейчас наша задача — закончить войну. Закончить мы её сможем только после того, как переломим боевикам хребет. А это мы сможем сделать только тогда, когда отправим к Аллаху большую часть боевиков.

— Тот, кто начал войну — урод, — заключил Олег.

— Согласен, — кивнул Саша. — В семье не без урода.

— Этого урода надо сюда. Пусть он посмотрит, как это выглядит на расстоянии вытянутой руки. Пусть он посмотрит, что есть такое смерть, как она выглядит, как она пахнет. Может, тогда он осознает, на что обрек тысячи человек…

— Уроды, Олег, никогда не спускаются до таких мелочей. Им хорошо и наверху.

— Но я бы все равно хотел бы посмотреть на них здесь. Вон там, на сопке, где погибла десантная рота.

— Я, честно говоря, тоже… но это, как ты понимаешь, не реально. Смотреть на смерть выпало нам и только нам. Ничего уже не изменить. Такое наше призвание…

Саша закрыл ящик с медикаментами и снова повернулся к Олегу:

— Если тебе приказали расстрелять боевика, значит, наши командиры в отношении тебя что-то замышляют.

— Я знаю. Романов приучает меня к виду крови. Он что-то задумал. Говорит, что если эту задумку реализовать, то боевиков можно будет брать голыми руками…

— Романов это может. У него голова светлая… — усмехнулся Саша.

— Голова светлая, а стоит на должности всего лишь командира батальона.

— Это так задумано, — улыбнулся Саша. — Большие командиры специально таких как наш Борисович высоко не поднимают. Только такие, как Романов, умеют учить своих подчиненных воевать. Сейчас Романов командует уже шестым отрядом. Ставят его на самый плохой отряд, смотришь, через полгода не отряд, а конфетка. Романов разведчик экстра-класса…

— Я его еще не очень хорошо знаю…

— Еще узнаешь. А вообще, по-моему, Романов это тот, за кем можно идти с закрытыми глазами. У него сознание не как у нормальных людей. Что-то случилось, еще никто не понял, что именно, а он уже все взвесил, осознал и выработал решение… Он с горцами не воюет. Он с ними просто играет. Они для него не противник. Для другой войны он готовился. В Афганистане он был заместителем командира роты в Асадобаде и там воевал так, что мятежники за него даже миллионное вознаграждение назначили.

— Мне кажется, что на войне самое страшное, это недооценить противника, — сказал Олег.

— Это так. Но Романов себе цену знает. Позже ты увидишь в нем нечто такое, чего нет у многих крутых спецназеров.

— И что же это?

— Как бы тебе объяснить… понимаешь, командиры на войне стараются всегда быть осторожными, постоянно считаются с противником, чего-то опасаются, чего-то боятся. Романов не боится вообще ничего. Ему сам черт не брат. Если он куда-то приходит, пусть даже к незнакомым людям, то все вдруг понимают, что он Хозяин. Он даже может еще ничего не сказать, но все понимают, что он выше всех. Просто Борисович хозяин любого положения. Хозяин любой ситуации. Когда нет выхода, он просто проломит стену, но выход найдет. Это человек огромной силы воли. Воли у него столько, что хватит на сто человек. Или на двести. А может и больше… Он здесь над всеми нами хозяин не только потому, что у него звание и должность, но и больше потому, что все в него верят и все его уважают…

— И боятся, — сказал Олег, вспомнив как Романов нарезал Мишину.

— Да, и боятся, — кивнул Саша.

Олег понял, что исчерпал темы для разговора и повернулся к выходу из палатки.

— Я пойду. Спасибо за таблетки.

— Приходи вечером, посидим, чаю попьем…

Олег кивнул:

— Хорошо, я приду, как смену сдам…

Олег вышел из палатки и направился к штабу. Подумал, что Саша Кириллов хоть и говорил ему немного не то, что он хотел услышать, но мыслит врач в том же русле, что и сам Олег.

— Где ты ходишь? — спросил Шумов, как только Олег вошел в палатку.

— К врачу ходил.

— Душу лечить? — майор криво усмехнулся.

Олег ничего не ответил. Он прошел к печке и вытянул перед ней ноги. Пришел Романов и сунул Нартову под нос топографическую карту.

— Изучай.

Олег взял карту в руки. Это был прилегающий к расположению отряда район. Возле Сельментаузена на высотах были нарисованы крестики в кругах.

— Изучай, — повторил Романов и хлопнул Олега по плечу: — Завтра туда поедем раненных боевиков по подвалам искать…

Нартов смотрел на карту как баран на новые ворота, а сам только и думал о том, что завтра предстоит боевой выход.

Через час случилось знаменательное событие: в отряд прикатила колонна из шести бронированных артиллерийских тягачей МТ-ЛБ и трех боевых машин пехоты БМП-2 — «двушек». Это, наконец-то, по решению командования группировки войск, отряду придали бронированную технику. Конечно, не ахти, но уже можно было формировать бронегруппы мобильного резерва, и более эффективнее прикрывать броней действия разведгрупп.

Романов поднял всех свободных офицеров принимать технику. Началась суета и беготня.

Вечером Олега пришел менять командир взвода связи. Он не придирался и вскоре Олег, поужинав, спустился в блиндаж, где и завалился на свои нары. В блиндаже спал раненый Шайба, и больше никого не было. Полежав минут десять, Олег встал, чтобы написать письмо любимой. Из своего рюкзака он вынул пакет, в котором находились толстая ученическая тетрадь, шариковая ручка и несколько почтовых конвертов. Вырвав из тетради двойной лист, он устроился удобнее, и написал: «Здравствуй моя любовь!». Теперь нужно было написать само письмо. «Погода у нас хорошая, Солнце. Стоим в горах». Олег почесал затылок. Что еще написать? Написать, как ему приказали расстрелять молодого чеченца? Написать о том, как недавно здесь в горах погибла десантная рота? Написать о том, что остается от человека, когда рядом с ним разрывается артиллерийский снаряд? Написать, как выглядит человек, которому перерубили голову пехотной лопаткой? А может, написать о том, как выглядят срочники, не спавшие трое суток? Написать сколько у них тут работы? Или написать, сколько здесь запасено водки?

Олег отложил ручку. Разве ей это надо знать? Она живет там своей нормальной, мирной жизнью, решает свои, сугубо мирные проблемы и ничего этого не знает, и знать не хочет. И вообще знать ей, что такое война совсем не обязательно. Зачем ей это знать? Зачем вообще знать это? И нужно ли вообще это людям?

Олег понял, что его опять понесло, и попытался остановить свои мысли. В письме он написал свои фантазии. Написал о том, какой он представляет себе свадьбу. Расписал свадьбу в красках и деталях…

На эти фантазии ушел весь лист. Ну и хорошо. Запечатанный конверт Олег отнес к почтовому ящику, который висел на столбе в центре расположения отряда. Постояв немного на улице, он спустился в блиндаж. Чуть погодя спустился Лунин. Дима деловито достал бутылку водки и, посмотрев на Олега, спросил:

— Будешь?

В этот момент появился Мишин. Он ответил:

— А почему бы и нет?

— Ну, нет, так нет… — усмехнулся Лунин и поставил бутылку назад.

— Как это нет? — взъелся Володя. — Как это нет, когда да!?

— Не плачь, сейчас налью… — Дима открыл бутылку.

Мишин подставил кружку:

— Пол кружки…

Дима налил ему водки, и повернулся к Олегу:

— Где твоя кружка?

Олег покривился, но потом передумал и подставил кружку.

— В честь чего? — спросил Лунин, когда все кружки были налиты, а банка тушенки открыта и выставлена на печку.

— Давай, за нашего «пиджака» выпьем, — предложил Володя тоном блатного урки. — Он сегодня свое первое боевое дежурство отстоял.

Олег зло посмотрел на Мишина, но ничего не сказал. Выпили. Начали закусывать.

— Как выход? — спросил Володя Лунина.

— Нормально, — пережевывая тушенку, отозвался Дима. — Доложили об уничтоженном опорном пункте боевиков…

— Большой пункт? — спросил Олег.

— Блиндаж. Такой, как этот…

— Так вы же артиллерию на него наводили. Там что, были боевики? — не унимался Олег. — Ты же сам докладывал, что боевиков до тридцати человек…

Дима широко улыбнулся:

— Да нет. Артель я для профилактики вызвал. Никого там не было…

— Но доложил об опорном пункте!

— Ну и что? — удивился Дима.

— Как что? Это же чистой воды обман…

— Вся война — чистой воды обман… а нашим правителям и нашим генералам приятно. Пусть старики порадуются…

Мишин налил еще по пол-кружки. Поставил пустую бутылку под нары. Лунин поднял кружку. Олег последовал его примеру. Выпили, ни слова не говоря. Лунин завалился на нары.

— А рожу я тебе все равно набью, — сказал Володя Олегу. — Никакой Романов тебе не поможет…

— Давай, — с вызовом сказал Олег. — Начинай.

— Да пошел ты.

— Туда же топай.

— Урод.

— От урода слышу.

Мишин больше ничего говорить не стал и последовал примеру Лунина. Олег вышел из блиндажа на свежий воздух. Алкоголь уже действовал, и ему было легко и весело. Покачиваясь из стороны в сторону, Нартов пошел к Кириллову. По пути ему попался на встречу капитан Иванов. Глеб понюхал воздух:

— Никак пьян?

— Совершенно в тютельку, товарищ капитан! — с вызовом сказал Олег.

— О! Еще и обнаглел! — Иванов улыбнулся. — Ладно, вали, куда валил. Утром поговорим…

— Хоть попоем… — вызывающе кивнул Олег. Иванов сейчас был ему противен.

Капитан пошел своей дорогой. Нартов пошел своей. Впереди мелькнула плечистая фигура командира отряда, и Олег обошел «опасное» место стороной. Пока он топтал грязь по кругу, прошло минут десять и, войдя в палатку медицинской службы, он нос к носу столкнулся с тем, кого так долго пытался обойти.

Романов и Кириллов сидели к нему спиной и перебирали индивидуальные аптечки. Увиливать уже было поздно, а потому Олег набрался решимости и спросил:

— Разрешите?

— Заходи, — кивнул Романов. — Чего надо?

— Да так…

— Он ко мне, — вставил Саша. — Поговорить…

Романов привстал и повернулся к Олегу:

— Ты случайно не видел, что бы сюда, в палатку, кто-нибудь лазил?

Олег пожал плечами:

— Нет. А что?

— Кто-то, пока меня не было, забрался сюда и вытащил из аптечек десять шприц-тюбиков с промедолом, — сказал Саша.

— Ого, — удивился Олег. — Срочники?

— А кто же еще? — вздохнул Романов. — Ладно, разбирайтесь пока здесь, а я пойду, отряд застрою…

Романов направился, было к выходу, но вдруг остановился и ткнул Олега пальцем в грудь:

— Да, Нартов! Завтра в пять утра, по полной боевой, ты стоишь у штабной палатки. Автомат, два боекомплекта, четыре гранаты, пистолет, бронежилет, каска. Усвоил?

— А где это брать? — выпучил Олег глаза.

— Должность капитана Красильникова тебе известна?

— Начальник службы вооружения…

— Вот у него все это и возьмешь. Можешь сегодня, пока он еще не спит, взять у него оружие. Почистишь автомат и пистолет. Привыкнешь к ним. Боеприпасы получишь завтра. Понятно?

— Так точно.

Романов вышел. Олег сел на ящик возле Кириллова:

— Так как это получилось?

— Ума не приложу. Вышел на десять минут. Прихожу — ящик раскурочен. Аптечки валяются открытые. Сейчас с Борисовичем пересчитали — десять штук не хватает.

— Подозрения есть?

— Пока нет, но найти их совсем не сложно. Сейчас Романов всех построит, а я посмотрю, у кого ручки дрожат, да глазенки бегают…

— А зачем срочникам промедол?

— Как зачем? Это же наркотик. Ширяться будут. Кайф ловить…

— Поймают?

— Если мы их сейчас прежде не поймаем…

— И как это в спецназ наркоманы попадают? — усмехнулся Олег. — Это же элитные войска. Отбор там, прочее…

— Какой там отбор! — Саша махнул рукой. — Приехали в военкомат, взяли, что было и рады. Хоть кого-то набрали… это еще цветочки. Ягодки, как я понимаю, только впереди…

— Да, — протянул Олег. — Страна большая, а выбирать не из чего…

— Господи, да кому мы нужны? Если бы действительно надо было, то в нужном отряде могли бы одних спортсменов собрать — залюбуешься! Вон, во время Великой Отечественной войны НКВД себе спецназ создавал — целую бригаду из спортсменов собрали. ОМСБОН назвали. Два полка в бригаде, несколько отдельных батальонов. Две тысячи человек. Чемпионы сплошь, да студенты института физкультуры имени Лестгафта. Воевали — залюбуешься. А сейчас это просто никому не надо. Вот и берем наркоманов. Ибо брать больше и некого… никто в армию идти не хочет.

Саша встал и, подойдя к другому ящику, начал колдовать над примусом:

— Я обещал напоить тебя чаем…

— Не откажусь…

Олег, видя обилие в ящиках всевозможных медицинских инструментов и препаратов, спросил:

— У тебя здесь столько всего. Ты, наверное, можешь и операции делать?

— Ну, это, смотря какие, — Саша поставил на примус чайник. — Вот если, к примеру, тебе голову осколком срежет, но висеть на лоскуте кожи она останется, я могу сделать транспортную ампутацию… отрезать голову совсем, чтобы было удобнее везти тебя в госпиталь…

Саша хотел пошутить, но вдруг встретил перепуганный взгляд Нартова.

— Мне? Голову?

— Я пошутил, — успокоил Олега Саша. — Операции делать могу. Несложные, правда.

За стенкой палатки раздался зычный рык Романова, строившего личный состав срочной службы.

— Пошли, — Саша встал.

Из ящика он достал командирский фонарик. Через пять минут он уже ходил вдоль строя разведчиков, светя фонарем им в глаза и на руки. Через некоторое время он вывел из строя двоих, у которых бегали глаза, и тряслись руки.

— По вене ширял? — спросил одного из них Саша.

— Му… — неразборчиво отозвался тот.

— Деятель! — выругался Саша. — Сколько вколол?

— Наверно по два, — неопределенно отозвался второй.

— Где остальные шприцы? — спросил Романов.

— Здесь, — боец вытащил из кармана недостающие шприц-тюбики.

Саша забрал их, проверил и положил себе в карман.

— Трудотерапия вам до конца командировки обеспечена! — пообещал им командир. — Что с вами сделать?

Те не отвечали. Романов дал каждому по затрещине, и, пообещав с утра заставить их копать окопы, передал «преступников» «на воспитание» командиру роты Самойлову. Саша и Олег вернулись в палатку медслужбы. Кириллов сказал:

— В отряде шесть санинструкторов. Надо одного или двоих поселить здесь со мной. Заодно и охрана от этих уродов…

— Дельно, — кивнул Олег.

— Прошу к столу, — Саша достал печенье и кружки.

Олег снял с примуса чайник и поставил его на ящик, который играл роль стола. Нартов взял печенье и вприкуску начал пить горячий чай. Печенье он опускал в кружку — чтобы размокло. Размокшее печенье казалось немного вкуснее.

— Как дома, — улыбнулся Олег.

— Дома лучше.

— Ты женат? — спросил Олег.

— Да. Ребенок есть, второго ждем… а я здесь…

— Как она тебя отпустила? — Олег громко отхлебнул и поморщился. Обжегся.

— У нас в медпункте почти сплошь женщины. Неужели бы я позволил ехать им вместо себя?

— Я понял.

— Ира вот-вот родит, и я увижу крошку только через три месяца, — Саша мечтающее посмотрел куда-то сквозь Олега, потом встрепенулся: — Увижу, если меня здесь не грохнут…

— Да… — протянул Олег. — У тебя уже есть дети. Было бы обидно погибнуть здесь хрен знает за что, не оставив после себя никакого потомства…

— Было бы обидно, погибнуть здесь даже оставив потомство… — парировал Саша.

— Сколько здесь уже народу погибло! А за что? Интересно, кто-нибудь, когда-нибудь сможет толково объяснить, за что мы здесь воюем? Ради чего здесь идет война?

— Этот вопрос простые люди задают себе с начала времен… и всегда причина сводится к одной. Это обогащение. Чистая экономика. Обогащение одних за счет страданий и смертей других.

— Наверно, это так, — согласился Олег. — Но ведь из нашего руководства никто и никогда в этом не признается! Они будут придумывать массу разнообразных сказок типа патриотизма, воинского долга, защиты интересов Родины… я на войне всего несколько дней, но мне кажется, что я уже многое понял.

— Что? — Саша потянулся за чайником, чтобы долить в кружку кипятка.

— Не знаю, как ты это воспримешь, но мне кажется, что патриотизма как такового просто не существует. Его нет. Это миф, придуманный только для того, чтобы вдолбить его в головы народа и заставить этот народ воевать. И чтобы никто не посмел роптать, когда Родина будет посылать на смерть. И Родина мне кажется понятием совершенно абстрактным. Для меня Родина — это тот диван, на котором я спал, это тот двор, на котором я вырос. Это мой дом и моя семья. Вот что я должен защищать. А всю страну я Родиной назвать никак не могу. Что, Чечня для меня — Родина? Ничего подобного.

— Ну, в целом у тебя мысль правильная, — усмехнулся Саша. — Я примерно такого же мнения. Но в любом случае ты должен понимать, что даже такая непонятная война как эта имеет вполне конкретную цель.

— О чем ты?

— Вот о чем. Цель войны — это не только убийство людей. Цель войны — это, кроме того, еще и убийство, вдумайся, убийство убийц. Если сейчас мы не покончим с распоясавшимися, озверевшими от безнаказанности боевиками, то завтра они могут постучаться в твой дом. Сейчас Чечня — это осиное гнездо международного терроризма, откуда осы-убийцы разлетаются по всему миру. Мало накрыть гнездо колпаком. Его нужно еще и раздавить. Раздавить так, чтобы ни одна оса не выжила. Вот именно этим мы сейчас здесь и занимаемся.

— Но сколько здесь гибнет мирного населения! Осколок авиабомбы не разделяет людей на хороших или плохих. Бомба просто убивает все живое. Просто убивает.

— Ну, видимо, нет больше способа достижения этой цели. А невинные жертвы были всегда. Я, конечно, не призываю с этим мириться, но это есть и с этим трудно не согласиться…

— Не нужно было разводить это гнездо. Или нужно было раздавить его еще тогда, в первую войну…

— Упущенного не воротишь. Можно только исправить. Да и то, не всегда…

Крошки печенья сыпались на брезентовый пол палатки. Олег опустил голову и смотрел на эти крошки.

— Олег, это — Кавказ. Тут уважают только силу. Полгода войны уже показали многим боевикам, что на этот раз с ними никто в перемирия играть не собирается. Что их давят, давят и давят. Руку даю на отсечение, что большинство боевиков уже сейчас готовы сложить оружие, и попытаться жить мирной жизнью. Другое дело, что сейчас они ничего, кроме как стрелять, не умеют. Но это их проблемы. Если не хочешь учиться жить по нормальному — тогда прими смерть от федеральных сил. Но, думаю, найдется среди них сильный лидер, который сможет объяснить всем свою позицию, объеденить чеченский народ для борьбы с терроризмом. И тогда война пойдет на спад.

Олег подлил в свою кружку кипятка. Снаружи послышались шаги, и в палатку вошел Романов. Саша и Олег начали, было подниматься, но тот махнул рукой, чтобы не вставали.

— Чаю? — спросил Кириллов.

— Наливай.

Романов устало сел на ящик и расстегнул бушлат. Саша, наливая в кружку кипятка, начал нахваливать свой чай:

— Черный. Индийский…

— Замучили срочники! — вдруг сказал Романов. — Что ни день, так с ними обязательно что-нибудь, да происходит. Ну, не убивать же! Но и слов некоторые не понимают… надо гауптвахту сделать для особо отличившихся. — Романов взял в руки кружку и отхлебнул добрую половину. Потянулся за печеньем, не достал: — Ну, давай сюда, не дотягиваюсь…

Олег придвинул командиру пачку. Романов принюхался:

— Ты уже выпил? Когда успел? Думал, что показалось, когда вошел…

— Да так, с парнями…

Олег подумал, что Романов начнет сейчас допытываться с кем именно он пил, но командир вместо этого сказал:

— Если назавтра намечается боевой выход, то пить с вечера не надо. Мне нужны здоровые бойцы, а не такие, у которых болит с перепою голова.

— Больше не буду.

— Смотри. В следующий раз накажу.

— А что завтра делать будем? — Олегу не терпелось узнать, что будет завтра.

— Увидишь.

Олег подумал, что спрашивать больше ничего не надо. Если надо, командир сам все расскажет. Романов провел ладонью по щеке Нартова:

— Что-то борода у тебя плохо растет.

— Тут я не при чем…

— Да я тебя и не виню, — Романов рассмеялся. — Просто я думал, что у тебя борода, как борода… а у тебя ни черта нет…

— Это плохо для вашего плана? — с участием спросил Олег.

— Не особенно… — Романов утратил к Нартову интерес и повернулся к врачу: — Когда твоя жена рожать будет?

— Это одному Богу известно. На днях срок выходит…

— Я тебе разговор с женой по связи через спутник попробую устроить. Если получится…

— Спасибо, — Саша кивнул. — Пусть в начале родит.

— Ну, думаю, что за это беспокоиться не надо…

Саша улыбнулся в ответ. Романов снова повернулся к Олегу:

— Как Мишин? Проблем не строит?

— Нормально.

— А что у тебя с ним произошло?

— Да так. Стал уверять меня, что я «пиджак» и от этого плохой специалист…

— Пусть вспомнит, что в нашей армии сейчас начальником Генерального Штаба генерал Квашнин. А он, между прочим, тоже — «пиджак»…

— Я ему это передам…

Романов встал:

— Спасибо за чай. Пойду. Нартов, долго тут не сиди…

— Понял, Юрий Борисович, долго сидеть не буду…

Когда командир вышел, Кириллов сказал:

— Когда в бригаде узнали, что предстоит поездка на войну, народ начал «косить» все как один. Никто не хотел ехать в Чечню. Все хорошо помнили, как нас по-свински кинули в первую войну. Но как только узнали, что командиром отряда поедет Романов, не то, чтобы отказников не было, мест не хватало, и народ на спичках тянул, кому ехать…

У Олега забулькало в животе. Он решил, что пора идти. Встал:

— Ладно, я пойду.

— Пошли, посмотрим на героев, — предложил Саша.

Вдвоем они прошли к расположению роты Самойлова. Дежурный по роте свернулся возле прогоревшей печки и проспал появление двух офицеров. Саша несильно ткнул его ботинком в бок:

— Вставай, преступник…

Солдат подскочил.

— Где наши бандерлоги?

Разведчик понял, кто именно интересует начальника медицинской службы, и указал в угол палатки:

— Крайние двое…

Один «наркоман» спал, едва дыша, второй сидел на нарах, низко опустив голову. Его время от времени рвало в цинковую коробку от выстрелов к автоматическому гранатомету.

— Тошнит? — спросил Саша.

— Угу, — отозвался боец.

— Будешь знать, когда нужно колоть эту гадость, а когда нет…

Врач проверил у солдата пульс.

— Ладно, жить будешь. Пусть это послужит тебе уроком на будущее, — Саша развернулся и сказал Олегу: — Пошли. Все нормально. Не сдохнут. Если сдохнут, напишем, что погибли смертью героев в боях за Родину…

Олег сплюнул в сердцах. Если бойцы действительно бы умерли, то считались бы погибшими при исполнении воинского долга…

В палатке службы ракетно-артиллерийского и инженерного вооружения еще сидел капитан Красильников, заполняя при тусклом свете лампочки какой-то журнал.

— Мне Романов приказал вооружиться, — вместо приветствия сказал Олег.

— А именно?

— Автомат, пистолет, патроны, гранаты…

— Держи, — Красильников протянул Олегу автомат. — Сейчас найду пистолет. Тебе какой?

— Конкретных указаний на этот счет не было.

— Тогда держи вот этот.

Капитан передал Олегу пистолет с непомерно длинным и толстым стволом. Олег понял, что это бесшумный пистолет. Так же он взял четыре магазина к автомату и запасную обойму к пистолету. Патроны к пистолету Красильников выдал сразу. Олег расписался в журнале получения оружия.

— Нож нужен? — спросил капитан.

— Если не жалко…

— Не жалко. У меня их валом. На, держи.

Олег взял в руки нож. Это был не обычный нож, а нож разведчика со стреляющим устройством в рукоятке.

— Как им пользоваться? Я, к своему стыду, этого не знаю…

— Легко, — капитан показал, как заряжается нож, как взводится спусковой механизм, и как производится выстрел. — Усвоил?

— Вполне.

— Выстрел тут тоже без звука.

— Я понял.

Олег вложил пистолет и нож за пазуху, повесил автомат на плечо и пошел в свой блиндаж. Там Мишин, Данилов и Иванов, к великому удивлению Олега, играли в карты. Один из контрактников, Костя, чистил снайперскую винтовку. Лунин спал пьяный.

— Это что? — спросил Мишин, увидев, как Олег вывалил всю груду оружия на свои нары.

— Завтра выход.

— И тебя берут? Странно… ни за что бы, ни поверил…

— Ну и флаг тебе в руки…

Олег завалился на нары, уложив автомат и все остальное под себя. Игроки громко кричали, когда у кого-то удавалось выиграть, и мешали уснуть. Но все же сон скоро сморил Олега и он не заметил, как впал в небытие…

Под утро в блиндаж спустился дневальный и тихо позвал:

— Товарищ капитан Иванов. Время…

Глеб подскочил и гаркнул на весь блиндаж:

— Подъем, разведка!

Мужики зашевелились, начали подниматься. Глеб показал Олегу как нужно одеваться, чтобы и не мерзнуть и не потеть. Олег надел на тельник свитер, на него разгрузочный жилет и только сверху накинул бушлат. Бушлат, в случае чего всегда можно быстро скинуть и работать в более «активном режиме». По совету Лунина бесшумный пистолет Олег спрятал под разгрузку, нож вложил в один из карманов разгрузки. Так же в разгрузку он вложил фляжку с водой и зажигалку.

— Пошли получать боекомплект… — сказал Глеб, осмотрев Лунина, Данилова, Нартова, Мишина и контрактников.

Олег посмотрел на часы. Дневальный поднял их на полчаса раньше положенного срока. Олег понял, что это сделано специально, чтобы командиры поднялись раньше своих солдат и имели возможность проконтролировать общий подъем.

Красильников выдал Олегу шестьсот патронов к автомату, еще шестнадцать к пистолету, два патрона к ножу и четыре ручные осколочные гранаты. Так же Олег получил две дымовые шашки и две сигнальные ракеты красного и зеленого цвета. Все это он уложил в снятый бушлат и пошел в штабную палатку.

В палатке находился дежурный по отряду, начальник штаба и радист, который по обыкновению уткнулся в стол.

— Разрешите? — спросил Олег, входя.

— Заходи, — кивнул Шумов. — Готов?

— Магазины только снарядить… — отозвался Олег, и, положив бушлат на стол, развернул его.

Так как у него было только четыре магазина к автомату, пришлось подумать, куда уложить остальные четыреста восемьдесят патронов. Все оказалось проще простого. Шумов усмехнулся незадачливости Нартова и подсказал:

— А рюкзак тебе для чего выдан?

Олег побежал за своим рюкзаком. Быстро вытряхнув содержимое рюкзака под спальный мешок, он вернулся в палатку. Еще через пять минут Олег уже стоял на плацу, где собирались подразделения, выходящие на боевую задачу.

Суеты никакой не было. Иванов выстроил три группы своей роты и начал проводить осмотр. В это же время несколько человек под руководством Мишина принесли ящики с боеприпасами. Разведчики деловито и сноровисто набивали патронами автоматные магазины, получали осколочные и реактивные гранаты, взрывчатку и средства взрывания. Кириллов раздал санинструкторам промедол и пару флаконов кровезаменителя. Радисты проверяли аккумуляторные батареи для своих мощных радиостанций. Олег уже знал, что живучесть разведгруппы определяется не только наличием мощного оружия в самой группе, но и возможностью в любой момент связаться с базой и запросить помощи артиллерией или авиацией…

Конец ознакомительного фрагмента.